(Письмо другу в Нью Йорк) Отчего ты не хочешь ворочаться домой? Тараканы на кухне изожрали оглодки, нынче мода на жажду, хрип растрескал все глотки. Кто отвертит им краны? Черёд за тобой. И не вздумай там плакать, ну, право, смешной. Кто же станет всерьёз так жалеть насекомых? Знай, брат, каждый надломлен, и Бог и Герой. "Кто тебя пожалеет?" - Усвой аксиому. В палестинах как встарь — всё дожди да дожди. И надолго: опять пузыри пузырятся. Не брани за помарки, — просто пальцы все в кляксах. Сложно чисто писать, да и я — не Рушди. Здесь у нас по весне распускает цветы неуемная поросль вифанского сада. А вкусить, — все плоды с плодожоркой…, так ты не прислал бы с оказьей заморского яда? Соломон начертал на песке: "Всё гори…" Перстень врос до кости в безымянный Царя. Суламифь подыссохла, песнь за песней вторя. Моисей впал в разврат: на скопцов шестерит. За Кедронской заставой как вечер, - так труп. Рэкетиры на днях припугнули Иуду. В Вифлееме справляли шабаш: первый круп оказался у Марьи, вишь, не спортил Ублюдок. Ну, на этом кончаю: с бумагой тоска. Береста ж мне не в лыко, сплетаются лапти. Скажешь всё слишком мрачно, так, милый, я ж практик. Обнимаю. Целую. Весь твой, как доска.