Бушуев А.С. 1 эликсир путешествий. 1. Осень спустилась с небес на лес. – Андрюша, Андрейка. Пора возвращаться домой. - Окликнула мать белокурого мальчугана. - Давай еще хотя бы пол часика погуляем, - взмолился сын. Неделю назад он отметил десятый свой день рождения. Сейчас он гуляет, а завтра ему снова придется ехать в школу-интернат. И там, в третьем классе он будет грустить по дому. Мать понимающе посмотрела на сына, но возразила ему строго: - И не смотри на меня так, - сказала она. - У тебя куча дел. Ты должен убраться в комнате. Андрей нехотя поплелся за матерью. Жили они в старом двух этажном доме на самом краю поселка. Дом поделен был на две части. В одной его половине жил Андрей с мамой и бабушкой, в другой – Марина с папой. Марина – озорная - девчонка Андрея. В прихожей Андрей скинул кроссовки и прямиком отправился на кухню. Нестареющая бабушка стряпала у плиты. - Вечером будем пить чай с яблочным пирогом, - говорила она. Скоро по дому разольется дух сладкого хлеба. Скоро все обитатели дома соберутся на террасе. – Ты ведь любишь шарлотку? – спрашивала бабушка. - Конечно, люблю, - отвечал Андрей. Бабушка улыбалась и говорила: – Хочешь помочь? Порежь яблоки. - Я не девчонка, чтобы пироги печь!? – отвечал Андрей. – Маринку позови. Схватив с жестяного подноса яблоко, Андрей убежал на второй этаж в свою комнату. Там он сел на кровать и постучал в стену. Почти сразу он услышал ответ Марины. Она тоже три раза ударила по стене. Это был сигнал о встрече на чердаке. Чердак. Пахнет сеном и голубями. Вечернее солнце смотрит. Марина прищурилась и отодвинулась в тень. - Мне нравится осень, - сказала она. - Самое начало нравится. Или ее середина. Как сейчас. - Да, - согласился Андрей. – Слякоть гадость. А потом он воскликнул, вскочив с дивана: - Смотри, что у меня есть! Этот нож дедушкин, - гордо заявил он, раскладывая складной нож. - Вот какой! Видишь? Он отдал его Марине. Она взяла его, рассмотрела со всех сторон и вернула обратно. - А у моего папы вот такой, - разводила она руки в разные стороны. – Даже еще больше. Настоящий охотничий! - Ну и что, - восторженно и в то же время чуть расстроено отвечал Андрей, - зато этот старинный. Смотри! Он даже заржавел. Дети сидели на старом диване. А между ними непрерывно летел в дальний угол этого чердака теплый луч солнца. Внутри этого луча, как крохотные мотыльки порхали пылинки. - Завтра в интернат, - щурясь, говорил Андрей. - А домой только в пятницу. Вот бы скорее стать взрослой, - мечтала Марина с детским лицом серьезного человека. - Я бы сейчас на работу лучше пошла. А своего ребенка никогда не отдам в интернат. Марина, положив ногу на ногу, приняла позу взрослой леди. Тапочек повис на кончиках ее пальцев и упал на пол. - Да, - согласился Андрей, - когда мы вырастем, то поженимся. Как только солнце ушло за горизонт, все собрались на террасе. С удовольствием кушали пирог и нахваливали бабушку. Бабушка улыбалась и обещала в следующий раз испечь пирожки с курагой. Время крадучись подбиралось к полуночи. - Ну, все, пожелай всем спокойной ночи. Пора спать. Завтра рано вставать. - Сказала мама, глядя на Андрея, который готов был уснуть за столом. - И ты попрощайся с тетей Светой, - вставая из-за стола, сказал папа Марины. Он погладил свои усы и, словно огромный веселый кот добавил: – Пора вам отправляться спать. А не то я расскажу вам страшную сказку про Колобка и семерых козлят. Марина показала язык и сказала, что детей неправильно воспитывать на злых сказках, где кушают колобков. - И вообще, Колобок и козлята – это разные истории, - сказал Андрей. В Андрейкиной комнате было тепло и уютно. Мама достала из гардероба аккуратно сложенную пижаму. - Маловата пижамка-то. - Пожал плечами Андрей. - Ты у меня вырос. - Покачала мама головой. – Ну, ничего, мы что-нибудь придумаем. - Тебе уже три месяца не платили, – обиженно фыркнул Андрей. - И зачем ты ходишь на этот завод? - Всем сейчас трудно. – Ответила Мать. – Время такое. Мама - хрупкая и нежная, но сильная и решительная сидела напротив Андрейки и говорила ему: – Когда-нибудь кончится это сложное время. А пока, нужно жить. И бороться. Во Владивостоке вообще… вон… горячую воду еще не дали. Мы хорошо отделались, - махала она рукой. И смеялась почти по-настоящему: - Нам тепло. С голоду мы не умираем. Мы обязательно переедем в Москву. Вот увидишь. Мама ушла. Темно в комнате. Андрей достал из-под кровати альбом с фотографиями, накрылся одеялом и, там в своем маленьком убежище включил карманный фонарик. - Папа, - шептал он, проводя пальцами по фотокарточке отца. – Почему ты умер? Слезы невольно выступили на глазах. За окном волна темного ветра качнула ветку осеннего тополя. Тополь словно стучался в окно корявыми пальцами. Андрей замер, прислушиваясь к шорохам ночи. Фонарь несколько раз мигнул и погас. Мрак захлопал черными крыльями детских кошмаров, пробуждая в памяти восковое лицо отца и слезы матери под траурным небом кладбища. Андрей постучал слепым фонарем по стене. Но Марина ему не ответила. Она уже спит. С замирающим сердцем Андрей откинул одеяло. В нем пробудилась настоящая мужская храбрость. Он посмотрел в окно. Полнолуние. Сквозь крону исполинского тополя, луна бледным светом рисует на полу зыбкие тени ветвей. На мгновение Андрею показалось, что в развилке дерева сидит человек. Но ветер смазал это видение в трепещущий хаос листвы. Ночь. Осень. Сон. Пробуждение. Серое утро смотрит в окно и видит: отворяется дверь в Андрейкину комнату – мама пришла. Разбудив сына, она обнаружила, что в его постели лежит фонарик и фотоальбом. - Ты опять за свое? – ласково спросила она, отворяя настежь окно. За окном мелкий дождь шелестит. Штиль висит. Серое утро грустит. Промозглая мгла ежится. – Ты же мне обещал не делать этого, - говорила мама. Она села на кровать и обняла Андрейку. - Я забираю это, - сказала она и потянулась за альбомом. Но Андрей вырвался из ее объятий. Схватил альбом с фотографиями и, прижимая его к груди, отошел к окну. И крикнул пронзительно со злобою ненастоящей: - Нет. Не отдам. Но потом уже чуть не плача он говорил: - Пожалуйста. Не забирай. - Ну, хорошо, - согласилась мама. - Он останется у тебя. Только пообещай мне еще раз, что не будешь его смотреть по ночам. - Обещаю, - еще крепче прижимая альбом, бросил свою маленькую ложь Андрей. - Обещаю, что? – настоятельно переспросила мать. Андрей опустил глаза в пол и сказал: - Обещаю, что не буду смотреть фотографии по ночам. - Я тоже люблю нашего папу. Но его не вернуть. Ты уже взрослый. Будь сильным. Через десять минут дядя Володя отвезет вас школу. Марина уже позавтракала. Одевайся и выходи кушать. - Это не школа. Я не хочу туда. Я хочу жить дома. Ты, что решила избавиться от меня? - Нет же глупенький. Я люблю тебя, - на распев говорила мама. Потом говорила сердито: - Одевайся быстро. И не спорь со мной. Она поцеловала его в лоб и ушла. Андрей сел на кровать и, наверное, не двинулся бы с места, но в комнату вошла Марина. И вскоре они уже ехали в интернат, в стареньком такси ее папы. 2. Остановившись у ворот интерната, папа Марины погрозил пальцем и сказал, улыбаясь в усы: - Не шалите там. Разбойники. - Будьте спокойны, - придав голосу важности, кивнул Андрей. – Я присмотрю за Мариной. - Ты прямо настоящий джентльмен. - Конечно джентльмен. А как же иначе!? Дети нехотя поплелись через золотой парк в интернат. Не успели они отойти от ворот, как вдруг услышали сирену. Это машина спасателей из Министерства Чрезвычайных Ситуаций. Дети обернулись. - Смотри, - крикнул Андрей, указывая пальцем на машину. - Дениска приехал. Помогая Дениске вылезти из машины, Андрей спрашивал: - Как твоя нога? Денис стучал костылем по гипсу: - Чешется. Ковыляя, Денис больше походил на кузнечика, чем на человека. Две недели назад он сломал правую ногу. Денис учился в том же классе где Марина и Андрей. Они были друзья – не разлей вода. За рулем новенькой машины МЧС сидел Валера – брат Дениски. Он в прошлом году вернулся из армии. Дети редко с ним виделись. Денис говорил, что его брат настоящий герой, что он всегда встречает опасность лицом к лицу. Валера выкинул сигарету и в развалку вылез из машины. - Почему опаздываете? - У нас колесо прокололось. - Сказала Марина, опустив глаза. -Зачем врёшь? Я ведь не учитель. - Сказал Валера. - Как ты догадался? – и Марина покраснела. - Когда правду говорят, то в глаза смотрят. - Буду знать. - Сказала Марина, смущаясь немного. - Ладно, идите. Уроки уже начались. А мне пора на работу. На прощанье он ещё раз включил сирену, развеселив таким образом, ребятню. И скрылся за поворотом. - Моего брата перевели на новую машину, - важно заявил Денис. – Видали? Из-за границы машина-то. Брат сказал, что это из-за выборов. – Вот бы мама получила зарплату. - Заметил Андрей. - Она обещала, что мы тогда в Москву поедем. - Тете Свете нужно ограбить банк, чтобы в Москве жить. - Фыркнула Марина – Моя мама не грабит банки, - ответил Андрей. - Она работает на заводе. Работать не стыдно. Стыдно не платить за работу. - Хватит вам ссориться, - вмешался Денис. – Звонок сейчас будет. Пойдем скорее. На лестнице они встретили директрису – сухощавую и седую, но еще не старую ведьму в человеческом обличии. Она сверкнула линзами очков и сквозь зубы процедила детям: - А, звонок разве не для вас? Быстро на урок. И дети поспешили к своему классу. Денис и Марина спрятались, прижимаясь к стене. А Андрей, постучав, открыл дверь и спросил: - Можно войти? Учительница отошла от доски. - Заходи, - сказала она, - если решил порадовать нас визитом. По классу прокатилась волна осторожных возгласов. Кто-то с последней парты запустил бумажный самолетик. Он сделал мертвую петлю и врезался в грифельную доску. Андрей аккуратно распахнул дверь до предела. Марина и Денис вышли из своего укрытия. Они принялись сосредоточенно смотреть в глаза учителю по литературе и Русскому языку. Инесса Николаевна развела руками и вздохнула в пол голоса: - Вас даже трое!? Марина оправдывалась: - Инесса Николаевна, мы ни причем, - пела она. При этом она внимательно разглядывала по очереди каждый глаз Инессы. Марина решала и не могла решить – смотреть ей в правый глаз или в левый, или смотреть сразу в оба глаза. - Это все из-за машины, - врала она. - У машины колесо спустило. Мы только поэтому опоздали. Правда. Спросите у Дениса. И Андрей подтвердит. Она повернулась к Андрею: – Так ведь ребята? – подмигивая, спрашивала она. Андрей ничего не ответил. Денис уронил свой взгляд на пол, потом отправил его за окно, и вернулся к глазам Инессы Николаевны. - Это правда, - согласился он. – Мы не врем. - Не рассказывайте мне сказки, - сказала она. – Займите свои места. И приготовьте домашнее задание. А за окном золото березовой рощи. Тихий голос учительницы уносил Андрея в зачарованное Лукоморье. Слушая волшебные сказки, он представлял себя на месте Гвидона и, тогда его отец - царь Салтан, вновь оживал по ту сторону моря. А когда Андрей становился Русланом, то видел он рядом с собою вместо Марины маленькую Людмилу, аккуратно выводящую буквы. Андрей любил сказки. Но сегодня что-то случилось в мире. Марина солгала. И при этом она не прятала своих глаз. Плохо врать нашей Инессе. Инесса Николаевна хорошая. Валера тоже хороший. Она ведь и ему врала. И не стыдно было Марине? После звонка вместо волшебных уроков по литературе во весь рост поднимались разрисованные коридоры и подлые замашки старших. - Эй, хромоногий, - выдал Денису увесистый подзатыльник Кошкин из девятого класса. – Эй, ребята, я придумал ему погоняло новое. Гипс. Ха. Теперь ты гипс. И он убежал на второй этаж. -Я убью эту рыжую сволочь, - рычал Денис, как только Кошкин со своей бандой скрылся из виду. – Убью. Дашь мне ножик? -Держи. - И Андрей протянул нож другу. На самом деле они не представляли как им воспользоваться, хотя видели не раз по телевизору в боевиках. Но там понарошку, не по правде все происходит. Судьба же распорядилась по-своему - она столкнула Кошкина с лестницы. И он сломал ключицу. Кошкина увезли в больницу. И теперь он лежит в той же палате, из которой вчера выписался Денис. Ножом воспользоваться Денису не придется. Прошла неделя. В пятницу, когда мама, прижалась теплыми губами к Андрейкиной щеке, и пожелала приятных сновидений, Андрею было легко и казалось, мир прекрасен и прост. Мама плавно, как самое легкое в мире создание, уплыла на крыльях сиреневого платья. А где-то в самом центре души, белые голуби свили пушистые гнезда и теперь их птенцы – волшебные сны, будут дарить Андрею нежные розы настоящего детского счастья. Этой ночью он не стал накрываться с головой одеялом. И не стал он открывать фотоальбом. Ветер за окном слегка нашептывал колыбельный вальс. Первый сон принялся ткать розовой и голубой пряжей хороводы звезд. Внезапно Андрей проснулся. Не успев открыть глаза, он услышал чей-то голосок: - Звездочка, Звездочка, подожди меня. Андрей открыл глаза и тут же закрыл их. Потом слегка приподнял веки и сквозь щелочки увидел, как по полу маленькими шажками бежит его маленькая мягкая игрушка – мамин подарок. Этот щенок далматинец запнулся за тапочки, и кубарем подкатился к кукле, к той самой, которую Андрей подарил Марине на прошлый день рождения. Щенок растянулся на ковре всеми четырьмя лапами и заговорил: - Звездочка, подожди меня. Звёздочка нагнулась и почесала щенка за ухом. - Что тебе Крапинка? - спросила она. - Давай сегодня сходим на террасу, мы там еще никогда не были. - Тише ты, - приставила она палец к своим губам. - Андрея разбудишь. Крапинка посмотрел на Андрея, но тот успел закрыть глаза. Щенок запрыгнул на постель. Андрей почувствовал как мягкие, легкие лапки зашагали по одеялу. Андрей не двигался. И вскоре пушистая мордочка щенка коснулась щеки Андрея. - Он такой теплый? - ласкался щенок. - Немедленно спускайся, - прикрикнула Звездочка и топнула ножкой словно капризная принцесса. Андрей лежал, затаив дыхание. Он боялся: вдруг они узнают, что он не спит. Щенок лизнул его сухим и мягким языком и на прощанье снова прижался к щеке. - Спускайся