Вечер память снимает слоями, как краски с холста, как с ввалившихся глаз пелену беспробудного пьянства... Я впервые тебя увидал в день распятья Христа, в разномастной толпе, ошалевшей в своём горлапанстве. Ты прости, что в тот день я смотрел на тебя свысока... Пред толпою с извечною жаждою зрелищ и хлеба по соседству с Христом на пробитых гвоздями руках обвисал на кресте под презрительным прищуром неба. Безучастный палач, промахнувшись, колол наугад... я смотрел на тебя в завершительном приступе боли: я вернусь отыскать этот полный страдания взгляд, если тот, по соседству, не лгал и воскреснуть позволит. Не солгал...я воскрес и вернулся в обличье ином. И закат, отливая тонами начищенной меди, преломлялся в следах от клинков на доспехе стальном... И в алмазных подвесках и серьгах блистательной леди. И глотала земля пересохшая свежую кровь, и толкли её впалую грудь с упоеньем копыта. Я тебя отыскал...мы по разные стороны вновь: в ложе - ты, я - в ристалище, кровью и потом политом. Этот взгляд...и наклон головы...и волос завиток.... Хаотически бесится пульс: это ты, несомненно! А потом - темнота... и кистень, проломивший висок... и на горле моём сарацина стальное колено. Но сегодня, в пришествии третьем тебя я обрёл. Ни орущей толпы...ни креста... ни коней... ни доспехов... Бог устал истязать и мосты между душами свёл. И судьбу залатал, как на старом хитоне прореху. Я скажу тебе то, что тогда не судилось сказать. И закон бесконечных кругов возвращений нарушу. Пусть меня отвергали в своей чистоте небеса - лишь бы ты не отвергла тобой восхищённую душу. Мне ладонь протяни и позволь быть с тобою всегда, чтоб судьбе воедино сливаться с твоею судьбою. А когда в небе вспыхнет, сжигая живое, звезда - я с тобою хочу умереть...и воскреснуть с тобою...