Бушуев. А. ПОКАЯНИЕ БОГОВ. Бушуев А. 1 ПОКОЯНИЕ БОГОВ. Предисловие. Выходишь на уровень творчества, летаешь там от здравого смысла до бесконечности… потом возвращаешься в будни, просчитанные физикам, психологами и прочими алхимиками политиками и остальными скоморохами, да лицедеями… Побывав в альтернативных мирах, ты наполняешься их светом. Душа становится полной, а Мир повседневных будней - пустым и темным; ты чувствуешь эту поразительную разницу между внутренней полнотой и внешней пустошью с ее деньгами, дружбой или скажем рабством, любовью и всем что из этого вытекает – рождением, жизнью, смертью… А ведь реальность не заключается в одном только матричном взгляде системы, которая носит твои глаза. Реальность гораздо более широкое поле экспериментов. И даже если ты прожил тысячу лет, ты все равно нихрена не знаешь. Реален здесь только ты. Часть первая. ЗМЕЙ. Театр теней. Бой с тенью; тень может тебя догнать. СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ. В понедельник после работы я зашел к приятелю. Но его не было дома. Дверь мне открыл вежливый бородатый здоровяк. Никогда раньше не видел его у Артема. - Артем, дома? – спросил я. Бородач схватил медвежьими лапами мою руку и начал ее трясти грубо и аккуратно так, что делалось неприятно от его чрезмерной его манерности. -Здравствуйте, - сказал он вежливо как на приеме долгожданных гостей. И чуть было не раскланялся и представился: -Последние сорок лет меня зовут Александр. – Сказал он. - Но ты называй меня Бородатый. Бороду видишь? Хватка у него была железной. (Пол века назад он бы работал в кузне -металл крамсал; таких не напичканных анаболиками великанов природа не часто ваяет из биологического материала. Хотя, манеры его, нужно сказать, имеют в своих корнях аристократический генотип). Я пожал его руку и сказал, что меня зовут Александр Сергеевич и что сокращенно меня можно называть - АэС - Проходи АэС. – Сказал Бородатый. В комнате царил полумрак. Горели разноцветные свечи. Сильно пахло коноплей. Музыка лилась из невероятно больших колонок расставленных по углам; кто-то кайфовал, стараясь, наверное, утонуть в соцветии вибрирующих алкалоидов. Прилипший ухом к динамику серьезного вида растоман напрягал внимание, стараясь выделить из депрессивной электроники позитивные флюиды серотонина. Кто-то листал журналы, высматривая в полумраке детали каких-то репродукций каких-то абстракционистов. Кто-то говорил в полголоса. Понять о чем идет речь, мне не удалось – не очень-то и хотелось. И я сел в кресло у окна. Мягкой поступью кошки ко мне подошла приятная девочка с азиатскими чертами лица. Должно быть, она занимается танцами. Разглядывая меня, она замерла перед атакой. Непостижимую вещь с моей точки зрения она совершила в следующий миг. Как хищница она бросилась на меня. Я даже вздрогнул; со стороны, наверное, это выглядело ужасно. Готовая опрокинуть кресло, она вовремя остановилась. Склонилась надомной. Положила руки на плечи. - Привет. – Сказала она. - Меня зовут Гуля. Так близко она оказалась, что расстояния хватило бы для поцелуя. Легкость ее движений, ярость и в то же время покой так элегантно в ней соединились, что я согласиться с актерским ее мастерством. В больших ее черных глазах блестели искры отраженных свечей. К моему удивлению она не девочкой оказалась, а вполне зрелой дамой лет двадцати пяти, наверное, с чертами лица вовсе не азиатскими. Ее длинные черные волосы оттеняли благородную бледность царицы. Заглянув мне в глаза, она слегка приоткрыла рот. Словно поняв важность этой встречи, она замерла в нерешительности. Такое бывает, когда перехватывает дыхание, когда теряются мысли, когда рождаются чувства. - Гуля? – усмехнулся я. - Это, наверное, шутка. Голуби не атакуют как львы. Поняв, наверное, степень ошибки в этой игре, она решила исправить положение. Простыми словами она выдернула из зависания эту ситуацию: - Не сомневайся. – Сказала она. - Меня зовут Гуля. А, впечатления могут быть обманчивы. Расслабься. Она выпрямилась и отошла с таким видом, что, могу поклясться, интерес ко мне был исчерпан. В ней я снова увидел девочку из Азии. Теперь уже я смотрел на нее как хищник. В противовес ее кошачьей агрессии я поставил себя на место гигантского ястреба. С кресла я сорвался как с цепи. Подлетев к ней, я схватил ее за руку и сказал: - Ты куда? Постой. Я должен представиться. Здесь и сейчас меня зовут Рафаэль. - Не тот ли, который пишет картины? Я смотрел ей в глаза, вдыхая аромат духов. Словно поняв важность этой встречи, я замер на целую вечность. Такое бывает, когда перехватывает дыхание, когда теряются мысли, когда рождаются чувства. Но, опомнившись, я отпустил ее руку и, словно потеряв интерес к разговору, отошел. И безразлично сказал: - Нет, я не тот Рафаэль, который пишет картины. - Что ж, Рафаэль, который не Тот, чем занимаешься? - Пишу книгу. Роман. О тебе. Гуля покачала головой и, улыбаясь, направилась к окну, чтобы его открыть. В комнату пришло дуновение весны. - Расскажи о себе. – Сказал я так, чтобы дать ей понять - наш диалог это прелюдия. - Моя история это отпечаток твоих фантазий. - Сказала она, давая понять - прелюдия тоже секс. - Хорошо трактуешь, - сказал я. – Где научилась? - Все секреты по карманам. - У тебя есть собака? - Есть. - Порода? - Это допрос? - Это предложение. - Предлагай. Голосом, не принимающим возражений, я сказал, что один танец на двоих это как создание новой марки вина. Голосом, не имеющим возражений, она ответила, что вино тем вкуснее, чем дольше его выдерживать. Музыка, словно подслушав нас, решительно повернулась в сторону лирической электроники, и мы принялись изображать что-то среднее между брачным вальсом возбужденных эльфов и романтическим ча-ча-ча с берегов далекого Ганга. Растоман вздрогнул, открыл глаза и закурил. На нас он не обращал никакого внимания; впрочем, и все остальные были заняты своими делами. - Итак! – Говорила Гуля. - Вино. Не люблю слишком приторное. И не люблю сухое. - Реально, - согласился я. - Оно должно быть влажное как твои губы. И пахнуть оно должно как ты. Букет должен веять эротическими фантазиями, страстью и приключениями. - Его нужно пить долго, маленькими глотками, - говорила она. - Звучит убедительно. – Говорил я. – Цвет у него должен быть адского флирта. Вкус – необузданной страсти. Степень опьянения определяться качеством и количеством. - А еще, желанием,- сказала она. - И действием, - сказал я, прижимая ее к себе так, чтобы чувствовать, как стучит ее сердце. Ее запах мне казался очень знакомым, движения тоже, вся она, даже манера говорить и хитрый ее волнующий взгляд, казалось, был частью моего прошлого. Не мог уловить эту грань, за которой прячутся воспоминания о ней. Я настолько сосредоточился на них, что начал путаться в движениях и даже наступил ей на ногу. А потом я сказал, что она как профессионал должна сделать мне скидку на неопытность. - Как ты узнал, что я занимаюсь танцами? - спросила она, когда мы закончили танец. На ее вопрос я ответил ее же словами: - Твоя история это отпечаток моих фантазий. И потом, ты хорошо двигаешься. Губы ее сжались. Но, заметив, что глаза мои смеются, она поменяла маску. Теперь мне казалось, что она улыбается как француженка; Европа и Азия далековато находятся друг от друга. Раньше ее не видел. Какая-то тайна нарисовала на ее лице детскую отрешенность. Но, через минуту, она уже леди, гламурная дива небольших вечеринок. Собралось в этой квартире шесть с половиной человек. Пол человека - серый кот. Я хотел погладить его, но зверь был с характером. И получив удар лапой, я обратил свое внимание на оживленный диалог. Высокий, худой и бледный молодой человек с реальным именем Андрей по прозвищу Глюк говорил, почти кричал: - В игру нужно входить правильно. Ритуалы продуманные нужны. Жестикулируя руками, он словно на пальцах пытался сказать то, что и так было ясно. Ему отвечала скромная Соня, барышня с огромным количеством браслетов на руках. - Это банально. – Говорила она. – Ритуалы вообще нужны. Вся наша жизнь – ритуал. - Ты бредишь. - Бредишь ты. Перед едой ты руки моешь? И, наверное, после туалета тоже. Или, когда через дорогу переходишь, ты смотришь по сторонам? Без ритуалов нельзя. Можно глисты заработать. Или попасть под машину. Кстати, выходить из игры тоже правильно нужно. Иначе крыша поедет. Из прошлой игры двое не вышли. - Да, - кивнул Глюк, успокоившись немного. - Жалко Якута. - Как он умер? - Это знает только Якут. А вот Эдгар бросился под электричку. Он вообще на ритуал не приехал. Сказал, что он крутой и выйдет из игры сам, когда захочет. Он и вышел - шагнул с перрона. Тема сильная, а психика слабая. - Основа ритуалов кроется в правилах, - сказал Бородатый. Здоровый он как медведь. И держался он очень спокойно. Выбирая слушателя, он говорил ему в глаза ровным навязчивым басом: - Правила должны быть разными для разных уровней игры. - Как белый день ясно, - кричал неугомонный Андрей. Бородатый против его агрессивности отвечал очень медленно: - Нельзя забывать, что ясность зашифрована в простых знаках. Нужна их правильная трактовка. И ясность станет доступной. Знаки нужно красиво зашифровать, чтобы правильно расшифровать. Их нужно оставлять везде. Они будут руководством к действиям. Если вычислил код, то выходишь на новый уровень игры. Андрей не унимался: - Код может состоять из тысячи символов. – Кричал он. - Одна ошибка и игра начнет развиваться в другом направлении. - Это круто, - сказала Соня. - Нелинейный сюжет. Во что играть будем? - Хотя бы - в правила. - Игра в правила!? А почему бы и нет!? Кто их будет придумывать? – услышав их, спросила Гуля. - Мы естественно. – Сказал Бородатый. – Высшая лига. - Как с остальными быть? Как будет армия думать? - вклинился Дима мажор с быстрыми глазами. Здесь его называли Демон. У него была испанская бородка и серьга в ухе. - Как быть? Очень просто. Они будут пользоваться нашими правилами. Знаки они будут расшифровывать, используя нашу терминологию. Мы придумываем правила, а значит и знаки. И каждый их будет трактовать в меру своей испорченности. - В меру своей испорченности!? – усмехнулся Андрей. Он хотел что-то еще сказать, но Бородатый не дал ему. Он его перебил: - Я ввожу понятие – «МЕРА». – Сказал Бородатый. - Как будем мерить? – с усмешкой спросил Глюк. - Знаешь, как расшифровывается мера? - Ну-ка, изложи. - МЕРА – Механизм Естественного Развития Аналогий. – Сказал Бородатый. - Хорошо трактуешь. – Сказал я и, скрестив ноги сел на ковер поближе к столу. - С этого места поподробнее, - сев рядом со мной и положив локти на стол, сказала Гуля. - Например, ты увидела знак, - сказал Бородатый. Гуля тут же спросила: - Какой? - Самый простой. Например, разноцветные ленточки на дереве. Проводишь аналогию с дурачеством детей, потом с языческим праздником, как угодно. По правилам игры ты должна привязать к дереву еще одну ленточку. Сколько лент, столько участников в этом направлении движется. А направлений может быть сколько угодно. Мы всем участникам кинем информацию… - О тантрическом сексе, - перебила Гуля. - Или о дискотеке, если это опен эйер, - сказал Глюк. - Это будет флеш моб, - крикнул из угла растоман. - Да, - сказал Бородатый. - Нужно написать сценарий. Я слушал их, стараясь понять. И я понял, что картина получается неясной. Хищным флиртом азиаточка меня зацепила, и мы вышли на улицу. - О чем они говорили? - спросил я. - О забавах. - О взрослых? - О разных. - Это у них игра такая? В правила? Интересно. - Хочешь сыграть? - Вопросы такие задаешь!? С ходу и не ответишь. Посмотрим. Как фишка ляжет. – Сказал я. Она сказала: - Если ты писатель, то тебе будет интересно узнать что-то новое. Угостишь меня кофе? - Реально. Мы зашли в кафетерий. Она что-то рассказывала довольно абстрактное. И я понял, что мне как коллекционеру можно разнообразить свои интересы. Я спросил: - Каким знаком ты обозначишь свою жизнь… - Жизнь здесь и сейчас? - Нет. С рождения и до теперь, - ответил я. Гуля задумалась. Глаза у нее были очень живые, подвижные, и в то же время сосредоточенные; взгляд концентрировался на каждой мысли. Ее очаровательная серьезность поглощала мое внимание. Она взяла у официанта авторучку и нарисовала на салфетке чертово колесо обозрений с единственной кабинкой на самом верху. - Что это значит? – спросил я. - Моя жизнь от рождения до теперь, - ответила она. – Моя кабинка зависла на самом верху. Что будет потом, я не знаю. Ты можешь качнуть ее в свою сторону. - Я хочу тебя поцеловать. Эй, кто-нибудь!? - Не напоминай мне об этом, - сказал я. – Бесит. Змей обвился вокруг канделябра и принял боевую стойку. Он раздул свой капюшон. Пламя свечи, разделяющее нас, дрожало от его слов: - Бесит тебя? Ты не попутал? Шорох теней не пугает больше? Глаза их забыл? – говорил он. - Если еще раз покинешь пределы защитного поля, тени найдут тебя. - Но я не могу всю жизнь торчать в таком положении. Эта мука невыносима. Оставаясь среди людей, я как в одиночной камере. Мне хочется поговорить с кем-нибудь по-настоящему, и чтобы меня слышали и понимали. Я познакомился с очаровательной девушкой. Глаза Змея светились. В мрачном его убежище, куда он меня вызывает для инструктажа, такая пустота таится полупроявленная, что любые детали, взять хоть этот огромный подсвечник или картину над холодным камином не имеют внутренней сути, они пусты. Жуть. Особенно здорово бьет по мозгам, когда Змей выдергивает меня посреди обычных дел. Сегодня, например, я вышел покурить на балкон с чашкой кофе. Солнце весеннее грело землю. Дети бегали по двору. А потом все это выключилось. Темнота кромешная со всех сторон образовалась. Звуки города растворились в шипении змея. Свеча одинокая как приговор к вечному одиночеству осветила таинство встречи. А Змей твердит: - Я не могу заблокировать обрывки твоих воспоминаний о родине. И вытащить туда не могу. А чтобы выжить в человеческом мире ты не должен ему раскрываться. - Ты хочешь, чтобы я был как закрытая книга? Крышу не сорвет, как у того китайца, который перестрелял кучу студентов? - Одиночество – ошибка программы, - согласился Змей. – И здесь я поделать ничего не могу. Могу только посоветовать. Не раскрывайся. Даже себе. Иначе придут тени. Я понимаю, что тебе не легко. Но, взломав программу, пусть даже несовершенную, и устранив одиночество, ты выйдешь из-под защиты своих миров. И тени тебя найдут. Сожрут. - Я пытаюсь врубиться, что же творится. Но не получается. Я так понимаю, что даже дергаться в этом направлении не стоит. А, знаешь, ведь я не уверен, что это происходит на самом деле. Сейчас опять включится солнце. По двору побегут дети. Ты останешься в прошлом как болезненное воспоминание. А мне придется самому разгребать этот бардак. Я даже рассказать никому не могу о своих чувствах, потому что сломаю долбанное защитное поле. Бред какой-то. Одиночество меня спасает от теней. И то же самое одиночество меня просто душит. Я помню другие миры. Там все было не так. Где мой настоящий мир? - Он вокруг и тебя, где бы ты ни был, глупец. И в тоже время ты носишь его в себе. Но он всегда на секунду раньше, чем ты. ЭЙ, КТО-НИБУДЬ. Я раб среди мертвых богов грызу ненавистную цепь. Зубы - в песок, губы - в кровь. Мне никогда не суметь. И пальцы мои о гранит… И голос мой в крик… Эхо слепое хранит. Свободы растерзанный лик. И вот уже тысячу лет я на острове этом забытом Охраняю ненужный секрет. Когда же он станет открытым? В сумерках мнимой надежды за горизонтом событий Свет моей веры брезжит, свет бесконечных открытий. Но… раб - Я. Палачи - мои мертвые боги. Ну… вот - Я. Опутаны цепью ноги. Из нервов моих Ариадна свою беспощадную нить Все крутит, и верит – из Ада можно по ней уходить. И каждый по собственной воле, уже отправляется в путь. А я изнываю от боли. Эй, есть здесь хоть кто-нибудь? Я художник среди камней. Творю богов из гранита. А мне бы создать людей. Но рука на людей не набита. Мне бы построить дом. Но всегда получается храм. Я, наверное, жил бы в нем. Если б любовь была там. И каждый день я из века-В-век богов продолжаю творить. В них хочу угадать человека. Человек - чтобы его любить. Мне бы в глаза ему заглянуть. Когда же он станет открытым? Эй, есть здесь хоть кто-нибудь? – на острове этом забытом. ИГРА. Включилось солнце. По двору побежали дети. Сигарета не истлела ни на миллиметр. Кофе не остыл. Проговорив со змеем минут пять, я не потратил этого времени здесь. Гуля вышла на балкон. Она взяла из моих рук кофе и попросила оставить ей покурить. - Ты какой-то потерянный, - сказала она. - Настроение лирическое. Хочется писать стихи. - У тебя после секса всегда так? - Если б было так, до звезд словами мост построил бы. - До звезд это пошло. Построй до меня. - Как скажешь, - бросил я. СВОБОДА ПОЗ, СОЗВУЧЬЕ СТОНОВ… НЕ ТЫ ЛИ ДЕРЗКАЯ ЛЮБОВЬ НАМ ОТКРЫВАЛА ТАЙНЫЕ ДВИЖЕНЬЯ ДЛЯ ПОСТИЖЕНЬЯ НАСЛАЖДЕНЬЯ!? - Красиво, - сказала Гуля, сияя. – Это мне? Про меня? - Про нас. – Сухо ответил я, глядя куда-то за облака. Но, опомнившись, я сменил угол зрения и поймал взгляд Гули. Погладил мочку ее уха и, соглашаясь, качнул головой: - Про тебя. Про меня. Про нас. Вечером раздался телефонный звонок. Ошиблись номером. Мы не узнали друг друга: случайный собеседник не помнит, откуда он пришел в этот мир. А раскрыв ему эту тайну он посчитает тебя ненормальным, и придут тени. Я откуда-то знаю, что они поглощают свою жертву. Помню это. Было такое. Даже вспоминать не хочу, но приходиться иногда, чтобы не расслабляться. Жертва начинает смотреть их глазами, думать их мыслями, действовать их делами. Они очень хитрые эти тени. Иной раз их даже не замечаешь сразу. А потом понимаешь, что находишься в их власти. Потом долго и упорно избавляешься от них, настраивая психику. Что же они такое? Нужно вынудить Змея на откровение. Но тварь всего не говорит. И почему именно Змей? Он искуситель. А с другой стороны он олицетворяет мудрость. Нет, змей мне всего не расскажет. Сам разберусь. Было бы здорово, если бы Гуля…. Но эти тени… Нужно немного подождать, посмотреть за ней. Может, и раскроюсь когда-нибудь. Вечером с Гулей мы снова зашли к Артему. Но его, как и вчера не было дома. Куда он делся? Тусовку закрутил в квартире, а сам слинял!? Но если пустил он этих людей, значит, доверяет им. Я тоже пока не имел оснований не доверять. Особенно Гуле. Особенно после того, что было. Было здорово. Дверь нам открыл Бородатый. - Я покупаю деньги. – Сказал он настолько серьезно, что ничего кроме естественного вопроса в голову мне не пришло. И я спросил: - Сколько же стоят деньги? - Одну человеческую душу, - ответил он. - Так значит, ты хочешь продать душу? – уточнил я, сомневаясь в том, правильно ли я его понял. Понял я его правильно. И поэтому сказал: - Цена меня пугает. Да и душа мне твоя душа не нужна. У меня есть другое предложение. - Говори. - Продам тебе десять рублей за один символ. Я тебе деньги, а ты мне знак своей жизни. Согласен? Бородатый преобразился. Это было видно по его глазам. Они вдруг вспыхнули статическим светом внутреннего озарения. И беззвучно воскликнули – Игра продолжается. Продолжил и я: - Обозначь свою жизнь одним знаком, - говорил я, доставая из кошелька червонец. - Знак тени, - не думая, ответил он. Я напрягся. Никак не ожидал такого. Ноги словно ватные стали. Мысли совсем перепутались. А Бородатый смотрел на меня. И было видно, что ему нравится ставить людей в тупик. Не скрывая своего любопытства, он преследовал цель неведомую мне. Найдя равновесие чувств, я спросил: - Объяснить сможешь? Или тебе нарисовать нужно? - Зачем нарисовать? Знак моей жизни – это твоя тень. Я буду твоей тенью. Здесь я совсем почувствовал себя скверно. Но, не сдавался. И поэтому спросил: - В какую игру вы играете? - Знаешь, как расшифровывается ИГРА? – тут же переспросил он. - Нет. - Институт Гармонического Развития Абсолюта. ИГРА. Я сказал: - Стал невольным слушателем вчерашнего разговора. Возьмёте поиграть? - Уже. - Что уже? - Уже играешь. Твоя идея символа жизни - тема что надо. - Об том и речь. Ты выбрал своим знаком мою тень. Почему? – спросил я. - Я буду твоим демоном. – Говорил Бородатый ровным навязчивым басом. - Найди себе ангела. Гуля вмешалась: - Я ангел. Бородатый соглашаясь, говорил: - Мы только что придумали новые правила игры. Ненавижу, когда это случается. Картинка исчезла. Словно выключили телевизор. Змей обвился вокруг канделябра и принял боевую стойку. Его монашеский капюшон черной пропастью отражал пламя свечи. Над холодным камином я увидел картину. Хотел рассмотреть ее, но Змей ударил меня в лоб своей головой. Скорость его броска погасила свечу. - Не отвлекайся. – Сказал он. - Ты здесь не для того чтобы в лоб получать. - Зато ты здесь, наверное, только для этого, - говорил я, трогая ушиб. – Не делай так больше. - Я с тобой откровенен. И требую уважения. Хочу тебе кое-что показать. Смотри в глаза. - Но я не вижу твоих глаз. Здесь темно. Это тебе хорошо - ты единственный среди нас кто видит языком. Я снова получил удар в голову. И услышал слова: - Смотри перед собой, приколист. Я увидел его глаза. Глаза сверкали как две звезды. Вскоре они начали увеличиваться, затмевая сиянием темноту. В безграничном блеске змеиных глаз я увидел рождение образов. Поначалу они лишены были формы и смысла. В средней же фазе дешифровки сигналов мое восприятие научилось отделять существенную информацию от несущественной. Осознав это, я перешел в заключительную фазу созерцания. Видел это как киносновидение: Аленушка стоит возле храма Христа Спасителя. На лице ее страх. В голосе дрожь. В глазах мрак. Она громко кричит, требуя защиты и помощи. АЛЕНУШКА. Как аргумент к оправданию своего поведения она выдвигала тезис: - дьявол насилует женщин. - Меня изнасиловал дьявол, - кричала она. - Помогите же мне. Ради господа нашего Иисуса Христа. Она не в театре, и это не роль: - диагноз. Иногда Аленушка чувствовала, что она превращается в волчицу. Сначала появлялось острое предчувствие, потом знание, а потом она начинала ощущать, как через поры в ее коже протискиваются серые волосы. Казалось, лицо вот-вот начнет вытягиваться, превращаясь в волчью морду. Но ее отчаянные крики обычно спугивали зверя, и Аленушка замирала, ожидая еще более страшного свидания с самим дьяволом. Иногда дьявол приходил без предупреждения. Аленушка чувствовала, как он тянет к ней свои грязные руки. Это было ужасно. Случилось это в воскресенье. После посещения пушкинского музея группа иностранцев отправилась в храм посмотреть иконы и быть может поставить свечки. Люди были шокированы, увидев такое. Безумная девица орет во всю глотку, что ее изнасиловал дьявол. В храме не было экзерцистов. И поэтому спасение души одержимой бесами возложили на плечи красного креста. И Алена уехала в дом для душевнобольных. Там ее посадили на трифтазин. А через два месяца она вышла на волю с полной уверенностью, что у нее был нервный срыв и что теперь она абсолютно здорова. Полутона декораций: - незаметно. Полузвуки из оркестровой ямы: - неслышно. Полусценарий: - неясно. Саша был высоким, большим человеком с аккуратной каштановой бородкой, демоническим взглядом и цепкими изучающими серо-голубыми глазами. Его называли Саша Сет-а-нист (от бога Сета), Саша Сектанист, Саша Бородатый, и Пан Ковальский. Все его погримухи имеют с действительностью прямой канал сообщения. По этому каналу могут не только такие баркасы и яхты плавать, но и откровения дерзкие или же утопические заблуждения. Если рулить в таком направлении до океана то можно и авианосец или подводную лодку, например… Бородатый выкрасил бедной Алене пол лица в черный цвет. И сказал: - Вы готовы теперь. Теперь Вы с нами. - Раньше мы были на ты, - растерялась Алена. - То было раньше. – Говорил Борода. - Но теперь вас двое. Одна белая, другая четная. Когда я обращаюсь к обеим, то говорю «Вы». И я говорю, что Вы теперь готовы. - К чему? - испугалась Алена. - К войне. Пусть победит сильнейшая. Алена пришла в ужас. Что-то ей говорило - скоро явится дьявол. Бородатый говорил: - Не многие из людей способны чувствовать борьбу между злом и добром. Вам повезло. Потом он оценивал дело своих рук и кивал в знак согласия. Левая сторона лица была выкрашена в густой черный цвет. - Живо на улицу, - приказал он. - Избавься от скверны. Избавься от дьявола. Прогони волчицу. Сделай это при свидетелях. Пусть люди видят тебя. Свет победит мрак. Напуганная Алена видела, как сверкают Сашины глаза. Он был так искренен и силен, так мудр и убедителен, что она подчинилась. И врагу бы не пожелала она быть любовницей дьявола. Она вышла на улицу, чтобы среди людей очиститься от скверны. Дьявола, Господи, не хочется видеть. Не хочется чувствовать, как его гадкие руки в темноте подбираются к горлу, как начинают душить, как, касаясь груди, опускаются к бедрам, поднимают юбку, снимают трусы… И Аленушка села на трифтазин. Змей толкнул меня в лоб и сказал: - Теперь ты немного знаешь о Бородатом. Будь внимателен. - Может, и Гулю покажешь? – предложил я. - Лишняя информация убивает. Змей выпустил изо рта струйку огня, которая зажгла свечу. Через мгновение я уже смотрел на Гулю, которая включала чайник и говорила Бородатому: - Танец это обряд. Взять хоть Индию. ДЕМОН. Я не слушал ее. Думал, разглядывая узор на обоях. В паспорте, если присмотреться, можно увидеть три шестерки. Символ, определяющий принадлежность государства к вере. Знак жизни? Идеология сатанизма перекочевала из Советского Союза в Россию. Кому это надо и на кой черт? СССР страна богатая на чернуху была. Взять хоть звезду пятиконечную. А молот, он вообще задолбит кого угодно. Между ним и наковальней оказаться не слишком хорошая перспектива. Семьдесят лет прессовали. Серп тоже – орудие инквизиторов. Серпом по яйцам не слишком? А, всякие политики там… и прочие социологи кричат, надрывая глотку, что нет у нас идеологии. Пыль в глаза пускают. Есть у нас идеология. Тремя шестерками определяется с одной стороны, и храмом Христа Спасителя с другой. Идеология войны? - прячут ее за гламуром. Только понять не могу, кто и зачем так играет простыми людьми. Да и не хочу я этого понимать. Я сам по себе. Не чувствую себя частью этой системы. Бородатый хлопнул в ладоши и привлек мое внимание. Он спросил: - А ты как думаешь? Я пожал плечами. Разговор я пропустил мимо ушей. Но сказал, что вы абсолютно правы. Саша смотрел на меня бородатыми глазами. Я никак не мог уловить в его взгляде и намека на мысль. Он так искусно ее прятал, что я даже смутился. Его взгляд был холодным и пустым, как ясный арктический полдень. Я подмигнул ему и сказал, что любое слово или хотя бы предположение уже является верным, лишь потому, что мы живем в мире людей. А люди в своей системе, как рыбы в воде. Я обратился к Соне: - Скажешь мне? Она с интересом посмотрела на меня: - Интересуешься? - Знак твоей жизни? – сказал я. - Лето, - ответила она. - Почему? - Потому что весну я уже пережила. А зима седая еще не наступила. Я согласился, и внес в картотеку еще один символ. Таким образом, я собрал уже три. На достигнутом я останавливаться не хотел. Марки я уже собираю, думал я, нецки тоже, открытки, индийские благовония… - Стоп! – Крикнул я. – Слышь, чё пою-то. Есть тема. Я достал из кармана ароматическую палочку и сказал: - Это не кондиция. Что-то напутали. И получился такой аромат. Я зажег ее. По кухне разлился сизыми струйками густой аромат соснового леса в полосе морского прибоя. Бородатый указал пальцем на свой большой нос, и сказал: - У меня есть огромное преимущество. - Да уж, - улыбнулась Гуля. – Тебе бы крылья и в стаю к альбатросам. - На себя посмотри, птичка. Вмешался я: - Этой голубке изящества не занимать. Иди ко мне. – Я взял ее за руку. В кухню влетела Соня с квадратными глазами. - Демона трясет. – Крикнула она. Мы бросились в зал. На полу, скрестив ноги, сидел Дима. По его телу судорожно одна за другой бегали нервные волны. Бородатый стоял напротив Демона как медведь, большой и напряженный. Но в следующий миг он брал своими большими руками его голову. И говорил: - Демон, что видишь? - Глаза. - Что чувствуешь? - На плечи и грудь сильно давит. В ушах звенит. - Сможешь прогнать? - Нет. Я тихо спросил у Гули. - Что с ним? - В Тверской области есть аномальная зона. Рядом деревня. На краю бабка живет. Крутая бабка. Людей лечит. Колдует. Демон как-то заходил к ней. Потом его начало трясти. Глаза он красные стал видеть. Поэтому он Демон. - Сколько ему лет? - Двадцать четыре. - А, Соне? - Тридцать. - А тебе? - Потом скажу. - Почему? - Так хочу. Бородатый оказался ангелом Демона. Бородатый ему помогал справляться с заморочками. Сложный смысл простых человеческих рассуждений иной раз такие фортели выкидывает, что начинаешь сомневаться в причастности человека к ним. Взять, например евангелие - «блаженны нищие духом». Споры по этому вопросу как младенцы кричат что-то. Или, к примеру, избитое - «устами младенца глаголет истина». Здесь вообще красота неземная. Тем более что младенцы если и разговаривают, то на языке лишь им ведомом. Язык младенцев – универсальный - язык всех времен и народов. Если бы дети взялись, башня стояла бы сейчас в Вавилоне. Способность к столь широкому мировоззрению, я полагаю, это не эволюция человеческой мысли, не философия, а откровение. Есть у меня знакомый один. Зовут его Полет Орлов. И вот он подрался со своим другом, которого зовут Удар Ногой. После того как Ногой ударил Орлова, тот улетел. Классический пример обычной эволюции человеческого мышления. Этот пример явно земного происхождения. Бородатый оказался ангелом Демона. Если рассуждать по человечески, то «Демон» должен быть моим ангелом. Если же исключить человеческое, то, полагаю, нужно спросить Змея. А вообще, Гуля себя уже определила. Мой ангел – она. И она мне нравится. Слегка опьянев от последних событий, я в двенадцать часов ночи у себя дома уже в гордом одиночестве рассуждал на предмет ужина где-нибудь в других измерениях, подальше от всего этого и поближе к родине, если чувства мои конечно не врут и не врет этот Змей, который и пугает меня и завораживает. Другие измерения другими, а жрать хочется именно здесь и прямо сейчас. Определив направление в сторону кухни, я достал из холодильника оставшийся с утра завтрак, приготовленный Гулей, и бросил его в микроволновку. Всегда настороженно относился к этим печкам, излучающим излучения способные наезжать авторитетно. Знаю, спец службы, да и вообще вся армия, а вернее, любая сильная страна давно уже использует свч волны в качестве оружия. Ну и хрен с ними. А после событий происшедших со мной за последние два дня я и вовсе стал подозревать всех и во всем. Я налил себе вина и вместе с ним уговорил гавайскую смесь с кусочками обжаренной баранины. Гуля хвасталась, когда готовила, что этот рецепт был выдуман ею под впечатлением огромного количества красного перца, да и вообще индийской кухни. Честно говоря, танцует она неплохо. Даже хорошо. Этим утром она исполняла передо мной танец живота и говорила, что для полноты восприятия не хватает платья, не помню, как оно называется. Сари! С полной ответственностью могу заявить, что и нагишом у нее получается соблазнительно. Все думаю о ней. Как близко можно ее приблизить, чтобы тени остались в тени? На ум ничего не пришло, и я отправился спать. Утром, приняв контрастный душ и выбрив морду лица, я вышел на улицу. Взглядом проводил окна квартиры, где вчера трясло Демона. И определил свое направление в сторону работы. - Саша, - Услышал я со спины. Обернулся. Возле клумбы на лавочке сидела двоюродная сестра Артема. Ей было около двадцати. - Валентина Сергеевна!? - развел я руки в дружеском, почти удивленном жесте. - Рад видеть вас. Как поживаете, мадмуазель? Приближаясь к ней, я заметил, что не все у нее гладко. - Что-то случилось? – спросил я. - Нет. В общем да. Неважно. Присаживаясь рядом на лавочку, я сказал: - Знаешь, подруга - ты сестра моего друга, поэтому говори уже. И лучше всё говори. - Я поняла, для чего нужна человеку измена. - Измена, в смысле – страх? – спросил я, зная ответ. - Нет, измена в смысле любовь. - Ну, и? - Чтобы убить ее - Кого? - Любовь. Меня просто предали. И теперь я не люблю. Любовь умерла. И теперь мне легко и свободно. - Может, это была не любовь. Сколько ты с ним встречалась? - Три месяца. - Наплюй. - Но, я действительно любила его, - говорила она. Положив ногу на ногу, она дергала ступней так, словно слушала музыку, которая ей нравится. Она нервничала. – Но теперь мне плевать. Пошел он в жопу. - Ну и правильно, - говорил я, думая о том, что нельзя даже сестре своего друга раскрывать свои мысли в полной мере. Думал я и говорил: - У тебя еще будет столько кавалеров…. Посмотри на себя. Ты светишься красотой. Вдруг она посмотрела на меня такими глазами, что мне захотелось сразу уйти, и, поскорей. Взгляд хитрой кошки готовой к спариванию. Может, я и остался бы, но Гуля… Поэтому я сказал: - Вынужден откланяться. Дела. Но она взяла меня за руку и попросила остаться. - Побудь со мной, - сказала она. – Мне так одиноко… - Брось. Смотри сколько людей вокруг. На соседнюю лавочку присела шумная компания, отмечающая что-то. Они пили пиво, говорили глупости, ржали как лошади, спорили, дрались, мирились, и снова пили, смеялись, подходили к нам, здоровались, знакомились, уходили. Я сказал Вале: - Знаешь, а ты права. Нам одиночество прописано как лекарство. Непонятно только какую болезнь им лечат. И самое интересное – кто лечит? - Он просто дурак. Как он может быть таким дураком? - говорила она не слушая меня. Нас как будто не существовало друг для друга. Мы словно два острова разделенных силой природного отчуждения. Таков приговор каждому человеку – не видеть дальше себя, не слышать других, не верить по-настоящему. Только себе. Но иногда попадаешь в иллюзию, начинаешь слышать других, верить им, видеть дальше себя. И тогда появляются тени. И тени тогда… Думать на эту тему нужно как можно меньше. Нужно настроить психику на позитив и заглушить разрушительные мысли; поймать нужный момент и сделать аборт еще до их зачатия. Бабочки – те же цветы, только с крыльями. Ну, вот – совсем другое дело. Лирика сплошная. А, цветы вообще могут быть трех полые: мужчина, женщина и еще кто-нибудь. И опылять их могут не бабочки и колибри, а небесные эльфы. Эльфы эти живут в огромных летающих городах-замках. Но люди не видят их, потому что эльфы не дураки. Они прячут свои города в облаках. Когда видишь большое красивое облако, знай – летающий город. Вон то облако – похожее на дельфина – скрывает в себе целую провинцию с замком и несколькими деревушками. На прошлой неделе гроза была. Над Москвой пролетала столица эльфийского государства. Там, наверное, что-то случилось: молнии так и сыпались сверху. Одна даже в громоотвод в доме напротив попала прямо на моих глазах. Чувствуется, мощь такая заложена в темперамент этих эльфов. Нужно будет познакомиться с ними. В подземном переходе я обратил внимание на старуху. Не старуха даже, женщина преклонных лет. Когда вижу такое, всегда удивляюсь - на голове громоздится в такую жару нелепая вязаная шапка зеленого цвета, перчатки зеленые на руки натянуты. Дал ей денег. Ничего не сказал. Ничего не хотел говорить. Незачем. Иду на работу. Мысли клубками вертятся, наматываются. Я сматываюсь от них на работу. Тени; Демоны; Ангелы; Змеи; Цветы-бабочки – Эльфики – народ невидимка. Вот и офис. Здорово ребята. Как дела? Заработать хотите? Новая тема появилась. Включай интеллект…. Работаю в сетевом маркетинге. В сети у меня тридцать три человека, что в свою очередь дает мне право руководить. Я лишь провожу инструктаж и, - свободен как птица. Почувствовав себя птицей, я определил свое направление в сторону Гули. Дверь мне открыл сам хозяин, которого я не видел уже несколько дней. - Здорово, – воскликнул Артем, по дружески хлопая меня по спине. – Заходи. Артем старый коришь. Лет, наверное, восемь знаю его. Чудили с ним… - Куда пропал, Тёмыч? - спросил я, снимая ботинки. - К бабке ездил в Тамбов. - Как Мари Ванна? - Ноги болят. Тяжело ей одной. Вот, ездил помочь. Дров наколол, и все такое… - Благородный жест. Уважаю. Своим нужно помогать. Что еще? Какие темы? Из комнаты вылетела Гуля и повисла на моей шее. - Сашка! Долго ты. - Как дела, птичка? - Тебя ждала. - А вот и я. В кухне Бородатый играл основную партию. Он накинул себе на голову зеленое покрывало и с явным кавказским акцентом говорил. - Мы горцы помним Македонского… Бородатый говорил, глаза его смотрели исподлобья. Он и впрямь преобразился, черты его лица стали другими, он весь стал другим. Мне почему-то бабка в шапке нелепой вспомнилась. Что-то было у них общее. Наверное, зеленый цвет и глаза исподлобья. Бородатый говорил: - Помню, как-то Македонский встретился с Наполеоном. Наполеон говорит ему, здорово Македонский, давай вместе воевать, землю завоюем. Великий Кришна, пролетая над ними на слоне, кричал, вай-вай дорогой, плохо, дорогой, слонов коноплей кормить, обосраться могут. Так и обосрал их слон. Вай-вай, как не хорошо. Бородатый снял с головы покрывало. И образ кавказского горца ушел куда-то в глубь актерского мастерства. Вместе с ним и перчатки вязаные с шапкой зеленой. Бородатый вновь был собой, серьезным. Он хороший артист и психолог. Хотя, я, честно говоря, уже сомневаюсь в том, какой он. И в существовании своего Змея я тоже сомневаюсь, а теперь уже и в себе самом. Сомневаюсь во всем. Но приходится поддерживать отношение с окружающим миром. И я сказал Бородатому: - Где научился? Он снова накинул на голову покрывало так, чтобы только нос и бороду было видно, и сказал, хлопая глазами: - Игра дело тонкое. Мы горцы знаем Македонского. Великий воин был. Плохой игрок. Знаков не замечал. Обосрали его слоны в Индии за тщеславие. За жажду полной власти его обосрали. Не повторяй его ошибок. Он скинул покрывало и, меняясь на глазах в сторону шестиконечной звезды, сказал, дергая Соню за рукав: - Сар-р-а, Сара, неужели вы не напоите чаем Александра. Посмотрите, какой он худой. В моем сознании сверкнул образ отождествления. Никак я не хотел быть похожим на Македонского, тем более что меня тоже зовут Александр. Какие знаки? Бабка? Десять рублей, которые я дал ей? Помнится, Бородатый червонец купил у меня. Он душу хотел продать. Чью? Бородатый то накрывал голову покрывалом, то снимал его с головы. В его игре явно прослеживалась угроза. Игра игрой, но, Бородатый в ней – Демон, моя тень. А это уже не игра. Откуда он мог узнать про тени? Я просто обязан сделать ответный ход. С другой же стороны он прав в чем-то. Знание того, что со мной контактирует Змей меня невольно в моих личных фантасмагориях возносит как Македонского гордыня и спесь. И Бородатый как моя тень, как демон мой по-настоящему может теней вызвать. По-настоящему может подставить меня. Тем более что их приближение я только что уловил, когда сравнил себя с Македонским, когда о тенях подумал. Но я боюсь этих мыслей, теней боюсь. Глушу их. Бородатого вижу насквозь. Или мне это кажется? Ненавижу, когда это происходит. Змей выпустил изо рта струйку огня. Свеча зажглась. Я опять в этом мрачном убежище. - Покажи, наконец, что находится за границей, - потребовал я. - Границы определяются твоим сознанием. - Я чувствую, что готов к открытию. - Что ты хочешь открыть? - Себя в первую очередь. - Это привилегия не многих. - Знаю. - Вот тебе дверь. Открывай. В этой безнадежной, как мне казалось пустоте с канделябром, с камином и картиной, которая показывает настоящий момент моего воплощения среди людей, я увидел дверь. Раньше не видел ее, может, не было. Теперь есть. Вот она. Передо мной. Вижу. Дубовая. А, может из карельской березы. Не знаю. Может из красного дерева или из баобаба. Мне плевать. Единственное что хочу - открыть ее. Иду к ней. Ноги словно свинцовые. Движения плавные, медленные. Словно плыву. Все что вижу, смазывается как палитра. Детали интерьера различаю едва. Рука к двери тянется. Дрожат пальцы. Боюсь. Вдруг все кончится сразу. Берусь за ручку. Трогаю - холодный металл. Только теперь понял, что здесь можно мерзнуть. Замерз. Словно в прорубь нырнул. Не боюсь. Ничего не боюсь. Тяну на себя. Дверь со скрипом идет на встречу. Яркий свет бьет в глаза. Что-то происходит важное. Вижу кого-то до боли знакомого. Чувствую что-то до боли доброе. Сфокусироваться не могу. Выключилось это. Бородатый стоит на кухне передо мной и говорит Соне: - Он еще не готов. Соня ему отвечает: - Подожди чуть-чуть, и он будет с нами. - Конечно, будет. Мне не понравилось, что обо мне говорят так, словно меня здесь нет. И говорю, щелкая пальцами. - Эй. Я уже здесь. Подумаешь, пространство искажаю. Херня, что из времени выпадаю. Бывает, змей гипнотизирую. В области лба я почувствовал неприятное давление, проникающее в глубь головы. Бородатый смотрел на меня цепкими изучающими глазами, слегка наклонив голову влево. И я потерялся в анализе происходящего. Грань между реальностью и игрой потерял. Потерял проездной на метро. А Бородатый говорит, что можно без психотропов в измененку человека вогнать. Я соглашаюсь с ним. А сам думаю, что он из меня информацию тянет. Про змея зачем-то ему рассказал. Не хочу, да и не буду я как бедная Алена слушать и верить всему, что здесь говорят. Буду молчать больше. Не буду болтать больше. Мне не по нутру, что они пытаются меня сыграть, не зная обо мне ничего. А, может, все-таки знают что-то? Теперь знают. Я вставал со стула и сказал, что Македонский был мальчишкой, я же просто вас умоляю по человечески, не трогайте меня в этой сфере. Говорю, а сам понимаю, что крыша медленно едет. Определенно здесь воздух сквозит гипнозом. Чувствую, вхожу в образ еще незнакомый мне. Чувствую, запутался совсем. Стараюсь определить направление в какую сторону двигаться. Стараюсь поймать себя за верную мысль. Замираю в нерешительности. Замираю во времени, разглядывая ситуацию с нового ракурса. Понимаю, новый мой образ Бородатый моделирует. Понимаю, бешусь от этого страшно. Не нравится мне этот образ. Собой хочу остаться. А Бородатый уже мои движения копирует. Или я копирую его? Злость даже появилась. В копчике что-то дернулось и завибрировало как струна. Вибрация двинулась вверх по позвоночнику. Кожей спины я почувствовал мурашки. Эти новые для меня ощущения поднялись в голову и сфокусировались на макушке. В следующий миг я понял - из макушки вылез мой Змей. Только теперь осознал его силу. Черный блеск его чешуи внутренним взором вижу. Он возвышается надо мной, почти касаясь потолка. Его глазами вижу происходящее. Словно раздвоился я. Змей раздул капюшон и замер перед атакой. Не знаю, видит ли его кто-нибудь. Я снова почувствовал приступ ярости. И Змей ударил Бородатого в лоб. Бородатый упал на Соню. - Встань с меня, - кричала она, - ты упал на меня. Весишь-то сколько? Спялил совсем? Бородатый не реагировал. Соня с трудом вылезла из-под него, встала напротив меня с квадратными глазами. Я сидел на стуле. Молча. Гуля стояла рядом. Молча. Все молчали. Смотрели на Бородатого. Он молчал. Лежал. Как медведь. - Нужно привести его в чувства, - сказал я и подошел к нему. Склонился над ним. Чувствую - в голове шумит, словно цветок распустился на макушке. Но Змей вернулся в свое убежище. Не знаю где оно. Я взял Бородатого за голову, как вчера он брал Демона. - Открой глаза. – Сказал я. Он открыл их. Я спросил: - Что ты видишь? - Тебя вижу. - Вот и хорошо. Я уже здесь. Ненавижу, когда это случается. Змей выдохнул струю огня на свечу и раздул капюшон. - Не поддавайся на провокации, - сказал он. - В игре нужно играть, а не жить. Ты мишень постоянная, когда игрой живешь. И каждый игрок хочет в тебя попасть. Таковы правила. Тебе нужен щит сформированный лично тобой. В этой игре защитное поле твоих миров не работает. - Но ты же сработал как щит, - запротестовал я. – Лучшая защита это нападение. - Не знаю, что на меня нашло. Такое не входит в мою компетенцию, - ёрничал Змей. - В твою компетенцию входит только мозги мне пудрить, - злился я. - Не зарывайся. Лучше смотри что покажу. В глаза смотри. Смотри. Смотри, как солнце высыхает на бельевой веревке за окном. Смотри, как вечер быстро тает, как радуга сияет над холмом. МЕРИ. - С ума сошел? Сумасшедший. - Да-да. Сумасшедший это я. – Сказал Бородатый. По полю между холмов струится река. По небу между землей и солнцем плавают тучи. Над холмами летает сокол. Ему хорошо сверху видно как на поле между холмов у реки над огнем висит котелок, а в нем варится суп. Женщина в синем купальнике добавляет соль и снимает пробу. Мужчина в выцветших шторах тащит из леса дрова. На пне в позе лотоса сидит тощий йог. На одном холме с бубнами пляшут люди вокруг огня. На другом холме стоит с закрытыми глазами человек в ковбойской шляпе. Скоро пойдет дождь. Кто-то ловит в реке рыбу под пьяные песни гитариста. Кто-то в палатке занимается сексом. Бородатый ходит по лесу и собирает грибы. Вдруг он замечает девушку. Марина увидела, как из-под елки вылез мужчина с аккуратной каштановой бородкой. Он медленно направился к ней. В том, что это был байкер, она не сомневалась и поэтому еще издали крикнула: - Ты не видел Пророка? Я потеряла трассу. Бородатый остановился, снял тюбетейку, поклонился и внимательно посмотрел ей в глаза. Он склонил голову влево и представился: - Меня зовут Пан Ковальский. Но вы можете меня называть Бородатый. Я много дорог исходил по этой жизни. Слышал я и о существовании пророков. Кто именно вас интересует? - Пророк Павел. - Ответила Марина. - Мой друг. Мы приехали на мотоцикле. Меня зовут Марина. Но ты можешь называть меня Мери. - Договорились, Мери. Бородатый отстраненно в пол голоса: - «св. Павел и св. Мария…». - Что вы сказали? – спросила Мери, ей показалось, что она услышала свое имя. - Я сказал, что мне приятно с вами познакомится, - сказал Бородатый. – Имя у вас хорошее. Как у святой. МАРИЯ, - сакрально-ироническим жестом он возвел к ней руки: – МАРИЯ. Она рассмеялась. И сказала, что Мерлин Монро ей больше импонирует потому как сама она более грешница, чем святая. Бородатый уже нисколько не сомневался, что леди готова к игре. Нужно только рассказать ей правила. Правила были размыты. Саша и сам-то не очень хорошо был с ними знаком. Игра игрой, но вся она – мистика в какой-то степени. Как полагается, в любой религии нужны юродивые, пророки, святые, грешники… Если Аленушку правильно воспитать, то из нее получится хороший представитель касты юродивых или блаженных. Этого требует игра. Можно и эту дамочку, которая потеряла пророка воспитать. Каждое лето здесь случается слет йогов, шаманов и кришнаитов… почитателей Будды, Христа и Магомета; поклонников мантр, обрядов, мистерий; практиков Вуду, Дао и Дзен; мыслителей, сталкеров и просто глупцов. Нейролингвистическое программирование для него было инструментом, с помощью которого он манипулировал людьми. В этой связи Марина оказалась у костра, с которого уже сняли котел. Кто-то ел суп, кто-то курил сигареты и пил чай. На бревне возле костра играл на гитаре слепой музыкант. Какие-то дети бегали вокруг на руках, вставали на мостики, крутились, кувыркались, бесились. Всего около костра Марина насчитала двенадцать человек. Она пила чай и слушала. Думала, что все ее новые знакомые из театра. Про Павла она забыла. В области лба она чувствовала странное напряжение, проникающее в центр головы. Со стороны холмов наезжала черная туча, сверкали молнии. Люди, окружающие Марину обсуждали пути развития человеческой речи. По их мнению, разумная речь впервые появилась еще в те времена, когда человек жил в стадах и питался бананами. - Откуда, по-твоему, взялась корова? - жестикулируя руками, кричал человек в выцветших шортах. При этом его уши покрывались задорным румянцем, а голос рвался из груди как пулеметная очередь: - Если бы не было тех, кто бы мог доить корову, она бы сдохла от разрыва вымени. Как, по-твоему, она справлялась с молоком без помощи доярок. Ведь их раньше не было. Не могла же корова рожать постоянно, чтобы телята всегда кормились. Ведь были же времена, когда и людей-то не было. А себя доить корова не умеет. Или, к примеру, откуда взялась пшеница. Она в дикой природе не встречается. - Все это рок-н-ролл, - на распев отвечал ему слепой гитарист. Он еще раз ударил по струнам и его пустые зрачки, словно что-то поняв, вдруг спрятались под дрожащие веки. - Какая тебе нахрен разница, откуда взялась корова. – Уже пел он и таращился, пугая Марину. - Главное не в том, откуда она к нам пришла. Главное, зачем она. Пей молоко. Ешь хлеб. Маленький мальчик лет восьми и его сестра семи лет показывали настоящий акробатический номер. К костру подошла группа обнаженных людей измазанных глиной. Это были мужчины и женщины разного возраста. Мальчик залез Бородатому на плечи и крикнул: - Папа, смотри кто пришел! Голые серо-коричневые люди с достоинством и презрением швыряли: - Мы представляем культ глиняного человека. Нам нужен огонь. Мы хотим произвести обжиг. В этот момент сверкнула молния, и раздался гром. - Лучше не спорьте с нами, - сказали они. - Дайте нам вашего огня. Иначе хана. Бородатый не ожидал такого коварства и поэтому был слегка обескуражен. Но его дочь крикнула из-за спины: - «О - ля - ля», - что и послужило сигналом к решительным действиям. Бородатый снял сына с плеч, поднялся в полный рост, и широко раскрыв рот, громко зевнул, выражая презрение. Потом, не известно по какой причине, он вдруг начал имитировать движения обезьяны. При этом звуки, вылетающие из его горла, мастерски подражали членораздельным словам. Но это были не слова. Так, наверное, объяснялись гамадрилы. Все вокруг замерли. Они смотрели на Сашу. Слепой тоже с интересом наблюдал. Что-то в его взгляде и восковой мимике было зловещее, а его длинные пепельные волосы, собранные на затылке в хвост, казалось, были не из этого мира. Не сложно было понять по разрезу его глаз, что он житель севера. Бородатый, касаясь земли подогнутыми пальцами рук, в развалку, почти на корточках подошел к элегантной глиняной самочке лет двадцати. Без единого слова она принялась крутить у бородатого носа спортивными ягодицами. Бородатый хотел ее отшлепать. Он уже приготовился, даже руку поднял, но тормознул. Подмигнув двумя глазами своей братве, он начал скакать вокруг глиняных извращенцев. Не долго думая, братва к нему присоединились. Дети, гитарист и Марина смотрели на это представление. Марина не верила своим глазам. Глиняные люди, их было семь человек, взяли в кольцо костер и начали вокруг него крутиться как аборигены. Рядом шумно бесилось стадо приматов. Видя, что его обезьяний ход не подействовал на глиняных, Бородатый взял в руки горсть земли и подбросил ее вверх. Остальные обезьяны с интересом наблюдали за ним. Когда же он жестами и рычанием предложил всем остальным проделать то же самое, его поддержало все стадо. Кидались они осторожно, чтобы не ранить членов культа. В ход шли и веточки, и мелкие камни, и рыбьи головы. Вскоре глиняные люди ретировались, после того как жрецу культа в лоб попал разбухший пакетик чая. Марина чуть со смеху не упала. Бородатый сказал ей, что они сейчас продемонстрировали зарождение человеческой речи. Марине понравилось это, и она спросила: - Чем вы здесь занимаетесь? - Практикой, - ответил Саша. – Ролевыми играми. Скорее всего, мы вернулись назад во времени и пережили момент, когда животные осознали себя людьми. Главное вжиться в роль. Мы поняли друг друга при помощи жестов и речи. Чтобы пришло понимание, необходимы ситуации, требующие такого понимания. Саша начал имитировать движения обезьяны. При этом его мимика и впрямь ужимками и гримасами говорила, что весь мир прост как банановый рай и важен как ловля блох. Смотреть на него было забавно. Вскоре он принял естественный для себя вид серьезного человека. В один миг он из полного придурка превращается в умника. Это как если бы он костюм арлекина менял на шмотки незнайки с регалиями доктора всех наук. - Если бы ты увидела бабу на метле? – спросил он. И тут же ответил: - То подумала бы о бабе яге. Верно? Или о галлюцинациях? А? Дурак выберет галлюцинацию, потому, что путь дурака это выбор худшего из равного. Ты бы выбрала ягу. Это путь умного. Умный выбирает лучшее из равного. Человек - такая скотина, которая выбирает либо полеты на метле, либо психушку. Это просто игра. Слепой музыкант принял вид глубоко задумчивого человека и в блюзовом ритме пропел что-то на испанский манер. Бородатый сказал, что этим слепой хотел