сейчас же, - не унималась Звездочка. – Живо. Или я рассержусь. Крапинка снова зашагал по одеялу. Андрей приоткрыл глаза и поймал взгляд Звездочки. Она хотела что-то сказать, но замерла. И Крапинка тоже замер. Андрей взял его на руки и спрыгнул с постели. - Ух-ты! - Шепотом воскликнул он. Потом он поставил щенка рядом с куклой и добавил восторженно: - Вот это да! Его глаза могли бы осветить своим блеском, наверное, самые дремучие чащи самых заколдованных лесов. Он погладил щенка и хотел постучать в стену, но остановился, вспомнив, что уже далеко за полночь. В потемках Андрей поставил игрушки на письменный стол возле спящей лампы, и забрался в теплую постель. А потом он уснул. Утро. И хотя утро серое и грустное и вершина тополя упирается в низкие тучи, Андрейке тепло и уютно, а светлячки - вестники жизни поселились в его глазах, наверное, уже навсегда. Он проснулся и сразу подскочил к куклам. - Ага! – вскричал он. - Тебя, Крапинка, я поставил так, чтобы хвост касался стены, а теперь он ее не касается. Значит, ты ночью и вправду ходишь по дому. Здорово! Уже десять часов. Марина еще спит. Андрей умылся, выпил стакан молока, съел большой кусок белого хлеба с вареньем и вышел на террасу. На улице холодно и сыро. Андрей накинул куртку, надел сапоги и вышел во двор. Осень. Андрей идет по тропинке к своему шалашу - тайное убежище, которое даже Марине не отваживался показывать. Этот шалаш был только его. Андрей пинает опавшие листья. За пазухой держит щенка. Крапинка притворяется, что он не живой. На самом деле он живой. И, ночью он ходит по дому. Вдруг Андрею показалось, что справа из-за корневища поваленной сосны кто-то выглядывает. Таинственный преследователь. Но где же ты? Выходи. Покажись. Я не испугаюсь. Падают листья. Птицы летят. Приглашают в стаю. Полдень. Слева над полем полоска синего неба. Выдохнул ветер. Желтые бабочки – опавшие листья, наполнили мир трепетом своих крыльев. Нет никого. Таинственный попутчик – детское воображение. По пути к шалашу то и дело казалось Андрею, что за ним кто-то следит. Это было внутреннее ощущение. То Андрей спиной чувствовал чей-то взгляд. То ему казалось, что кто-то летает от дерева к дереву, преследуя его. Андрей настолько привык к этому, что, в конце концов, перестал обращать внимание. Осень. Падают листья. Мало ли что привидится. Целый день Андрей просидел в своем шалаше. Домой он вернулся затемно. После традиционного чаепития с бабушкиными пирогами он поднялся в спальню и забрался в постель. Долго не мог уснуть, прислушиваясь к шорохам. Его веки, готовые подняться в любой момент, вздрагивали, когда на улице начинали брехать собаки, или когда на первом этаже скрипели половицы под бабушкиной или маминой походкой. Андрей уже начал засыпать, как вдруг снова услышал долгожданную речь. Но теперь к голосам Крапинки и Звездочки прибавился еще один незнакомый голос. Андрей не решался открыть глаза и поэтому лежал, будто спит, и слушал. Третий голос принадлежал заштопанному медвежонку с чердака. С ним когда-то очень давно играла мама. Последние три года он провел в картонном ящике. Вместо глаз у него были блестящие пуговицы, срезанные Мариной с ее старой куртки. В отличие от Крапинки и Звездочки Медвежонок говорил, словно сквозь ватную тучу, растягивая слова в волшебную косолапую песню. А когда медвежонок делал слишком длинные паузы, Крапинка вставлял в них своим детским голосом глупые вопросы: - А почему зимой падает снег? - Не перебивай меня, - обиделся медвежонок. - Хорошо, хорошо больше не буду. Но все же почему падает снег? Звездочка погрозила щенку пальцем и посоветовала ему набраться терпения: - Всему свое время, - сказала она. - Подрастешь и узнаешь. Не мешай нам. У нас слишком серьезные проблемы, чтобы отвлекаться на твои вопросы. А теперь, Миша, продолжай. В таинственном полумраке комнаты Андрей увидел, как медвежонок поднялся на задние лапы, а передние развел в разные стороны. Он говорил: - Пришелец был не большого роста, с маленькими крылышками за спиной. Он говорил, что теперь мы будем охранять Андрея, и, что теперь мы живые. - Да это так, - раздалось со стороны окна. Робот трансформер спрыгнул с подоконника и, поскрипывая суставами, подошел к остальным куклам. – Этот пришелец, - говорил он, - с крылышками. Он принесет мне волшебного масла, чтобы я по ночам не скрипел. Еще он говорил, что может превращаться в разные вещи. Андрей лежал и слушал разговор игрушек, его мысли летали вокруг кого-то маленького с крыльями за спиной. Быть может, именно его Андрей видел по ночам в листве тополя. Да и днем сегодня кто-то следил за ним. Андрейке вдруг показалось, что он живет, не там где должен. Словно мир этот с ненавистным интернатом и фотоальбомом не его вовсе. Словно кто-то другой должен быть на его месте. Это не моя жизнь, думал он. Не моя. У Андрея начали слезиться глаза, словно у него опять началась аллергия на клубнику. Но клубнику он не ел уже давно. Однако слезы не просыхали. Это не моя жизнь. Я живу не по настоящему. С утра, когда пришло время уезжать в интернат, Андрей грустил по дому сильнее прежнего. Игрушки с собой взять он не отважился - пацаны засмеют. Андрей очень хотел кому-нибудь все рассказать, но боялся, что волшебство исчезнет. И поэтому скрывал его даже от Марины. Может быть, он и рассказал бы, но Марина наврала Инессе. И ведь в глаза смотрела!? В интернате Андрей немного замкнулся в себе, всецело отдаваясь оставленному дома волшебству. Вся его жизнь, как бы переместилась в спальню, где жили игрушки. Но, спустя несколько дней, он расширил границы своего воображаемого королевства до окраин поселка. А к концу учебной недели он и вовсе переместил его в интернат. Андрей снова стал прежним непоседой. Еще он стал ощущать себя даже сильнее прежнего, сказочным и уже настоящим победителем драконов. В его поведении стали прослеживаться несвойственные его возрасту позы мыслителя – хранителя тайн, или прямые бесстрашные взгляды настоящего мужчины – рыцаря-путешественника. 3. Андрей сидел на берегу озера и смотрел, как солнце уходит за желтую дымку березовой рощи. Он выдохнул облако пара и поймал на ладонь одинокую ледяную звезду. В надежде увидеть лавину таких же одиноких странниц он поднял голову к небу, но вместо снега увидел лишь чаек. Снежинка, что лежит теперь на его ладони крохотной каплей – ледяной поцелуй небес - вряд ли узнает имя большой медведицы. Снежинка растаяла. Он сидел и смотрел, как ночь холодно обнимает западный отголосок дня. Внимание Андрея привлек вспыхнувший на другом берегу костер. Андрей встал на ноги и пошел в обход озера. Сразу к огню подходить не стал. Десять минут следил из засады за рыбаком. А когда зубы начали выстукивать гимн Снежной Королевы, он вышел голодный и холодный к спасительному свету и теплу. Над костром висел котелок. Наверное, уже поспевала уха. Рыбак отпустил веревку, за которую вытягивал сеть. Андрей подошел к огню и тихо поздоровался. Рыбак приветливо отозвался: - Гостем будешь. - Я немного погреюсь и пойду, - вежливо объяснил Андрей. – Вы не думайте… я ни какой-то там хулиган. Рыбак добродушно рассмеялся: - Да я уж вижу, что ты не хулиган. Андрей хотел еще что-то сказать в пользу своей порядочности, но рыбак остановил его. - Тише, - прошептал он, - я слышу, как падает звезда. Андрей посмотрел в небо: - Где? - Нет, нет, - встревожился рыбак, - еще не видать. Смотреть нужно чуть выше и левее того места, где еще в сумерках сидел ты. Рыбак указал в небо, зеленая капля звезды пролетела там. От неожиданности Андрей выдохнул восторг и уже без видимого опасения обратился к этому не то рыбаку, не то волшебнику. - Как это у вас получилось? - Осенью всегда падают звезды, - ответил рыбак. - Самое главное услышать, как они говорят друг с другом. - И как же они говорят? - Попробуй услышать. Это очень просто. Прислушайся к тишине. Что ты слышишь? - Слышу, как шумят листья, слышу, как плещется прибой. - Этого недостаточно. Что ты еще слышишь? Андрей прислушался и услышал треск горящих поленьев и то, как кипит вода в котелке. - Еще я слышу, как горит костер и варится уха, - сказал он. - Хорошо, - похвалил рыбак. - Теперь представь, что всего этого ты не слышишь. - Представить я не могу. – Сказал Андрей и зажал пальцами уши. – А вот так – очень просто. Рыбак покачал головой. - Нет, - сказал он. - Как летят облака? Ты слышишь, как летят облака? - Я слышу, - прошептал Андрей. – Слышу Андрей слышал, как хлопают крыльями кучевые пегасы и как вздыхают перистые драконы. - Это просто. - Улыбнулся рыбак. – Но со звездами все по-другому. Поймай взгляд падающей звезды, и ты прочтешь ее мысли. Возьми ее в свое сердце. - А как выглядят глаза у звезд? Я никогда их не видел. - Закрой глаза и представь, что звезда… Но Андрей перебил его: - У звезды должны быть глаза, как у мягкой игрушки. Как у медвежонка, с которым моя мама играла в дочки матери. - Молодец, - похвалил рыбак. – А теперь прислушайся к тишине. Она всегда находится между звуками. Звезды можно слушать только так. Андрей провалился в какую-то непостижимую тишину. Она была как темная глубокая даль. Андрей поймал взгляд звезды и почувствовал, что в его собственных глазах появилась резь, появились слезы. Он смотрел в блестящие глаза своей будущей судьбы и читал в них историю, написанную на незнакомом языке. Однако название этой истории он понимал: - ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ. Андрей вздрогнул и открыл глаза. Потом он указал пальцем в небо, надеясь, что ему посчастливится угадать. И в эту же секунду с его словами: - «Она пролетит там», - небо рассекла голубая звезда. Звезда упала на землю. - Все получилось. - Сказал рыбак улыбаясь. Андрей услышал, как кто-то его зовет - из леса доносились крики. И мелькали огни фонарей. - Тебя ищут, - сказал рыбак. – Это хорошо, что тебя кто-то ждет. Меня тоже ждут. Мне пора. Он протянул Андрею маленькую шкатулку и сказал: – Возьми. Это подарок. Если откроешь, то сказка придет к тебе. И вот еще что – найди звезду. Неважно где ты будешь ее искать. Самое главное делай это. Ищи. После этих слов рыбак развел в разные стороны руки. И вместо рыбака перед Андреем появился маленький человечек с прозрачными крыльями за спиной. Весь он светился, озаряя вокруг себя ночь. Он парил в сверкающем облаке. Облако было словно тайный проход в другое измерение. И там в другом измерении Андрей увидел покрытую сочной травой и цветами долину. Солнечный свет освещал заколдованный мир эльфов и фей. Мимо холмов, застроенных диковинными дворцами, струилась река. Похоже, там всегда царит мир и покой. Эльф помахал Андрею рукой и исчез. Стало темно. Андрей снова увидел мелькающие между деревьев огни фонарей. - Мама, - прошептал он. Потом, что было сил, закричал: - Мама, мама, я здесь. - Прости меня мама. - Мы сбились с ног в твоих поисках, - говорила мама. - Я гулял около озера, а потом стемнело и, здесь около костра я встретил рыбака, он ловил рыбу и варил уху. - И где же рыбак? - Он улетел. - Улетел? - Да, он оказался эльфом. - Ладно, фантазер, пойдем домой. Обещай, что больше не будешь пугать меня. - Обещаю. - Обещаешь, что? – переспросила мать. Андрей опустил глаза: - Что больше не буду тебя пугать. Вот и сказка пришла невидимыми тропами к самому порогу мирской до абсурда жестокой реальности. Две недели Андрей не решался открыть шкатулку, он боялся. За эти дни он еще несколько раз ощутил, но гораздо острее, то необъяснимое чувство - будто он живет не свою жизнь. Это пугало его еще сильнее, чем даже шкатулка стоявшая на столе. Но однажды, выпал снег, такой густой и белый, что Андрей не удержался и, поддавшись искушению, открыл драгоценный подарок. 4. Из глубины шкатулки доносились слова: - Все ли готово к завтрашнему балу? - Да, ваше величество. - Все ли приглашения разосланы? - Да, ваше величество. - И даже моему брату? - Да, ваше величество. Послышались шаги, звяканье шпор и шелест одежды. Потом кто-то тяжело вздохнул. И все стихло. Пахло травами и смолой. Андрей заглянул в шкатулку. Он увидел, словно стоя на балконе, огромную залу. Прямо под ним на троне сидел человек, облаченный в королевскую мантию. Внезапно он поднял глаза и увидел Андрея. Человек медленно поднялся с трона, и, не отпуская своим взглядом Андрея, плавно подлетел к нему. Но у короля не было крыльев. Он летал без крыльев. Настоящий волшебник. Андрей хотел закрыть глаза, закрыть шкатулку. Но что-то ему мешало. Старик словно держал его невидимой силой. - Не бойся меня, - сказал он. - Будь моим гостем, малыш. Голос старика имел странное свойство подчинять. И Андрей подчинился. Каким-то невероятным образом он проник в шкатулку. Король взял его за руку. Вместе они опустились на пол тронного зала. Под потолком, блуждая по граням хрустальных кристаллов, ярко горели увенчанные свечами огромные люстры. Оранжевый бархат занавесей скрывал стеклянную стену, за которой пряталась ночь. Трон, куда Андрея подвел король, стоял возле камина. В камине трещали дрова. Андрея охватили смешанные чувства: он и боялся и одновременно наслаждался своим приключением. Из-под мантии старого короля показывал кончик боевой стали острый клинок. На сапогах звякали шпоры. Корона прижимала короткие седые волосы. - Как твое имя? – спросил король. - Андрей. Меня зовут Андрей. – Ответил мальчик. - Вот и хорошо, Андрей. Будь моим гостем. Завтра бал. И с этими словами король три раза хлопнул в ладоши. В зале тотчас появились слуги. Король приказал, чтобы они проводили Андрея в его покои. А сам король растворился в воздухе. Провожала Андрея мадам экономка, напоминающая своим строгим видом директрису интерната. - Меня зовут мадам Люция, - говорила она. – Я экономка этого замка. Вы можете распоряжаться им как своим домом. Но никогда не приближайтесь к восточному крылу. Экономка остановилась возле резной дубовой двери. Что-то крылось за дверью. Призрак радости подал из близкого будущего добрую весть. И ничего-то больше не нужно. Люция открыла перед Андреем дверь. Его взору открылась буйная роскошь. Огромная люстра в тысячу ярких свечей висела под потолком и лила с такой высоты ровный свет. Справа от балкона - теплый камин, слева – необозримая кровать, убранная бронзовым шелком. Паркет, собранный из разноцветных дощечек создавал впечатление диковинной мозаики рассказывающей в нескольких действиях историю охоты на единорога. - Андрей, обратите внимание на вашу горничную, - сказала экономка. Андрей обернулся и увидел девушку в синем платье, по которому кто-то рассыпал блики от солнца, словно не платье вовсе, а море на рассвете. - Это Тасия, - сказала экономка. - Она будет тебе помогать. Тасия сделала легкий реверанс. Взгляд ее полнился озорством. Волосы - рыжие, как осенний лес после дождя - слегка прикрыли правую сторону лица и, она улыбнулась. Экономка строго посмотрела на Тасию: - Купаться ходила? – уперев руки в боки, спросила она. - Не надолго же, - виновато отозвалась Тасия. Но сияла она. Было ясно, что она не чувствует себя виноватой. Тасия сразу понравилась Андрею. А, экономка строго, но с пониманием говорила: - Я знаю, что ты любишь купаться в темноте. Но скоро бал начнется. И поэтому забудь на время привычки. Помоги юному рыцарю освоится. Рыцаря зовут Андрей. Он впервые у нас гостит. Здесь легко заблудиться. И поэтому он нуждается в нашей помощи. Помоги ему, Тасия. Экономка ушла по каким-то загадочным делам. - Вам расстелить постель? Поправить огонь в камине? – спрашивала девушка. Не дожидаясь ответа, она вошла в покои юного рыцаря. Тасия вдруг начала танцевать как балерина и смеяться как ангел. Расправив руки как крылья, она кружилась по комнате, вокруг маленького фонтана. Андрей смотрел на нее как на старшую сестру. А она ему показывала, как здесь можно играть весело. И Андрей присоединился к ней. И они начали вместе играть и смеяться. Потом Андрей лег спать. Утром он проснулся и подошел к окну. В сизом тумане зори в далекие зеленели холмы. Среди холмов струилась река. Вместо одежды, в которой прибыл сюда Андрей, его ожидали аккуратно сложенные на стуле кожаные доспехи, короткий меч и сапоги со шпорами. Андрей оделся в новое, и раздвинул шторки перед зеркалом. Разглядывая свое отражение, он хотел улыбаться от радости, но теперь его положение не позволяло ему проявлять излишнюю детскую несерьезность. Андрей стал настоящим рыцарем. И впереди у него смертельные поединки с драконами. Исполненный отваги он вышел в коридор. Там он чуть не врезался в толстяка, который толкал впереди себя тележку, груженную пуховыми перинами. Увернувшись, Андрей опять таки едва не врезался в ноги высоченному дядьке в черном фраке и с цилиндром на голове. Дядька приподнял свой доисторический цилиндр и вежливо произнес тяжелым басом: – Пардон. В коридорах царила суматоха. Слуги готовились к приему гостей. Гуляя по дворцу, Андрей узнал, что сегодня наследнику трона исполняется два года. Сегодня бал. Еще крепче себе уяснил Андрей, что уже слышал вчера от Люции. А она говорила: - Король это – чародей нашего королевства. Могущество чародея определяется количеством выученных заклинаний, так думал Андрей. Или может не он? Может ты? Если ты так думаешь, то пора бы уже загрустить. Живые иллюзии – посланники детства. Загрустил. Даже домой захотелось. Но вдруг это чувство – чужая жизнь. И страшно немного сделалось. Когда такие кошмары наяву посещали Андрея в интернате или дома он списывал их на то, что чувствует свое сказочное будущее. Но теперь, когда это будущее пришло к нему... Чужая жизнь!? Непонятно. Время шло неумолимо вперед и, наконец, оно тронуло часовой механизм. Три часа по полудню. Прибывают гости. К парадному подъезду одна за другой начали подъезжать роскошные кареты, украшенные гербами. Андрей сидел у окна в библиотеке и наблюдал за гостями. Их становилось все больше и больше и он уже начал подумывать о том, что все они не поместятся во дворце. Но до конца решить – хватит или не хватит им места ему не позволила Тасия. Она появилась неожиданно и сказала, что можно на бал посмотреть с чердака. - Это здорово. Там есть слуховое окно, - шепотом говорила она, кидая короткие взгляды через плечо. Убедившись, что вокруг никого нет, она продолжила шептать: – Тише. Пойдем скорее. Она схватила его за руку. И они побежали по длинным дворцовым коридорам на чердак смотреть и слушать. Повсюду в чинном великолепии расхаживали рыцари и их спутницы. За большими окнами ранний вечер светом заходящего солнца растекался по миру. Забираясь под лепестки цветов, и окутывая белокаменные статуи, вечер просачивался в амбразуры теней, отброшенных замком и, насыщая небо колоритом багровых вин, пьянил несмолкающих птиц. В бальной зале царил дух изысканных манер и светских бесед. Суетилась прислуга, предлагая с подносов вина, нектары и сладости. Дети в пестрых одеждах весело смеялись, устилая янтарный пол красными лепестками роз. Свирели, лютни, скрипки, клавесины наполняли волшебными звуками колдовство начинающегося бала. Наконец башенные часы ожили. С двадцатым ударом, окруженный фантастическим ореолом могущества, мудрости и благородства в облаке розового тумана появился сам король. Гости замерли. Стихла музыка. Чародей три раза ударил посохом и объявил: - Бал в часть моего сына начинается. Все сразу пришло в движение. Гости начали шептаться и вздыхать. Когда руки младенца станут крепкими, а ум зрелым, народ обретет нового короля. Нужно посмотреть на того, кто взойдет на трон через двадцать лет. Женщина в белых одеждах поднесла королю сына. - Вот он мой единственный наследник и будущий повелитель, - вскричал монарх и поднял высоко над головой малыша. – Вот он. Смотрите на него. Поклонитесь же. Гости вскрикнули. В пеленках лежал маленький тролль. Его грустный взгляд лениво плывет по тронному залу как черный корабль призрак. Когда малыш цеплял смелый взгляд сильного рыцаря, рыцарь опускал голову. Когда девушка становилась центром внимания, девушка кланялась. Все боялись. Будущий властелин королевства поднял взгляд и увидел Андрея и Тасию. Они следили за балом через слуховое окно в потолке. Тасия спряталась. Она зажмурилась и молилась. Андрей не двинулся с места. Тролль видел только Андрея. Они смотрели друг другу в глаза. Тролль зло улыбнулся. Андрей вздрогнул. У него выступили слезы, но не от страха. Слезы заволокли глаза до искажений пространства. Андрей словно смотрел на подводный мир, где размытые образы можно дополнять четкими деталями воображения. Тем временем Андрей уже изловил слабость тролля. Но это была чужая слабость - слабость Чародея. Слабость его была заключена в страхе. Он боялся, что маленький тролль узнает правду. Правда была заключена в смерти. Чародей убил родителей тролля. И маленький тролль словно прочел это в глазах Андрея. Андрей загрустил. А тролль опустил свой взгляд. Потом он посмотрел на чародея и заскулил как щенок. Чародей улыбнулся. - Что ты малыш расплакался, - сказал Чародей, протягивая младенца кормилице. - Хочешь кушать. Правильно. Набирайся сил. Кормилица аккуратно взяла ребенка на руки и удалилась. Тасия куда-то пропала. Андрей выбрался с чердака. Вдоль стен магниевыми вспышками горят факела, создавая мистическое зарево тайн. Серые тени железных доспехов движутся. Разглядывая их угрожающие позы, Андрей медленно шел размышляя. В своих металлических руках пустые доспехи держали тяжелые мечи и страшные секиры. Через поднятые забрала пустые рыцари следили за юнцом, предрекая ему славу героя. Тасия куда-то пропала. Наверное, прячется где-нибудь от экономки. Андрей вошел в комнату. Несколько минут он стоял возле окна и смотрел на далекие холмы. Где-то течет река. Но плеска реки не слышно, не слышно как туман шелестит по полям, и даже не слышно как месяц рогами скребется по тучам; только вскрикнет изредка птица, да взвоет одиноко волк. Андрей аккуратно сложил кожаные доспехи на стул и забрался в мягкую постель. Ему захотелось домой. Он лежал с открытыми глазами и разглядывал потолочную лепнину. Сверху на него смотрела красивая лань. Андрей встал, задвинул щеколду на двери и снова забрался в постель. Чародей оказался злодеем. Андрей это чувствовал, знал, но старался себя убедить, что это не так. Проснулся он от детского плача. Где-то страдал ребенок. Андрей вспомнил, как прятался дома под одеялом, когда было страшно. Но теперь он не мог себе этого позволить. А стоило ему это немалых сил. В нем словно уже закрепилась настоящая мужская храбрость. Детский плач носился в пространстве со скоростью звука. Гуляя по вентиляционным трубам, он забирался, наверное, в самые отдаленные уголки замка. Андрей жмурился и неудержимо рвался домой. Новый приступ уверенности – это не моя жизнь – овладел им. Прислушиваясь к плачу, и анализируя свои ощущения, он лежал на спине и не двигался. Ему было страшно, но он не намерен был отступать. Где-то страдал ребенок, а это уже не игра. Он почувствовал острие реальности у себя на груди. И реальность пугала его. На рассвете плач прекратился. Свет прогнал страх. Но желание вернуться домой осталось. У прислуги Андрей узнал, что король уехал и вернется только через неделю. Это известие окончательно перепугало его. Надолго он задержался в этой стране. Без чародея домой не вернуться. А дома уже волнуется мама. Андрей решил найти Тасию, чтобы поговорить с ней. Но этого сделать ему не удалось. И он отправился в парк, погулять там среди цветов. Но удовольствия от прогулки он не получил. Андрей заблудился. Парк оказался лабиринтом. Его стены были живыми цветниками, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть. Цветы как стены, пройти невозможно. Все дороги вели к центру лабиринта – круглой площадке с фонтаном и подвесными качелями. Утомленный долгой прогулкой, Андрей сел на качели. Качели издали призрачный скрип. Внезапно на встречу выбежал олененок. Его бока были усеяны белыми пятнышками. Какое-то время они смотрели друг на друга. Наконец, олененок спросил. - Ты не видел мою маму? - Нет, - ответил Андрей. Потом он спросил: - Как тебя зовут? И олененок ответил: - Меня зовут Бемби. Бемби мычал жалобно, рассказывая, что маму свою он не видел уже два дня, и что он боится. Андрей пожимал плечами, вспоминая сказку об олененке. Маму его застрелили охотники. Но Андрей не мог рассказать этого малышу. Он вообще не знал, что ему говорить. Он только рвался сильнее домой. И поэтому он попросил: – Проводи меня во дворец. Я не могу отыскать дорогу в этом проклятом парке. Всю дорогу пока Бемби провожал Андрея, олененок рассказывал, как трудно живется здесь зверям и птицам. Они, как и Бемби, тоже искали пропавших родственников или друзей. Парк был заколдован. Звери блуждали по тропам не в силах отыскать выход на волю, а все дороги вели к фонтану или дворцу. Зверям к дворцу ходить запрещено - распоряжение чародея. - Я дальше не пойду, - сказал олененок, как только они вышли на мраморную дорожку, откуда открывался величественный вид, этого уже не очень дружелюбного дворца. А потом олененок взмолился: - Если увидишь мою маму, скажи ей, что я ищу ее. - Обязательно скажу, - бледнея ото лжи, обещал Андрей. Никогда еще ложь не была такой страшной. Андрей не смотрел в глаза олененку. Эта встреча оставила в душе мальчика тяжелый осадок. Здесь кругом недомолвки вполголоса перешептываются. Здесь вокруг полуобразы искоса щурятся. У замка Андрей встретил Тасию. Она поливала цветы. По всей видимости, работа ей нравилась. Тасия напевала какую-то песню. Андрей подошел ближе. - Доброе утро, - сказала она. Она отодвинула рукой челку с глаз. Взгляд ее рвался на волю, словно первые лучи солнца. - Доброе утро, Тасия, - отозвался Андрей и приблизился к ней настолько, чтобы их разговора никто не услышал. – Можно с тобой поговорить? Тасия поставила лейку. - Конечно, можно. Но почему шепотом? - Не хочу, чтобы нас слышали. Они отошли к большому дереву. - Тебя не ругали за чердак? – спросил Андрей. - За какой чердак? – удивилась Тасия. - За чердак, где мы вчера прятались. - Ты о чем? Что-то не пойму тебя. Я по чердакам не лазаю, - улыбаясь, говорила Тасия. Потом она смотрела по сторонам, и шептала Андрею в самое ухо: - Никому не рассказывай этого. На чердак лазить нельзя. Тасия выпрямилась. - Ну, - сказала она, - продолжай. И Андрей рассказал ей свою историю. Но горничная не поверила ему. Особенно странными вещами ей показались так называемые самолеты и компьютеры, а, что и вовсе рассмешило ее так это то, что земля круглая. - Вот еще выдумали, - смеялась она. - Земля плоская, и стоит она на китах. А самолеты и у нас есть. Ковры-самолеты. Ты шутник. Сказочник, наверное. А сказки я и сама умею сочинять. Не получив поддержки Андрей спросил: - Кто по ночам плачет так горько в замке? - Тише, - испугалась Тасия. - Об этом запрещено говорить. Здесь вам никто не скажет. Забудьте, и спите покрепче. Покрепче спать!? Разве можно, когда над ухом кто-то плачет? Тасия поспешила вернуться к своим обязанностям. Вечером гости начали разъезжаться. А в двенадцать, воцарилась тишина. Андрейке ничего не оставалось, как только лечь спать. Ночью он снова услышал плач все такой же жалобный и печальный. Андрей поднял глаза к потолочной лепнине и там он увидел, что рядом с ланью появился олененок. Он словно и сейчас спрашивал: - Ты не видел мою маму? Андрей был раздавлен и смят. А с утра он отправился в парк. Но олененка найти ему не удалось. Бемби исчез из парка. Андрей спрашивал о нем у зверей, но звери пожимали плечами и крутили мордами. - Однажды и ты пропадешь здесь. - Сказала старая пантера. - Ты тоже сюда не ходи. - Почему вы не сбежите отсюда? - Пробовали все. Выхода нет. Многие исчезли. Наверное, они близко подошли к какой-нибудь тайне. - Кто плачет по ночам в замке? - Это плачет чудовище, - объяснила пантера. – Я не видела его, но говорят оно ужасно. - Послушай-ка! - вскричал Андрей. - Здесь же птицы есть. Пусть они укажут вам дорогу на свободу. - А ты видел хоты бы одну летающую здесь птицу? - Нет. - Им подрезали крылья. Тут навстречу им выскочил задыхающийся от долгого бега койот. - Багира, Багира, - проскулил он. – Пойдем скорее. - Багира? - удивился Андрей. - Да. Так меня зовут. Она повернулась, чтобы последовать за койотом, но Андрей окликнул ее: - А почему плачет чудовище? Багира резко повернулась к нему, и в шипящем оскале выгнула спину. Она сказала: - Потому, что оно чудовище. А теперь оставь нас, человек. Иди своей дорогой. Андрей последовал ее совету и принялся искать дорогу к замку. Но, потратив на поиски битый час, он со злостью начал рубить коротким мечом длинные стебли колючих цветов. Цветы росли плотными стенами, Андрей хотел прорубить в них лаз. Вначале цветы, словно уклонялись от ударов. А потом они начали контратаковать. Один из них больно ударил Андрея по лицу, оставив шипом кровавую рану. Андрей от неожиданности выронил меч. Он увидел, как уродливые крючья демонического леса тянутся к его оружию. Забыв про опасность, он бросился вперед, протягивая одну руку к мечу, а другой, закрываясь от беспощадных ударов. Получая глубокие порезы, он, со сжатыми челюстями и прищуренными глазами буквально вырвал меч из цветника. Не такая уж и простая эта сказочка, думал он. Оставляя кровавые капли на белом мраморе, он медленно брел как в тумане, не зная дороги. В таком почти бессознательном состоянии он каким-то невероятным образом вышел к замку. У парадного подъезда его окружили взволнованные служанки. Охая и причитая, они взяли его под руки и отвели в лазарет. Обработав там раны, его перенесли в личные апартаменты. 