подчеркнуть нашу победу над игрой глиняных идиотов. Странной и немного пугающей чертой гитариста было желание, выпячивать слепые глаза. Марину это немного пугало, а в остальном - здесь было весело. - Эти глиняные ничего не понимают, - заявил Бородатый. - Мы им вечером нанесем еще один сокрушительный визит. - Да, - подхватила женщина в синем купальнике. - Эти тантристы только и умеют что трахаться. - Кто такие тантристы? - спросила Марина. И Бородатый ответил ей, что Тантра это практика секса. Люди через Тантру находят сакральный смысл и энергию. - Тантристов много. Хороших тантристов мало. И шаманов хороших тоже мало. - Подхватил слепой. Он запел горловым пением какие-то северные мотивы. Его голос обладал странной силой. Вибрация была такой мощной, что у Марины слегка поплыла картинка. Она закрыла глаза и слушала Якута. Саша говорил ей на ухо, что время уже пришло, и, что пора, мол, начинать играть по-крупному. Марина открыла глаза и спросила: - Вы хотите везде так играть? В такие игры?! - Нет, не в такие. Есть круче. Правда, они требуют больших знании. Но мы справимся с этим. Чем больше людей играет, тем больше сил становится у тех, кто придумал эту игру. Мы будем играть в ведьм. - Тогда и в колдунов тоже, - подхватила Марина. - Эта игра может называться «колдуны и ведьмы». В ней тогда появится больше игрового пространства. Мне это нравится. - Ты схватываешь на лету. - Нам нужен координационный центр, - говорил Борода. - Нам нужны выходы на общественные и коммерческие организации. А лучше всего вписаться в какую-нибудь предвыборную программу. Сделать ПИАР какой-нибудь партии. Хорошо бы еще под эгидой школьных учреждений привлечь к игре детей. Для родителей это будет тренингом по воспитанию их чад. Выберем нашего человека в депутаты. Скоро выборы. Министерству образования предложить игру, как профилактику наркомании среди детей и подростков. Привлечь в игру учителей, и учредить Академию наук Гармонического Развития Абсолюта. Придумать пару-тройку молодежных движений. Несколько враждующих сект создать. - Вместе мы сделаем это. – Сказала Марина. - Паблик Рилейшен это моя специализация. У меня целая команда есть. Мы готовим ПИАР. За деньги конечно. Только зачем вам это? Какая цель? И Бородатый ответил ей, что игра нужна ради игры. - Все зависит от того, на каком уровне ты находишься. Жизнь, знаешь ли, тоже игра. Наша игра - тоже система. Наша игра в жизнь это мистерия. К примеру, тантристы игрой в глиняного человека избавлялись от комплексов. Это для новичков. Одновременно они демонстрировали нам крутость своей игры. Они хотели наехать на нас своими правилами, быть может, перекинуть на нас свои проблемы и, наверное, зацепить нашу энергию. Это уже более высокий уровень. Но мы их обламали. Без поединка скучно. Мы с помощью нашей игры воспитаем настоящих ведьм и колдунов, и когда они узнают об этом… О, это будет стихия. Настоящий шабаш. А мы заработаем себе психоинформационный капитал. Вкусная энергия. – Потирал Бородатый руки. - Идут шаманы, как щенки, промокшие под ливнем, - вдруг заорал гитарист и выпучил глаза в сторону холмов за полем. Но там никого не было. Все молча сидели, смотрели и ждали. А потом все увидели, что через поле идет группа людей с бубнами. Над ними шел дождь. Но к тому времени как люди подошли к лагерю, дождь свернул вправо, и ушел стороной в лес. С соседнего холма спускался человек в ковбойской шляпе. Он был сухой. Дождь не тронул его. - Вы лохи, - крикнул он шаманам. Они что-то проскулили и сконфуженные ретировались к своим палаткам разводить огонь и греться. - Почему он назвал их лохами? - спросила Марина. - Они мерились силами. Шаманы оказались слабее. Они на одном холме танцевали вокруг костра с бубнами, заклиная дождь. А этот, - указал Саша на человека в ковбойской шляпе. - На другом холме медитировал. Но дождь облил только шаманов. Его игра оказалась сильней. Выслушав это, Марина поняла, что попала туда, где можно многому научиться. И тут ее осенило: - Слепой первым заметил шаманов! - Но, как? Как слепой мог раньше увидеть? И Бородатый ответил ей, что если бы слепой не был слепым, то он бы не увидел того, что не видно зрячим. Алену выгнуло, словно током ударило. Потом она скорчилась на полу палаты, чувствуя, как ногти превращаются в когти, как руки и ноги превращаются в лапы, как лицо превращается в морду, как вся она превращается в зверя. Я спросил у змея: - Как умер Якут? - С чего ты взял, что он умер? АНГЕЛ. Над воскрешением миров я бился ночи проводя В лабораториях души своей неведомой и темной. Мне в этом склепе не хватает настоящего огня Чтобы закончить опыт. Я алхимик скромный. В любовь немного яда добавляю, В надежду – горсть тоски. И веру в клочья разрываю Чтобы опять спаять куски. Мешаю компоненты меж собою. Вновь изменяю прошлое как сон. Толкая в спину легкою рукою Афина меня вводит в Парфенон Я Одиссей застывший у Харибды Я заблудившийся Ясон. Как Тор в объятиях Изиды Учу не изучаемый закон. Вся необъятная свобода Замкнулась в глупости доктрин. Глазами целого народа Смотрю, не понимая как кретин. Прекрасный мир - душа урода, Жестокий - с духом красоты. Вся необъятная свобода Замкнулась в правилах игры. Мне образ воскрешенного Вотана В рунической символике предстал. Ортодоксальная позиция Корана В суфизме, как в нирване Тадж-Махал, Мне объясняет принципы обмана - Любой дурак, кто истину искал В чужих интерпретациях вселенной На опыте своем мне показал: В лабораториях души своей нетленной Миры нет смысла воскрешать, Их нужно создавать. Гуля вздрогнула, когда я вошел. Она встала из-за стола и сказала, подходя ко мне: - Твои стихи? Ты написал? - Да. – Ответил я, закрывая word. - Но этот стих я никому не хотел показывать. - Прости. Какой яд ты в любовь добавляешь? – спросила она. - Ты о чем? - Не валяй дурака. Ты знаешь, о чем. - Конечно знаю. Но не скажу. - Почему? - Я так хочу. И вообще, это глупый стих. Он ничего не значит. И не про меня. - Почему ты прячешься от меня? Есть что скрывать? Мне все равно, какие у тебя заморочки. Будь ты хоть кем. Делай что хочешь. Я просто люблю тебя. Не нужно было этого говорить. Взгляд ее дрожал как крик души над горным обвалом. Мне стало жаль ее. Захотелось ей все рассказать о себе. Жаль вдруг стало себя. И я остался далек от нее. Прочитав это в моих глазах, она махнула рукой и сказала, что нас связывает только секс. Я не поверил ей, но согласился. - Пусть будет так. – Сказал я. – Предпочитаю простые отношения. Без обязательств. Мы вместе пока нам хорошо. Мне хорошо с тобой. А тебе? - Мне тоже. Я обнял ее за талию и развернул спиной. Собрал ее волосы и положил на одно плечо. - У тебя красивые уши, - шепнул я. - Они требуют поцелуя. Я прикусил ее мочку сначала аккуратно. Потом сделал ей больно. Она вздрогнула, вцепившись ногтями мне в ноги. Вздрогнул я. Я поцеловал ее в шею, сначала аккуратно. Потом сделал ей больно. Она вздрогнула и развернулась ко мне лицом. - Прямо сейчас. – Сказала она. – Сделай мне массаж. Я бросил ее на кровать. Лицо и взгляд ее выражали испуг и ожидание. Я залез на кровать c ногами, встал над ней как демон и грубо сказал, чтобы она прямо сейчас разделась, если не хочет собирать свою одежду под балконом. - Я страшен во гневе, - рычал я. – Ну, подруга, ты попала. - Я хочу тебя умолять, - говорила она, расстегивая джинсы. – Боли хочу. Тебя хочу. Я взял кокосовое масло с полки и не много вылил ей на грудь и живот. Гуля лежала обнаженная. В груди ее билось возбужденное сердце. Вся она была напряжена. Но как только мои теплые скользкие руки коснулись ее, она расслабилась. Ее томный волшебный голос: - Как хорошо, - заставил мои руки блуждать по ее телу. - У тебя такие теплые мягкие руки, - говорила она. – Как я люблю их. - Только для тебя. Подобно Венере вышедшей из пены в моих горячих руках она растворялась, таяла и ждала. Я коснулся клитора и вернулся к груди. Отчаянье вырвалось нежным вздохом. Ей хочется большего. Кончились ее силы терпеть и ждать. Я издеваюсь над ней, ей нравится это. Я сжал соски. Вся она напряглась от боли. Но в следующий миг я снова касался клитора. Она таяла и вздыхала. Я возвращался к груди. Проделывал это снова и снова. Нетерпение вырвалось из-под контроля и направило ее же руки во влагалище. Я связал их поясом от халата. Гуля стонала, просила, умоляла. Я молчал. Смотрел ей в глаза, чтобы читать в них наслаждение и просьбу. Купал свои руки в ней. Начинал с пальцев рук, поднимался к предплечью, скользил по плечу, по груди, уходил к животу и касался клитора, чтобы увидеть, как веки ее вздрогнут и глаза раскроются шире. Я брал другую руку, чтобы исследовать все ее тело. Эта мука была для нее невыносима. Зубами она развязала узел на проклятом поясе и бросилась на меня как львица, опрокинула на спину. Теперь уже она сосредоточенно смотрела на меня, чувствуя, как я вхожу в нее. - Мы всегда кончаем вместе, - говорила она. – У меня такое впервые. Я хочу, чтобы ты меня разорвал. Я бросил ее на спину, закинул ее ногу себе на плече... - Я сейчас кончу. - Я тоже. Я вышел на балкон покурить. Вечер. В окнах дома напротив плавает солнце. На березе как елочная игрушка висит детский велосипед. Собака залезла в мусорный контейнер. Дети на футбольном поле играют в вышибалы. Из машины тяжелым басом гремит продижи. В небе в стаи собираются облака. - Иди ко мне, - сказа я. Она вышла на балкон и вытащила у меня изо рта сигарету. - Дай покурить. - Травись на здоровье. - О чем думаешь? – спросила она. - О вечном. О небе. А, ты? - Ни о чем. Не хочу сейчас думать. - Поехали на море. - Тебе только сейчас это в голову пришло? – спросила она, улыбаясь, и прижимаясь ко мне. - Да. Иногда мысли о небе могут загнать тебя в море. - Хорошо трактуешь, - сказала она. - Это уже плагиат. С тебя… с тебя… - Я расплачусь натурой. - Мне это подходит. Я спросил, что она думает о Бородатом. Она отошла от меня. Из нежной голубки она превратилась в монстра. Ее взгляд сконцентрировался выше моих бровей. В области лба появилось неприятное давление, проникающее в центр головы. - Бородатый волнует тебя? - крикнула она. – Ты такой же придурок как он. - Втяни когти, кошка, - рявкнул я. - Не рычи. Боль в области лба усилилась. Я смутился, даже испугался. Но, прогнав страх, я ощутил приближение ярости. Вместе с ней и приближение Змея. В копчике появилась вибрация. В области темени, словно лотос начал раскрываться. Испугавшись за Гулю, я приложил все силы, чтобы уйти с балкона и крикнуть из комнаты: - Почему тебя так взбесил мой вопрос? - Не знаю, - растерянно ответила она. Она села на стул и закрыла руками лицо. Колени ее дрожали. Я подошел к ней и погладил по голове. Она сказала, что ей не по себе и что объяснить она сейчас ничего не сможет. Я решил переключить ее внимание и спросил: - Сколько тебе лет? - Двадцать шесть. А тебе? - Тридцать. - О, да ты уже старый. - Ладно, глупости не говори. Жизнь только начинается. Я гладил ее по голове и говорил, что завтра мне нужно зайти в офис, дать инструкции и можно отчаливать на курорт. Она говорила, что тепло моих рук, наверное, айсберг растопит. Я сказал: - Вот тут ты ошибаешься. Есть у меня один айсберг знакомый. Настя зовут. Гуля отдернула мою руку и встала с глазами человека, увидевшего доброе привидение. - С этого момента поподробнее. – Сказала она. – Это какой такой айсберг? Где он плавает? - В морях моей памяти. Дела давно минувших дней. Это было давно и, наверное, неправда. Даже говорить не хочу. Я сконцентрирован на тебе. У прошлого столько лиц, что, заглядывая в любое, все равно ошибешься, какое из них настоящее. Иди ко мне. - Не дождешься, - недовольно сказала она. - Все прячешься от меня. На море один поедешь. Пойду в душ. Сходи за пивом. Она вышла из комнаты, оставив в моей душе грустный осадок. Никак не хотел ее огорчать. Получилось, однако. Нужно как-то расхлебывать эту ситуацию. В магазине купил креветок и пива. Глупая продавщица дала лишнюю сдачу. Я вразумил ее, вернул деньги, за что и получил благодарность. На кой черт мне ее благодарность? Ветер поднялся. Густой и ленивый он летел откуда-то с юга и нес в себе призраков скорого путешествия. Одного призрака я поймал. Делясь с ним соображениями о том, куда ехать я поспешил домой. К моему разочарованию Гули там не оказалось. Ушла. Когти показывает. Я включил музыку и налил себе пива. В грустном таком одиночестве я встретил полночь. И позвонил Гуле. Абонент временно недоступен. И отправился спать. Утром снова ей позвонил. Опять недоступен. Поехал на работу. Тридцать пять человек в сети. Снял деньги. Уговаривая себя ни о чем не думать, зашел побродить среди картин в галерею. Не понравилось. Вышел. Жарко стало. Купил минералки и положил деньги Гуле на телефон. Позвонил. Недоступен. Злость даже почувствовал. Где-то зашипел Змей. Не хочу сейчас его видеть. Домой иду. Думаю, ехать на юг или нет. Я открыл дверь в квартиру и вскрикнул, выронив ключи. На пороге стояла Гуля и улыбалась. - Что испугался? - Ну, ты блин даешь. Чё творишь-то? Как ты здесь? - Талант у меня есть. – Сказала она, сияя. - Замки вскрываю. – Она пощелкала пальцами. - Ты меня удивляешь. Мне это нравится. Она села на чемодан и сказала, что вещи она собрала. - Билеты купил? - улыбаясь, спрашивала она. Потом становилась серьезной: - Мы едем или нет? Я присел на корточки и обнял ее за ноги. - Мне кажется, я тебя люблю, - сказал я. – Не нужно было этого говорить. - Ты такой дурной!? – смеялась она. Я тоже смеялся и нес ее в постель. Грубый секс и нежные чувства в такую жару не оставили шанса на долгое приключение. И поэтому через час я горячий как Марс на рассвете просил Гулю приготовить окрошку. - А я пока билеты закажу. – Сказал я. Гуля вышла из комнаты. Я долго сидел, крутил телефон в руке, решая куда ехать. Ехать нужно туда, где я не был. Не был я в мертвом городе. Туда и поедем. Уговорив ледяную окрошку, я поднял старую тему о главном. - Я должен тебя спросить. – Сказал я. - Спрашивай. Только осторожно. Мне показалось, что она поняла, о чем пойдет речь. Она сидела напряженная и словно ждала неприятностей. Я сказал ей, чтобы она закрыла глаза и постаралась расслабиться. - Я не могу расслабиться. – Сказала она. - Тогда просто закрой глаза. Она закрыла глаза. И я сказал: - Помнишь в квартире у Артема Бородатый отключился и упал на Соню. - Помню. - Что ты думаешь по этому поводу? - Мыслей много. Верных нету. – Сухо ответила она. - Ладно. Пойдем другим путем. Как ты познакомилась с ним? Ты в игре? Сейчас ты играешь? Я почувствовал шорох теней. Гуля сказала, что Шекспир писал что-то на эту тему и ей не сказать лучше, чем он. Потом она сказала: - А с Бородой я познакомилась этой весной. Я немного расслабился, потому что за такое короткое время понять всех тонкостей игры невозможно. Гуля сказала: - Я автостопом добиралась из Ногинска. Машину вел Глюк. Рядом сидел Бородатый. Вот так мы и познакомились. Они пригласили меня на дискотеку, на закрытую вечеринку. Вручили флаэрс. Она оборвала свою речь. Открыла глаза, медленно встала, обошла меня и положила свои руки мне на глаза. - Мы поменяемся местами. – Сказала она. - Теперь твоя очередь. - В каком смысле? - Не прикидывайся. Говори. - Сказать можно все. Или ничего. Что интересует? - Не что, а кто. Ты меня интересуешь. Я ничего о тебе не знаю. Я даже твоих детских фотографий не видела. - Я не люблю фотографироваться. - Бывает и такое, - кивнула Гуля. – Ладно. Не хочешь не надо. Тогда скажи мне, какой знак твоей жизни? Ты т эту ему подогнал. Тогда и сам будь в теме. Говори. - Противотанковый ёж. – Сказал я. - С этого места поподробней. Что это значит? - Крест охраняет жизнь. - Не поняла. - Куда тебе, девочка!?... В куклы играй. Тебе не понять. Она бесилась и со смехом говорила: - Пальцы гнешь? А, ты не врешь? – и села мне на колени. Смотрит в глаза, говорит: - Не путай меня, - а сама лезет в брюки. И говорит, возбуждая меня прикосновениями: - Говори. Быстро. Прямо сейчас. Я сделал попытку ей рассказать о смысле символа. Но смог лишь сказать, что слова потерялись в приятных ощущениях. С паузами я выдал ей: - Нет слов… слова теряются… у тебя нежные руки. Она поймала момент и балансировала в диапазоне моего оргазма, смотрела в глаза, улыбалась, и говорила: - Что молчишь? Говори. Но я лишь простонал: - Позволь мне кончить. Я все скажу. Но вместо этого она перестала надо мной издеваться, встала, кокетливо вильнула хвостом и села на диван. Я тяжело вздохнул и сказал: - Ну, ты вредная подруга. Издеваться любишь? - Как и ты. А теперь говори. - Ежь противотанковый? Ты меня сбила с мысли. Подожди секунду. Сейчас я успокоюсь. Ну, хорошо. Вот я уже и готов. Значит, ежь. В пересечениях его линий можно увидеть крест как магический символ или как христианский, мистический, одним словом. - Продолжай. - Еще там присутствует знак стоп, его можно трактовать как охрану дороги жизни. На латинском языке первая буква в слове жизнь, какая будет? Гуля показала два пальца на одной руке. - vita, - казала она. - Вот я и говорю, крест охраняет жизнь. – Сказал я. - Противотанковый еж. - Уже начало. – Сказала она. – Закрываешься ото всех? Блокируешься. Она закрыла глаза. – Спрашивай. Из другой комнаты раздался звонок мобильного телефона. Она убежала его включать. Я подумал, что зря начал перед ней раскрываться. Вернулась Гуля и сказала, что ошиблись номером. Я поблагодарил бога, что звонок не позволил зациклить внимание на блоки, заборы, подвесные мосты и прочие рвы, частоколы и минные поля; так же как и на осадные орудия: катапульты, тараны, божественное провидение или фантазии, иллюзии и комплексы. Я понял, что мое одиночество это комплекс неполноценности общества. Но в присутствии Гули мое одиночество таяло как снег в ее теплом дыхании. Она закрыла глаза. Я спросил: - Почему ты думаешь, упал Бородатый на хате у Тёмыча? - Понятия не имею. Ответ устраивает? Тогда моя очередь задавать вопросы. Закрой глаза. Где ты родился? Не хочу отвечать на этот вопрос. Ответ на него или ложью будет (чего бы не хотелось так это лгать) или правдой, что в сущности, тоже не комильфо, потому как правда здесь картами минных полей проявится или чертежами крылатых ракет; противотанковый еж в такой ситуации не будет помехой для теней. Нужен новый знак жизни. Пусть это будет летающий авианосец. На его палубе с легкостью поместятся бомбардировщики, истребители, штурмовики и беспилотные разведчики. И, чтобы ни одна управляемая ракета близко не летала. Раздался звонок моего телефона. Вовремя. Номер не определился. Спрашиваю: - Кто это? Слышу шипение Змея. Слов разобрать не могу. Выключаю телефон. Гуля спрашивает: - Кто звонил? - Ошиблись номером. – Отвечаю. Мы как два дурака уставились друг на друга. Молча. Никто не хотел поднимать прежней темы. Я старался выключить шепот своих рассуждений. Затянувшаяся пауза начала меня раздражать. Столько вопросов у меня появилось, что если не скажу хоть слово, по уши в них увязну. Я предложил ей встретиться с Бородатым. Она лишь качнула головой и безразлично сказала: - Да. - Я вижу, тебе все равно? - Нет, мне не все равно, - сказала она. – Меня многое беспокоит. Например, твой интерес к игре. Что тебе нужно? Развлечений? Боюсь, проблем больше будет. - А ты не бойся. Мне не развлечения нужны, а ответы. Много вопросов у меня. Не знаю, кому их задавать. - Мне задавай. Она сидела напряженная и уставшая. Я не знал, куда себя деть. Анализ последних десяти минут меня вышибал в сторону сомнительных предположений. История с телефонными звонками меня разрывала на части. Выводы ворочались в воображении и кричали: - спроси, спроси. Но и змей шипел: - не глупи, заткнись. Гуля нервно курила. Взгляд ее искал точку опоры и не находил ее. Гуля ждала. Ждал я. Напряжение между нами возрастало с ошеломляющей скоростью. И вскоре я уже не мог себя контролировать. И поэтому спросил: - Тебе сны снятся? В ее глазах я прочитал вопрос и просьбу: - умоляю, продолжай. И я продолжил. - Мне снятся, - сказал я. – Иногда они пугают меня. Уснуть я могу в любой момент на одну секунду. И сразу проснуться. А, впечатлений может остаться на всю жизнь. Я пожалел, что стал открываться. Тени моих страхов заворочались в углах кухни. Я даже увидел, как они ползают по стенам, забираются под картину и холодильник. Одна тень скользнула под стол. Гуля вздрогнула. Я словно очнулся. Огляделся. Нет никаких теней. Гуля смотрит на меня. Губы ее сжались. Глаза превратились в щели. Она стала похожа на азитаточку, примадонну театра теней. Она ждала. Ждал я. Не выдержал. Сказал: - Твоя очередь. Глаза ее раскрылись. Она улыбнулась неестественно и сказала: - Мне тоже снятся страшные сны. Напряжение не отпускало меня. Оно возрастало. Не знал наверняка, играет она или нет. Может она думает, что играю я? Она сидела напротив меня, как фея вкусившая запрет на сказку. Горек и ядовит был вкус. Она облизала пересохшие губы и сказала: - Хочу пива. Она налила себе пиво, отпила немного и села на прежнее место. Смотрит. Ждет. Я жду. Не выдержал этого напряжения. Спросил: - Какие сны? Расскажи. Она еще глубже заглянула мне в глаза, чтобы прочесть в них искренность. Прочитав ее, она сказала: - Снится мне огромная площадь. Тысячи людей собрались на ней. Поднимается ветер. Плотный как свет прожектора в темноте, сильный настолько, что сдувает с людей их лица как маски. Я вижу как люди, разглядывая друг друга, приходят в ужас от понимания, что они не живые, а мертвые. И не люди они, а роботы. Они умеют любить и ненавидеть, уважать и презирать, смеяться и плакать. Узнав о себе все, одни в истерике начинают биться, другие начинают бить других, третьи искать свои лица. Те, кто находят, сразу их надевают и расходятся по домам. А потом мне снится другая площадь… - Стоп. – Сказал я. – Ты мне врешь. - Я знаю. - Говори правду. - Я боюсь. - А ты не бойся. Я здесь. Я слышу имя твое. Тебя зовут Гуля. Я подхожу к тебе. Обнимаю тебя. Смотрю в глаза. И ты мне говоришь… - И я тебе говорю, что боюсь охотников. Змееловов боюсь. От этих слов я словно увернулся на подсознательном уровне, а тело мое словно кто-то швырнул на пол, и я отключился, ударившись головой о стиральную машину. Пришел я в себя оттого, что Гуля тихонечко бьет меня по щекам и говорит: - Эй, парень, не делай мне нервы. Я смотрю на нее и понимаю, что напряжение и страх стерлись с ее лица. Она сияла как фея, вернувшаяся в сказку. - И, что? – спрашиваю, садясь на пол и трогая затылок. – Больно, черт возьми. Шарахнулся от тебя как от змеи. - Я и есть змея. Ты еще не знаешь, какая я стерва. - Знаю я одну стерву. Тебе до нее расти и расти. - Ладно, шучу. На самом деле я кошка. «Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой». Я пантера. Черна… дикая… кошка. Она села на пол напротив меня, прижала мою голову к своей груди и, гладя мой ушибленный затылок, говорила как школьнику: - Маленький. Ушибся? - У тебя нежные руки, - сказал я. – Никогда не чувствовал таких. - Только для тебя. - Это уже плагиат, - запротестовал я. - Я расплачусь натурой. – Сказала она. - Мне это подходит. Мы были настолько возбуждены, что, рассказывая о своих покровителях, перебивали друг друга, чтобы, опомнившись говорить. - Прости, теперь твоя очередь. И Гуля говорила: - Моя пантера всегда со мной говорит в развалинах индийского храма. - Теперь ясно, почему ты так бедрами трясешь. - Не нравится? – возмущенно. - Очень нравится. Безумно. Я замолчал. Но ее настойчивый взгляд заставил меня продолжить. - А, я даже не знаю, где встречаюсь со своим Змеем, - сказал я. – По интерьеру, на замок похоже местечко. Европа. Феодальный строй. Гуля мне рассказала, что с пантерой она познакомилась несколько лет назад. В то время она очень боялась воды, и совсем не умела плавать. - У нас традиция каждое лето встречаться с одноклассниками на озере. – Сказала она. – Я смертельно боялась глубины. Но после шампанского меня уговорили покататься на лодке. И естественно я упала за борт. Погружаясь под воду, я испытала такой ужас, что мои руки и ноги оцепенели. Я даже не могла бороться за жизнь. Страх сковал мои действия и волю. Я шла ко дну как кирпич. Мне показалось, что минула вечность, прежде чем я услышала в голове голос похожий на рычание. Кто-то сказал мне, чтобы я сжала кулаки. Но мышцы меня не слушались. Потом кто-то сказал, что это единственный способ выжить. Но и это на меня не подействовало. Тогда я увидела свою покровительницу, черную пантеру. У нее были большие зеленые глаза. Очень хорошо их запомнила перед угрозой смерти. Пантера словно выплыла из глубины и ударила меня лапой, сказав, что я дура и что времени на раздумье у меня столько осталось, сколько потребуется на сжатие кулаков. На каком-то бессознательном уровне я сделала это. И сразу во мне включилась память. Я вспомнила, что умела плавать всегда. Не раздумывая, я поднялась на поверхность и самостоятельно доплыла до берега. Все мои одноклассники…. Видел бы ты их глаза. И теперь я не боюсь воды. Я до сих пор удивляюсь: пантера, плывущая под водой!? Она ко мне приходит иногда и рассказывает, что я должна делать, чтобы вернуться домой. Но, что это за дом и где он, я так и не поняла. Пантера мне и о тебе тоже рассказала. Сказала, что ты Змей, и что мы должны что-то сделать вместе. - Ты мне мозги вправляла, - сказал я раздражение чувствуя и покой. - Страх разыгрывала, зная правду. - Я боялась. И, вообще, всему доверяет только дурак. - Вот здесь я с тобой не согласен. Себе просто необходимо доверять. Вера в себя это ускорение в сторону цели. Вот я, например, еще и тебе доверяю. Мне просто необходимо кому ни будь верить. Если нет никого, то я задыхаюсь. Давай договоримся, я - тебе, ты - мне. - Пусть это будут правила нашей игры. - Вот здесь я с тобой согласен. Я вспомнил, что познакомился со Змеем при аналогичных обстоятельствах. Неотвратимость смерти пробудила в нас что-то. Что-то из других миров. Мне тогда было лет пять, наверное, или даже меньше. На даче, я, не отдавая себе отчета, поймал гадюку и тащил ее за хвост, с удивлением глядя, как родители в панике кричат мне, чтобы я бросил ее. Я не понимал их страха. И продолжал идти к родителям, волоча змею. Я не волновался, потому что не знал что такое смерть. Но, змея мне шепнула, что если она меня