5. Так вот, в серую и убогую жизнь проникает сказка. Когда сказка обретает качество реалий, университет детской находчивости начинает превышать опыт взрослого человека, ибо безрассудство ребенка прямо пропорционально коэффициенту его неосознанного риска. Эффективность случайных действий ребенка вырастает до размеров подвига. И рождаются легенды. Ночь пришла. Андрей с бинтами на ранах лежал в полном одиночестве в своих покоях, а сверху жадно тянули свои шершавые языки белокаменные кошмары. Бемби жалобно смотрел на него, моля о помощи. Слезы капали из глаз олененка на горячий лоб мальчика. А восточное крыло тревожило слух плачем чудовища. Андрей в лихорадке метался по большой постели. Иногда с его уст слетало проклятое: - Нет, нет, нет. Крики Андрея услышала Тасия. Она принесла кувшин с холодной водой, смочила салфетку и положила на лоб. Андрей вздрогнул и открыл глаза. В комнате горел камин, раздавая углам скудную милостыню света. Раны уже почти не болели. - Завтра вы поправитесь, - сказала Тасия. – Вам залечили раны живой водой. Андрей поблагодарил ее и снова закрыл глаза. На утро его раны, как и предсказывала Тасия, действительно зажили. Тасия принесла ему завтрак в постель. Когда он управился с ним, то надел свои доспехи. Им тоже досталось от вчерашней схватки. Они были слегка порваны в двух местах и поцарапаны. В полдень Андрей отправился обследовать верхние этажи дворца. Нужно было хоть как-то коротать время, чтобы не впадать в отчаянье. Андрею неудержимо хотелось домой, но так же неудержимо ему хотелось взглянуть на чудовище. Блуждая по многочисленным коридорам, переходам и лестницам он забрался на последний этаж. Выше был только чердак. На чердаке он уже побывал однажды. Пыльные, скрипящие под ногами полы. Свисающая мутными клоками паутина. Маленькие сумрачные окна. Запах древности. Андрей, озираясь, шел по коридору, пока не увидел, что одна из дверей приоткрыта немножко и, что через щель, связывая пыль в сизое облако, струится солнечная прядь света. Андрей толкнул дверь. Петля пропела убогое соло. И перед глазами возникла большая, хорошо освещенная комната. Единственным отличаем от комнат, которые здесь видел Андрей, была нищета. В углу на стуле сидела старуха. Она, как будто спала. У противоположной стены стояла ветхая прялка. Возле старухи стояла низкая кровать. Старуха почувствовала чье-то присутствие и открыла глаза. - Ты кто? – сразу спросила она. - Андрей. Старуха вздрогнула от его голоса и ее рука, прикованная к стене, звякнула цепью. - Не кричи, - рявкнула старуха. - Извините, - пробормотал Андрей и опустил голову. Но, вспомнив, что он рыцарь и ему не положено склонять голову, он выпрямился и гордо спросил: - А вы кто? Старухе вопрос не пришелся по вкусу, потому как она незамедлительно скривила отвратительную гримасу, выставляя на показ гнилые зубы. Было похоже что она готова рыдать. - Я, я, я, - всхлипывала она. - Когда-то я была принцессой. За день до моего шестнадцатилетия меня приковали цепью к стене, а напротив поставили прялку. Мне напророчили, что я уколю палец о веретено, и все королевство погрузится в столетний сон. На глазах старухи выступили слезы. Больнее всего видеть слезы беспомощных детей и беспомощные слезы стариков. Солнечный свет падал на ее вспаханное временем лицо. - Принеси мне... - взмолилась старая принцесса. Она протянула морщинистую руку в сторону Андрея. – Принеси. - Что? Что я должен вам принести? – загорелся Андрей желанием помочь несчастной старухе. – Вы только скажите. Я сейчас же все принесу. - Принеси мне веретено. Я хочу уснуть. Рыцарь опешил. Его храбрость куда-то исчезла. А принцесса продолжала стонать. - Умоляю тебя, принеси мне его, – заклинала она. - Принеси мне покой. – Потом вдруг, как закричит: - Дай яда. Принеси мне яд, паршивый молокосос. Андрей, не помня себя от страха, бежал вниз по ступеням, а в ушах звенело: – Дай яда. Дай яда. Дай яда. От детства остались, наверное, только воспоминания. Детство растаяло под раскаленной реальностью сказочного трагизма. Какие еще грустные тайны скрывает в себе этот замок? Сколько горя таит он в себе? Какие еще муки терпят его обитатели? А с виду казалось, что мир…. С виду казалось - покой. После ужина, лежа на своей постели, Андрей не переставал думать о пропавшем олененке. Так же его не покидали мысли о чудовище. Принцесса тоже была в поле его виденья. ОН и сейчас, словно видел ее перед собой. Безумно хотелось домой. А еще этот мирок добавил ему новую порцию страха из чужой жизни. Это чужая жизнь, черт возьми. Чужая! Еще дотемна Андрей покинул свои покои и, надеясь, что не наткнется на мадам экономку, взял курс к восточному крылу, куда было запрещено ходить. Восточное крыло, словно остров, отделенный от замка-материка, соединялось с ним узким и длинным переходом. На уровне третьего этажа, этот выложенный грубым кирпичом переход, на фоне серого неба выглядел зловещим панцирем тайны. По небу ползли низкие тучи. Ветер трепал пышные травы. Андрею казалось, что в этой траве скрываются ямы, и он шел с опаской. Но, он шел, и шел он вперед. Наконец он уперся в стену восточного крыла. Окна первого этажа были довольно высоко, так, что добраться до них не представлялось возможным. Лестницы поблизости не было. Андрей чувствовал дыхание магии. Тропы сюда не вели. Травы были стройны, и только ветер иногда ступал по ним своими призрачными подошвами. Андрей дотронулся рукой до стены. Затем он приложил к ней ухо. Ничего не слышно. Сгущались сумерки. Просыпалась ночь. Чтобы не запутаться в ее черной гриве, Андрей поспешил вернуться в замок. Он шел по знакомому коридору к своей комнате. Навстречу ему вышла мадам экономка. Она остановила его и внимательно осмотрела с ног до головы. Свечи, горящие в люстрах, предательски косились с потолка мерцающим светом. Они-то знали, где вечером был Андрей, но, слава Богу, их скудная речь могла своим треском поведать лишь о расплавленном воске. Экономка сухо повела уголком рта и в знак одобрения закивала головой. - Ран не осталось, - проговорила она. – В сад больше не ходи. - Это не сад, - возмутился Андрей, - это вредитель. Цветы напали на меня. - Вы, молодой человек, придумываете это. Наши цветы нежные создания, они не смогут причинить вреда. - Откуда же раны? – спрашивал Андрей. - Наверное, вы играли у ручья. Там острые камни, - невозмутимо отвечала экономка. - Нет. Это не так, - широко раскрывая глаза, кричал Андрей. – Это не камни, - уже щурился он. – Это ваши цветы. Они напали на меня. И вообще, по ночам кто-то плачет в замке. Покажите мне восточное крыло. Экономка склонила голову, и повторив последние слова Андрея: - «Покажите мне восточное крыло»? - пожала плечами. - Восточное крыло нельзя смотреть. – Сказала она. - Это запрещено. Андрей пристально смотрел на экономку до тех пор, пока из глаз не брызнули слезы. Лишь после этого Люция вздрогнула, словно проснулась. Растерянный вид ее и голос: - «Что же это я стою? Пойдем скорее», - заставили Андрея улыбнуться и кивнуть в знак согласия. Андрей был приятно удивлен, что его слезы заставили эту строгую женщину стать немного сговорчивее. Они шли по туннелю - страшному мосту плача. Андрей видел его сегодня с внешней стороны. Изнутри он казался еще более зловещим, чем снаружи. Резкая походка Люции, делала ее еще больше похожей на директрису интерната. Она остановилась у массивной двери, передала лампу Андрею и, перебирая тяжелую связку, зазвенела ключами. Найдя нужный ключ, она отперла замок. Наконец, дверь со скрипом сошла со своего места. Послышались стоны. Но они даже близко не напоминали того кошмарного плача, который мучил Андрея по ночам. Теперешние звуки скорее походили на один продолжительный вой. - Ты готов, маленький рыцарь? – спросила экономка. - Да. - Тогда следуй за мной. Воздух здесь был сдавлен многолетней грустью. Окна не открывались, наверное, даже в самые жаркие дни. Лампа в руках экономки брезгливо косилась на сумрачный свод следующего коридора. А сам коридор терялся во тьме. Люция закрыла за собой дверь и с аккуратностью, которая, наверное, свойственна всем экономкам, проверила ее. Дверь заперта. Рваными клочьями призрачная паутина скрывала тусклые зеркала. Между зеркал тяжело стояли дубовые двери. - Значит здесь не одно чудовище? – шепотом спросил Андрей. - Здесь их больше чем ты думаешь. Они медленно шли веред. Из-за дверей слышались тяжелые вздохи. Каждая дверь хранила страшную правду своих затворников. Андрей поймал себя на мысли, что домой ему не хочется. Хочется ему с головой окунуться в тайны. Они замерли у двери в тюремную камеру. Экономка передала лампу Андрею и открыла в двери маленькое окошечко. За дверью послышалась возня и бормотание. У Андрея дрогнуло сердце, но он не намерен был отступать. Экономка сдвинула засов. - Держись ближе ко мне, - скомандовала она. Лампа не способная затмевать своим взглядом мрачные сумерки, обессиленная и жалкая, напрягала слабые силы, а прячущийся по углам комнаты страх, задыхался в рваном пятне ее света. Комнату делила на две части металлическая решетка. Рядом с Андреем стояли два стула и стол. С другой стороны решетки в темноте кто-то прятался. Были слышны лишь чьи-то тревожные вздохи и грубый скулеж. Экономка зажгла еще одну керосиновую лампу и подняла ее над головой. - Смотри. За решеткой на соломе сидела огромная крыса. Крыса напоминала крупного стаффардширского терьера. Но ее морда, ее глаза, ее лапы, вся она от носа до кончика хвоста была самой настоящей крысой. - Это существо опасно, - заявила экономка. - Кто это? - Король мышей. Андрею вспомнилась сказка о Щелкунчике. - А Щелкунчик здесь есть? – спросил он, глядя на тварь. - Откуда ты знаешь о нем? Андрей пожимал плечами и отвечал, как мог: - Читал в книге. - Это невозможно. Засекреченная информация. Тебя Тасия в библиотеку пустила? Дура. Вот я задам ей трепку! – Библиотека открыта была, - говорил Андрей. - И Тасия здесь ни причем. А читал я эту сказку не здесь, а за тридевять земель. У меня дома есть книга. Вот так. – Хвастался он. - Тогда скажи мне на милость, что это за королевство такое находится за тридевять земель? Ну? Я слушаю. - А вот такое… И Андрею пришлось ей все рассказать. Экономка слушала страшный рассказ юного рыцаря. – Я слышала легенды и предания, - говорила она. – Но о таком и подумать не могла. Это не мое дело. В королевские тайны Чародея мне заглядывать не положено. Пошли маленький рыцарь на кухню, я буду тебя молоком поить. Впечатления от этой прогулки убили веру в прекрасное, вечное, доброе. Тяжелое расставание с детством. А когда потрясенный Андрейка лежал на необозримой кровати в своих роскошных апартаментах и смотрел в потолок, пришло еще одно просветление: в лепнине рядом с ланью он увидел Багиру, которая грызет горло маленькому Бемби. Бемби нашел свою мать. Багира наелась досыта. Где-то в восточном крыле зарыдало чудовище. Сказочные герои глядят из тюрьмы ненасытной свободы. И нет в их глазах ни капельки света – лишь тьма. Щелкунчик похожий на Квазимодо и Гуинблена, Дюймовочка - разжиревшая психопатка, Иванушка-дурачок с глазами доктора Каннибала Лектора. Как рассказала мадам экономка, все эти существа опасны и, выпустить их на волю, значит обречь целый мир на страдания. Сопоставив вид этих монстров с осмысленными стонами Плачущего В Ночи Чудовища, Андрей пришел в глубочайшее замешательство. Ни один монстр не издавал таких умоляющих криков, которые добираются сюда по ночам. Тот Кто Плачет В Ночи находится в замке, поблизости. Где-то совсем рядом, может даже на втором этаже. Его плачь бы попросту не добрался по страшному туннелю сюда в мою комнату, думал Андрей. Врет экономка. Тасия боится. Чародей – злой волшебник. Торжество безумия или безумие торжества? Андрей чувствовал, что живет где-то не здесь. Безумный альянс или мистический беспредел? Что это? Что видят глаза ребенка? Где чувства способные объяснить ребенку, что дети это учителя? Пусть мой учитель в кожаных доспехах, выбиваясь из сил, тащит на своих хрупких плечах огромный короб моего безумия, освобождая меня от этого груза. А ты, тот, кто читает эти строки, не хочешь ли подложить юному рыцарю вырезку своего безумия. Отдай ему лучший кусок. Не бойся потерять самое ценное. Безумие отдай свое. Чью жизнь ты живешь? Разве свою? Андрей забылся тяжелым сном. Но, слава богу, сон, насквозь пропитанный запахом гниющего чуда, не смог оставить в его памяти образ своего мира. Андрей не помнил снов, наверное, потому, что они были не детскими. 6. Однажды, исследуя свою комнату, Андрей обнаружил потайной ход. Он был спрятан за камином и открывался с помощью поворота мраморной львиной лапы. Лев открыл свою пасть, и Андрей вошел в нее. Это был коридор в застенках. Пройдя несколько метров, Андрей вернулся в комнату, взял свечу и теперь уже во всеоружии отправился на поиски неизвестного. Множество лестниц, тупиков и переходов уводили ребенка все дальше и дальше от комнаты: лабиринт в стенах замка - путь в сторону истины. Здесь Андрей снова услышал плач и, уже не сомневаясь, что экономка намеренно вводит его в заблуждение, с замирающим сердцем пошел на голос. Ему пришлось вернуться назад до второго перекрестка и взять вправо. И, наконец, он вошел в тайную комнату для наблюдений. Там стояли стол и два стула. Одна стена этой каморки была сплошь из стекла. А за ней находилась роскошь, подобная той, что Андрей видел каждый день в своей комнате. Но, то была чужая тюрьма. Там на стуле сидел ребенок со сложенными за спиной крыльями белого цвета, – это был крылатый мальчик. Он грустил. Спустя какое-то время Андрей понял, что стеклянная стена односторонняя. Тот, кто был с другой ее стороны, видел свое отражение. Крылатый мальчик подошел к зеркалу, провел правой рукой по изгибу левого крыла и заплакал. Теперь Андрей был уверен, что это именно тот Кто Плачет В Ночи. У мальчика за стеклом, блеснула слеза и, он, испытывая невероятные муки, застонал. Андрей сидел на стуле, чувствуя как скорбь овладевает пространством. Ему вдруг безумно захотелось узнать, отчего столько страданий в голосе пленника. Ему захотелось помочь несчастному. Андрей вскочил со стула и рукавом задел свечу. Тяжелый подсвечник с шумом грохнулся на пол. Андрей покрылся испариной. Ребенок за стеклом прислушался, и начал пристально вглядываться в зеркало. Андрей отступал. Он прижался к холодной стене. Тишина. И только сердце в висках стучит. Без свечи дорогу обратно не отыскать. А в темноте лабиринт может завести только в ад. - За, что вы меня ненавидите? - кричал крылатый ребенок. - Отдайте мне небо. Я хочу улететь. – Он в истерике колотил кулаками по зеркалу и кричал: - Вы не имеете права. Отдайте мне небо. А зеркало - напоминание о свободе безжалостно отражало расправленную атрибутику счастья. Андрей приблизился к стеклу и начал ощупывать места его стыков со стеной. Надеясь отыскать рычаг, приводящий в движение эту проклятую дверь, он обшарил все вокруг. Но рост его был не велик. Да и волновался Андрей. Стул прикручен к полу. Андрей залез на него. Ничего. Никакой тебе дверной ручки или щеколды. Тогда Андрей снова подошел к стеку. При этом он наступил на какой-то кирпич, который провалился в пол. Стеклянная дверь сошла со своего места, и впустила Андрея как вращающийся турникет. Андрей чуть не упал. Крылатый ребенок от неожиданности расправил крылья и уставился на Андрея своими заплаканными глазами. Они стояли, рассматривая друг друга. Наконец, когда оцепенение испарилось, и крылатый мальчик сложил свои крылья, прозвучал скромный его вопрос: - Кто ты? - Я Андрей, - шепотом ответил рыцарь. – А ты кто? Крылатый ребенок осторожно ответил: - Я Икар. Краем глаза Андрей заметил, что дверь, в которую он ввалился начала медленно закрываться. До полного закрытия оставалось каких-то пятнадцать сантиметров. И, под неумолимым взглядом Икара Андрей бросился удерживать ее. Остановив ее, он крикнул, чтобы Икар принес что-нибудь, что можно вставить в щель. Икар принес стул, и они поставили его между дверью и стеной. Напряжение воцарилось в пространстве. И не было пределов этому напряжению. Загнанное в стены этой комнаты оно пульсировало на кончиках пальцев. Так бы и стояли дети, если бы не двусторонняя жажда раскрытия тайн. В один голос они задали каждый свой по-настоящему важный вопрос. - Ты откуда? – спросил Икар. - Почему ты плачешь? – спросил Андрей. Глядя Икару в глаза, он, пытаясь понять: – Что с тобой? Расскажи. И Икар ему отвечал: - Я в тюрьме. Этот роскошный дворец предел моего мира. А роскошная комната – предел свободы. Я один. И вдруг появляешься ты? Откуда? Ты умеешь проходить сквозь зеркала? - Не знаю, - растерянно отвечал Андрей, обходя Икара и рассматривая его. – Может быть. Хотя, наверное, нет. Сквозь зеркала я ходить не умею. Икар стороной обходил Андрея и задавал вопросы в полголоса: - Что тебе нужно? Зачем ты здесь? - Не знаю? Наверное, узнать, почему ты плачешь. Почему ты плачешь? - Я тоскую по небу. Икару было двенадцать лет. И вот уже три года он заперт в этой комнате, где даже нет окон. Дважды в день к нему приходят горничные. Они приносят еду, меняют оплывшие свечи и убираются в комнате. Три года безликая пустота заполняла страшную жизнь Икара. Память о небе терзала его измученный дух. Реальность зеркального отражения как самая жестокая пытка, постоянно жгла его тоскующие крылья. Икар не знал, за что его посадили сюда, но догадывался, что виной этому заточению были крылья, которые не признавали границ. А Чародей их бережно хранил. За те три года, что Икар провел в плену он, как казалось ему, разучился летать. Тело его росло, а крылья без тренировок слабели. - Пойдем со мной! - воскликнул Андрей. Он чувствовал в себе силу. Он хотел освободить Икара. Он говорил ему: – Ты полетишь! Я верю! Я знаю! Глаза Икара загорелись, как звезды в темной ночи, но вместо того, чтобы бежать со всех ног, он опустился на кровать и с грустью проговорил: - Наверное, ты меня обманываешь. Здесь меня все обманывают. - Я не могу тебя обманывать, - возмутился Андрей. – Ложь это плохо. Я уже почти целую неделю во дворце, и знаю, каково быть пленником. - Ты хочешь сказать, что здесь ты не по своей воле? - Что-то вроде этого. Я уже рассказывал тебе, как оказался здесь. Глаза Андрея наполнились слезами. В глубокой душе Икара заерзало желание верить. Потом вера толкнула навстречу воле чистое чувство надежды. И Икар заговорил с Андреем как с другом. - Ты плачешь? – спросил Икар. – Почему? Глаза у Андрея блестели от слез. - Я хочу помочь тебе, - говорил он. - Это правда? - Конечно. - Я согласен. Я пойду с тобой, - говорил Икар. - Ты не похож на предателя. - Я не предатель. Здесь Андрей снова поймал себя на мысли, что он живет в чужом теле, в чужом мире, в чужой сказке. А потом он вспомнил, что каждый раз, разглядывая глаза собеседника, творилось что-то неладное. Вдруг у него появлялись слезы. И с ним сразу все соглашались. Так же как сейчас согласился Икар. Когда-то Инесса Николаевна, экономка, тролль подчинялись воле его плачущих глаз. А ведь Андрей уже все решил для себя – он не трус, и ничего не боится. И слезы здесь вроде бы ни причем. Что происходит? Андрей решительно вытащил из канделябра свечу. Но неловко замер возле двери. - Я не помню дорогу обратно, - сказал он. – В застенках настоящий лабиринт. - Ничего страшного. Я найду дорогу. Икар без труда отыскал дорогу. И вскоре они уже вместе стояли перед распахнутым окном в Андрейкиной комнате. Икар крепко обнял Андрея. - Ну, друг, полетели! – вскричал Андрей. - По-ле-те-ли!!! Крылья Икара не ослабели. Икар тяжело дышал, его лицо было сосредоточено, глаза счастливы, взгляд сконцентрирован. Икар летел. И Андрей вместе с ними. Он видел, как под ними проносится зловещий цветник. Смешанные чувства правили в то время духом рыцаря. Он и счастлив был оттого, что спас пленника, и несчастлив, представляя, как плачет мать. Но он улетал. Улетал навсегда. И остановить этот полет было уже нельзя. Вот и замок скрылся из вида. Дух замирает от скорости и высоты. Десять минут полета выбили Икара из сил. При посадке, он чуть было не врезался в одинокое дерево, выброшенное далеко в широкое поле. Опустилась ночь. Дети легли под деревом спать. А потом пришло утро. И пробуждение. Солнце уже поднялось над опушкой, когда Андрей разбудил Икара. - Я не узнаю этих мест, - расправляя крылья, проговорил Икар. – Но я свободен. Свободен! Он внимательно осмотрел большое поле и краешек леса. - Самое главное, - сказал он, - чтобы мы не попали во владения фей. Они живут, как раз в таких дремучих лесах. - Феи опасны? - с недоверием спросил Андрей и сжал рукоятку меча. - Более чем, - махнул рукой Икар. - С ними лучше не встречаться. Они кровожадные твари. Жуть. - Странно, – удивился Андрей. – С трудом вериться. Что ты предлагаешь? - Лететь вдвоем после вчерашнего нельзя. Я устал. Крылья болят. Давно я не летал. Разведка с воздуха отменяется. - Да уж. А может, через лес напрямик рванем? - рассекая воздух мечом, говорил Андрей. – В конце концов, в сказках побеждает добро. Мне помнится, что феи умеют дружить. Икар недобро улыбнулся. - Добро? – сквозь зуды. А потом в крик: - Что такое добро? Я с ним не часто виделся. Но потом уже растеряно говорил он: - Дружить. Да… Дружить! В сказке?! Это вот сказка? – и в крик: - Мои крылья не видели неба три года. Три. Понимаешь? Целых три года я не летал. А, ведь крылья нужны для небес. Я летать хочу. Икар взмахнул крыльями, поднялся невысоко и улетел недалеко в поле. - Три года в плену это не сказка, - кричал он. – Это страшная правда. Он снова взмахнул крыльями и, подлетев к Андрею, встал напротив. - Ткни меня пальцем, - потребовал он. – Ну, что же ты? Андрей коснулся его плеча. - И как? - сразу спросил Икар. - Настоящий, - пожал плечами Андрей. - Я не понимаю, что для тебя сказка? – говорил Икар. - Для меня сказка это что-то выдуманное. А я, что, по-твоему, выдуман? Андрей замешкался с ответом. Икар не унимался. - А если кто-то и вправду придумывает сказки, то почему обязательно злые? – спрашивал он. - Те, кто занимаются этим, жестокие люди. Почему бы им ни придумать, что-нибудь доброе. И хватит меня кормить своими небылицами про сказки. Их нет, и точка. - Но не все сказки злые, - возмутился Андрей. - Есть много хороших сказок, в которых добро побеждает зло. - Но какой ценой? Я свои крылья, свою свободу еще не оценивал, и торговаться, как на базаре не желаю. – Он заглянул Андрею в глаза и воскликнул с ледяной яростью: - Храбрый рыцарь! Андрей содрогнулся. Сказки сошли сума. Но Икар, по его мнению, был в чем-то прав. В чем же? - Злых драконов ведь в каждой сказке убивают, - наконец вскричал Андрей, надеясь, что этот довод будет убедительным. Но Икар отреагировал странно. Уголки его рта натянулись, лоб сморщился. Изменяя интонацию голоса в сторону гнева, Икар прошипел: - Храбрый рыцарь? Может, просто ребенок! - уже кричал он. – Такой же, как все. Мечтающий свернуть голову какому-нибудь дракону. Мне стыдно за вас. За всех стыдно. Икар с каждой секундой преображался: вены на висках пульсировали и вздувались, глаза наливались кровью, зрачки вытягивались как у рептилии. Одежды с треском ползли по швам. Сильное тело Икара покрывалось глянцевой чешуей и становилось все больше и больше. Голова покрывалась шипами. Ноги быстро превращались в орлиные лапы. Ботинки взорвались как черные надувные шары, освободив огромные когти дракона. Перья стремительно опадали с его крыльев, открывая кожаные перепонки. Лицо вытянулось в крокодилью морду. Икар стал метра три в высоту. За спиной как анаконда извивался зубастый хвост. Он постоянно бился о землю и скалился. Потом, он, почуяв Андрея, принял боевую стойку, как кобра перед атакой раздул капюшон и зашипел, ощупывая воздух раздвоенным языком. Икар открыл свою крокодилью пасть и заревел: - Я и есть тот дракон. Убьешь меня? Хвост Икара подбирался к Андрею. От страха у Андрея потемнело в глазах, и он, потеряв сознание, повалился на спину. Такого он еще не видал. Мужская храбрость испарилась куда-то. Какие глаза? Открыть их страшно. Но нужно. Андрей взглянул на Икара. Икар вновь преобразился. Икар снова был прежним крылатым мальчиком. Он сидел на камне в тени дерева и беззвучно плакал, глядя на облака. За спиной - шум непроходимого леса. Впереди - рыдающий зверь. Найти бы немного сил, чтобы справиться с этим. Но, что может знать о настоящей силе тот, кому десять лет. Хотя, наверное, дух юнца как раз и начинает формироваться в таких ситуациях. Крылья друга и зубы врага многое могут сделать для появления сильного духа в слабом теле. Андрей закрыл глаза, облизал пересохшие губы и прислушался к ветру, гуляющему по полю. Опьянев от последних событий, Андрей постоянно находил, что голова его идет кругом, земля шатается, а черная пелена закрытых глаз вращается как бешеная карусель. Спустя несколько минут, Икар окликнул Андрея. Их разделяло приличное расстояние, и поэтому Андрей не стал убегать. - Не бойся меня, - крикнул Икар. – Я не причиню тебе зла. Ты делаешь мне больно, когда боишься. Извини, я вспылил, потому, что твои слова были слишком остры. Да я дракон. И что из этого? Это вовсе не значит, что меня следует бояться. Я, наверное, самый несчастный ребенок в целом мире. Меня спрятали в замке, но клянусь честью, никогда еще я не делал больно другим существам. Природа моего организма устроена так, что я могу трансформироваться, и это не моя вина, скорее вина моего отца Дедала и матери Тиамат. Андрей видел приближающегося Икара. Икар был наг и он замерз. Он поднял свои рваные одежды и пожал плечами. - Мне даже одеть теперь нечего, - сказал он. – Вот так всегда. И зачем только ты разбудил во мне зверя. Не люблю я этого. Он был прежним крылатым ребенком. Грусть и тоска лежали печатью на его светлом лике. Быть может сейчас, он больше всего походил на тех удивительных существ, которые создавались силами воображения художников рисующих херувимов. Андрей не был готов к принятию любых, пусть даже самых нелепых решений и поэтому он оставил все на волю судьбы или случая. А случай не слаще чем мед и не противнее яда, распорядился судьбой маленького героя: Андрей остался верен потрясающей дружбе. Искренность, с которой Икар говорил о себе, не могла бы оставить равнодушным даже того, кто судит других с позиции собственного лицемерия. Не решаясь идти через лес, они отправились по опушке в поисках воды, крова и пищи. Икар кое-как завернулся в рваную, после своего превращения одежду. Он был слегка обеспокоен своей внешностью. - Посмотри на меня, - говорил он. – Каждый раз, когда я, не раздеваясь, превращаюсь в дракона, моя одежда становится тряпьем. Это очень неудобно. Я не люблю драконью половину своей сущности. Что-то первобытное чувствуется в ней. А мне нравится будущее. И вообще, превращаясь в дракона, я каждый раз боюсь, что во мне проснется инстинкт убийцы. Я никогда не ел мяса. - Мне всегда было больно видеть по телевизору, как звери едят друг друга, - говорил Андрей, не зная, что еще можно сказать. Чем удивить? - А, что такое телевизор? – спрашивал Икар. - Это театр, который помещается в маленьком стеклянном ящике. И Андрей рассказывал дракону о своем доме. Икар слушал и не верил ушам. - Вот уж действительно сказка, - говорил он. - В это даже трудно поверить. Телевизор! Самолеты! Машины! Роботы! Он остановился и переспросил: - Так ты говоришь, что роботы это железные рабочие, которых нужно кормить молниями? - Да, - согласился Андрей, удивляясь своей находчивости объяснять то, что и сам-то не очень хорошо понимал. – Эти молнии можно включать и выключать когда захочется, - говорил он. - Воистину сказки существуют! Ты, Андрей, настоящий сказочник. Восторгу Икара не было пределов. Икар смеялся и ужасался, радовался и печалился. В грусть он впадал, когда Андрей рассказывал про интернат. Смеялся Икар, когда слышал о говорящих куклах, радовался, когда узнавал о реактивных самолетах и ужасался, когда слышал, что они испепеляют города, сбрасывая на них бомбы. 