укусит, то я умру и больше никогда не увижу маму и папу. Как еще ребенку можно объяснить, что такое смерть? Я разжал руку. Потом очень долго боялся змей. Меня мучили ночные кошмары. Ко мне приходила огромная черная кобра и пугала меня, при этом она говорила, что не следует ее бояться, а нужно дружить. Ее настойчивость возымела успех, и однажды я сдался. Это случилось после того как я закончил школу. Я заговорил со Змеем. Как только между нами наладился устойчивый диалог, Змей крайне редко стал заглядывать ко мне. В основном перед важным событием, определяющим мою дальнейшую жизнь. А, последнее время он что-то зачастил. Но о Гуле и ее пантере он ничего не говорил. Я думаю, он так поступал, чтобы воспитать во мне осторожность. Когда увижусь с ним, потребую объяснений. - И все же, - сказал я, - думаю, Бородатый не простой человек. То, что они провернули на Яхроме, наложило отпечаток на них. - Что они провернули? - Ты не знаешь? Они что-то сделали там. Думаю, каждый из них что-то получил, способности или покровителей. Иначе как еще можно объяснить, что Бородатый взял на себя роль моей тени. Он что-то знает. Змей стращает меня тенями. Говорит, что они помешают мне вернуться домой. Что такое тени он толком не говорит. Но, я полагаю, что это чисто человеческие, очень яркие, интенсивные чувства: страхи, разочарования, обиды, ненависть… Но только не ярость. Когда я чувствую ярость, у меня из макушки вылезает Змей и бьет. Поэтому Бородатый упал. Змей ударил его. Гуля меня перебила. - Моя пантера никого не била. Но, я знаю, что она может. Что-то должно произойти. Какое-то событие должно случиться. Мы выйдем на другой уровень нашей игры. - Бородатый своей игрой может навести на нас реальные тени. Не знаю, как к нему относиться. Он может работать на них. Может прибить его? - Можно и прибить. Но, рано. А относится к нему нужно осторожно. Я и зарычала на тебя поэтому. Ты достал меня вопросами о нем. Я в точности не была уверена в тебе. А вдруг ты диверсант. Разводишь меня. - Думала, я за одно с ними? Прости, птичка, но я то же самое думал и о тебе. Нам встретиться помогла судьба. - Или программа. - Змей тоже мне что-то пел о программе. Но полной информации не дал. Оставляет, наверное, пространство для самостоятельного развития. Мудрая тварь. ПОКРОВИТЕЛИ. Сумерки в полголоса о чем-то договаривались с первой звездой. Почему интересно не слышно слов? О чем-то договаривались два кота в палисаднике. Почему интересно не устраивают кошачьих боев? О чем-то весна говорила с летом. О чем интересно? Я с нетерпением ждал свидания со Змеем. Но он не приходил. И Пантера не приходила к Гуле. Мы пришли к соглашению, что, позволив нам встретиться, наши покровители закрыли первую главу своих наставлений. Мы чувствовали себя брошенными. И ждали следующей главы. Весь этот мир железобетонных конструкций, асфальтированных дорог, людей спешащих к реализации своих бессмысленных желаний, нагонял на меня отрешенность. Я игнорировал суету. Смотрел на Гулю. Она была невероятно красива в это время. Не знаю, может, сумерки ей добавляют очарование хищника. - Это время черной Пантеры, - сказала она. - В сумерках она становится призраком. Я согласился с ней и сказал: - Ага. Начинаешь сомневаться, ее ты видишь или дорисовываешь образ. Это точно. Это видно. Это ясно. А, время моего Змея не определено. Он всегда Змей. Уязвим он, я думаю, когда меняет кожу. Опасные разговоры ведем. Лишь бы не было лишних ушей. На той и на этой стороне реки только технические районы. Пришла ночь. Фонари, освещающие набережную Яузы внезапно погасли. Кромешная тьма образовалась вокруг нас. И только в заборе, отделяющем нас от какого-то завода, как приглашение в неизвестность открывалась медленно дверь. Змей мне показывал ее в своем убежище - яркая брешь, дорога домой. Я повернулся к Гуле, чтобы сказать ей, но не увидел ее. Ее там не было. Там была черная пантера. Она смотрела на меня огромными зелеными глазами готовая в любой момент или напасть или спрятаться в темноте. Глаза, как два больших зеркала отражали сияние двери за моей спиной. Я вдруг понял, что не имею привычного тела. Очень необычное ощущение: я стал Змеем. Я почувствовал такую устрашающую мощь, что даже сам испугался. Не потеряв нормального человеческого мышления, я сделал усилие, чтобы заговорить. Но вместо собственных слов я услышал шипение, обладающее такой вибрацией, что меня бросило в дрожь. Пантера ответила мне грозным рычанием. Она выгнула спину, словно испугавшись, и сделала несколько аккуратных шагов в мою сторону. Судя по тому как я смотрел на нее, мои размеры в образе змеи были ошеломляющие. Я раздул капюшон, чтобы осознать всю глубину происходящего. Это как заново родиться не умирая. На фоне яркого света двери я увидел две человеческие фигуры. Там были я и Гуля в человеческой форме. Они словно по ту сторону этого мира стояли и смотрели на нас, на хищников. В них читался покой и сила иных измерений, неведомых мне, но бесконечно притягательных. Поймав взгляд самого себя, я потерял привычную форму мышления. Вакуум образовался в пространстве моего сознания. Я как будто уловил отблеск восприятия того, кто был по ту сторону портала. Глубокое проникновение в самого себя породило ускользающее понимание. Но это понимание не могло быть оформлено мыслями, и поэтому, не озвученный крик души воплотился в инстинктивном движении к порталу. Это дорога домой. Я скорее хочу вернуться. Пантера, наверное, чувствовала то же самое, потому что в одно мгновение мы бросились к яркому свету. Но дверь закрылась прямо перед нами. Зажглись фонари. Мы снова стали людьми. Мы стояли у серой стены опустошенные, готовые умереть прямо сейчас, лишь бы это все повторилось. Я готов был разбить эту стену кулаком. Я готов был кричать под водой. Я готов был стереть с лица земли все абортарии и жертвенные алтари, уничтожить все камеры пыток и крематории, выжечь всю боль, прогнать страх, утопить Ноя, взорвать эту чертову планету. Не знаю, что еще я готов был сделать, - потушить Везувий и Пентубу, запаять озоновые дыры, воскресить убиенных младенцев и построить Вавилонскую Башню, заглянуть в глаза Богу, взломать его ДНК и… Я посмотрел Гуле в глаза и увидел в них такую печаль, что единственным верным решением для меня было обнять ее. Я обнял ее. Мне показалось, что она плачет. Я тихо сказал: - Когда-нибудь. Просто еще не время. - Я хочу умереть, - сказала она. - Брось. Нам еще нужно найти остальных. Не знаю, почему я это сказал. Вырвалось неосознанно. Гуля освободилась из моих объятий и сказала: - Знаешь, я подумала так же. Мы решили пристально обратить внимание на остальных. Кто они, где? Вернувшись, домой мы залезли под холодный душ, чтобы снять напряжение. Вода смыла груз этой встречи. Утром я напомнил Гуле о знаках. Я сказал, что нужно обращать внимание на все необычное. Даже на расположение автомобилей под окном. - Иди, посмотри. – Сказал я. Она вошла в балкон. Прижалась к моей спине, обняла и положила подбородок мне на плечо. Я сказал, что машины на старом футбольном поле расположились в форме ромба. Что это значит, я понятия не имею. Но думаю обращать внимание на такие мелочи. Это научит нас вычислять значимые знаки. Гуля согласилась со мной. И сказала, что в области солнечного сплетения она не ощущает прежней полноты. Словно что-то вытащили оттуда. Я прислушался к своим ощущениям и согласился с ней. - Да, - сказал я, постукивая ладошкой пониже груди. – У меня так же. Не хватает. Не могу понять чего. - Может, мы потеряли душу? – спросила она. - Не думаю. Душа – прерогатива Бога. Если кто-то ее и захочет поиметь, то думаю, это будет дьявол. Сомневаюсь, что вчера мы с ним виделись. Думаю, мы виделись вчера с нашими двойниками. Я говорил это, ощущая в солнечном сплетении странную вибрацию, словно кто-то дергал струну. И в то же время необъяснимая пустота концентрировалась там. Двойственность чувств порождала дискомфорт. И я предложил Гуле прогуляться до аттракционов, покататься на каруселях и поесть мороженого. Гуля усмехнулась. - Думаешь, перегрузки пойдут на пользу? - Реальная тема. Нужно перебить ощущения, чем-то более навороченным. Или просто сосредоточиться на них, чтобы понять. - Давай понимать будем. Что-то не очень мне хочется экстрима сейчас. Сколько можно? - Без проблем. Как скажешь красавица. Раздался звонок в дверь. На пороге стоял Артем с сумками в руках и говорил: - Заруливайте ко мне. У меня народу полно. Только вас не хватает. Бородатый жаждет общения. Он говорит, что у него есть новая тема, требующая разработки. И, только вы сможете ему помочь. Мы с Гулей недоверчиво посмотрели друг на друга. Потом одновременно повернулись к Артему и в один голос сказали: - Без проблем. - Через полчаса мы у тебя, - сказал я. – Дай хоть умыться. Как и предполагалось, у Артема было весело. Из комнат доносились голоса, слышалась музыка. В прихожей, поправляя волосы перед зеркалом, Гуля сказала, что ощущение пустоты в солнечном сплетении не исчезло. Я сказал, что у меня там какие-то вибрации гуляют, они то затухают, то становятся очень интенсивными, что порой даже пугают. - Ты вспотел. – Сказала Гуля, проведя ладошкой по моему лбу. - Вот сейчас очень неприятно. – Похлопывая ниже груди, сказал я. – Но это словно не в теле. Хрен его знает где. Ладно, пойдем. Мы прошли в зал. В центре стоял большой длинный стол, за которым сидело человек, наверное, десять. Некоторые из них оживленно беседовали. Глюк забивал в кальян табак с гашишем. Соня настраивала звук в магнитофоне. Демон сидел в кресле у окна и читал книгу. Бородатый подошел, схватил мою руку двумя руками и вежливо поздоровался. - У меня есть к вам дело, - сказал он, приглашая в другую комнату. Определенно эта комната была предназначена для ритуалов или церемоний. Стены и окна были завешаны черным бархатом. Четыре свечи в высоких канделябрах горели по углам. Здесь стояло четыре стула с высокими прямыми спинками. Все здесь было пропитано тайнами. Мы сели на стулья. Без предисловий Бородатый сказал, что он занимается магией. - Игра для отвода глаз, - сказал он. – Чтобы внимание не привлекать. Чтобы здравомыслящий мир обывателей не считал нас сумасшедшими, мы маскируем свою деятельность под ролевые игры. - Серьезная тема началась, когда вы на Яхроме замутили дебош. – Сказал я. Лицо Бородатого осталось бесстрастным, хотя я почувствовал, что внутренне он напрягся. Какое-то время он молча смотрел на меня. Он словно окаменел. Казалось, его кожа стала твердой. Прежде живые глаза вдруг потеряли свой блеск и выглядели теперь искусственными. В комнате воцарилась тишина. И только из зала слышались голоса и музыка. Внезапно Бородатый спросил: - Как узнал? - Это мой маленький секрет. И, потом кто вам сказал, что Якут умер? Не умер он. Используя твою терминологию, я скажу, что в игре под названием МАГИЯ нет общих правил. Каждый играет по своим. Если конечно это не когорта боевых магов. - Когорта боевых магов? Нужно ее собрать. Мне нравится ход твоих мыслей. - А, мне не очень, - решительно заявила Гуля. - Погоди, птичка, давай послушаем, что скажет нам Пан Ковальский. – Сказал я. - Да не хочу я его слушать. Не нравится мне это. Давай уйдем. – Настаивала Гуля. - Еще десять минут, - загробным голосом сказал Бородатый. – И все будет кончено. Нервное напряжение Гули вырвалось из-под контроля. В стене начала открываться заветная дверь. С быстротой молнии Гуля бросилась через всю комнату на Бородатого превращаясь в пантеру. Раздался громкий хлопок. Яркая вспышка ослепила меня. Когда зрение вернулось Бородатого не было. Я все так же сидел на стуле. Свечи все так же ровно горели. Вокруг меня ходила огромная черная кошка. Проходя прямо передо мной, она терлась головой о колени. Я с опаской дотронулся до нее рукой. Не малых сил мне это стоило. Я не знал, как она себя поведет. В портале на фоне яркого света стоял только темный женский силуэт. Меня рядом с ней не было там. Наверное, поэтому я не принял форму Змея. Ярости я не чувствовал. Дверь начала медленно закрываться. Пантера невозмутимо смотрела, как теряется связь с внешним миром. Но я-то знал, что происходит в ее душе. Там и намека на невозмутимость не было. Гуля хочет домой вернуться, и ее просто кошмарит от бессилия что-либо сделать. Последний луч белого света растаял в стене. Образ пантеры задрожал, преломляясь, словно горячий воздух в пустыне. Мираж черного хищника таял, обнажая человеческую форму. Происходило это с такой большой скоростью, что когда Гуля уже сидела на стуле, я все еще воспринимал фазу преображения. Она глубоко дышала. Видно было, что она очень устала. В дверь постучали. - Войдите, - сказал я. В комнату заглянул Бородатый. Войти он не решался. Он кивнул и спросил, успокоилась ли моя кошечка. Я посмотрел на Гулю. Она мне кивнула в знак согласия, и я сказал Бородатому, что границы открыты. Неестественно медленно, словно он двигается в другом времяисчислении, Бородатый вошел в комнату. Я никак не мог дождаться, когда же, наконец, он сядет на стул. Но вместо этого он направился к дальней стене. Необычно и очень интересно было смотреть, как его тело словно преодолевая невидимые барьеры, движется в этом пространстве. Рука его дотронулась до стены и как будто начала снимать что-то невидимое. Неестественная скорость движений меня путала, и я не догонял реалий. Лишь через минуту я понял, что делает Бородатый. Он снимает с зеркала занавес. Открывается черная пропасть слепых отражений - четыре свечи, пылающие в пустоте. Больше в зеркале ничего не было видно, словно зеркало поглощало все кроме этого света. Гуля сосредоточенно наблюдала. Я почувствовал новый приступ вибрации в солнечном сплетении. Голова закружилась. Я даже не заметил, как Бородатый вернул себе привычную скорость и сел на прежнее место. Он сказал: - Вместо того чтобы бороться, давайте лучше делом займемся. И вообще, нас пока только трое. Зеркало покажет всех остальных. - Всех это кого? - спросил я, стараясь не думать о том, что может ответить Бородатый. - Таких как мы. - С этого места поподробней. – Твердо сказала Гуля. Никогда не видел ее такой решительной. Напряженная она сидела напротив Бородатого. Я чувствовал, что портал готовый открыться в любой момент замер в ожидании своего предназначения. Бородатый, наверное, тоже почувствовал это, потому что посоветовал Гуле взять себя в руки и набраться терпения. - Немножко терпения, - сказал он. – И немеренно осторожности. - Почему-это? – давил я на Бородатого. Я не верил ему. Глупо верить. Но, прислушаться нужно. - Потому что нас ловят. - Кто ловит? – давила Гуля. Она не верила ему. Но слушала. – И кого это нас? Бородатый невозмутимо и в то же время легко отвечал: - На вопрос – кто ловит, я отвечу, что не знаю толком. Есть предположения. Я их называю контролерами. Хрен его знает кто такие контролеры. Но мы выясним. Вы спрашиваете кто такие мы? Хороший вопрос. Потрясающий. Мы - это те, кто идут домой. - Ты знаешь это, или придумываешь? - Все мы немножко придумываем. Но каждый из нас что-то знает. А вместе мы знаем все. Нас только трое. Этого мало. Нужно найти остальных. И мы вернемся домой. - Сколько их? Сколько нас? - Хороший вопрос, но ответа на него я не знаю. Единственное, что могу сказать: зеркало нам покажет. - Где ты его взял? - Якут передал. - Значит, он жив? - Конечно. Для всех остальных его нет. Он умер. А для нас он жив, в Якутии. Он проводник. Но он не один из нас. Я спросил у Бородатого: - Что ты знаешь о доме? У меня, например, есть обрывочные запредельные и неоформленные воспоминания, из которых ничего не складывается. Какие-то ощущения. Или предчувствия. Даже объяснить не могу. - У меня тоже конкретных знаний нет. – Сказал Бородатый. – Якут говорил, что наш дом находится во внешнем мире за пределами человеческого восприятия. Но, где это? Внешний мир - реальность. По правилам этой игры Внутренний мир – иллюзия; у каждого человека этот мир как код ДНК - уникальный. Средний - мир людей; такой же общий как туалет. Мы должны вернуться в реальность через иллюзию. Но иллюзия делает все, чтобы этого не произошло. Она контролирует нас через средства массовой информации. Она следит за нами через глаза контролеров. Она моделирует ситуации. Она путает следы. Она… Интерпретировать можно по-разному. Я сейчас своими словами передал вам послание Якута. А, истину мы узнаем, если все соберемся. - Убедил. – Сказал я. – Вернемся к этому позже. Скажи, кто твой покровитель? - Покровитель? – удивился Бородатый. – Что это такое? Я не верил ему. И немного боялся. Усилием воли я попытался вызвать в себе чувство ярости. Но не смог. Тогда я попытался вспомнить ощущения вибрации в копчике. Получилось. Почувствовал слабую дрожь. Даже почувствовал, как она поднимается вверх по позвоночнику. Но, тормознул ее у основания черепа. - И все же? – переспросил Бородатый. – Мы должны доверять друг другу. Я, например, понятия не имею, о чем ты говоришь. Гуля сказала: - Ты видел моего покровителя. Это черная пантера. - Видел. - Согласился Бородатый. - Недолго. Мгновение. Рассмотреть не удалось. Даже не думал, что такое возможно. - Как же ты сбежал от меня? - спросила она. - Вот так, - щелкнул он пальцами. Яркая вспышка ослепила меня. Вдвоем с Гулей мы сидели в комнате и смотрели друг на друга не в силах произнести ни слова. В дверь постучали. - Войдите, - сказал я. Вошел Бородатый и сказал, что у него на кончиках пальцев сконцентрирована реальность. Она появилась там после истории на Яхроме. - Все, что мне нужно, это щелкнуть пальцами, - сказал он. - Значит, ты не видишь портал во внешний мир? – спросила Гуля. - Никогда не видел. - А, ты видишь? - Иногда. Когда покровитель выходит наружу. Наши покровители, наверное, родом из «реальности». - Как выглядит портал? - Как яркая брешь в стене. – Сказал я. - И ты тоже? – спросил Бородатый. Я кивнул. А Бородатый спросил: - Если вы видите портал, почему не воспользуетесь им. Вернитесь домой. - Это невозможно. - Почему? - Он закрывается, как только мы к нему приближаемся. Здесь есть какой-то секрет. Но мы его не знаем. Может кто-то из наших идейку подкинет. Я кстати знаю еще одного. Вернее одну. - Кто это? – спросила Гуля. - Это Аленушка. – Сказа я. – Бородатый знает, о ком я говорю. Я обратился к нему: - Помнишь, ты выкрасил ей пол лица в черный цвет. - Я даже не спрашиваю, откуда знаешь. - И правильно. Мы должны ее вычислить. Наши победят. - Однозначно. - Аленушка кстати - волк. Бородатый сказал, что Гуля – пантера, Аленушка – волк. - А, ты кто? - Змей. – Ответил я. Саша подошел к зеркалу, щелкнул возле него пальцами. Из них брызнули искры, которые осветили его черную глубину. Зеркало показало, как Алена - испуганная, далекая от радости девочка сидит в больничной палате на койке и смотрит в окно, мечтая, наверное, о бескрайних полях и пасущихся оленях, о дремучих лесах и щенках не знающих что такое красные флажки. Картинка смазалась как акварель на стекле. И появился новый образ. Вывеска на вокзале «Хотьково». ВОЛЧИЦА. Без лишних слов мы встали и направились на выход. Бородатый занавесил зеркало и догнал нас возле лифта. - Как добираться будем? – спросил он. - На автобусе. До захода солнца оставалось чуть больше часа, когда мы стояли возле глухого больничного забора и решали, как будем воровать Алену. - Каждый из нас может проникнуть на территорию. – Сказал я, распечатывая пачку сигарет. - Нужно попасть в палату. – Сказала Гуля и попросила у меня сигарету. - В палату проникну я. – Сказал Бородатый и щелкнул пальцами. Из большого пальца вырвался язычок пламени. Он дал Гуле прикурить. Она прикурила, словно это было в порядке вещей. Но, я отказался и прикурил от зажигалки. - Не боишься попусту растратить способности? – спросил я. - Никогда не задумывался. - А, ты подумай. Солнце клонилось к западу. Мы ждали сумерки. Ветер гнул вершины берез. Все шло своим чередом. Когда же пришел черед Бородатого, он щелкнул пальцами и исчез во вспышке света. Гуля обернулась призраком Багиры и прыгнула в сумерки за забором. Я ощутил себя Змеем и заполз на большое дерево ветви, которого свешивались на территорию больницы. Потрясающее ощущение. Тело Змея было метров пять в длину. В боевой стойке над землей он возвышался на полтора метра, почти в человеческий рост. Я прижал голову к траве и заскользи в ней со скоростью невероятной для меня. Окружающий мир я видел и как человек и как змея в инфракрасном диапазоне. Наложение образов меня первое время смущало, и я то и дело отвлекался от процесса передвижения. Но тело змеи инстинктивно двигалось практически без участия сознания. И поэтому если я не вписывался в поворот, то не намного. Один раз чуть не врезался головой в угол дома. Я сбавил немного скорость. К тому времени я уже разобрался со зрением. Возле нужного корпуса я увидел на дереве Багиру. Она пряталась в листве. Мой человеческий взгляд ее не заметил. Ее видел Змей. Гуля выглядела как лучистый протуберанец с хвостом, кончик, которого извивался. Я встал в боевую стойку и заглянул в окно палаты. Света в палате не было. На постелях лежали под одеялами размытые пятна людей. Бородатый сидел на корточках возле Алены и говорил: - Я пришел за тобой. Хватит тебе здесь. Пора уже делом заняться. Ничего не говори. Слушай и делай, что тебе велят. Тихо встала и быстро оделась. Предположив, что через двери им не выйти, я поднялся к решетке и обвился вокруг нее. Я чувствовал, как чешуйки трутся о металл. Неприятное ощущение. Я приложил все свои силы, чтобы разогнуть прутья. Бородатый открыл окно. Он сказал, чтобы мы с Гулей отвлекли охрану у главных ворот. Еще он сказал, что если Алена увидит нас в таком виде, то операция провалится. Выходить через главные ворота я отказался. Приблизившись к Багире, я потребовал следовать за мной. Она поняла меня. Портал закрылся, и мы вновь стали людьми. Придя в себя после таких метаморфоз, мы уже через три минуты снимали с подоконника Алену. Это была очаровательная хрупкая девушка с вздернутым носиком как у ребенка. Глаза ее большие и удивленные словно искали поддержку у всего, что попадалось в поле их зрения. Она была легкая как перышко. Я мысленно отругал Бородатого, за то, что он так глумился над ней. - Здравствуйте, - сказала она. – Мне сегодня цветы подарили. Мать-и-мачеху. Красивые такие. Желтые. Живые. Куда мы идем? Мы направились к забору. Бородатый залез на него. Я подсадил Алену. Бородатый ее поднял. Гуля в это время правее метрах в тридцати форсировала забор в образе черной кошки. И уже через двадцать секунд она в образе человека помогала Алене спуститься с той стороны. Вскоре к ним присоединился и я сам. Мы поймали микроавтобус и залезли в него. Гуля сразу уснула. Я спросил у Алены, что она думает о знаке ее жизни. - Периметр красных флажков. – Сказала она, не раздумывая, словно заранее знала, что я спрошу, и что ей отвечать. Я разглядывал ее, пытаясь понять, что происходит в ее голове. С течением времени под моим пристальным взглядом кончик ее носа покраснел, словно она изо всех сил держится, чтобы не заплакать. Глаза ее стали еще более удивленными и чистыми. Не могу точно сказать, сколько ей лет. С одной стороны черты ее лица были зрелыми, с другой стороны в них читалась такая наивность, что хотелось взять ее на руки и качать, рассказывая сказки на ночь. Я спросил, почему именно периметр красных флажков. - Потому что волки не умеют летать, - начала она говорить раньше, чем закончил я задавать вопрос. Мне показалось, что она ловит события на ход вперед. Оглушающий контраст ее слов и внешности меня напрягал. Наверное, она не отдавала отсчета своей способности выражать мысли притчами. Она сказала: - Мы все волки. Ты не знал? Какого цвета твои флажки? Мои красные. Не верь мне. Я сумасшедшая. Я же в психушке лечусь. Я хотел спросить, от чего она думает, ее лечат. Но не успел. Она начала отвечать раньше, чем я задал вопрос. - Потому, что я чувствую приближения дьявола. - Как он выглядит? - Сначала как тень. Потом тень отрывается от поверхности и замирает в пространстве. Она становится объемной и цветной. Это может быть мужчина или женщина. Они могут быть разного возраста, разной национальности и одеваться они могут по-разному. А потом дьявол говорит… Но она произвела жест, словно застегивает молнию на губах. Потом она закрыла глаза и отвернулась. Слышно было, как она нашептывает что-то, словно сказки читает. Я потребовал, чтобы она продолжала объяснять, но она не реагировала, только шептала и покачивала головой, соглашаясь с чем-то или что-то опровергая. Бородатый сказал, что бесполезно на нее давить, если она замкнулась. Больше всего на свете она боится дьявола. Я предположил, что тот, кого она называет дьяволом, может попросту оказаться контролером иллюзии. Бородатый ухватился за эту версию и сказал: - Если она чувствует их приближение, то нам будет проще. - Вопрос только, будет ли она с нами говорить. - Это я возьму на себя. - Кто бы сомневался. Решено было ехать на дачу к Соне. В дороге мы позвонили ей и сказали, чтобы она собирала на стол. Часа в два ночи мы переступили порог ашрама. - Соня в нашей игре? – спросил я, вспомнив, как они обсуждали меня в моем присутствии так, словно меня не было рядом. Бородатый сказал, что она с нами, но не настолько, чтобы рассказывать ей все. Она как Якут. Соня никак не отреагировала на такое заявление и пригласила всех к столу. - Вот кого рада видеть, так это Аленушку. – Сказала она и протянула ей чупа-чупс. Алена схватила конфету, села в углу на табуретку и тут же с детским восторгом начала ее разворачивать. Но, закончив с оберткой, она словно потеряла интерес к сладкому и безо всякого удовольствия начала причмокивать конфетой. Соня пригласила ее к столу. И та послушалась. Она села рядом со мной и сказала, не вынимая конфеты изо рта: - Я жнаю кто ты. - И, кто я? - Волчонок. - Почему же только волчонок? - Потому что флажки ты сам растянул вокруг себя. А значит, ты можешь через них прыгать. Или пролезать под ними. Нужно только научиться это делать. - Чем отличается волчонок от волка? - Взрослый волк видит чужие флажки. Он их боится очень. И поэтому я надежно заперта. Все что мне нужно это закрыть глаза. Но я не знаю как. Дайте мне еще