7. Андрей оказался в сказке, которая своей пугающей реальностью изменила его отношение к самому себе. Он чувствовал, что взрослеет и это новое для него чувство, порожденное сложными ситуациями, готово было проявлять себя на каждом шагу. Вплавленные в мрамор животные, уродливые сказочные герои, постаревшая принцесса, пугающий, но дружелюбный дракон, все это оставило неизгладимый след в его и без того израненной душе. Выпустив Икара, Андрей испортил планы чародея, и вернуться домой теперь будет не просто. А дом манил его своими порядками, и даже поездки в интернат были теперь желанны. Шли годы. Пересмотрев понятия о героизме, Андрей более не хотел слепо искоренять зло. Дракон, чей образ с раннего детства стоял перед глазами исчадьем ада, оказался куда более чувственным существом, чем сам рыцарь. Но рыцарь, пытаясь разобраться в своих чувствах, рассуждал уже не как обитатель своего мира, и даже не как обитатель этого - сказочного, а как существо двух, теперь уже независимых миров, ибо они теперь не подчиняются причинно-следственным связям. Теперь оба мира развиваются по своим собственным законам, слегка опираясь на прошлое, когда детские игры позволяли им оперировать одними понятиями, делить место под солнцем и матереть в драках за материнское молоко. Жаль, что теперь, когда миры повзрослели, их больше не интересуют планы на будущее, разработанные в одной колыбели. Теперь все иначе. Колыбель развалилась как старухино корыто, а дед еще не сплел свои сети. Шли годы, и под их давлением Андрей все больше и больше убеждался, что к беспорядку, творящемуся в сказках, причастно все человечество. Наверное, люди перестали писать, читать и верить в добрые сказки, а память о них, притерлась к фильмам ужасов, к порнухе и, ко всё объясняющей логике. Понимая природу молний и грома, глупо приписывать их к деяниям Зевса или Черномора. Увидев своими глазами роботов глупо убеждать себя, что это армия Бессмертных Кощеев, а, прослеживая взлет самолета, воображать дракона. Сказки покинули мир людей, на их смену пришли нана технологи и MTV. Люди из последних сил удерживают веру в чудеса и то лишь потому, что не могут их доказать или опровергнуть. Сказки развились в самостоятельную модель бытия, и теперь существуют, не считаясь с главным законом – добро побеждает зло. Икар и Андрей провели несколько лет в постоянных скитаниях, пока, наконец, не осели в одном провинциальном городке. Множество бед и лишений терпели они, добывая себе пропитание. Они то нанимались рабочими, то занимались воровством. Андрей вырос из кожаных доспехов и довольствовался теперь поношенной, но не рваной одеждой. Одно он себе уяснил, прежде всего: самое главное упорядочить сказки, вернуть им нормальный облик, повлиять на директрису интерната, на Кошкина и его банду, на хозяина фарфоровой фабрики, на губернатора, президента и на Господа Бога. Но хватит ли у него сил? Андрей бодро шагал по скверу. В шесть часов утра туман уже начал прятаться в траву. Вытоптанная тропа спешила в город из парка. Андрей любил здесь сидеть по вечерам на какой-нибудь лавке и смотреть на пестрые зонтики в руках юных красавиц. Они в сопровождении своих кавалеров распыляли, точно цветы, ароматы своих духов. На закате сквер утопает в романтических встречах и светских беседах. Андрею нравится тайком слушать, о чем говорят эти люди. А потом вспоминать свою родину, дом, маму. Но тонкая память о доме медленно таяла как лед и рвалась как паутина; оставались самые яркие впечатления, вытравить которые из души никому не удастся. Андрей вошел в город. Туда же подтягивались и попрошайки, карманные воры, и просто народ желающий поглазеть. Икар уже второй день мучается животом. Если бы и Андрей не побрезговал порченой колбасой с дворянского стола, то и он сейчас бы лежал рядом с Икаром и стонал. Андрей предлагал Икару стать драконом, чтобы достать пропитание, но Икар отказывался и говорил: - Нет. Я не буду использовать свою силу дракона. Не люблю насилия. Не люблю звериную часть своего существа. Икар был верен доброму сердцу. Но голод не тетка. Андрей не желал мириться с этим. И поэтому, возделывая почву руками вора и глазами гипнотизера, он кое-как сохранял жалкое существование самого себя и своего друга. Слишком он не наглел. Но уже начал подумывать о том, как разыграть крупную партию с чистой прибылью в целое состояние. Нужно только лоха посолиднее вычислить. Вечером в парке их собирается целое стадо. Или же лучший вариант – выгодно по любви жениться. Но кто взглянет на него – бродягу. Однако же в сказках случаются и чудеса. Завернувшись в плащ, Андрей шел на рынок, чтобы пощупать чей-нибудь кошелек, а потом у аптекаря купить микстуру или пилюль для Икара. Теперь уже семнадцатилетний Андрей, познавший жизнь и как полагается в жизни, познавший гибель иллюзий, нисколько не сомневался, что домой ему не вернуться. К рынку он шел, не обращая внимания на городскую суету. Он думал, что если сказкам вернуть нормальный облик, то Икар лишится своего доброго сердца и в нем проснется инстинкт зверя. Его в таком случае убьет какой-нибудь рыцарь драконоборец. Но это уже чересчур, ведь именно Андрей тот самый рыцарь. Такого не должно быть. Однако сказкам нужно вернуть нравственное качество ставить добро выше зла. Андрей пока не рассказывал этого Икару. Икар не очень-то верил в сказки. Для Икара было обычным делом то, что противоречит сказочным историям. Например, Икара нисколько не удивляло, что разбойник по прозвищу Соловей вовсе не разбойник, а сумасшедший старик, продающий на рынке канареек. Естественным было для Икара и то, что царевна Насмеяна, это не царевна, а всего-навсего имя нарицательное которым называли не сертифицированных проституток прошедших через руки палача; острый нож до ушей резал их рты. Синяя Борода, вопреки здравому смыслу, держал публичный дом на законных основаниях. Его шлюх называли красными шапочками. А спящая красавица здесь просто лунатик. Но, живя в этом мире, Икар соглашался, что все должно быть не так. Особенно сейчас, когда у него разболелся живот. А докажи Андрей Икару иллюзию сказочного реализма, и дракон не раздумывая ценой собственной жизни, предпочтет порядок беспределу. Андрей же хотел видеть Икара живым и здоровым. На рынке множество аптечных ларьков. Там можно купить ему лекарства. Андрей вышел на рыночную площадь и вместо привычной картины увидел, как торговые ряды жмутся к стенам домов, а в центре возводят сцену и толпятся кибитки с кочующей труппой. Глашатай оповещал: - Сегодня ровно в полдень состоится представленье всем на удивленье, каждый сможет видеть в нем то ли явь, а то ли сон. К десяти часам закончили возводить помосты, и труппа разогревалась под воодушевленные крики толпы. К площади стягивалось такое количество зевак, что, пройдясь по остальным улицам города, можно подумать, что город стряхнул с себя жителей. Кого здесь только не встретишь. Сказочные персонажи: и люди, и даже те, кто вовсе не люди. Все поглощали огромное количество пива, эля, вина и сладостей. Приезд кочующей труппы – праздник. Дети разбивали свои копилки. Старики выворачивали чулки и поднимали матрацы. Опустошив несколько карманов, Андрей вошел в лавку аптекаря. Над дверью звякнул колокольчик. - Сейчас, сейчас. Одну минуточку, - раздался голос аптекаря. Андрей подошел к прилавку и несколько раз с нетерпением ударил по звонку. Из-под прилавка вынырнул старик с козлиной бородкой. На носу у него криво весло пенсне. На пиджаке красовались разноцветные заплатки. Его серые глазки щурились на Андрея, а чесночный запах изо рта как нельзя сочетался с голосом. - Что вам, любезный? – спросил он. - Мне нужно, что-нибудь от живота. Мой друг уже второй день мучается. Аптекарь исчез под прилавком. Через минуту он появился. В руке у него блестел стеклянный пузырек. - Какими деньгами будете расплачиваться? – спросил он, жадно ощупывая взглядом кожаный мешочек в руках Андрея. - Медью, - отозвался Андрей. Над дверью звякнул колокольчик, и в лавку вошла та самая девушка, которую Андрей видел неделю назад через окно ресторана. В тот вечер нещадно хлестал дождь, а в ресторане царила романтика оплывших свечей, тонкого вина и приятного разговора. Андрей стоял под дождем и смотрел на девушку через окно. Она была очень похожа на Марину. Очарованный ее шармом и красотой, он силился представить себя рядом с ней. В ее руках блестело столовое серебро, на устах сверкала улыбка. Взгляд ее был полон небесного огня, который своим беспощадным жаром юности испепелял трепещущее сердце Андрея. Андрей полюбил ее. Теперь же, стоя в лавке аптекаря, он снова увидел, увидел ее глаза, подобные двум самым ярким звездам, увидел спелую вишню ее губ, теплый рассвет ее щек, смоль ее черных бровей. Он услышал шелест бордового платья, вальс ее каблучков, песнь ее сладкого голоса. - Как у вас дела? – спросила она. Андрей почувствовал, как душа проваливается в пятки. Он хотел ответить ей, но вдруг услышал голос аптекаря: - А, это вы Суок! – Воскликнул он. – Живем помаленьку. Вам, как всегда сонных пилюль для батюшки? - Да. Те, что вы дали в прошлый раз уже кончились. - Сколько стоит ваша микстура? – прошипел Андрей, желая поскорее убраться из лавки. Он ненавидел себя за наивность. Придумал, тоже мне, Дон Жуан в обносках. Куда тебе до нее, нищета. - Три медных монеты. – Ответил аптекарь. Андрей высыпал деньги на свою ладонь и хлопнул ею по прилавку. Суок смотрела на эту сцену через сетку вуали и прутья огромной клетки, в которой сидел зеленый попугай. На свежевыкрашенном прилавке лежали три круглых монеты. Одну за другой Андрей подвинул их почти к самому носу аптекаря. Аптекарь кивнул и улыбнулся. Потом он с исключительным проворством собрал их и положил в маленький кармашек жилетки. И замер, имея услужливый вид. - Ах, да, - спохватился он. – Ваша микстура. В лице он изменился после этих слов. Его взгляд наполнился мыслью. Сосредоточенно он заявил: - Три раза в день по столовой ложке. Если не поможет, отвезите друга в госпиталь. Потом аптекарь бесцеремонно отвернулся от Андрея и раскланялся перед Суок. - Как батюшка? - Вашими молитвами. Выйдя на улицу, Андрей почувствовал, как его сердце готовое выпрыгнуть из груди и расколоться, обливается кровью растерзанной любви. Использовать дар гипнотизера в любовных целях Андрей не хотел. Эта встреча с Суок выбила Андрея из равновесия. И зеваки затолкали его к сцене. Андрей оказался в первом ряду зрителей. На подмостках происходило действо. Странствующие комедианты разыгрывали сцену из сказки «Двенадцать месяцев». Вот оно! Здесь прослеживается связь. Но откуда они знают? Кто им мог рассказать, как было на самом деле? Нужно поговорить с ними. В первую очередь комедианты устраивают представление на площади для простолюдинов - без купюр. А вечером, забавляют всю городскую знать подвигами Алладина или маленького Нильса. Артисты, конечно, могли бы довольствоваться только вечерним заработком, который намного превышал сумму, заработанную днем. Но не справедливо было бы лишать зрелища простых горожан. Сейчас ликуют они. А вечером в особняке губернатора ликовать будет Суок. О да, там, в роскошном наряде, в окружении знатных особ она будет дарить улыбки, будет наслаждаться вкусом тонкого вина и вовлеченная в очередную романтическую беседу, выберет себе кавалера с бриллиантовыми запонками. А ты - жалкий оборванец, будешь унижаться перед офицером стражников или тебя поколотят обворованные торговцы, думал Андрей, расчищая локтями дорогу из толпы. И все же, как артисты могли узнать сюжет настоящей сказки? Это невероятным кажется лишь оттого, что все остальные сказки сошли с ума. Возле мясной лавки, которую оккупировала свора бродячих псов, он еще раз взглянул на сцену. Нужно вернуться, думал он. Потом он кинул в шляпу убогому попрошайке монету и, купив в соседней лавке бутыль молока и лепешку пресного хлеба, быстро зашагал к парку. Он хотел как можно скорее передать Икару микстуру и вернуться до окончания пьесы на площадь. Но, смекнув, что молоко не пойдет Икару на пользу, он рванул перед каретой на другую сторону улицы в винный погребок. Когда болит живот молоко лучше не пить. Бутылка красного вина - вот что нужно. Нога его за что-то зацепилась, и он увидел перекошенное лицо гнома. Потом он увидел вставших на дыбы лошадей, разбивающуюся бутыль, брызги молока, катящийся по мостовой хлеб. Удар в плече и, наконец, твердый булыжник мостовой. Когда вернулось сознание, Андрей увидел рядом с собой гнома, пускающего изо рта кровавые пузыри, в стороне лежал его грязный колпак, кисти его рук дрожали. Гном хрипло стонал. Собралась толпа зевак. - Бедняга гном, - охали одни. – Он не жилец, - говорили другие. Третьи говорили: - Парень-то вроде не пострадал. Над Андреем склонился