конфету. Мне сегодня цветы подарили. Давайте поиграем в прятки. - Погоди, погоди. Ты хочешь сказать, что как только я перепрыгну через свои флажки, то сразу увижу чужие? Увидев чужие флажки, я стану взрослым волком? - Не слушайте меня. Я же сумасшедшая. Я понял ее лишь на половину. Не знаю, сама-то она понимает себя. Ей нелегко с такой ношей. Она видит контролеров и боится их до такой степени, что не может выбраться за периметр. Она видит только чужие флажки. Своих не замечает. Поэтому она с приветом. Чокнутая. Я же, Бородатый и Гуля не видим контролеров, теней или как угодно… и поэтому расхаживаем где угодно, или почти где угодно. Страх перед ними не слишком нас тормозит. А, значит, нас ограничиваем только мы сами. Мне стало жаль Алену. Страх перед агентами у нее настолько велик, что она живет в своем мире, отказываясь замечать объективную действительность. Скорее всего, у нее какая-то разновидность аутизма. Ее по натуре жаль. Но из чисто эгоистических соображений я даже рад, что она больна. Она наш козырь. ГЛАЗА БОГА. Утром приехала Марина. Она была одета в сиреневое платье и такие же сиреневые кроссовки. Едва заметный живот выдавал ее беременность. Тенями вокруг глаз она нарисовала лицо уставшего человека. Но, улыбнувшись и пройдя в кухню, где мы пили чай, она опровергла первое впечатление. Она была чрезвычайно подвижна, и даже казалось, взволнована, но прятала волнение за неудачными попытками обращать внимание сразу на всех присутствующих. В конце концов, поздоровавшись со всеми, она села возле Алены и обняла ее по-приятельски. Алена была рада ее видеть. Глаза ее сменили удивление на восторг. И она сказала: - Мери, скоро ты родишься. - Я знаю, милая. – Ответила Марина. Что этим хотела сказать Алена, я не понял, но решил как-нибудь выяснить. Мери что-то ей шепнула на ухо и Алена вышла из дома. Мери долго смотрела на Бородатого, а потом сказала, что у нее появился хороший кандидат в Московскую городскую думу. Бородатый налил чай в блюдце, и с излишней манерностью принялся дуть на него и пить. - Да-да. – Говорил он. – Что за кандидат? Как зовут? Кем работает? Какие проблемы? - Зовут его Данилов Анатолий Иванович. Ему Сорок лет. Женат. Двое детей. – Говорила Марина. Мне почему-то казалось, что ее голос не соответствует внешности. Что-то последнее время много несоответствий я начал замечать. Наверное, потому, что реальность слишком близко подошла ко мне. Между тем, Марина продолжала говорить. - У Данилова есть деньги и жажда власти. Он хочет больше денег. Он хочет больше власти. Если его грамотно взять в оборот, он будет наш с потрохами. Бородатый жадно потирал руки и говорил: - Вкусная энергия. Марина положила на стол сиреневую папку и сказала, что в ней краткий тактический план вербовки. Бородатый принялся ее изучать. А я вышел из дома, чтобы найти Алену. Гуля присоединилась ко мне. Над западным горизонтом, небо, словно пронзенное фиолетовой тишиной надвигающегося урагана проецировало в сознание тревогу и безразличие. Ожидание катастрофы и внеземной покой как две стороны одной медали соединились в словах Алены. - Какого цвета глаза Бога? – спросила она. - Не знаю, - ответил я. - Какого цвета небо? Я поднял голову. Прямо над нашим домом небо имело голубой цвет. В разные стороны от этого ока расходились синие не имеющие контуров лучи теряющиеся за горизонтом. На западе эти лучи становились темно фиолетовыми сгустками, очерченными угрожающе розовым ореолом. Восточный же горизонт, словно порванный парус незримого галеона со скоростью ветра улетал в сторону, быть может Анкора. Этот умерший город самый большой из когда-либо построенных городов имел в своем распоряжении тысячу квадратных километров. От него лишь остались развалины в джунглях. Куда и почему исчезли его жители знает, наверное, только дурак. Руины некогда величественных дворцов невольно моделируют в воображении незаконченные образы красочных церемоний. Я уже начал погружаться в область их сакрального таинства, но голос Алены вернул меня в область московскую. - Какого цвета глаза Дьявола? – спросила она. Голова ее дрожала от напряжения. Видно было, что в ней происходит борьба между страхом и откровением. Она старалась не смотреть на меня. Но снова и снова какая-то сила заставляла ее поднимать на меня глаза и вновь опускать их. - Я не знаю, какие глаза у дьявола. – Ответил я и взял ее за руку. Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня своими удивленными глазами. Мне показалось, что ее удивление это продукт не озвученной фразы – «как вы можете этого не знать?» Прочитав это в ее глазах, я подтвердил ей: - Но я действительно не знаю. Никогда не видел. - Очень скоро. – Ответила она. – Я чувствую его приближение. Скоро явится дьявол. Мы с Гулей переглянулись и поняли, что нужно действовать быстро. Влетев в дом, я сказал: - Блаженная говорит, что контролеры скоро будут здесь. Бородатый закрыл папку. Во дворе завыл волк. Сверкнула молния. Ударил гром. Я выглянул в окно. Над большим деревом зависли две шаровые молнии. Прибывая в иллюзорном покое два сияющих шара, словно чьи-то глаза, следили за домом. Я задернул занавеску и прижался к стене, чувствуя, как сердце колотится в висках. Острая вибрация в копчике мне подсказала, что обратиться в змея будет мне так же просто, как щелкнуть Бородатому пальцами. Поняв это, я немного расслабился и сел за стол. Гуля, Марина, Соня и Бородатый сидели молча. Нашей когорте не хватало Алены. Она сейчас где-то прячется, быть может, в лесу за полем или в собачьей конуре, которая давно уже не принимала постояльцев, с тех пор как умер Султан – ротвейлер с огромной головой и широкой грудью. Чувствуя общее напряжение и понимая, что Марина не при делах, она аккуратно спросила: - О каких контролерах вы говорите? - Это новый игровой термин. – Сказал я, обдумывая в какую сторону завернуть игру. Я словно раздвоился. Одна часть требовала от меня подтасовки фактов, чтобы скрыть действительность; в таком случае мои тени и близко не подойдут ко мне. Другая же часть объясняла, что лучше всего прятать вещи на самых видных местах и тогда их никто не заметит; в этом случае тени подойдут так близко, что я буду их видеть, а они меня нет. Здесь я усмотрел хороший полигон для испытаний. Мне представилась возможность понять их природу. Я посмотрел на Бородатого. Он кивнул. И я сказал: - Правила игры таковы, что Контролеры это существа, посланные внутренним миром, чтобы выключить в нас способность к самостоятельному принятию решений. Так действуют тени. Мне захотелось посмотреть глазами Марины на контролеров, которых она будет воспринимать как мои личные тени. Таким образом, держась от них на почтительном расстоянии, я в то же время буду находиться вблизи, до тех пор, пока рядом Марина. Мне стало ее жаль. Интересно, жалел ли Бородатый Аленушку когда красил ей лицо? Убедившись в очередной раз, что Бородатому верить нельзя, я сказал, что контролеры принимают разные формы. Во дворе завыл волк. Все напряглись, Марина в особенности. Соня стойко выносила удары новой игры. Поглядев на нее, можно было сказать, что ей всегда все равно. Я заметил, как мои тени подбираются к Марине. Но, это может быть воображение… Внезапный порыв сильного ветра унес крики Алены в неопределенном направлении. Марина начала барабанить пальцами по столу. Изредка она поглядывала за окно, чтобы поежиться и сказать: - Крышу бы не сорвало. - Крыша уже в пути. – Сказал я. Еще я сказал, что контролеры могут приходить в образе ветра или нового клипа скаченного на телефон. Зазвонил телефон. В такой ситуации даже я подпрыгнул; никак не могу привыкнуть к таким совпадениям; Марина и вовсе испуганными глазами смотрела на меня, думая наверно, что я продвинутый игрок. Но, я-то знал, что это не так. Стоп. Вот уже и мои тени. Бесовские отродья нашли-таки лазейку. Нужно ее замуровать. Марина ответила на звонок. - Сколько персон? - Спросила она. - Какой бюджет? Без проблем. До свиданья. Она выключила телефон и сказала, что ей поручили организацию корпоративной вечеринки. - Там-то мы и зацепим Данилова, - сказала она. Решая, что же мне делать с тенями, я все туже затягивал петлю на своей шее. И, чтобы ослабить ее немного я сказал, что фортуна стучится к нам в двери. Раздался стук в дверь. Марина вскочила со стула. Бородатый приготовился щелкнуть пальцами. Соня спросила: - Кто там? В дверь продолжали стучать. Что-то зловещее было в этом стуке. Словно кто-то азбукой Морзе кричал неразборчивое заклинание. В маленьком пыльном окне над дверью мелькала чья-то быстрая тень. Набравшись храбрости, я тихо как мог, подошел к двери и толкнул ее. Ненавижу, когда это случается. Змей выпустил струйку огня изо рта. Зажглась свеча. В мрачном его убежище он раздул свой монашеский капюшон и сказал: - Тебе нужны крылья. - Чтобы летать? - Потрясающая проницательность. Глупец. Чтобы не ползать. - В твоих словах я чувствую ноту сарказма. Но, я согласен с тобой. Летающий змей это дракон. Выключилось это. Дверь плавно отворилась. Стук прекратился. На порог к моим ногам упала мертвая птица. Клюв у нее был крепкий и поэтому я пришел к выводу, что это хищник. Сокол или ястреб. Не разбираюсь в этом. - Крылья, чтобы не ползать, - сказал я, отшвырнув ногой птицу. Ее мертвое тело упало возле компостной ямы. Я крикнул в ревущий дождливый мрак. Алена мне не ответила. Тогда я вернулся в дом, закрыл дверь и сел за стол. - Ну, - сказал я. – И, что будем делать? - Это знак. – Сказал Бородатый. Вспомнив последние слова Змея, я согласился с ним. И я спросил? - Какие мысли? - Думаю, как бы нам крылья не обломали. - Верное замечание, - согласилась Марина. – Данилов не простой человек. - Но и мы не лыком шиты, - сказал я. – Мы сыграем Данилова. Отворилась дверь. Пришла промокшая Алена. Она дрожала как птенец. - Дьявол ушел. – Сказала она. – Вы его видели? - Трудно сказать. Он ведь не часто говорит, смотрите я дьявол. – Сказал я. Гуля спросила: - А ты его видела? Как он выглядел. Алена провела пальцами по рту, словно застегивая молнию, и отвернулась. На вербовку Данилова я не пошел, предоставив это Бородатому и Марине. Сам же я, зацепив Аленушку, отправился по магазинам купить ей шмоток, а заодно поговорить с ней без посторонних. На улице было прохладно. Нарядив Лену в розовый балахон, я отправил ее в парикмахерскую. Сделав распоряжения на счет стрижки, я ушел пить кофе и курить, ждать. Когда же Алена предстала передо мной в новом свете, я развел руками от восхищения. - Прекрасно выглядишь. – Сказал я и потащил ее в отдел косметики. – Но я хочу, чтобы ты выглядела еще лучше. Твою больничную бледность мы… «хотел сказать ей – загримируем, но вспомнил историю – «пол лица в черный цвет» и не стал говорить». Только сказал: - Выбирай. Она выбрала тени, помаду, лак… исключительно в диапазоне сумерек. Слова Бородатого не остались без внимания. А он сказал ей так: - «Теперь вас двое. Одна белая. Другая черная». Сказал, наверное, чтобы помнила всегда и чувствовала борьбу между добром и злом и, чтобы, наверное, сам Бородатый решал с ее помощью свои межличностные заморочки; личностей у Бородатого, я понимаю, не мало, и, скорее всего они даже противоречат друг другу, ссорятся, дерутся, даже, наверное, умирают, когда заканчивается старая игра и, по всей видимости, рождаются, когда начинается новая. Ненавижу когда это случается. И ненавижу, потому что случается это внезапно. Жду этого. Когда происходит – не верю. Когда поверю – исчезает. Змей раздул свой капюшон и сказал: - Ничего не замечаешь? Я осмотрелся. - Нет вроде. - На меня смотри. Но я не успел его рассмотреть. Комнату словно раздуло как воздушный шар, и она не выдержав давления, лопнула. Тысячи кирпичей, как мозаика, медленно, но с невероятной силой разлетались в разные стороны, освобождая для широкого зрения синие небо со всех сторон. И вскоре я уже висел в этом безграничном пространстве. Я сразу ощутил такой прилив комфорта, что потерял контроль над мыслительным процессом и полностью сосредоточился на ощущениях. Главным образом эти ощущения концентрировались в восприятии. Я воспринимал бесконечность. И даже тело мое не могло ограничить своей материей это бесконечное чувство бесконечности. На триста шестьдесят градусов вдоль и поперек взгляд мой ни за что не мог зацепиться. Я видел лишь небо. Я крутил головой в разные стороны, в поисках Змея. Не видел его, чувствовал; он всегда от меня ускользал. Он словно моя проекция убегал от света моих глаз. Не выдержав этой погони, я крикнул: - Эй, Змей. Он материализовался прямо передо мной. Теперь у него были крылья. И был он теперь в несколько раз больше. Поистине впечатляющая картина. Мощь его потрясала мое воображение. На что способен этот гигант? Мне стало не по себе. И я спросил? - Что это значит? - Это значит, пришло время для информации. Смотри в глаза. ТАНАТОТЕРАПИЯ. У реки стоял Бог. Он кричал изумленной группе каких-то сектантов. Их было человек десять. • Я Бог, - кричал он. - Посмотрите на меня. • Да какой ты Бог, - возмущались они. – Пошел на хрен урод. Ты не можешь быть Богом. Ты пьяное дерьмо. Они обступили в усмерть пьяного Бога, и было видно, что они не в восторге от встречи с ним. Леха Бог бил себя кулаком в грудь и орал: • Я Бог Российской Действительности. Стою перед вами. Смотрю на вас. Жалею вас. Несчастные! Его голос, очки и борода могли бы ввести в заблуждение поклонников группы ДДТ. Он был похож на Шевчука, и он кричал нараспев: • Люди. Люди-и-и! Что вы творите? Разве этого я жду от вас? Приклоните же колена, и кайтесь, кайтесь несчастные. Еще издали Глюк и Бородатый увидели, как глумится Леха. И они поспешили ему подыграть. Глюк повалился на колени и возвел руки к Богу Российской Действительности. • Боже, - вскричал он. - Дай мне работу, чтобы я был сыт и одет. Дай мне крышу над головой. Помоги мне восстановиться в институте. Сектанты смотрели. Хором они смеялись, протестовали, ругались. • Просите, и дадено будет, - не унимался Бог. За стеклами его очков ярко горели глаза, а голос рвался из груди, как песня. - Я Бог Российской Действительности. Просите меня. • Просим. Просим тебя, - падая на колени, вскричал Бородатый. - Просим тебя боже. Смилуйся. Даруй процветание нам. Одобрив репризу Бороды Бог кивнул и сказал, что их глас услышан, и что теперь он поможет им. Неверных сектантов Бог проклял. И Сектанты ретировались. А Бородатый и Глюк остались с Богом. Леха Бог как бросил героин, стал называть себя Богом Российской Действительности, потому что много стал пить. Ему было тридцать шесть лет. Бог в суровости своей видел единственную причину - человеческий фактор. Факт сей не злил его жену, а напротив разжигал в ней страсть. Она жена Бога! И это здорово. В миру ее звали Ленка, в Боге - Кошка. Частенько по этому поводу она становилась камнем раздора. Ревнивый муж размахивал кулаками, когда видел, что к ней клеится кто-то. Безобидный флирт с женщиной Бога расценивался как личное оскорбление. И Бог непременно желал дуэли. Однажды он даже подрался с Якутом. • Потренируйся на Лехе. Разрушь его игру в Бога, - сказал Бородатый Глюку. • Да как я это сделаю? Ты в своем уме. Я не могу. • Стань Дьяволом Российской Действительности. • Да? - перепугался Глюк. - А если он побьет меня. Он вон как с Якутом махался. Я не боец. • Если он побьет тебя, значит ты хреновый игрок. Но у тебя же есть ноги, и бегать, наверное, ты умеешь. • О, да, - воскликнул Глюк. - Бегаю я хорошо. • Искуси Бога. Помниться, он пару недель назад кричал, что бросил пить водку, и, что теперь он будет пить только вино. Выпей с ним водки. Водка у меня есть. Через две недели Павел по прозвищу Пророк и Марина по прозвищу Мери Лин подали заявление в загс. Отмечали это событие всем миром. Закатили такую вечеринку на Воробьевых горах, что в дрожь бросает. Вечером устроили не слабый салют, а ночью дико проехались на своих мотоциклах до квартиры Дикого, и зависли там до утра. Жизнь клялась, что любовь будет счастливой. Счастье сказало, что оно будет вечным. Как-то утром они проснулись в своей квартире в сокольниках и поняли, что силы оставили их. Появилось предчувствие скорой и неизбежной смерти, и любые попытки хоть что-нибудь изменить приводили лишь к душевному запустению. Депрессия становилась все тягостней и, казалось, что день ото дня мир обретает все более четкие формы надгробного изваяния. Эпитафию уже кто-то придумал, и Павел с Мариной читали ее во всяком своем движении. Жизнь превратилась в ожидание смерти. Павел забросил свой мотоцикл. Марина ушла с работы. Последние деньги тратились на продукты, поход за которыми был как восхождение на Эверест. Марина пыталась найти поддержку у господина Левина, но Левин, не видя для себя никакой финансовой выгоды, отказался помочь. Максимум на что был способен этот психотерапевт телефонный разговор, который не прояснил ситуацию, а напротив запутал ее. Безнадежная пелена отчаянья с каждым днем все туже и туже заволакивала некогда ясные глаза Павла, и вскоре там уже поселилась недобрая усмешка безысходности. Марина видела, как скалится это горькое чувство. А в глубине ее чрева уже развивается новая жизнь. Этот факт окончательно поверг молодую чету в уныние, и тусклая безнадега равнодушно принялась считать: - девять месяцев, восемь… • Я хочу этого ребенка, - говорила Марина и в то же время она понимала, что смерть за ней явится раньше, чем ребенок увидит свет. • Мне все равно, - отвечал Павел. - Мы скоро умрем. - Говорил он, и голос его дрожал. - Ты не успеешь родить. Я не успею всего остального. Да и успевать нечего. Давай просто ждать. • Ждать. Невольно Марина начала вспоминать свою жизнь. И однажды память указала ей на Яхрому. Марина вспомнила, как уплывала черная туча и висела радуга над холмом. Вспомнился слепой гитарист, глиняные люди и Бородатый. Дрожащей рукой Марина набрала номер его телефона. • Да-да, - раздалось в трубке. - Я слушаю вас. • Саша? - неуверенно спросила Марина. - Бородатый? • Да. Саша Бородатый это я. • Вас Марина беспокоит. Помните, мы с вами познакомились в лесу. Я искала Пророка, своего друга, Павла. Потом вы пригласили меня к костру на поляне. Тогда еще глиняные люди пришли. И гитарист слепой все играл и пел. • О-о-о, да ведь это же Леха Якут. Он шаман. Я помню вас Марина. Как вы? • Плохо. Мне нужна помощь. Мне не ловко, но больше мне не к кому обратиться. Мне кажется, что вы сможете помочь. Мне кажется, что меня и моего мужа кто-то запрограммировал на смерть. … • Подождите, - остановил ее Саша. - Где вы живете? Я через пару дней собираюсь в Москву приехать. Могу заехать к вам, и мы посмотрим, кто вас запрограммировал, - говорил Саша и мысленно потирал руки: появилась вкусная энергия. Перед выездом, когда вещи были уложены в рюкзаки, а дети сидели на этих рюкзаках, Бородатый всем предложил выйти из старой игры и начать новую. Он думал таким образом и Глюку помочь и Клёнову. Это практика игры серого кардинала. Бородатый сказал, что вернется через несколько дней и, что пригласит Эдгара на ритуал. • Ритуал выхода, это не игра, - сказал он, - это супер игра. Глюку Бородатый наказал, чтобы игру против Бога он не начинал без него. • Самым разумным для тебя, - говорил он, - будет искусить Бога перед ритуалом выхода. Чистая победа тогда тебе обеспечена. В следующей игре ты будешь круче. Приехав домой, он поцеловал жену, сдал ей на руки ребятишек и позвонил Марине. • Я вас слушаю, - сказала она. • Это Саша Бородатый. Я в Москве и завтра приеду к вам. • Хорошо. Спасибо. • Кто звонил? - спросил Павел. • Бородатый. Я рассказывала тебе о нем. Помнишь - на Яхроме? Он завтра приедет к нам. Он поможет. • Плевать. Когда на следующий день приехал Бородатый, Павел вышел к нему и пригласил в кухню. Марина заварила чай. Бородатый говорил: • Вы должны поехать со мной. Я хочу показать вас одному шаману. Он скажет вам, что нужно делать. • Мы согласны, - сказала Марина. Павел пожал плечами и сказал, что ему все равно. Встретиться договорились в среду на автовокзале. В двенадцать часов дня Павел вырулил на джипе в условленное место. Марина сидела вторым номером. Бородатый кинул рюкзак в багажник и прыгнул на заднее сидение. • Поехали, - сказал он. - Дорогу вы знаете. Бородатый размышлял об игре. Вчера он позвонил Эдгару. Но Эдгар послал его. Он сказал, что его личная игра сама по себе, и она не нуждается в ритуале выхода. • Я сам знаю, когда, - сказал Эдгар. - Не сейчас, это точно. Я приеду к вам в пятницу. До встречи на небесной Яхроме. Под колеса машины выскочил гроб. Павел едва успел затормозить. Бородатый потерял дар речи. Марина стонала, закрывая руками лицо. Павла трясло крупной дрожью. И только водитель катафалка стучал им в лобовое стекло и взывал о помощи: • Вот же… блин, - разводил он руками. – Специально не придумаешь. Говорил же слесарю, что крепежи разболтались. А он пьяная сволочь… Помогите. Катафалк - черная длинная машина похожая на лимузин. Обезумевшее лицо водителя, его глаза, весь он светился каким-то внеземным сумасшедшим сиянием. Поняв, что это знак, Бородатый вышел из машины. В глазах водителя, потерявшего гроб, дрожала паника. Трясясь от ужаса, он взывал о помощи. Это происходило на Дмитровском шоссе среди белого дня. Машин вокруг немеренно. Водилы специально сбавляли скорость, чтобы получше разглядеть детали этого события. • Помогите мне засунуть его обратно. – Стонал водитель катафалка. - Мне одному не справиться. • Да и вдвоем, наверное, тоже, - заметил Бородатый. Павел крутил головой и говорил, что ему не до этого, что ему самому бы не сдохнуть, но Марина толкнула его локтем. И он согласился. - Как это вышло? – спросил Бородатый. • Гроб, наверное, плохо закрепили. А с замками на дверях вообще беда. Древняя машина. Сам я чинить не буду. Слесарь пусть этим занимается. Я шофер. Гроб кое-как затолкали в машину. Водитель проверил, надежно ли закрыты двери и сказал: - Я бы на вашем месте это как знак понимал. Куда вы едите? Павел разглядел в этой истории подвох. Марина была с ним согласна. Бородатый понял, что это игра. Он даже онемел от таких поворотов, и, стараясь сохранить равновесие, схватил руку водителя катафалка и начал ее трясти и говорить: • Очень рад с вами познакомиться. Меня зовут Пан Ковальский. В моем имени можно проследить польское начало. А как вас зовут? • Сан Саныч, - ответил водитель катафалка. - Куда вы все-таки едите? • На Яхрому, любезный. На Яхрому. Вас тоже на ритуал ждем. • Я приеду к вам. Тем более, что местечко мне кажется знакомым. Яхрома? • Яхрома, любезный, - кланяясь, отходил Бородатый. - Яхрома. Катафалк уезжал с места аварии. Вскоре он скрылся за поворотом. Вспомнив корни, Пан Ковальский рванул с горяча на сечу: - Поехали, - крикнул он. - Заводи мотор. Бородатый вылез из машины и потянулся. Хорошо после долгой дороги размяться. Он несколько раз присел и отжался. Глюк морально готовился к последнему бою. • Будет гроза, - сказал Бородатый. - Чувствуете сколько озона!? • Хорошо, что серой не пахнет, - подхватил Якут, ухмыляясь в сторону Бога. - А гроза, вам говорю, будет. Чувствую. И еще что-то будет. Злые духи рвутся к нам из нижнего мира. Павел вытаскивал из машины туристическую палатку. Марина сидела на бревне у костра. Глюк сидел у палатки Бога и пил с ним водку. Якут сел поближе к Марине и, заглядывая ей в глаза, пугал ее тем сильней, чем больше Марина думала о его слепоте. Но Бородатый развеял ее страхи, сказав, что Якут слепой только когда пьяный. • Да, - согласился Якут. - Мой дед передал мне свою мудрость, напоив отваром из мухоморов. И теперь мне этот мир ясен. Я боюсь ясности, поэтому и пью водку. Ясность тонет в водке. Я должен камлать для вас. • Вы тогда скажите что с нами? - спросила Марина. • Мне нужно переодеться, - сказал Якут. - Сидите здесь. Над полями сгущаются сумерки, они выплывают как тени. В небесах зажигаются первые звезды, они искоса смотрят, как шаман надевает на голову лисью шапку. Звуки так безразлично пусты, что шаман берет в руки свой бубен. Над полем и рекой, над лесами и холмами крылатый ветер разносит бой шаманского бубна. Для камлания шаман выбрал уединенное место у самой реки. Огонь лизал призрачными языками камышовый частокол и рощу березовых пней. Тень шамана похожа была на сон. Шаман танцевал у огня. Марина и Павел сидели рядом. На таинство были приглашены только участники. Зрителей здесь не было. Якут в диком исступлении взмахивал бубном и тогда он пел громко и страшно. Когда Якут опускал бубен к земле, то ясно становилось, что к духам нижнего мира он стучится вежливо. Духи должны помочь. В это же время к лагерю, где Бородатый совершал ритуал выхода из игры, подъезжал катафалк. Из леса выбежал взъерошенный Глюк. От него пахло серой. Лицо его был в саже. Глаза как угли. Он кричит, что Бог спятил. Из леса слышатся страшные крики. Приближается Бог. Глюк скрывается в поле. Бог, с криками: - Я видел дьявола, - хватает из костра пылающую дубину и убегает за ним. Искры и крики тают в ночи. А Бородатый врубаясь в эту репризу, здоровается с Санычем. Саныч открыл катафалк и показал двухместный гроб. Все бросились его вытаскивать под дикие крики: - Мы похороним игру! Похороны игры! Саныч оказался немногословным человеком и поэтому для Бородатого он остался загадкой. Саныч только сказал, что в этом гробу должны лежать двое новеньких. Выйдя из транса, Якут сообщил, что в бедах молодой семьи виноват не родившийся ребенок. Марина невыносимо побледнела. Павел вскочил на ноги и спросил: • Что нам делать? • Духи не сказали этого. Но я чувствую, все произойдет очень скоро. Пойдем в лагерь. - Это двухместный гроб, - сказал Саныч. - Вы должны раздеться и лечь в него. Испуганный взгляд Марины метался по сторонам. А Павел растерянно спрашивал, зачем все это нужно. Саныч рассказывал, что, будучи в нежном возрасте, они стояли над пропастью смерти и смотрели в нее. Марина сломала позвоночник и попала в клиническую смерть благодаря пьяному анестезиологу. Диму спасло чудо от перитонита. - Иногда вы чувствуете дыхание смерти. - Говорил Саныч. - Девушка видела ангелов. Тех ангелов она искала до сих пор. Может быть, она их скоро увидит. Только благодаря медицине вы стоите здесь. Но во вселенной не учтены достижения человеческой мысли. Вселенной по-барабану. Не думайте что вы из другого теста. С точки зрения природы вы должны были умереть. И вы умерли. • Постой. Как это? • Ваши человеческие души покинули эти тела. Вы зомби, пустой биологический материал. А то, что делало вас людьми уже не здесь. Вас удалили из программы. Но программа дала сбой, и ваши тела выжили. Не волнуйтесь сильно. Пол человечества в таком положении. Только вот кто-то сильнее чувствует смерть, кто-то слабее. А, души... души имеют тенденцию перевоплощаться. Но, до тех пор они в БОРДО находятся. БОРДО - пространство смерти - взятое из традиционных верований Тибета, из Книги Мертвых. А там надо сказать любая энергия - роскошь. Вот и тянут из БОРДО души умерших жизненные силы живых родственников, друзей… да и вообще… хитро там все придумано. Канал, через который происходит такой вампиризм, выходит наружу в области подбородка. Вот здесь. Он похож на золотую бородку, как у Тутанхамона. • Ты хочешь сказать, что наши души неизвестно где, и они нас доят как коров? Хоть застрелись. - Бывает же!? Но это не так. Ваши души слились воедино в теле вашего ребенка, - пропел Якут. - Ваш ребенок тянет из вас силы. Вы умрете в момент его рождения. • Я не буду делать аборт, - решительно заявила Марина. • Погодите, уважаемые шаманы, колдуны и прочие ведьмы. – Сказал Саныч. – Займемся танатотерапией. Мы должны на потоке сексуальной энергии подняться в БОРДО и разомкнуть цепь, закрыть канал вампиризма. Сложность в том, что ребенок еще не жив, но уже и не мертв. • И, что нам делать? • Придумаем что-нибудь. Ваши души естественным образом продолжат свое воплощение в теле ребенка. А с вами, уважаемые папа и мама, нужно повозиться. Грустно ведь сознавать, что вы бездушные клоны. Для вас мы подыщем или создадим что-нибудь по вашему вкусу. Или, что получится. Люди тронулись в сторону Сказки. Сказка это холм. Ходят слухи, что там коммунисты расстреливали и там же закапывали врагов светлого будущего. В сказке хоронили старые игры, в ней же начинали новые. Первым, в этой процессии выступал шаман. Магнитофон в его руках зажигал рок-Н-ролл. Следом, вышагивал Саныч. Он держал высоко над головой факел и освещал путь шаману. Потом шли Марина с Павлом. Вдвоем они несли гроб за нос. Бородатый и Соня несли гроб за корму. Как Летучий Голландец, двухместный гроб следовал курсом на Сказку. Следом, высокий как жердь шел в монашеском балахоне бледный Глюк. Последней шла Ленка Коша. Она веником из дубовых веток заметала следы этого шабаша. А ночь следила за ними и глумилась над чудом. Они должны моделировать кала-чакру, пространственный Лотос. Здесь кундалини и тантра правят магический бал. В центре чакры, под землей в гробу занимаются сексом родители не родившегося ребенка. Над гробом, в ореоле северного сияния, танцует шаман. Шаман, Марина и Павел были сердцевиной лотоса. Саныч, Бородатый, Соня и Ленка-Кошка, были лепестками. Женщины сидели напротив мужчин. Все они были в трансе. В гробу творилась любовь. В момент оргазма, лотос раскрылся, и шаман направил мощный поток сексуальной энергии в БОРДО. И поэтому всё у них получилось. Бородатому в это время виделось, как Эдгар бросился под электричку. Теперь Эдгар машет Бородатому с небесной Яхромы. Прощай Эдгар. Соня выходит из тела и видит со стороны как в мир живых из БОРДО ломятся полчища духов. Шаман бросил свой бубен и убежал с дикими криками в лес. За ним по пятам следовал дедушка. Дед грозил ему кулаком и громко кричал: - Хватит пить водку, капризный мальчишка. Больше Якута никто не видел. Змей выпустил изо рта струю огня и рассмеялся. Зловещий контраст меня оглушил немного. И я сказал: - Как прикажешь к этому относиться? - Расслабься для начала. А потом спроси у Бородатого было ли это. Если было, то относись серьезно. Если не было – рассмейся. Эти чудаки заигрались и по-настоящему задели другие миры. - Я привык тебе доверять. Такие видения не случаются просто так. Было бы глупо их игнорировать. Я ведь не верю в тебя до конца. Не доверяю тебе. - Полностью доверяет только дурак. В игре нужно играть. В жизни - жить. И тени тебя не вычислят. Объедини в единое поле игровой процесс и законы реальности. Общая система образов позволит тебе рассматривать гибкость мышления как свободу интерпретаций. А значит, у тебя появится право синтезировать игровые иллюзии с реальностью вне игрынеигровыми. Таким образом, все, что я тебе говорю можно воспринимать с двух позиций – с позиции откровенных заблуждений и с позиции догм. Размытые границы этих государств четко нанеси на карту восприятия и вперед…. Напомнить хочу о маске фараона. Там есть золотая бородка – связь с умершими предками. Это так. - Да. И что? - Корону живого фараона видел? - Не помню. - Она в форме змеи… Змей задул свечу. Ненавижу, когда это происходит. САД КАМНЕЙ. Он поднял камень и бросил его в колодец. Но в колодце не было воды. Тогда Он достал камень из колодца и бросил его в небо. Но в небе не было дна. И камень упал на землю. Он поднял камень и положил его в карман. Но в кармане была дыра. Камень никак не хотел покидать своего места. Тогда Он положил камень на место и ушел к морю. На берегу было много других камней. Он взял только один камень, положил его за пазуху и вошел в море. - Ну, вот, - подумал Он, - теперь камень и в небе и в колодце и в кармане. - Что это значит? – спросил я Аленушку. - Время собирать камни. Нужно только знать какие и где. - В этом есть что-то, - сказал я. – Сначала собирать, потом разбрасывать. - Нужно только знать какие разбрасывать и зачем. И еще в небе не утонуть. И в слова поиграть. Давай поиграем в слова. Я сегодня видела красных птиц. Они как флажки. Но это же глупо, волки не летают. Сколько нужно красному флажку сделать взмахов, чтобы Робеспьер и Алеша Пешков не убили ни одного быка на арене перед мавзолеем. - Да, - сказал я, - быть тореадором во время революции не просто. - Интересно. Безумно. Замечательно. Смотри - какой фонтан. Пойдем купаться. Я взял ее за плечи, посмотрел в глаза и сказал, что ночь не самое хорошее время для водных процедур в центре Москвы. Алена вздернула носик. Боже, как она мила. Она смотрела на меня снизу вверх и просила глазами о чем-то. Я вдруг проникся к ней по-отцовски нежными чувствами. Мой совершенно бессознательный поцелуй в лоб вызвал в ней бурю эмоций, в ее глазах задрожали слезы. - Брось, глупенькая. – Сказал я. – Расплакалась зачем-то. – И вытер слезы. Она невероятно крепко вцепилась в меня, словно боялась потерять, и долго так стояла, прижимаясь. Я гладил ее по голове и говорил, что никому не дам ее в обиду. Она что-то мурлыкала, всхлипывала и прижималась еще крепче. - Ты меня задушишь, - сказал я. – Пойдем. Мы вышли на широкий проспект. Мимо носились быстрые фары машин. На мокром асфальте они насквозь протыкали рекламную иллюминацию. Мы перебежали на другую сторону дороги и поймали такси. На заднем сидении Алена свернулась калачиком под моим крылом. Я смотрел на огни за окном машины. Они разноцветные как фейерверк все время летели куда-то, куда-то спешили привязанные к непрозрачной материи домов, фонарей, маши и бумажных сигарет на мокром асфальте. - Вы позволите закурить? – спросил я водителя. - Курите. Мне до обморока вдруг захотелось выдуть из неба огромную землю, и летать в этой газовой сфере, не зная притяжения. И от падений тогда страховаться не обязательно. Здесь просто некуда падать. Страховка здесь не нужна. Здесь нет верха и низа. Здесь никого нет. Только я. Но такое одиночество не выносимо. Не выносима такая пустота. Такая свобода - плен. Эй, кто-нибудь… И вот уже замок парящий в клубящихся облаках выплывает как радуга в полдень. Открываются окна и двери. И кто-то летит на встречу тебе, чтобы сказать как здесь хорошо. И ты делишься с ним своим счастьем. А потом еще и еще появляются тебе подобные. И вот уже целая стая пенит облака крыльями. И вскоре уже не хватает здесь места, чтобы летать не врезаясь. И тени от крыльев тебе уже закрывают глаза. И не хватает этого неба. И ты расширяешь свои горизонты. И зовешь за собой. И только самые близкие с тобой. Нет, Алену бросать в этой пустоши земной нельзя. Она слишком чиста чтобы можно было ее бросить под танк. Лезешь, как проклятый, по скользким перилам, цепляешься за них, мечтаешь летать, понимаешь, что бредишь наяву и все же лезешь, цепляешься, мечтаешь. Кто же так время запустил, чтобы двигалось только вперед? Кто же замок такой отгрохал и поселил в нем шесть миллиардов похожих на тебя, но не таких как ты – разучившихся летать в тени чужих крыльев? Эй, кто ты? Да, кто бы ты ни был, знаешь? - здесь нужно больше пространства, здесь его не хватает. Здесь времени мало, его здесь практически нет. Запутались в парашютах чьи-то крылья. И теперь неотвратимо падение; здесь падаешь непременно, здесь непременно у каждого по три камня – один в кармане, другой за пазухой, третий на шее. КАМЕННЙ ДОЖДЬ. Неоднозначный и, скорее всего противоречащий всякой логике случай, и даже не случай, а событие, или что вернее всего катастрофа, случившаяся с Аленушкой, повергла меня в шок. Алена вдруг стерла с лица удивление и голосом, интонация которого сосредоточилась в области здравомыслия, сообщила, что незачем перед ней тупую комедию разводить. - Это что ты такое говоришь? – удивился я. – Какую комедию. Ничего я не развожу перед тобой. Я поймал ее уверенный взгляд, лишенный прежнего очарования и понял, что ситуация эта беспрецедентна, и что пощады здесь ждать незачем, и что не Аленушка сейчас со мной говорит, а черт его знает кто, и что черт его знает кто, сейчас будет из меня дух вышибать хорошо поставленными вопросами, или что хуже всего обвинениями и угрозами. - Куда ты меня везешь? – надорвав голос, спросила она. Потом уже, словно раскрыв мой коварный замысел: - А-а-а-а-понимаю. – И обращается к водителю: - Остановите машину. Спорить здесь не было смысла, и я поддержал ее, сказав, чтобы водитель остановился у ближайшего ресторана или ночного клуба. Потом я раскрыл ладони, давая понять, что не держу ее, и что нет у меня в руках оружия; не зачем ей так волноваться.- камней за пазухой у меня нет, и даже отравленных мыслей не имею. - Мы сейчас выйдем и спокойно поговорим. – Сказал я. Тактический маневр, видимо удался, потому, как Алена откинулась на спинку сидения, однако же, чувствовалось в ней напряжение, которое отчасти передавалось и мне, и водителю, и даже длиннющему лимузину который разворачивался, преградив нам дорогу. Алена среагировала как мангуст и выскочила на проезжую часть прямо под колеса того же длиннющего лимузина. Я рванул за ней. Сгреб ее перепуганную в охапку. И, рассыпаясь извинениями перед наглой рожей высунувшейся из окна того же длиннющего лимузина, плачущую повел в клуб. Мелкий, накрапывающий дождь охладил ее пыл, и она совсем растаяла в нем, в нем же она и сказала мне тихим потерянным голосом, чтобы я не отпускал ее больше, чтобы не позволял другому Я просыпаться в ней и выходить наружу. Я был не готов к таким ее выкидонам. Мы зашли в небольшой клуб и сели в самом дальнем углу от сцены, где давала концерт какая-то группа в лучах разноцветных прожекторов на фоне люминесцентного полотна с изображениями пришельцев разгуливающих по улицам Москвы. Заказав Аленушке молочный коктейль, а себе двойной виски, я, не зная с какой такой стати, увидел, что половина тусующихся здесь людей имела лишь видимость человеческую, но не суть. Вместо глаз у них сияли черные дыры, а через кожу, вроде бы обычную кожу лица проглядывались черепа; у кого-то обтянуты серо-желтыми лохмотьями кожи; у кого-то просто темная кость с белыми чистыми от тлена участками вокруг глаз и зубов. Они, как ни в чем не бывало, танцевали, пили, курили, влюблялись; вон тот в рыжей толстовке с засученными рукавами нормальный пацан, что-то вдалбливал в голову своей юной подруге вместо глаз у которой сияли черные дыры. Она не соглашалась, противилась ему, что-то говорила, ругалась, смеялась и снова ругалась. Вся она словно рассеивала вокруг себя всполохи теней, которые как летучие мыши атаковали и пацана в рыжей толстовке, и его соседа который вообще стоял к ним спиной и не слушал их, и всех остальных кто имел привычный для меня человеческий вид; их просто душили, избивали крыльями; тени эти просто летали здесь повсюду, врезались во все, все задевали, иногда оставляли в ком-то темный искры, в ком-то растворялись. Я заметил, как одна такая тень вплавилась в пацана в рыжей толстовке и он, опустив голову, последовал за своей подругой. Для меня новый смысл обрела эта ситуация с тенями. Вне всяких сомнений то были именно те зомби, о которых поднималась тема на Яхроме. Хотелось бы посмотреть на Марину. «Мери, скоро ты родишься», - сказала как-то Аленушка. Аленушка слава богу была живой. Вот она напротив меня сидит и потягивает коктейль. Ей вроде бы невдомек, что я вижу. Интересно, я то, как выгляжу? Я строго наказал Алене сидеть на месте, ни с кем не разговаривать и ждать меня. А сам отправился в туалет, стараясь не сталкиваться с этими давно умершими, но по роковой случайности все еще живыми людьми. Эти живые мертвецы меня просто в холодный пот швыряли своими невидимыми, ничего не выражающими глазами. Остро ощутил прикосновение одной цепкой и вязкой тени. Потом поймал отсутствующий взгляд блондинки, пышные волосы которой неестественно росли прямо из высохшего черепа. - Привет, - сказала она, открывая зубастый рот. Черт возьми, губ у нее просто нет. - Угостите девушку сигаретой. Я протянул ей сигарету, бледнея, наверное, и уклоняясь от невыразимого взгляда, дал прикурить. Никогда, черт возьми, не видел как курят скелеты. Зрелище, нужно сказать, не из приятных. Она мне отвратительно улыбнулась, сверкая белоснежными зубами. Как вареный деготь ее липкая тень обняла меня на мгновение, но, рассеялась в прах, словно наткнулась на мой противотанковый еж, охраняющий душу. Она вздрогнула, как при встрече с привидением и затерялась в толпе. Как камень с души упал, когда в зеркале я увидел свое отражение вполне человеческое отражение. Однако же груз чудовищный я ощутил, вернувшись к столику. Алены там не было. Я осмотрелся. В поле моего зрения она не попала. Людей я снова видел в привычном ракурсе, (без искажений) без черепов и пустых глазниц. Алена-Алена, куда ты смылась, сказал же, сиди на месте. Где теперь искать тебя буду? И бросился ее искать. Блондинка какая-то с сигаретой, симпатичная, даже очень, я бы с ней закрутил романчик, сказала, что девица в розовом балахоне ушла с кем-то. Я выскочил из клуба. Найти мне ее не удалось. Я снова вернулся в клуб, надеясь, что вернулась она. Не вернулась. Вломился в дамскую комнату, перепугав пудрящих нос красоток. Нет ее. Снова вышел на улицу. Покурил. Алена не появилась. И поехал домой. Раздался телефонный звонок. Гуля звонит. Не дожидаясь ее слов, кричу в трубку: - Привет, - кричу. Со злостью кричу. На себя злюсь. – Чё творишь, киска? Неумело скрываю свое настроение:- Какие проблемы, зверь ты мой неприрученный? Катастрофа случилась? – спрашиваю. - Ты моя катастрофа. Вот и звоню тебе. – Растерянно отвечает она; впечатленная моим ненормально агрессивным приветствием, она интуитивным или же банально-логическим выводом подводит черту и оглашает безапелляционный приговор, бьющий меня точно под дых самолюбия. - Попал под раздачу, птенчик? – спрашивает. - Паршиво тебе, маленький? – хитро спрашивает… с подвохом спрашивает – задеть хочет, стерва любимая, умеет она это - бестия моя ненаглядная. – Тебе помощь нужна? Ты только скажи, я тут же примчусь, вытащу тебя террариума, или где ты там….. – продолжает показывать когти. Я ей, что рептилия какая-нибудь? Если бы не Алена, я бы с кошечкой этой поиграл как следует….. Но она, бестия чернохвостая, Багира хитрая; люблю ее плутовку. – Где ты? – с грубым акцентом ласкового убийцы спрашивает она. - Глаза кому хочешь, выцарапаю за тебя. Или сам разберешься, змей ты мой ненаглядный? - В Москве тусуюсь. – Рыкну я. Но, опомнившись, сменил диапазон речевой настройки и выдал комбинацию словосочетаний исключительно в манере Ждеймс Донда. - В центре большого города под тропическим ливнем прогуливаюсь без зонта. В прятки играю. Я водящий. Аленушка где-то прячется. Оставил ее на минуту. И она ушла с кем-то. Документов у нее нет. Телефона нет. Здравого смысла нет. Ее нет. Чё делать не знаю. Где искать буду? Промок до нитки. Жрать охота. И самое главное…. Но Гуля меня перебила. - Бородатый вычислил еще одного из нас. – Сказала она. - Сейчас меня это радует как Шаляпин глухого критика. Я замерз. И единственное, что меня заводит это тепло твоего тела. Хотя, знаешь, кое-что все-таки меня может взбодрить. Помнишь, ты мне сон как-то рассказывала. Ветер там с людей сдувал лица. - Ну. Помню. Говорила. - Тебе это внатури снилось? Или придумывала на ходу. - Честно говоря, я не уверена. Не могу точно сказать. Придумала или снилось. Ну… бывает такое. Знаешь? - Знаю. Бывает. Ладно, оставим это. Потом. Завтра. Где зависаешь? - Домой еду. - Куда? - Больной что ли? К тебе. - Тоже выдвигаюсь. Скучаю. Скоро увидимся. - Знаешь, что я хочу сейчас больше всего? - Меня. – Сказал я. - О, да. Но сначала теплую ванну, - говорила она на ходу. - Поездка в психушку меня утомила. Три дня без душа… Прямо сейчас я захожу в подъезд, вызываю лифт, поднимаюсь наверх, открываю дверь в квартиру, включаю воду, лью апельсиновую пену в ванну, сыплю морскую соль. - Эй, птичка, меня подожди. - Я вся жду тебя. По дороге купил красных роз. В квартиру я зашел аккуратно, чтобы Гуля не услышала. Из ванны доносился ее голос. Она сразу за двух актеров играла как-то пьесу. И, скорее всего она придумывала ее на ходу. Я лепестками роз устлал пол по пути из ванны в спальню. Рассыпал лепестки по кровати. Нашел коробку свечей, оставленную со времен, когда еще подрабатывал дедом морозом в доме отдыха; тогда я и забрал их со склада, кинул на антресоли. А теперь вспомнил. Сорок свечей было не просто разместить в спальне. Я все боялся, что не успею. Но, Гуля зависла в ванне надолго. К тому времени, как все приготовления были завершены, я с ног валился. Не спал больше двух суток. Но, безумно хотелось Гуле сделать приятно. И поэтому я старался. Я сел в кресло и закрыл глаза буквально на одну секунду. А когда открыл их, то увидел прямо перед собой лицо Гули; вся она невероятно свежая, искрящаяся, пахнущая апельсинами. - Приму душ, - сказал я. – Без меня не начиная. – И кивнул в сторону постели. Но, выйдя из ванны, я увидел, что Гуля спит. Не стал ее будить. Пусть отдохнет. И сам отрубился моментально. Живые эти мертвецы, мне всю ночь снились, преследовали, всё пытались мне что-то втолковать, как тому пацану в оранжевой толстовке. Какая-то совершенно невероятная ситуация с этими перевоплощениями открывается передо мной. Это что же получается, пол человечества зомби? А, несколько душ, выходит, могут поселиться в одном теле? Или, вообще, одна чья-нибудь душа, может раздвоиться, или даже расстроиться и поселиться сразу в трех совершенно незнакомых людях. Зомби, получается, тени своих заморочек пытаются внедрить в по-настоящему живых людей, для того чтобы, их, живых мертвецов заморочки, реальными стали, а не потусторонними. Научиться бы по желанию включать эту способность видеть живых и нежить, различать их, и сразу дистанцироваться от них, блокироваться, добивать их на физическом плане, или что лучше всего подселять в них еще не воплощенные какие-нибудь души. Во сне меня передернуло. Не хватило буквально какой-то все объясняющей ясности; я бы тогда проснулся. Безмозглый я кретин, - с Мариной играл в опасные игры на даче. Не знал я тогда дурак, что теней не своих нужно бояться. Она-то, Марина, живым мертвецом была до Яхромы. Сейчас не знаю. Утром, каким-то невероятным образом нарисовалась Алена. Толком она не сказала, как нашла мой адрес. Она жадно пила горячий шоколад и что-то говорила. Я никак не мог сосредоточиться. Терял нить ее рассуждений. Перестал понимать ее притчи. А, потом и голос ее перестал слышать. Картинка перед глазами задрожала. И я провалился в небо. Из неба словно выдули землю. Я завис в этом синем пространстве, где даже не было солнца. Бездонное небо терялось за горизонтом восприятия. Вокруг меня вился дракон. - Это лаборатория твоей души. – Сказал он. - Какое оборудование предпочитаешь? - С гарантией. И, чтобы знак качества был - «одобрено господом Богом». Для начала давай Вечный Двигатель. Дракон расхохотался. Его реакция ошеломила меня. Он выдул огромный огненный шар, который как лава быстро густел и принимал вид какого-то механизма. Механизм как созвездие засиял перед глазами. - Вечный двигатель. – Сказал Дракон. – Ему нужно дать название. - Надежда, - сказал я, не раздумывая. - Почему? - Она бессмертна. - Я слышал, что она умирает последней, - возразил Дракон. - Чушь. Выдумки. Умирает человек. А, надежда никогда. Выключилось это. Алена сидела напротив, и что-то говорила с набитым ртом. Поймав мой взгляд, она перестала живать. Кивнула мне. Извинилась. И спросила так, словно мы с ней только что обсуждали детали какой-то сделки: - А ты? У тебя с этим как дела обстоят? - Не понял. Ты о чем? Гуля включилась в разговор, и запутала меня окончательно. - Да. – Сказала она. – У Аленушки красные флажки. - Были. – Поправила Алена. - Были, - согласилась Гуля. - У меня было колесо обозрений. У тебя противотанковый еж. - Ну, и? Дальше, что? – спросил я. – Что от меня-то нужно? - Сейчас какой знак? - У меня? - Да. - Вопросы такие задаешь. С ходу и не ответишь. Дай подумать. – Помолчав немного, я сказал: - Дракон. - Почему Дракон? – спросила Гуля. - Я родился в год Дракона. Стоп, дамочки, – опомнился я. - А ваши-то знаки? Выкладывайте на чистоту. - Базара нет, - щелкнула пальцами Гуля. Кухня быстро погружалась в туман. Он появлялся ниоткуда. Каждая точка пространства, словно выдыхала пар. И вскоре я уже едва различал очертания Гули. - Мой знак – туман… – Сказала она, превращаясь в пантеру. – Мой знак - призрак пантеры в густом тумане. Пантера мне улыбнулась, показав клыки, и растаяла в клубах пара. Еще один миг были видны ее зеленые, а потом и они исчезли. Я посмотрел на Алену. Она хищно мне улыбнулась и сказала, что красных флажков она больше не боится, и что она стала другой. - Я волчица, - сказала она, превращаясь в зверя. Инстинкт убийцы в ее глазах мне подсказал, что с ней дружить как с пантерой нельзя. Алена не имеет такого контроля как Гуля. И поэтому я медленно встал со стула и отошел от стола к окну. Это была ошибка. Волчица оскалилась, словно защищая своих щенков, и сделала предупредительный выпад в мою сторону. Инстинктивно я дернулся назад и выпал из окна. В следующий миг меня охватило холодное пламя. И я расправил огромные крылья. Быстро набрав высоту, я насквозь проткнул ночное небо. И увидел, как солнце встает на востоке. Здесь на высоте двадцати километров уже утро, а там – подомной, в Москве – ночь. Мы перешли в новую фазу. Мы стали другими. Наши покровители в той или иной степени переместили в нас большую часть своих возможностей. Мы сделали гигантский шаг к нашей неясной цели. Черная кошка теперь может в тумане подойти незаметно и сдери дня напасть из засады даже во льдах Антарктики. Аленушка больше не боится дьявола, приближение теней она больше не чувствует, она перепрыгнула через флажки и обрела свободу. Она управляет животными. И сама становится зверем. Но, приняв облик зверя, она теряет человеческую форму мышления. Мыслить она начинает как хищник. Она больше не будет говорить притчами. Никогда я больше не увижу ее удивленный по детски открытый взгляд. Способность Алены к восприятию теней усовершенствовалась во мне. Я теперь, когда захочу, могу видеть нежить. Бородатый и Мери завербовали Данилова. Они будут его пиарить и продвигать через думу идею игры истинное название которой мы еще не придумали, хотя и склонялись к версиям – «вспомнить все», «путь домой», или «нежить». Но, проанализировав последние события, мы пришли к пониманию, что не время еще определять направление. Не хватает информации. Но мы понимали, что вышли на новый уровень игры. Бородатый может управлять живыми людьми. С нежитью дела зависли, так как некоторые из них, по всей видимости, входят в одну организацию которую мы определили как – «союз мертвецов». Все члены этой организации поддерживают связь на телепатическом уровне. Они всеми силами стараются поработить живых. Мы в свою очередь, должны им помешать. Мы выяснили, что дверь в реальность откроется еще один раз, чтобы пропустить всех, когда мы что-то сделаем. Но точных инструкций мы не получили. Посвященных всего двенадцать человек, пятеро из которых проводники: Якут, Сонья, Глюк, Демон и Эдгар; он с небесной Яхромы через БОРДО дает Бородатому информацию. Семеро других - агенты реальности: Дракон - то есть я, Бородатый, Гуля, Аленушка, Марина, Павел и новенький. Его статус еще не определен. Новенький – десятилетний, неуправляемый мальчишка беспризорник. Эдгар рассказал о нем Бородатому. И мы начали поиски пацана. ПАЦАН. Табло электронных часов на Ленинградском вокзале показало двадцать три часа семь минут. Обычная суета для этого места и времени. Патруль военной комендатуры проверяет документы у дембелей. Несколько гастробайтеров около магазинчиков о чем-то спорят. Молодой человек в костюме после фуршета, слегка под шафе, встречает с цветами свою подругу. Голос: поезд Ленинград-Москва прибывает ко второму пути в двадцать три часа десять минут. Девушка берет цветы у молодого человека, и они спускаются в метро. Уже не молодая чета и их маленькие дети возвращаются с дачи. Девочка в исключительно белом спортивном костюме жалуется маме на младшего брата: - Мам, он первый начал. Пусть сначала извинится. - Не буду я извиняться. Нечего было кидаться мороженным. - Если вы сейчас же не прекратите, останетесь без мороженного оба. – Сказал отец. И купил им мороженное. За этой картиной наблюдает мальчишка. В Яузе он вчера выстирал все вещи. И сегодня во всем чистом он пришел на вокзал попрошайничать и воровать. Истерика сытых детей его озлобила сильнее, чем даже отморозок Лева Стреляный. Лучше бы его тогда замочили. Он и раньше был уродом. А после ранения, и вовсе стал