перепуганный извозчик. Рядом стояла взволнованная Суок. - Как он, Захар? - спросила она извозчика. - Жив, барышня, - ответил Захар. Потом он взглянул на гнома. Барышня тоже посмотрела на него и спросила: - А гном как? - Плохо барышня, - ответил Захар. - Совсем плохо. Боюсь, не протянет долго. Гнома погрузили в карету скорой помощи. Суок передала санитарам символическую плату, за тем, чтобы они позаботились о нем. Андрей же выглядел более живым и поэтому, Суок предложила ему услуги семейного доктора. Нельзя было допустить, чтобы в суд поступило сразу два заявления о наезде на пешехода. К счастью Андрей согласился на предложение юной красавицы. В ее карете он снова потерял сознание. Комната – не слишком большая, но просторная. Андрей лежит в мягкой постели. Наволочки пахнут морозом. Тишина. В кресле у камина сидит Суок. Она спит. На коленях у нее лежит недочитанный томик стихов. Андрей хотел подняться с кровати, но боль в плече заставила его застонать и припасть головой к подушке. Суок пробудилась. - Как хорошо, что вы пришли в себя, - сладко проговорила она заспанным голосом. Суок встала с кресла и подошла к Андрею. – Мы за вас так перепугались, – говорила она. Ее голос обрел благородную твердость. Ее глаза - глубокая ночь. В ночи горят звезды. - Знахарь сказал, что вы быстро поправитесь, - говорила она. Потом она спрашивала: - Как вы себя чувствуете? - Сейчас лучше, - отвечал Андрей. – А ведь я знаю вас. Вы Суок. - Разве мы знакомы? – удивилась она. Выглядела она нежной, смущенной барышней не то, что у аптекаря или в ресторане. Андрей даже растерялся. - Нас не представляли друг другу, но мы сегодня виделись в лавке, когда вы покупали пилюли для вашего батюшки. – Сказал он. - Ах да! - воскликнула она, - я вспомнила вас. Вы тоже, что-то покупали у этого старого знахаря. Он такой смешной, - смеялась она. - Всегда угощает меня конфетами. Суок была подобна восхитительному видению, вторгшемуся в убогое существование Андрея. И теперь, лежа в ее доме, он даже не мог себе представить, что через три дня, как только силы позволят ему, он сможет предстать перед обществом. Здесь можно разыграть крупную партию. Срубить целое состояние. И влюбиться без памяти, что, в общем-то, уже произошло. Суок не хотела отпускать Андрея до полной своей уверенности в том, что он окончательно поправился. На третьи сутки пребывания в особняке у Андрея сложилось вполне объективное представление о хозяевах. Это были добрые люди, цвет общества. Отца Суок звали Кай. Это был именно тот Кай, которого еще в детстве спасла Герда от чар Снежной Королевы. После своих приключений Герда начала заниматься спиритизмом. Преуспев в этой тайной науке, она иногда устраивала спиритические сеансы. На один из таких сеансов и был приглашен Андрей. В комнате на втором этаже помимо Андрея собралось восемь человек. Сидя за круглым столом, они, держались за руки и сосредоточенно, в полном молчании смотрели на хрустальный шар, лежащий в центре стола. Пахло сандалом и миррой. Ровно трещали свечи. Поздний вечер за окном нагонял тяжелые тучи. Андрею вдруг снова показалось, что он живет чужую жизнь. Он ослабил внимание на шаре и осмотрел сидящих людей. Нужно запомнить этот момент. - Среди нас есть тот, кто боится. – Внезапно сказала Герда. Андрей с прежним усердием сосредоточил на шаре свой гипнотический взгляд, покрепче сжал руку Суок и приготовился. Правда, он в точности не знал к чему готовиться и поэтому, чтобы не мешать Герде своими страхами, постарался, как можно острее ощутить мягкую кожу юной барышни. Суок ответила ему легким пожатием. - Я призываю вас духи из мира мертвых в мир живых, - нараспев говорила Герда. - Придите к нам духи добрые. Она начала медленно раскачиваться из стороны в сторону и к ней присоединились все остальные. - Придите к нам духи добрые, - все повторяли за ней. – Поведайте нам истину. - Явитесь и поделитесь своей мудростью, - говорили люди, - простите нас за то, что мы беспокоим вас. Явитесь, явитесь, явитесь. Внезапно Герда напряглась, глаза ее закатились. Свечи погасли. На окна навалился ветер. И голос близкий и в то же время далекий произнес: - Андрей, это я твой отец. Андрей вскочил, опрокинув стул и начал осматривать углы комнаты. - Папа? Это ты? - Да-а-а, - как угасающие раскаты грома прозвучало в ответ. Герда вышла из транса и теперь, как и все, слушала слова духа. - Где ты, папа? – испуганно спрашивал Андрей. И отец ему отвечал: - Далеко. Далеко. Теперь слушай внимательно. Полчаса назад умер гном. Завтра тебя заберут в тюрьму за неумышленное убийство. Есть еще кое-что. Чародей уже много лет живет в твоем мире. Спаси свой мир. Переделай сказки. Голос умолк. Свечи зажглись. Андрей стоял с таким растерянным видом, что Герда, подошла к нему и проговорила: - Это был странный дух. Я раньше таких не встречала. - Мой отец, - коротко ответил Андрей. – Он, как и я, из другого измерения. До рассвета Андрей рассказывал о себе и о своих догадках по поводу сказок. Он был так увлечен, что позабыл про силу своих плачущих глаз. И поэтому его рассказ вызвал неоднозначную реакцию среди слушателей. Только Герда отнеслась серьезно. Остальные пожимали плечами или что хуже всего, жалели его. К несчастью, среди жалеющих была Суок. - Вы больны Андрей, - произнесла она, - вы еще не оправились от удара. - Мне больно слышать это, - ответил он. - Почему бы вам ни поверить в это? Актеры, ставили пьесу «Двенадцать месяцев». Я еще в детстве слышал эту историю в интернате на уроке Инессы Николаевны. Это было в другом мире. - Вы больны, - говорила Суок. - Эта труппа к вашему сведению называется «Двенадцать месяцев». И появилась она здесь впервые. Вы не могли в детстве видеть их. Андрей ничего не ответил, только закрыл глаза и вспомнил, что в заброшенном доме возле парка остался Икар. С минуты на минуту за Андреем должна приехать тюремная карета. Ему не хотелось убегать от правосудия, да и зачем, ведь изменить ему ничего не удастся. Он никогда не сможет убедить местных жителей в своей правоте, никогда не сможет вернуться домой. Суок не полюбит безумца. Андрей смирился с участью и остался ждать приговора. Использовать способности гипнотизера Андрей пока не хотел. Он решил оставить это до крайнего случая. Быть может истории с гномом, спиритическим сеансом, ощущением чужой жизни и разговором с отцом в конце концов разовьются в логический хеппи энд. Вскоре к дому подъехала тюремная карета. 8. - Разыщите Икара, - кричал Андрей через решетку кареты, - он в старом доме на краю парка. Карета медленно увозила Андрея через туман в тюрьму. Рядом сидел Захар. В его тусклых глазах плакала старость. Захар понимал, что из тюрьмы ему не вернуться. Андрей добровольно шел на пленение. С полной ответственностью он сознавал, что если по каким-либо причинам ему не удастся силой плачущего взгляда загипнотизировать судью, стражников или на крайний случай палача, то исход этой шпионской игры будет весьма предсказуем, тем более что времени на проверку предположения ровно столько останется, сколько потребуется крепкому мужику в красной маске для одного удара тяжелым топором. И вообще, кто сказал что палач… В камере предварительного заключения властвовал удушливый смрад потеющих тел. Двухэтажные нары корчились у одной стены. У другой стены гадко воняла параша. Возле маленького окошка, на тяжелой цепи висела клетка с миниатюрными нарами, столом и стульями. - Слышь, ты, фраерок, - кто-то пропищал из клетки. – Каким ветром тебя занесло? - Убийство, - огрызнулся Андрей. Он забрался на верхние нары у самого окна. - И кого же ты замочил? - продолжали допрос лилипуты. Лилипутов в клетке было штук двадцать. Кто именно говорил, понять было нереально. - Гнома, – ответил Андрей. – Случайно. - Гномы мстительны, – заявил кто-то из клетки. - В тюрягу специально могут подсесть, чтобы расквитаться с тобой. Помню, однажды мы схлестнулись с их группировкой, и надо сказать, лучше бы это были тролли. Они лучше идут на контакт. По крайней мере, с ними можно договориться. А гномы в своей Мории совсем одичали, им плевать на воровские законы. Ты братишка влип. - А вы-то что сейф бомбанули? – посмеиваясь, спрашивал Андрей. - Вот уж глупости, - запрыгивая на кукольный столик, пропищал, наверное, вожак банды. - Гулливер ссучился падла. Подставил легавым нас. На ножи его! И лилипуты, поддерживая его, заорали в один голос: - На ножи суку. На ножи! Лилипуты бесновались. Они скандировали как на митинге. Всем своим поведением и криками они провозглашали месть. - Как же вас угораздило? – осторожно спросил Андрей. - Чем вы промышляли? - Мошенничество, - гордо крикнул самый молодой лилипут. - Молчи болван, - отвесил ему увесистый подзатыльник лилипут с малиновым эракезом. Потом он добавил своему тону важности, и заявил потрясовая волосами: - В казино мы работали. Наш профиль. - Маловато народу здесь, - заметил Андрей. - Это же КПЗ. Вчера почти всех по этапу отправили. - Наверное, в каменоломни, - добавил другой лилипут. Вечером Андрея увели на допрос. В темной камере ему в лицо направили свет керосиновой лампы, усиленный отражателем и давили на психику хорошо поставленными вопросами, пугали пытками и даже грозили казнью. Андрей прятал глаза и неразборчиво отвечал на вопросы. В конце концов, его отправили обратно в камеру. А утром на свидание пришла Суок. Захар не смог выйти к ней, он совсем скис и даже отказался от завтрака. - Ты романтик, - говорила Суок через решетку. - Или просто безумец. - Почему ты не веришь мне? - В это трудно поверить, - улыбалась она. - Ты веселая, - заметил Андрей. - С чего бы это? - У нашей семьи хорошие связи. Мы вытащим вас. - Это лишнее. Не стоит за меня беспокоится. А Захару нужно помочь. Он совсем скис. Даже от завтрака отказался. Вернувшись в камеру, Андрей накрутил такой клубок мыслей, что видел себя глазами Суок как совершенного безумца, которому все нипочем, будь то тюрьма или плаха. Душевные муки по этому поводу могли бы повергнуть в ужас, наверное, самую жестокую боль. Сидя на верхних нарах и разглядывая через решетку маленького окна огромное небо, он строил планы, как будет доказывать свою правоту. Внизу тихо стонал Захар. Лилипуты продолжали играть в кости, осыпая проклятиями Гулливера. Суок продолжала жалеть Андрея. Икар на окраине города принимал облик дракона. Андрей хлебал баланду, прокручивая в памяти слова отца. Чародей живет в Москве уже несколько лет. Его телевизионное шоу воспитывает в людях жестокость. Андрей отчасти винил себя в этом. Но исправить положение, находясь в сказке, он не мог. Нарастающий шум реактивного самолета вывел Андрея из раздумий. В окне появилась морда дракона. - Андрей, ты здесь? - взревел он. - Я прилетел за тобой. Андрей от неожиданности выронил миску с помоями. Вид Икара был ужасен. Лилипуты с писком начали метаться по клетке. Икар ревел: - Отойди от окна. Я выломаю решетку. Андрей спрыгнул с нар, сгреб в охапку Захара и, укрыв его и себя одеялом, сел на корточки у противоположной стены. Захар вот уже целые сутки не говорил, а в этой ситуации он совсем потерял рассудок. Орлиными лапами Икар взялся за прутья решетки и уперся крыльями и головой в стену с внешней стороны камеры. Вместе с куском стены, поднимая крыльями столбы пыли, он выломал решетку. - Скорее, ко мне, – ревел дракон. За дверями камеры послышались крики охранников и Андрей, не мешкая, схватил Захара и рванулся к Икару. - Возьми нас, - задыхаясь от цементной пыли, кричали лилипуты, - спаси! Не оставляй. - Разорви цепь, - крикнул Андрей. - Ну, разорви же. Скорее. Секунду Икар колебался, потом дернул чешуйчатой лапой цепь и, вырвав крюк из потолка, зацепил когтем одно звено. Все это время, работая крыльями, Икар создавал мощный поток ветра, несший в себе камни и пыль. Дышать было тяжело, глаза слезились, а лилипуты, вообще, были готовы расстаться с жизнью. Дверь в камеру отворилась, и стражники уже начали целиться в беглецов из мушкетов. Скомандовав: - Ложись, - Икар выпустил из глотки огненный смерч. Андрей успел увлечь за собой Захара. С пола он увидел, как огонь, облизав стены камеры, поглотил стражей порядка. Андрея обдало жаром. В голе застрял запах горелого мяса. - Скорее, - скомандовал Икар. – Мы улетаем. Одной лапой он аккуратно обхватил Захара и Андрея, на другую намотал цепь клетки и взмыл в небо. Земля быстро удалялась. Вдогонку гремели выстрелы. - Осторожней, - кричал Андрей, чувствуя хватку Икара. - Ты сломаешь мне спину. Захар, окончательно спятив, теперь уже улыбался. Лилипуты изо всех сил держались за прутья клетки. Тело одного самого молодого безжизненно билось о нары, когда дракон заходил на очередной вираж. Будь благословенна дружба. Будь нескончаемо радостен тот миг, когда друг спасает друга. Андрей снова почувствовал, что живет не свою жизнь. Теперь это чувство было, как никогда страшным. Ему показалось, что вот-вот все откроется. Он даже начал ощущать, что не летит под облаками, а где-то сидит. - Ты чувствуешь, что-нибудь странное? – спрашивал он Икара. - Только то, что я дракон. С каждой секундой необъяснимое чувство чужой жизни поглощало Андрея точно зыбун. Андрей не на шутку перепугался. Такого интенсивного знания он еще не испытывал никогда. Острые когти этого знания словно выворачивали наизнанку перепуганную психику. Во рту появился странный привкус похожий на дым тлеющей листвы. Но лес нигде не горел. Андрей уже начал думать, что близок час его смерти. В глазах появилась резь. Выступили слезы, словно он гипнотизировал кого-то. Давно уже не посещали Андрея детские страхи. Единственное, что мог он сейчас делать, это слушать рев ветра и писклявые крики лилипутов. И ждать. - Вот черт, - в конце концов, выругался он и выронил шприц. На месте внутривенной инъекции лежит стерильная вата. За спиной шумит компьютер. За окном свет фонарей играет в жмурки с крупными хлопьями снега. У книжной полки тлеющий светильник. В голове дебош. Шатохин провел ладонями по лицу и зачесал назад взъерошенные волосы. Он потянулся к портсигару. Достал сигарету. Закурил. Дешевый дым кислым облаком вырвался из груди. Шатохин дома. Действие препарата, который он ввел себе около часа назад, еще не прекратилось. Остались какие-то незначительные последствия, главным образом, помутнение сознания со слуховыми галлюцинациями. Он все еще слышал, как Икар кричит ему из галлюцинаций: - Андрей, что с тобой? Очнись. По нормальному голосу Икара, Александр Шатохин понял, что Икар сменил форму дракона на форму крылатого юноши. - Вот черт, - снова выругался Александр Шатохин. - Черт возьми. Целая жизнь в галлюцинациях за какой-то час. И какая жизнь!? 