быковать и даже ставить на деньги своих. Мальчишка ели ноги унес три дня назад, когда его хотели выставить на бабло. Готовили ему жесткий прессинг. Но ему фартануло свать, и даже врезать по яйцам Стреляному. Теперь на Киевский вокзал ему дороги нет. С местными, на Ленинградском, он еще не успел пересечься. И поэтому чувствовал себя совершенно свободным, и даже подумывал вообще не вступать в банду. - Теть, а теть, - просил он мать сытых детей, лопающих мороженое. – Дайте на хлебушек. Отец сытых детей сунул ему десятку и мальчишка через минуту просил уже у молодой женщины: - У вас мелочи не найдется. - Зачем тебе? - Поесть. - Чё, дома не кормят. - У меня нет дома. - Без дома плохо. - Кто бы говорил, - огрызнулся мальчишка. - Да, брось ты. Я сама детдомовская. Пойдем в кафешку. Я те пожрать. А ты мне о себе расскажешь. Только не ври. Я ложь насквозь вижу. А чтобы не было сомнений… Как тебя зовут? - Коришь. - Это кличка. А мне имя нужно. Кстати, почему Коришь? - Этого вам знать не положено. - Я скажу. - Посмотрим, как у вас получится. - Коришь, потому что фамилия Корефанов. А зовут тебя Толян. Мальчишка остановился. Сначала он хотел сбежать, потому что эта баба могла быть из спец приемника. Но, решив, что сбежать он сможет в любой момент, остался, намереваясь перекусить сначала. - Вот кафешка, - сказал он. – Пойдем сюда. Я хочу шашлык и пива. - Губа не дура. Без пива обойдешься. Они сели за стол. - Как ты узнала мое имя? – спросил он. - Мы уже на ты? - А, чё резину тянуть. Ты привлекательна. Я чертовски привлекателен. - У меня муж волшебник. - Предупреждать нужно. О-о. А вот и шашлык. Он жадно набросился на него. Но, поймав презрительный взгляд девушки, он попытался изобразить манеры. Разглядев в своих движениях полное лоховство он ей кивну: - Чё уставилась. Жрать хочу. Мальчишка держался нагло и уверенно. Хотя должен был бы жалость вызывать. Но жалости он не вызывал. Ему, по всей видимости по-барабану что воровать что попрошайничать. Не выгорит здесь, он через двадцать минут у подвыпившего пассажира нарежет сумку или телефон. Но это рискованно. Лишние напряги с ментами ему не нужны. Хотя, хуже чем спец приемник и колония уже ничего не светит. Однако же лучше развести кого-нибудь на приличную жрачку. Тем более что эта девушка ему понравилась. Она тоже детдомовская. И она симпатичная. Но уже старая. Ей лет двадцать, наверное. - А, Чё ты такая добрая. – Спрашивал он, запивая шашлык кока-колой. - Детство вспомнила. - А-а-а. – Без интереса. - Кто же шашлык колой запивает? – спросила она улыбаясь. - Я. - А мне томатный сок больше нравится. - Ну и пей свой сок. Ты мне не ответила. Как ты узнала мое имя? - Я твоя сестра. Коришь подавился шашлыком. Он побагровел и закашлялся. - Что? – спросила она. – Не ожидал поворота. Он смотрел на нее непонимающим взглядом и крутил головой. - Бывает же, - пожала она плечами. – Меня зовут Алена. – И протянула руку. Коришь бессознательно пожал руку сестры. Она схватила его невероятно сильно, так, что мальчишка даже взвизгнул. Он не на шутку перепугался: такая маленькая и хрупкая, а силы намеренно! Алена притянула его к себе через стол, и сказала в испуганные глаза: - Не вздумай бежать. У меня есть дом и деньги. Я не хочу, чтобы ты шастал по вокзалам. Она ослабила свою хватку и добавила: - Семья это то, что поможет нам выжить. Она его отпустила в тот момент, когда он дернул рукой, стараясь освободиться. Не рассчитав рывка, он вместе со стулом упал на пол и тут же вскочил на ноги готовый в любой момент убежать. Но, видя, что девушка остается на месте, он с опаской поставил стул на место и сел. - Ну? – сказала она. – У тебя есть два варианта. Первый: ты мне не веришь и уходишь, определив сове будущее бомжа. Второй: ты мне веришь, и мы уходим домой. А, чтобы рассеять сомнения, хочу показать кое-что. Она протянула ему свой паспорт. «Корифанова Елена Владимировна». Толян вернул ей паспорт. Раньше он если и давал волю чувствам, то глубоко в себе, не на показ, а теперь его чувства буквально выливались со слезами у всех на виду. Холодный взгляд потеплел, и лед его души вытекал из глаз двумя тонкими струйками боли и радости. - Где ты была? – не сдерживая себя, плакал он. – Почему так долго? - Это длинная история. Пойдем. Нам нужно друг другу столько всего рассказать… Они вышли из кафе. - Давай пройдемся, - предложила Алена. - Пройдемся, - согласился Толя, и нерешительно взял сестру за руку. Он посмотрел на нее, желая угадать, что в ее голове. Алена ответила ему легким пожатием. И Толя расслабился. Все теперь будет хорошо. В этом он не сомневался. Под железнодорожным мостом Каланчевской ветки дорогу им перегородили несколько пацанов. Со спины приближались еще трое. - Эй, Кориш, - крикнул Среляный. – Свалить хотел? Ща будешь в репу получать. А подружку твою по кругу пустим. Толя встал между Стреляным и Аленой. - Ну, иди сюда, - кричал он. – Давай, один на один. - Один на один? Сказок начитался? Вали его братва. Кориш первым бросился с кулаками на этого бычару, но в глазах его потемнело от удара. Появился вкус крови вытекающей из разбитого носа. Кориш упал. В голове помутилось. Звуки сплелись в один шквальный, не имеющий смысла шум: крики, лязг металла, стон, чье-то рычание, удары, удаляющиеся шаги. И тишина. Он поднялся на ноги и сразу наткнулся на Сртеляного. Он лежал на спине, стараясь одной рукой что-то взять прямо из воздуха, а другой, закрывая страшную рану на горле. Горла у него практически не было. С каждым ударом сердца фонтан крови прорывался меж пальцев. Он умоляюще смотрел на Кориша. Кориш попятился и запнулся еще за одно тело. Это был Клим. Голова его неестественно была вывернута. Его стеклянные глаза смотрели вникуда. - Нужно быстро уходить. – Сказала Алена. И они побежали через дорогу, стараясь скорее попасть во дворы. Руки сестры были по локоть в крови. Кориш отказывался думать. Он просто бежал за ней, а в глазах стояла картина как Стреляный закрывает горло и хватается за жизнь. Пятиэтажка стояла возле гаражного комплекса. Дом готовили к сносу. Но не всех еще жителей переселили. И поэтому в пустующих квартирах воду не отключали. Алена сразу отправилась в ванну смывать кровь. Толик сидел в пустой кухне на единственном табурете и спрашивал: - Это ты их убила? - Да. - Зачем? Как? - Расслабься. Они итак уже были мертвые. Я им даже в какой-то степени помогла. - Вот это помощь!? Ха. А ты крутая. Стреляному горло вырвала. - Я этого не помню. А, тот, другой… Ты давно его знаешь? - Относительно. Зовут Клим. - Звали, - поправила Алена. – Расскажи. - Стреляный урод. Его даже подстрелили в прошлом году. Спасли. В больнице он два месяца валялся. - А, Клим? - Он нормальный был. Только шестерил на Стреляного. Еще до побега из детского дома он вешался, и один раз вены резал. Каждый раз спасали. Он говорил, что когда ему опять все надоест, он прыгнет с крана. - Все верно. – Сказала Алена. – Ни одного живого я не убила. Добила мертвых. - Что ты хочешь сказать? - Лучше не спрашивай. Думаешь легко убивать? Но я чиста перед Богом. Понимаешь, они принципе уже давно умерли: Стреляный умер, когда его подстрелили, Клим, когда повесился. - Ты, прямо как ангел смерти. Она вышла из ванны. - Пошли, - сказала она. – Меняем дислокацию. - Куда? - Увидишь. Это была художественная студия. Развернулась она в пент-хаусе на десятом этаже. Здесь были огромные окна и зимний сад. И много еще разных жилых комнат. Алена сдала Кориша на руки Бородатому. - Он твой, - сказала она. – Расскажи ему. Бородатый кивнул. Коришу не понравилось, что его как вещь передали незнакомому бородатому мужику демонического вида. И он сказал: - Эй, ты меня надолго здесь не оставляй с этой обезьяной, сестренка. Бородатый хихикнул и как попугай повторил несколько раз: - Не оставляй с этой обезьяной. Не оставляй с этой обезьяной. – И захлопал глазами как филин. - Чувак, ты из какой берлоги вылез? – спросил Кориш, открыл пиво и бухнулся в кожаное кресло. Ноги он закинул на бортик бассейна. – Рыбки здесь есть? А, вижу. Красивые. Так чё те надо? Ты кто? Бородатый ответил, как обиженный мальчишка: - Я Бородатый. – И надул щеки. Его клоунада не осталась без внимания. Кориш расслабился, понимая, что этот придурок не опасен. Таких увальней, думал он, только за пивом гонять. - Эй, чувак, - крикнул Кориш. – Жрачка есть? - В холодильнике, - обиженно ответил Борода. - Мне чё самому идти? – и встал. - Ты здесь живешь? Ничего хибара. Где кухня-то? А сеструха моя с тобой тусуется? Клёвая она да? - Клёовая, – согласился Бородатый. Встал. И медленно как ленивиц пошел к мальчишке. - Ну ты полный придурок, - сказал мальчишка. На пару секунд Бородатый замер после этих слов. Потом он склонил голову на бок и направил на мальчишку козу сатаны. Твердым голосом он сказал: - Поставь пиво. - Да пошел ты. - Пиво на пол, - мизинцем и указательным пальцем он словно зацепил на расстоянии руку мальчишки и начал склонять ее к полу: - Пиво на пол, я сказал. Мальчишка хотел отпустить что-то грубое в сторону бородатого, но слова застряли в его горле. Он почувствовал, как рука с бутылкой, вопреки его воле медленно движется вниз. - Что это? – испугался он. – Что происходит, - и ставит бутылку на пол. Разжимает пальцы. И садится в кресло. Бородатый зло улыбнулся и добродушно сказал: - Вот и славненько малыш. Взрослым хамить нельзя. Буду тебя называть малой. Так вот Малой, сиди и не дергайся. Малой вжался в кресло и хлопал испуганными глазами. Борода возвышался над ним как гора и рычал, сверкая глазами: - Ты будешь в шоколаде. У тебя будет все. И даже больше чем ты можешь представить. Теперь, когда ты уяснил себе кое-что, я хочу представиться. Я твой дядя Саша. Уловил? Дядя. Саша. Что головой крутишь? Не веришь? Зря. Борода сел в кресло напротив Малого. И спокойно сказал: - Алена моя дочь. Я – брат твоего отца. Ты мой племянник. Вопросы есть? - Это сон! - Ударил себя по щеке Толян. – То у меня никого нет, то родственники понаехали. Белый медведь, наверное, почернел у себя на полюсе. Сеструха людей не напрягаясь мочит. Дядя рулит мной как самим собой. Что еще? Студия невероятно быстро погрузилась в туман. Единственное, что можно было различать, это тусклые лампы под потолком. Больше ничего не было видно. Потом как во сне выплыла из ниоткуда огромная голова черной пантеры. Она оскалилась и зашипела, но без агрессии, словно улыбалась. Толян не чувствуя себя от страха прыгнул в бассейн, чтобы спастись от этого монстра. Мотор его колотился как бешеный. Руки тряслись. Он озирался по сторонам. Ничего. Туман. И только черная тень бродит вокруг бассейна: исчезает в клубах пара, и снова выплывает как призрак. Слышится шепот рычания. Чудятся зеленые искры глаз. Словно кто-то прочел неслышимое заклинание, словно кто-то невидимый ритуал провел, и туман начал редеть. Медленно проступали очертания Бородатого. Он сидел в кресле с бесстрастным лицом и смотрел куда-то повыше головы мальчишки. Мальчишка обернулся и увидел как статуя дракона, стоявшая в центре бассейна расправила крылья. Мальчишка грохнулся спиной в воду. Вода сомкнулась над его головой. Раздался громкий хлопок. Не было тумана, кошек, драконов. Вокруг бассейна стояло четыре человека: сеструха, дядя, и двое незнакомых: мужчина и женщина. Они с интересом разглядывали его. Висела напряженная пауза. Наконец незнакомец выключил паузу словами: - На него и это не действует, - сказал АэС. - Он не пробиваемый. - Ага, - кивнула Гуля. – Нам как-то нужно запустить механизм присоединения. И чем раньше мы это сделаем, тем больше вероятности, что на нас не наедут. - Ты должен сказать нам… Нет. Давай по другому. Придумай какой-нибудь знак… свою жизнь, ты каким знаком определишь? – спросил АэС. - Тебе-то что за дело? Кто ты такой, чтобы я тебе говорил? - Де дергайся. Я твой родственник. Очень-очень дальний. Если хочешь, мы тебе поможем. Говори уже, и лучше все говори. Кстати, вот тебе информация к размышлению - здесь у каждого есть свой знак. Я – дракон. Гуля – пантера в тумане. Бородатый – мерцающий. Алена – волк. Не хватает твоего знака. Вот тебе еще темка к размышлению: все люди мыслят блоками символов. Когда ты хочешь курить, то в твоей бестолковой голове рождаются символы - горящая спичка, облако дыма, бумажный цилиндр. Вместе они - блок символов, который безошибочно понимается твоим разум как - «курить». Это касается всего, что связано с мышлением. Гармоничное взаимодействие каждого из нас в этой группе в какой-то степени зависит от правильного построения общего блока символов. Объединив наши эксклюзивные символы в один блок, мы создадим общий уникальный символ эффективного взаимодействия. Символ эффективного взаимодействия это как графическое заклинание. Каждая страна имеет такой символ – это флаг. Деньги тоже – объединяющий символ. Любая религия… Посмотри вокруг. Мы воспринимаем мир блоками символов. И нам сейчас нужен твой. Объединяющий. Цвета и рисунки на флагах это блок символов. Сам флаг – объединяет их. На деньгах тоже куча знаков – банкноты объединяют их. Флаг объединяет народ. Деньги – все человечество. - Ты что-то гонишь. А я не догоняю чё ты гонишь. - Я тебе еще раз объясню. На примере денег тебе будет проще понять. Взять, например доллар. Совсем недавно он был, практически мировой валютой, определяющей развитие экономики. Доллар практически объединял цивилизацию и задавал темп ее развития. На баксах можно увидеть символы масонской ложи, символы свободных каменщиков строящих цивилизацию. Масоны руководят. Им помогает в этом объединяющая символика. Если бы не было этой символики, то доллар бы не был мировой валютой. Сила масонской ложи в какой-то степени зависит от блока символов. Нашей группе тоже нужен такой блок. Не хватает связующего элемента. Это ты, МА-лой. - Мне плевать. - Может его в детский дом сдать? - равнодушно предложила сестра. Услышав это, мальчишка принял стойку боксера и исчез, разбросав вокруг себя сотни пляшущих искр, АэС схватил одну и исчез вместе с ней. Словно пыльца гигантских цветов разноцветные искры фейерверком осыпались с крыльев демонов или ангелов. Но это уже было не важно. Приходил я в сознание так словно просыпался утром на даче. Словно весь год пахал в каменоломнях, а вчера вечером после бани напился горячего чая и спать завалился на террасе. Ничего меня не заботило и не терзало. Я был свободен и чист. Проснулся я только на половину. И мне совсем не хотелось просыпаться окончательно. И засыпать окончательно мне не хотелось. Через закрытые веки струился в глаза свет всех существующих звезд. Иногда поднимался ветер, и тогда тени деревьев ласково шелестели в моем неоконченном сне. Их шелест меня возвращал в сновидение. И мне чудилось, что не я сплю, а спят эти разноцветные плазменные завихрения и не я их вижу, а они меня. Выдох свежего ветра - и, снова я в полу пробудившемся состоянии думаю, что так человек себя должен ощущать постоянно, независимо от того, где он, когда, и как его зовут. Так, наверное, себя ощущает небесный Адам, а тень его – человек земной, пустой и безвольный - влачит недолгое существование своего бренного тела по мукам, даже если они ему кажутся благом. На фоне моего волшебного состояния эта мысль казалась грубой проекцией страшных стенаний всего человечества всех времен. Меня словно током шибануло. И я проснулся. Когда же я открыл глаза, то не поверил им. Чему тут верить? Поверишь в такое и место тебе в Кащенко обеспечено. Даже на фоне событий связанных с «союзом мертвецов», увиденное казалось безумием. При всем моем убеждении, что я не сплю, и что я не в трансе как это бывало с драконом я ловил себя на мысли, что ситуация запуталась окончательно. В ясном сознании при полном ощущении своего тела я наблюдал перед собой человека с головой собаки. Сразу вспомнились статуэтки египетских богов. Голова у бога была синей. - Рассказать ничего не хочешь? – сразу спросил он. Я растерялся. Если это бог, и если он просит меня рассказать что-то, и если я просто обязан ему что-то рассказать, то я, черт возьми, могу рассказать, я, черт возьми, такое могу ему рассказать... А портить отношения с первой встречи что-то не хочется. Но, бог к моему удивлению не дураком оказался. И въехав в мое положение, он сказал: - Ты еще в себя не пришел. Не волнуйся. Такое бывает. Так со всеми. Но хватит пустой болтовни. Время не ждет. А вот Изида… Зайди к ней. Я решил отключить аналитический интеллект и просто быть черт знает где, и говорить бог знает с кем. Но во мне как первая любовь ворочались скрытые воспоминания. И ничего я с ними поделать не мог. Я же помню отчетливо, что я человек, и что не более двух минут назад я в художественной студии вправлял мозги Малому, который, кстати, и выдернул, наверное, меня сюда. Ко всему еще я словно видел уже: и приемную Анубиса, и ландшафт за окнами… и… вообще, я словно был уже здесь. Знаю здесь все вдоль и поперек. Вернее знал, но забыл. Словно домой вернулся через тысячу лет. Немного усилий и, вспомню. Вспомню. Но бога ради… Анубис повелитель мертвых. Странно, мертвым я себя не ощущал. Наоборот даже, казалось, живее стал. Осознав это, я, все еще измеряя мир категориями человека, пришел в двойственное состояние. С одной стороны мне положено было радоваться, что, наконец, свершилось то, к чему я готовился всю жизнь – к возвращению домой. С другой стороны мне положено было грустить – если я вернулся домой, значит, умер на земле и больше не увижу Гулю, а ведь я уже влюбился в нее нежно и страстно. Думал никогда не будет такого со мной. И на те – влюбился. Да еще за такое время – месяца не прошло. Почти с первого взгляда. Но категории человеческого мышления таяли, растворялись; я чувствовал, как они исчезают, а места их занимают неведомые мне категории пронзенные светом и знанием других миров, напоённые силой и покоем иных измерений, не ведомые случаем, но ведущие к цели. Слезы просохли, не успев появиться. Порадоваться мне тоже не улыбнулось, и вообще… все идет по какому-то грандиозному плану, Божественному замыслу еще не открывшемуся мне, но подавшему о себе весть. И поэтому я тоже, дав зеленый свет предложению Анубиса, отправиться на прием к Изиде поднялся со своего места. Хотя, честно говоря, местом назвать то где я сидел, можно было с натяжкой. Это больше на трон походило, чем на коврик для собаки. Этот лишенный царственной исключительности трон ровным счетом никаких обязательств перед народом не носил. Тем более что народ меня не так беспокоил как предстоящий разговор с женой Осириса. Осирис – бог воскрешения, если я ничего не напутал. - Ты еще не сделала всего, что должен. Почему тогда ты здесь? – спросила Изида. - Я не совсем уловил суть вашего вопроса. Во-первых, я не знаю, что я должен сделать, а во-вторых, я полагаю, вы должны мне сказать, почему я здесь. - Врать я тебе не буду и поэтому всего замысла тебе сейчас не скажу. Не готов ты еще. А, здесь ты стоишь передо мной, потому что мальчишка, которого вы хотели взять в оборот работает на «союз мертвецов». «Союз» решил тебя завербовать. Ты вернешься обратно в тело. И тогда вступишь в «союз мертвецов». - Но, я этого не хочу. Я боролся с ним. Я даже можно сказать цель своей жизни видел в этой борьбе. Я лучше здесь останусь с вами. - Еще не время. Дело сначала закончи. А то, что хотел ты или не хотел это уже, знаешь ли, вопрос чистого эгоизма. С такими претензиями к Зигмунду обращайся. Сейчас перед собой я вижу не человека. Почему же тогда ты говоришь как человек? - Наверное, потому, что я еще не до конца умер. Ну, хорошо, что я должен делать? - К тебе будет приходить Анубис и инструктировать. В братстве ты будешь чужим среди своих. Они не смогут тебя вычислить, ели не наделаешь ошибок. Просто делай, что тебе говорят. Не задавай лишних вопросов. Верхушку союза мертвецов взял под свое крыло Сет. Он бросил нам вызов, похитив из дома смерти несколько сильных магов. Мы должны его наказать. Тебе нужно разрушить этот союз. И Сет тогда станет слабее. Мы его тогда на место поставим. В этом деле ты выступаешь в качестве оружия. И помни, Сет опасный противник. ЧАСТЬ 2. ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ. ПРЕДИСЛОВИЕ. Мальчишку порекомендовал Бородатому умерший Эдгар. Эдгар – проводник, а ко всему еще и союзник Сета. Да и у Бородатого есть помимо прочего, не двусмысленно намекающее на подставу имя – СЕТ-А-НИСТ; здесь тоже не все гладко. Да и я не простой: двойной агент. Как с этим бороться? Что лучше, быть чужим среди своих? Или своим среди чудих? Глоссарий. Трансцендентальный отец – причина космоса. Демиург – тот, кто творит материю. Логос – глас трансцендентального отца, возвестивший о существовании Демиурга. Гнозис – знание. Гностик – ищущий знание, возлюбивший знание. Сет – протестант, дерущийся с Осирисом, а так же хранитель лестницы ведущей на небеса. Он помог Осирису подняться по лестнице, а потом решил прикончить его. Анубис – владыка мертвых. Изида – жена Осириса. Осирис – бог воскресения. Амон-Ра – верховный бог солнца. Гор – сын Изиды. Тот – Сын Гермеса. Зевс – хозяин Олимпа, повелитель небес. Прометей – несущий огонь знания. Тор – бог войны. Один – бог мудрости. Гермес – Сын Зевса и отец Тота, бог мудрости, хранитель божественных тайн, посредник между тремя сферами – небо, земля, подземный мир. Гермес Трисмегист - трижды величайший. Носитель сакральных таинств бога Гермеса. Челнок, совершающий межконтинентальные перелеты по малой орбите земли шел на посадку. С высоты птичьего полета отрывалась удивительная сверкающая панорама. Посреди ночного океана как жемчужина архитектурной мысли нашего времени, раскинулся рукотворный остров. Геометрия его формы, как написано в путеводителе, зависит от того с какой скоростью к нему приближаться. Критики из Европейской ассоциации архитекторов окрестили это творение садом каменных огней. Компьютер по случайно выбранным чертежам непрерывно трансформировал остров. Дома, и даже целые районы здесь могут оказаться завтра не там где сегодня. Ландшафт изменялся, следуя электронной карте. Сейчас остров выглядел как трех лучевая звезда. Челнок быстро спускался в ее центр – в международный аэропорт свободной экономической зоны. Коснувшись покрытия взлетно-посадочной полосы, челнок заглушил свои двигатели и выдвинул телескопические трапы, ведущие в таможенный терминал. Багажа у меня не было, за исключением артефакта из храма Тота. Артефакт - миниатюрный золотой жезл или, скорее, молот; с его помощью Гермес из хаоса создал космос. Артефакт на прошлой неделе нашли в долине царей; храм обнаружили на глубине ста тридцати метров. Такое открытие произвело фурор в археологии. Мне просто посчастливилось выкрасть артефакт с раскопок. Сколько там еще интересных вещей предстоит найти, покажет время. Мне же сейчас нужно встретиться с нашим человеком, который, минуя таможню, откроет черный ход прямо в атриум Четырех Стихий. Связного я никогда не видел. Понятия не имею как он выглядит. Обычно я отправлял почту на остров через камеру хранения на континенте. А сегодня я впервые должен встретиться со связным. И впервые же сегодня я лично везу артефакт. У меня есть информация, что связной подойдет ко мне после сканирования сетчатки. Если же он не появится, то, скорее всего меня посадят за контрабанду и воровство. И повесят еще с полсотни нераскрытых дел, половина из которых по праву принадлежит мне. Так что попадись я им в руки… Не хотелось бы мне встречаться с ищейками международной службы по обеспечению безопасности фондов мировой культуры. Египет последнее время укрепился на первом месте сенсационных открытий. И выкрав из его сокровищницы ценный экспонат, я формально стал номером один в списке черных копателей всего земного шара. По слухам моя поимка стала уже делом чести для МСБНФ. Выключив мыслительный процесс, я оградился от системы контроля отслеживающей преступников по поведению и температуре тела. Если человеку есть что скрывать, он нервничает и у него поднимается температура. Термодатчики его вычисляют, а таможенники проявляют к нему интерес с пристрастием. Не думая ни о чем, я шел по коридору к зоне сканирования. По-любому я мандражировал бы от мыслей, что меня могут вычислить и спрятать за решетку. Но я выключил мысли. Их просто не было. Пройдя процедуру идентификации, я намеренно замешкался в кабине, чтобы связной сделал все как полагается. Но связной не появлялся. Тогда я вышел из кабины сканирования и направился в зал регистрации. Здесь было полно народу. В толпе я увидел целенаправленно приближающихся ко мне работников таможни. Они резко выделялись из общей массы людей своей униформой. Я никак не мог поверить своим глазам. Первой среди них шла приятная девочка с азиатскими чертами лица. Должно быть, она занимается танцами. Но, подойдя ко мне, она развеяла первое впечатление. Не девочкой она оказалась, а вполне зрелой дамой, лет двадцати пяти. Ее удостоверение капитана таможни, и настойчивый голос окончательно меня убедили, что я попал в цепкие лапы этой дикой кошечки. - Вы арестованы. Следуйте за нами, - сказала она, сунув мне в лицо удостоверение. Меня окружили трое крепких парней с электрошокерами. Дергаться в таком положении глупо. И повинуясь судьбе, я последовал в их компании на каторгу. Но сначала меня завели в комнату для дознаний. Кошечка приказала сопровождавшим ее парням выйти. Мы остались вдвоем. Заглянув в ее глаза, полные решимости я понял, что отделаться от нее если и светит мне, то со шрамами от когтей такой тяжести что зализывать их придется патологоанатому перед опознанием трупа. - Вот значит, мы и встретились, - сказала она, выкладывая на стол папку документов. – Господин охотник за артефактами. - Я тоже никак не ожидал увидеть столь юную красавицу в такой очаровательной форме. - Не нужно ерничать, господин, как вас там... Тень Дракона. - Ну, если вам известно кто я, позвольте поинтересоваться… - Попробуйте. Поинтересуйтесь. - Какое имя может носить демон в шкуре ангела? - Меня зовут Гуля, - сказала она. Первый раз за всю жизнь меня посетило дежавю. По всей видимости, дамочке тоже не хило попало. Она смотрела на меня с таким видом, что могу поклясться, мысли ее витали в других измерениях. Я вдохнул аромат ее духов. Словно поняв важность этой встречи, я замер на целую вечность. Такое бывает, когда перехватывает дыхание, когда теряются мысли, когда рождаются чувства. Не мог уловить эту грань, за которой прячутся воспоминания о ней. В комнате воцарилась напряженная тишина. Но Гуля выдернула из зависания эту ситуацию простыми словами: - Здесь пакет документов, обеспечивающий вам дипломатическую неприкосновенность. Рада познакомиться, - протянула она руку. – Это я организую почтовые перевозки на остров. Я же сегодня вас и встречаю. - Тень Дракона, - сказал я, принимая ее руку. Прикосновение к ней еще глубже меня погрузило в необъяснимые воспоминания. – Мне почему-то казалось, что связным должен быть неприметного вида старик. Но вы, производите впечатление… - Впечатления могут быть обманчивы, - перебила она меня. Ее голос, слова, манеры и хитрый ее волнующий взгляд меня словно вышибал в неизученную область сознания. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга стараясь воскресить в памяти то чего никогда не было. И, наконец, я сказал: - Мне кажется, я где-то вас видел. - Это странно, но и мне тоже кажется. Однако, вам пора уходить. - Пообещайте мне, - сказал я голосом, не принимающим возражений. - Мы еще встретимся. Голосом не имеющим возражений она сказала, что встреча запланирована на завтра в атриуме Четырех Стихий. - Информацию вы найдете на своем телефоне. Я включил телефон и увидел несколько новый файлов. - Значит, до завтра. – Сказал я. - До завтра. Номер в гостинице мне был уже забронирован. Восемьдесят третий этаж своим интерьером напомнил мне одно интересное дело двух летней давности. Тогда я работал в Перу. Там откопали еще один храм Солнца – пирамида, жертвенный алтарь. Блеск вечерней зари уже рисовал на облаках кровавые тени заката. Сумерки опускались с невероятной для Европы скоростью. До активных действий мне оставалось совсем не много времени. И решив его посвятить медитации, я сел на вершине скалы, опустив ноги в пропасть. Сосредоточив внимание в области шишковидной железы, я вдыхал через третий глаз свет уходящего дня и ловил каждый приходящий образ. Я смотрел в ближайшее будущее на сорок минут вперед. Мне предстояло заняться бейс джампингом – это первое. Второе – мне нужно было незамеченным проникнуть на территорию повстанцев. Третье – выкрасть из-под носа старейшин «кинжал солнца». И самое важное – вернуться в Европу с артефактом. Каждый всплывающий образ я моделировал, так, чтобы парашют раскрылся, не запутались стропы или ветер меня не швырнул на скалы… чтобы часовой в нужный момент отвернулся… чтобы старейшин не было в возле жертвенного алтаря… Громкий крик птицы меня выдернул из медитации. Я не успел смоделировать возвращение в Европу и доставку артефакта в камеру хранения. Но, это меня не остановило от выполнения миссии. Стало совсем темно. Я включил очки ночного виденья и прыгнул со скалы. Для приземления выбрал удобное с моей точки зрения место метрах в тридцати от казарм. К счастью черный парашют никто из часовых не заметил; они кого-то искали у восточного кпп, направив туда все прожекторы. Наверно там горный лев охотился. И повстанцы решили поохотиться на него. Замотав парашют вокруг дерева, чтобы ветер случайно не унес его прямо в поле зрения часовых, я направился к храму Солнца. От казармы к казарме, от стены к стене, ползком, бегом в полный рост, я приближался к цели. Эти повстанцы, окончательно спятив, устроили военный переворот и принесли в жертву президента Перу. Вырезав ему сердце, они послали к чертям мировое сообщество и провозгласили себя Народом Солнца. Дипломатическое урегулирование напряженки не принесло никаких результатов. Народ Солнца практически бойкотировали мировое сообщество. Решался вопрос о вводе миротворческих сил. По мнению всего прогрессивного человечества в Перу нарушались права человека. Сами же Перуанцы ничего запретного в жертвоприношениях не видели. И старейшины, заявив, что не намерены идти дорогой техногенного развития, устремились к развитию духа. Для наглядного примера вырезали сердце у президента, который, по их мнению, толкал и народ и традиции к гибели. Практика жертвоприношений продолжилась. Мне бы не хотелось оказаться на алтаре под артефактом, который меня интересует. Возвращение в Европу я так и не смоделировал в медитации. Проклятая птица. А вот уже и пирамида Солнца. На самом верху алтарь, и там же под бдительным оком старейшин находится артефакт. У основания пирамиды, где начинаются ступени неподвижно, словно статуи древних воинов стоят двое часовых с автоматами. Воины хоть и древние, но оружие у них современное. Народ Солнца все же не исключил из рациона духовной пищи дежурное блюдо сорок пятого калибра. Со дня на день здесь высадится корпус миротворческих сил. Вот тогда и поспорят традиции с креативом. Даже смешно. Не удивлюсь, если где-нибудь за жертвенником находится шахта с баллистическими ракетами. Из пневматической винтовки заряженной шприцами с транквилизатором я выключил часовых. В тишине они так и осели. Теперь мне предстояло подняться на самую вершину пирамиды. Единственное, что меня смущало – свет масляных ламп. Они горели по всему пути. Если пойду в открытую, меня вычислят. И бросят под артефакт. А какой-нибудь жрец с маской на роже… Даже думать не хочу. И пошел через черный ход – с обратной стороны по стене. Вакуумные перчатки здесь оказались кстати. Лишь бы не подвело оборудование. Подъем на вершину занял не много времени. Вскоре я уже был на вершине. Аккуратно выглянув из-за угла, я увидел у алтаря трех жрецов в национальных костюмах. Их устрашающего вида маски заставили меня пересмотреть отношение к древнему шаманизму. На алтаре лежала женщина с открытыми глазами. По всей видимости, ее готовили к смерти. Она была в трансе. Можно не обращать внимание. Тревогу она не поднимет. Оставалось выяснить, как себя вести по отношению к жрецам. Мне казалось, что они находятся вне системы опознавания сигналов. Это было видно по их экстатическим позам. Втроем они, склонившись над жертвой, замерли практически в позе эмбриона. Такая восковая подвижность тел отчетливо дала мне понять, что они не обратят внимания, даже на выстрел из пушки окажись она на пирамиде. Эффект восковой подвижности появляется в результате полного отключения всех сенсорных систем организма. Это я знаю по себе. Практикуя медитативные техники, я погружался в трансцендентальные состояния на такую глубину, что, приходя в сознание через несколько часов, обнаруживал свое тело в позе эмбриона. Так же проснется и космонавт, если уснет в невесомости. Руки сгибаются в локтях и подводятся к средней части тела. Пальцы напрягаются так, словно ты держишь в обеих руках игральные карты, или можно увидеть такое сложение пальцев на православных иконах. Ноги тоже сгибаются в коленях. Ты весь словно подтягиваешься к пуповине, обнимаешь ее, понимая на подсознательном уровне, что находишься в утробе вселенной. Будь что будет, подумал я, и вышел из-за угла. Здесь было много масляных ламп. Жертвенник буквально утопал в их свете. Но я остался вне зоны восприятия жрецов. Девушка на алтаре тоже не реагировала. Сквозь пространство и время она смотрела в сторону бога. В ее черных глазах дрожали капельки света, я заглянул в них. Что-то удивительное и недосягаемое читалось во взгляде жертвы. Но намека на страх перед смертью там не было. Может, я и растолкал бы ее, чтобы спасти, но кто знает, вдруг она превратится в живую сирену и донесет о моем появлении. И поэтому, отбросив сентиментальные заморочки я просто взял Кинжал Солнца с подноса. И оставил жертву на алтаре. И сейчас в гостинице глядя на росписи стен, сюжетная линия которых развивается вокруг древнегреческой мифологии, я вспомнил те потрясающие глаза. Не знаю, почему вдруг ассоциативный ряд выстроился таким образом, чтобы финалом интерпретаций стал практически мертвый взгляд еще живой жертвы. Никогда мне его не забыть. В номере я сел в кресло напротив большого окна и долго смотрел на трансформацию острова. На рассвете я незаметно для себя отключился. Разбудил меня телефонный звонок: новые файлы, закаченные Гулей, потребовали вскрытия. Получив из них необходимую информацию, я вышел на улицу. И вскоре я уже подходил к атриуму Четырех Стихий. Это грандиозное сооружение могло вместить в себя пятьдесят аэродромов. Вверх атриум поднимался на сто двадцать два метра. Здесь функционировало сразу четыре института: институт международной дипломатии, институт метафизики, институт пограничных состояний и институт всех религий. И здесь же мирно сосуществовали четыре основные религии: ислам, буддизм, христианство и гностицизм. Гностицизм быстро набирал сторонников, сегодня я должен встретиться с его духовным лидером. В приемной меня ждала Гуля. - Мне очень приятно с вами познакомиться, - говорила она. – Я много слышала о вашей работе. Это, наверное, очень интересно искать по всему миру артефакты. - Наверное, вы правы. Никогда не задумывался на эту тему. Я просто делаю свою работу. - Не говорите так, - сдерживая себя от восторга и гнева, вскрикнула Гуля. – Вы своей работой для Гнозиса делаете потрясающие вещи. Хотя бы взять историю с Перу. Выкрав у них Кинжал Солнца вы прекратили жертвоприношения. И миротворческий корпус туда не высадился. Вы остановили войну. - Я не вправе обсуждать с вами эту тему. Если вы посвящены… то хочу быть в этом уверен. - О, вы убедитесь в этом очень скоро. Нас ждут на собрании посвященных. Это первое собрание такого масштаба. Тема обсуждения естественно закрытая. Нам нужно только пройти в храм Гнозиса. Давайте я вам устрою небольшую экскурсию по атриуму. - Экскурсии подождут, - отрезал я. – Мне нужно передать артефакт еще до начала собрания. Мы разговаривали в большом хорошо освещенном закрытом помещении. Кроме нас здесь никого не было. Целая стена здесь играла роль монитора высочайшего разрешения. Непрерывная демонстрация острова позволяла его рассмотреть детально. Но меня это не сильно заботило. За лидерство в списке наиважнейших задач боролись два кандидата. Покоя они мне не давали. Во-первых – я должен передать артефакт господину Алегъерри, это последняя вещь, которую он от меня ждет: по всей видимости, приближается время «откровений». Во-вторых – чувства, нахлынувшие на меня от близости этой красотки в военной форме, мне сообщили что-то важное, но расшифровать эту почту пока не удается. На интуитивном уровне я понимаю, что многое изменится в любом случае. Остается выбрать, которую из двух тем продвигать в первую очередь: артефакт или дежавю. Я поглубже заглянул Гуле в глаза, взял ее за руку и сказал тихим таинственным голосом: - Я должен тебя вспомнить. Этим жестом я начал разыграть фишку с ней. В конце концов, можно принять ее услуги экскурсовода. И многое выяснить. С начал этой партии прошло только две секунды, а мысли уже потеряли привычный ход. Словно кто-то другой постепенно овладевал моим разумом. Я не мог выпустить Гулину руку. Мы словно замкнули цепь воспоминаний. И они рекой опрокинулись на нас. Но эти воспоминания лишены были визуального ряда. Я не мог сосредоточиться, чтобы активировать работу третьего глаза. К тому же у Гуля не выдержав эмоционального напряжения отключилась. Я вовремя поймал ее и уложил на диван. - Эй, дамочка - сказал я. – Не делай мне нервы. Она открыла глаза и тихо сказала: - Я почти уже вспомнила. Совсем немного осталось. Чего-то нам не хватает. Мы должны встретимся с остальными. Но я уже решил для себя – встречаться пока еще рано. И сказал Гуле: - Мы вдвоем сначала должны кое-что сделать. Без остальных. Господин Алегъерри подождет. Пошли со мной. Доверься мне. Здесь все сложнее, чем кажется. - Нет, постой, - взбунтовалась она. – Замри на месте я сказала, если хочешь диалога. - Мне нравится твой стиль, - улыбнулся я и замер с вопросом: - Ну, и… - Я согласна с тобой, что здесь все сложнее, чем кажется. А ты вообще не простой. Наехал на меня. Вырубил. Слышала я и о тебе, и о том, что ты можешь. Скажи прямо, чего ты хочешь? - Сам еще не знаю. Но, чувствую, на собрание посвященных идти рано. Для «откровений» нужно выбрать правильный момент, иначе все рухнет и атриум, и Гнозис, и все остальное. Откровения полезны только если ты готов их воспринимать. Я пока себя не чувствую готовым. И в этом виновата ты. До встречи с тобой я знал кто я, и что должен сделать. Но теперь я сомневаюсь. Быть «посвященным» недостаточно, «откровение» может оказаться заблуждением. И вообще… Но Гуля возразила: - «откровение Гнозиса» прольет свет истины на наши знания. И каждый выберет свой путь согласно предназначению, а не личному убеждению. Я все же склоняюсь на сторону собрания. Ты только представь, это первое собрание всех посвященных! Мы, наконец, объединим все артефакты. Давай хотя бы заглянем в храм через монитор. И она взяла со стола пульт. Но панораму не сменила. Замерла напротив меня с вопросом в глазах. Я чуть заметно кивнул. Нажатием одной кнопки она изменила все, что было перед глазами. Стены вдруг оказались не стенами, а огромными мониторами и, даже пол с потолком давали качественную картинку; внутренняя суть храма раскрылась передо мной. Разрешение мониторов было настолько высоким, что я словно и вправду переместился в храм. Это ощущение меня не покидало ни на секунду. А я, нужно сказать, к интуиции отношусь серьезно. Поэтому, выключив мысли, перевел себя в автономный режим. Это что-то вроде автопилота с единственной программой – самосохранение. В храме было десятка два человек. Они сидели вокруг нас. Казалось, они видят нас. Кто-то сказал: - Мы знали, что в последний момент ты откажешься. Поэтому решено было идти хитрость. Я обернулся, но Гули уже не было видно. В центре круга я как идол стоял и внимал голосу Алегъерри. - Настоящим человеческим существом является только то существо, которое имеет свидетеля своей земной жизни. Этот свидетель - ангел. Люди без свидетеля – бутафория, пустые скафандры. Их большинство. Сегодня здесь собрались все настоящие. У каждого из нас есть за спиной свой ангел-свидетель. В храме зажглось столько свечей, сколько человек находилось в нем. Гигантский Колизей современности собрал на арене таинства всех посвященных. Словно в центре галактики я оказался; с трибун на меня смотрели тысячи глаз. - Прежде чем оказаться здесь мы прошли множество воплощений учивших нас. Наш опыт земной жизни сохранен в долговременной памяти вселенной. И чтобы открыть хранилище знаний, нам нужны артефакты оставленные в разное время специально для этой цели. Мы все начали свое восхождение из разных миров и сейчас мы воплощены в высшей человеческой сфере. Мы понесем свет приобретенных знаний туда, где тьма диктует принципы развития духа. Сегодня мы активируем артефакты, и разлетимся в самые темные участки вселенной. И тогда трансцендентальный отец всего сущего узнает о себе то, что сам от себя скрывал. Но единственное, что даже меня смущает в этой ситуации это люди без ангелов. Они были созданы специально для нас, чтобы создавать ситуации, необходимые для всестороннего понимания вещей. Это уже не секрет. Но они чувствующие существа, хоть и не имеют того же статуса, что и мы. Однако эволюция их рано или поздно возведет в ранг хранителей ангелов. Но сейчас они исчезнут после активации артефактов. Этого бы не хотелось. Нам еще пригодится этот биологический материал. У нас трудная ситуация. Но, я знаю, как из нее выйти. Мы не все сегодня вернемся домой. И не все артефакты активируем. На земле останется тот, кто стоит перед нами. На него пал выбор – сохранить этот мир. - Стоп. – Крикнул я. – Вы хотите оставить меня здесь? А, вы имеете право? От такого разворота событий, автопилот у меня автоматически выключился. И я вдруг начал улавливать проблески знаний вытащенных из памяти воплощений. Поступающей информации было столько, что психика сыграла со мной злую шутку. Она перемешала сознание всех моих воплощений, и выдавала запутанную информацию порциями. Ярче всего, конечно, светило мое предыдущее воплощение. Из него мне удалось получить… «союз мертвецов». Все окончательно запуталось. Генералитет Союза Мертвецов – те, кто обладают ангелами, оказывается, сохраняют жизнь человечества, а не уничтожают ее. Не знаю как с остальными «мертвецами», но генералитет живее живых. Их, впрочем, как и меня из дома мертвых, со слов Изиды, выкрал Сет. И со слов же Изиды, чтобы исполнить ее волю я должен противостоять Сету. Но в таком случае пустые люди без свидетеля исчезнут, а их большинство. Трудная ситуация. Верхушка «союза мертвецов» посвященные Гнозисом на всем протяжении истории человечества подселяли в «живых мертвецов» сущности из других миров, расширяя таким образом, сознание всего бытия. Но, черт возьми, Изида мне поручила уничтожить их. Бредовая ситуация. За каждого кто обладает свидетелем идет борьба среди так называемых богов. Так называемые боги перегрызлись между собой за право обладать большим количеством настоящих людей. И в то же время настоящие люди это пришельцы из других миров. Вспомнив другое свое воплощение, я замер во времени и пространстве. Люцифер, как и Сет нес всему человечеству знания и жизнь как таковую. Вспомнив себя шаманом из Южной Америки, я добавил к Сету и Люциферу Пернатого Змея, который вообще, принимал дары, а не жертвы, и дарами были цветы, а не люди. Еще я понял, что «черные мессы» не имеют ничего общего с Сатаной или тем же Люцифером. Принести в жертву младенца – значит открыть портал в рай и отправить в него чистую душу. Если кто-то закручивал черные мессы, то на свидание к нему приходил не Люцифер, а какой-нибудь «бог» жаждущий получить свидетеля, или на крайний случай тело совершающего обряд. Люциферу жертвы не нужны, он сам является свидетелем. Дела с «отцами инквизиторами» тоже запущены как невозделанный Эдем. Они, в большинстве случаев, «черные мессы» служили, не догадываясь о том, что творят. Разведя огонь под Жанной Дарк, они уподобились тем, кто сжег Кассандру. Святое судилище выносило приговор подобный тому, который выносили индейцы – жертва ради бога. Впрочем, все это настолько запутанно и недоступно для многих. Теперь уже и для меня… Поток информации иссяк как источник в засуху, словно его кто-то заглушил сознательно. И я понял, что все собравшиеся здесь меня закрывают от знаний. Мне это совсем не понравилось. И я потребовал: - Я хочу наедине поговорить с господином Алегъерри. – Сказа я. Все, кроме одной, свечи в храме погасли. Свечу держал человек в серебристом балахоне. Но, сменив угол зрения я обнаружил, что балахон черный; он менял цвета как хамелеон: то черный, то серебристый. Он стоял метрах в пяти от меня. Больше никого не было видно. Вообще ничего не было видно кроме этого балахона и свечи. И я понял, что нахожусь в глубоком трансе. В руки я взял жезл Гермеса. Теперь он был метра два в длину. Символы, нанесенные на него, перестроились лично под меня. Я сразу понял, что так происходило всегда - кто бы ни брал жезл, он всегда перестраивался под нового хозяина. Но, сделать это можно только в состоянии мистического пробуждения. Жезл сиял как маяк, указывающий в кромешную тьму (свет ярче горит в темноте). Но, жезл этот еще и молотом был. А, молот это оружие. Сразу вспомнился «молот ведьм». И молот Тора. И еще что-то – уловить не могу. Вот еще что – жезл Гермеса напоминал секиру. «Бог» Думузи однажды этой секиры принес себя в жертву всему человечеству. А в созвездии Ориона эта секира выглядит как крест, на котором распяли Иисуса Христа; добровольная жертва… или естественный отбор? – воплощение замысла, одним словом. Если перевернуть крест, то он превращается в меч карающий (…из лона светоносного в лоно воинствующее…). Я понял, что Христос и Антихрист это суть одно и тоже, только в первом случае ОН ради всего человечества себя добровольно приносит в жертву своему «Богу», а во втором случае – ОН при помощи того же карающего меча ради того же самого «Бога» приносит в жертву всё то же самое человечество. И Христос, и Антихрист необходимые элементы, упразднение любого из которых непременно нарушит замысел «ЧЕЙ-ТО». Те, кто воюют с Антихристом – воюют с христианским «Богом». В полной мере ещё не понял, что он такое есть «БОГ». На понимание времени совсем не осталось. И поэтому… Если в руках у меня оружие, («крест», «секира», «молот», «жезл», «меч») значит, его нужно понимать в контексте данного обстоятельства. Никого кроме Алегъерри я не видел. И он мне не нравился. Поэтому я ударил его молотом Тора. Удар был такой мощный, что он выбил из балахона что-то похожее на мумию без бинтов, - заметил высохшие мышцы и сухожилия – как корни деревьев сплетенные между собой. Балахон остался пустой висеть в пространстве. Он умоляюще смотрел на меня черной бездной капюшона: - Надень меня, - просил он, - я не могу один, мне нужен кто-нибудь. Но его надевать я не стал. Балахону нужен хозяин или раб. Ни тем, ни другим я быть не хотел. И как только я это осознал… На голову мне опустился сверху образ Анубиса – собачья голова – как голограмма. Я почувствовал его силу. Он хочет заполучить моего свидетеля. Не успев проанализировать свое состояние, я подвергся атаке. Большая светящаяся синими всполохами птица быстро вылетела из темноты и вырвала своими когтями кусок моей ауры. Анубис дрогнул. Он знал, что это был Сет. Теперь и я это знал. Сет содрал с меня проекцию Анубиса вместе с куском моей ауры. Иной ум Анубиса не проник в мое сознание. Ему помешал Сет. И вот эти боги - «хозяева иного ума» в моей шкуре воюют между собой, за право обладать моим свидетелем. Анубис – смотритель в доме мертвых намеревается жизнь на земле прекратить, но у него очень мягкая сила, привлекающая. Прекратить жизнь на земле он хочет, потому что время пришло для новой эпохи. Сет стремится продлить эту жизнь, но его сила грубая, отталкивающая. Продлить жизнь на земле он хочет, чтобы заполучить как можно больше свидетелей и стать еще сильнее. Возможно, все они заблуждаются. Мне не понравилось мое положение разменной монеты, и я ударил Сета Жертвенной Секирой. Все эти боги не имеют в потенциале того, что имеет человек. Они чувствуют, что начали вырождаться как динозавры. И так же они знают, что человек из этого тупика их вытянет. Интересно, где может сейчас быть Гермес, если у меня в руках его жезл? Этим жезлом Гермес из хаоса сотворил космос. Содрав с меня проекцию Анубиса, Сет огреб жертвенной секирой по ушам и исчез. Выходит, что Сета я принес в жертву ради человечества. С устранением Сета на земле начнется новая эпоха. А это значит, что человечества уже как бы не существует. За спиной я почувствовал чье-то присутствие. Там стоял мой ангел-свидетель выглядящий как демон. Он был похож на человека, но не сильно. У него были большие кожаные крылья. Лица его я словно не заметил. Словно его лицо кто-то стер из моего восприятия. Он был красноватого, почти коричневого цвета. Я как бы видел его и глазами, которые словно увеличили радиус обозрения и затылком, словно там еще один глаз открылся, не привыкший еще к зрению. И поэтому всего ангела я так рассмотреть и не сумел. Но я почувствовал его устрашающую мощь. Из темноты снова появился Анубис. Он ко мне приближался. Из его третьего глаза бил луч света как прожектор. На пути Анубиса, словно из-под земли выросли воины цвета красной глины; вдвоем они, загораживаясь щитами, преградили Анубису путь. Я отдавал себе отсчет, что они созданы ангелом за моей спиной. Но, при этом они подчинялись моей воле. Столько во мне сомнений жило, что я не мог выбрать, чью сторону принимать – моего свидетеля, Анубиса или свою личную. Свидетель, честно говоря, выглядел жутко. Анубису я больше не верил. А сам? – сам я могу ошибаться. Воины тем временем атаковали Анубиса. Но их атака ему была нипочем. Он вырос в несколько раз, и его энергетическое поле развеяло воинов в прах. Природу воинов я в полной мере не понял. - Ты со мной будешь бороться? – спросил Анубис. - Я не знаю, кто ты на самом деле, - сказал я. – Я буду сам за себя. Усилием воли я вырастил Ангела до размеров небоскреба. Он взмахнул крыльями, отбросив Анубиса обратно в свое царство. Ангел был несоизмеримо выше по статусу, чем этот бог с собачьей головой. Я остался один на один с этим ангелом демонов. Он – тень Демиурга непрерывно творящего материю. Материя по своей природе является злом, так как она заставляет мучиться тело, а значит и душу. Если отягощенная злом материя Демиурга отбрасывает тень, значит, где-то должен быть источник света, горящий ярче, чем все звезды в космосе – этот источник есть трансцендентальный отец Демиурга, который, в сущности «дух освященный любовью». Неужели боги, а вернее «существа иных сфер», настолько глупы, чтобы противиться его воле. А может, они ее просто не знают? Да и я не знаю. «Теперь я знаю, что ничего не знаю». Но, я понимаю, что «хозяевам иного ума» я нужен как хранитель свидетеля, нужен как тот, кто им передаст еще одного ангела, быть может, ключевую фигуру. Тень Демиурга это ангел демонов. Его сила имела необъяснимые качества. С одной стороны Ангел Демонов был равнодушен к происходящему, его равнодушие озарялось чудовищной силой моего страха. Но страх мой был не перед ним, а перед тем, что сокрыто в нем, перед его предназначением. Если Демиург создал материю, значит это кому-нибудь нужно. И если тень Демиурга это ангел демонов, значит это тоже кому-нибудь нужно. Почему же тогда столько равнодушия? Свидетель был беспристрастным созерцателям. С другой стороны его сила была исполнена тайного замысла Демиурга – свидетель излучал потрясающую силу реализации. Равнодушие с одной стороны и участие с другой, а в центре Я. Я себя ощутил в тисках этой тайны. Что же мне делать? Нужно еще кое-что понять… Внезапно я вышел из транса. Я остался один в этом храме. Вышел из него. На улицах пусто. Нет никого. Эй, есть здесь хоть кто-нибудь, на острове этом забытом? На земле вообще никого нет. И никогда не было. И даже интриги богов; их тоже никогда не было. Есть только космос. Реален в нем только я. Такое одиночество невыносимо. Миры нет смысла воскрешать, их нужно создавать. Знаю, законы природы придумываю я. Но, хватит ли мне воображения, придумать целый мир. Начать нужно с простого. Вначале было слово…