9. «А был ли мальчик, может, и мальчика-то никакого не было»? Максим Горький. Шатохин был скромным и рассеянным человеком двадцати шести лет от роду. Он был неразговорчив в обществе, а потому неприметен. Да и вообще он был личностью так себе… пустое место, практически. Не видать его и не слыхать почти. Разговор тет-а-тет заставлял Шатохина робеть и теряться. Он становился как пудинг на чужой вечеринке. И таял… таял… таял. А вот что любил он, так это поболтать с самим собою и даже очень любил, особенно во время экспериментов в лаборатории. Лишь тогда он себя чувствовал ВЕЛИЧИНОЙ. А в остальном… ничто он. Одевался он просто, не имея представлений о моде и крупных деньгах. Мода его не интересовала. Денег у него не было. Полгода он проводил опыты в лаборатории научно-исследовательского института биохимии мозга и, наконец, выделив из нефти готовый продукт, испытал его на себе. Работал над своим шедевром он в тайне. Несанкционированные эксперименты проводил, когда лаборатория пустела по вечерам. Его звание говорило само за себя: младший научный сотрудник. - МНС, - грустно говорил он. Но потом уже с гордостью восклицал: - Вот вам и младший научный сотрудник! Посмотрите на меня. Я Гений! Он выпустил несколько кислых колец табачного дыма и, закрыв глаза, вытащил из памяти последние моменты галлюцинаций. Также ему удалось увидеть и первые моменты. Он увидел, как белокурый Андрейка с большими глазами гуляет по осеннему лесу рядом с матерью. Мать его берет за руку и вместе они идут домой по опушке вдоль кукурузного поля. - Вот черт, - снова выругался Шатохин. – Круто, черт побери! Он немного напрягся, испугался даже. Но, стоило ему открыть глаза и увидеть свою квартиру, как он расслабился и окреп духом. В порядке все. Он дома. И он – гений. Ему пришла в голову мысль - избавиться от надоедливых «вот черт» или «круто, черт побери». Слишком явственно сие тянуло в сторону неизученную и опасную. И поэтому сначала нужно все просчитать, спрогнозировать и попробовать хотя бы еще один раз. Затем нужно пересечь обозначенный горизонт действия и взять в центральном храме самое ядро. Но горизонт планируемых действий удаляется непрерывно от пилигрима с той же скоростью, с коей движется мысль. Абстрактное ядро неизученных метаморфоз разваливается на части. Скоро начнется цепная реакция. Что-то будет! Природная скромность и талант уживались в Шатохине, но он оставался черной звездой для остального мира. Мир не знал о его талантах. Насмешки сотрудников лаборатории он, конечно, замечал, но не подавал вида. Иногда его словно ребенка ругали в институте за какой-нибудь утерянный документ, который, в конце концов, находился в стопке журналов в его дипломате. А после работы, когда лаборатория пустела, он занимался своими несанкционированными экспериментами, вслух обсуждал формулы белковых соединений, ругал химические реактивы и чествовал собственную гениальность. И, наконец, свершилось! – родился галлюциноген, которого, свет еще не видал. Шедевр!!! Дома, после благополучного возвращения из галлюцинаций, Шатохин долго не мог уснуть, все рассуждал вслух и стучал по клавиатуре. Заснул он перед монитором. Утром, не завтракая, он спешно оделся и вышел из дома. Он был одет в стеганный сиреневый пуховик. На голове у него невзрачно громоздилась шапка, из-под которой неряшливо торчали каштановые кудряшки. Перчатки у него были черные, вязаные. Взгляд у него сонный. Щеки впалые. Лоб высокий. Шатохин был худ и бледен. Зимние утренние сумерки медленно заползали обратно в свое дремучее логово. Скоро поднимется солнце над горизонтом. Шатохин торопится на работу. Но он не успел ко времени. В лабораторию он пришел, опоздав на час. - Александр Викторович!? - улыбаясь, пропела заместитель начальника лаборатории. Она издевалась над ним: - Вы опять опоздали, - говорила она. - Что мне прикажете делать с вами? Она бросала в сторону Шатохина обидные реплики: - Вам, Александр, нужно нанять гувернантку. Подумайте над моим предложением. Нянька сможет вовремя будить вас на работу. Наталья Степановна была высокой молодой и красивой женщиной, бизнес-леди. Она одевалась в бутиках. Ездила она на иномарке красного цвета с тонированными стеклами и постоянно зажженными фарами, даже днем. Наталья Степановна Курдская была современной и недоступной для Шатохина женщиной. Шатохин иногда представлял себя мужем такой львицы, но всякий раз его хватала за горло жгучая оторопь. Он задыхался от волнения и бормотал противоречия: - Этого больше не повторится, - говорил он. - Я работал всю ночь. И проспал. Будильник сломался. Курдская взяла Шатохина за руку и он, смущаясь и краснея, последовал за ней через всю лабораторию к своему рабочему месту. В лаборатории образовалась невыносимая тишина. Почти все сотрудники оторвались от своих дел и принялись изучать данный феномен. - Скажите мне, Сашенька, - говорила Курдская, - что на этот раз приключилось? Может, вы новый закон открыли в ванной? Хватит, слышите, хватит опаздывать на работу. - Наталья Степановна, - оправдывался Шатохин, - будильник… вот я и проспал… Он хотел что-то еще сказать, но стыд взял верх над вялым характером и вранье превратилось в красную вспышку на его щеках. Будильник, заведенный на семь часов, все еще лежал в гардеробе под стопкой рубашек; звона его услышать было нельзя. Шатохин туда его спрятал вчера перед инъекцией. И телефон он тоже отключил. Самое главное не забыть вытащить будильник и включить телефон. Наталья Степановна стыдила его при всех: - Эх, Шатохин, Шатохин, хоть бы врать, как следует научились, – говорила она. – Ну, ладно-ладно. Не раскисайте Александр Викторович. Работайте. Шатохин сел на рабочее место, расстегнул верхнюю пуговицу халата и, благодаря Бога за то, что кончилась эта моральная агрессия, с облегчением вздохнул так, чтобы не было слышно: - Вот черт… – но опомнился, и продолжать не стал. Шатохин начал рассчитывать изменения графиков, отображающих поведение лабораторных крыс. На крысах-наркоманах испытывали все новые медицинские препараты, которые впоследствии применялись в наркологии. В мозг каждой крысе вживлялись сенсоры, которые считывали информацию о состоянии крысы. Сенсоры передавали информацию в компьютер для анализа. Потом крыс обучали давить на клавиши, которые запускали ультразвуковые шприцы с героином, кокаином или любым другим наркотиком. Уколы были безболезненными. Ультразвуковая волна через кожу крысы вгоняла дозу наркотика и крыса тащилась. Крысам приходилось самостоятельно выбирать – то ли пищу кушать, то ли кайф ловить. Как правило, крысы выбирали второе. Иногда они умирали с голоду. Им нужен был только кайф. После того, как крыса окончательно привыкнет к наркотику и уже не сможет без него жить, на ней начинали пробовать нейролептики, транквилизаторы, наркотические анальгетики и все остальное, что подвергалось апробации. Если с их помощью крыса после отмены героина проходит абстинентный синдром безболезненно, то испытуемый препарат переходит в фазу доклинических испытаний, то есть новеньким препаратом накачивали бомжей или спортсменом. Cоглашались они с радостью, особенно бомжи. За деньки, конечно. Но в эту сферу Шатохин не вхож. Он работает в лаборатории с крысами. Имен крысам давать было не положено. Виноват общественный гуманизм и личные чувства. Если крысе дать имя, то крыса автоматически примыкает к человеческому обществу. А вдруг из людей к ней привяжется кто-нибудь, как к собаке или к лошади. Надо признаться, крысы здесь долго не задерживаются. Поэтому крысам присваивали номера. Шатохин наблюдал за крысой № 13. - Черт возьми! – воскликнул он. – Крыса номер тринадцать! Сатанизм какой-то. Свой эликсир он решил испробовать именно на этой крысе, но, вспомнив, что оставил его дома, расстроился и вышел в курилку. Там он поймал себя на мысли, что прежде чем испытывать галлюциноген на себе, нужно было провести испытание на крысах. Вот так всегда. Все не как у людей. - А если бы я умер, - вслух произнес он. – Я глупец! За окном валил густой снег, и он, предвкушая оттепель, налипал на деревья, превращая мир в звуконепроницаемый каприз природы. Шатохин нервно выдыхал струю за струей сигаретный дым и барабанил пальцами по стеклу. Что там с Андреем, думал он, где он теперь? Саша решил продолжать эксперимент. И все, потому что он полюбил Суок. Прямо как у Петрарки и Лауры. - Черт с ним, - думал он вслух, - на крысе испробую завтра. Я же не умер от первой инъекции. Значит, и от второй не умру. Вечером после работы он зашел к родителям. Они жили на третьем этаже новостройки в спальном районе. В родительском доме за игрою в преферанс Шатохин и его отец раздавили бутылку сухого вина. В карты не доиграли. Это было что-то вроде ритуала. В следующий раз доиграют, когда Саша зайдет на следующей неделе. Мама собрала в сумку каких-то продуктов, ибо сын был не способный к покупкам. Картошку если он и покупал на рынке, то обязательно порченную и втридорога. Соленые огурцы почему-то оказывались кислыми, а квашеная капуста горькой. Доверять Шатохину было опасно. Вернувшись к себе, он обнаружил в сумке помимо продуктов грамотно поглаженную рубашку. - Славненько! – воскликнул он и положил ее в гардероб, увеличив, таким образом, гору белья над будильником. Вечером он повторил эксперимент – произвел инъекцию. Он хотел в своих галлюцинациях отыскать Суок и сказать ей о своей любви. Это была единственная девушка, которая не пугала его. С Шатохиным это случилось впервые - так по-настоящему втюриться. Любовь, черт возьми, хороший доктор. Суок была где-то рядом. Нужно только дозу правильную подобрать. И уколоться поскорее. Выбрав из флакона в инсулиновый шприц пол куба своего психотропного зелья, он задумался на предмет существования миров творимых психикой галлюцинирующего шизофреника. И в самом деле, ведь делали же фотоснимки галлюцинаций. В темном кабинете на лоб человеку, страдающему галлюцинациями, врачи накладывали не засвеченную фотобумагу и держали ее какое-то время. После этого бумагу проявляли и фиксировали, сушили и смотрели. Снимки получались размытыми, но все же получались. Объяснить сей феномен могли только парапсихологи, они говорили, что снимки получаются только благодаря огромной психической энергии больного. Некоторые отделы мозга вдруг начинают доминировать, угнетая другие, что в свою очередь приводит к необъяснимым явлениям, таким как проявление на фотобумаге видений шизофреника, гипноз, телекинез, левитация и тд. …впрочем, пора бы уже и уколоться. Шатохин резиновым жгутом перетянул себе вену. Проткнул ее тонкой иглой, взял контроль и ввел себе препарат. После этого он приложил к месту инъекции стерильную вату и откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал прислушиваться к ощущениям. По телу прокатилась волна теплого отчуждения. Внеземной покой… Размякшие мысли, как вареный крахмал, просачивались между пальцев обостренного восприятия. Потом вдруг мысли становились блеклыми и терялись и забывались бесследно. Но стоило крепко сжать в кулаке восприятия зыбкую мысль, как вдруг она становилась плотной, твердой, цветной и видимой. С появлением зрительного образа субъективные ощущения исчезали и забывались вовсе. Все забывалось. А та единственная, неповторимая мысль уже и не мысль совсем, даже не образ цветной, а объемный, пронзительный сюжет, эпизод какой-то неясной пьесы, где позволено играть сразу все роли, вживаясь в образы героев. И голос диктора за кадром вещает непрерывно: там, где из бесконечных озер рождается река, стоит город. Западную и восточную части города соединяет большой каменный мост. Мост этот велик настолько, что ему подстать только крупные города и большие реки. Но общего впечатления мост не портил, даже наоборот создавал определенный настрой: Мост – Достояние Человечества, Артефакт Истории, Памятник Великой Глупости. Мост так и называется – Мост Великой Глупости. Начало осени выдалось как обычно ветреным и дождливым. Вот уже целую неделю серое ненастье чередой мутных дней оплетает сырые улицы. Но дождя, который случился сегодня, не помнят даже старожилы. Ручей превратился в ревущий поток. Вот тут и начинаешь сомневаться - а есть ли глупость великая? Слава богам, надо сказать, что ливень был не долгим. Через два часа он закончился. Однако бед натворил он не мало. По улицам, словно по судоходным каналам плыли доски, мусор и все остальное, что попадалось под холодную руку повелителя омутов и болот. Дождь из последних сил шуршал по листьям. Мрачная картина. Скучная. И если даже вам посчастливится встретить случайного прохожего, а ко всему еще и заговорить с ним, то получить исчерпывающий ответ на вопрос о названии города вам все равно не удастся. Спросите об этом кузнеца, и он скажет вам, что город называется - Город Дождей. А если вы спросите у булочницы, которая каждое утро стоит со своим лотком у ратуши, то она скажет вам, что у города есть только одно имя – Бабочка. Кто называет его – Затерянный В Болотах, кто вообще предпочитает ограничиваться просто ГОРОДОМ. Мал он настолько, что на картах его не обозначают, а далек он так, что приезжих людей здесь встретить можно не часто. Со стороны болота показался до нитки промокший и уставший до темноты в глазах странник. Он потерял равновесие и упал у калитки ведущей в яблоневый сад господина судьи. К судье торопилась молодая служанка. Она шла по извилистой тропинке. Это более короткий и сухой путь. Булыжная мостовая имела подмоченную репутацию. Настя спешно шла по тропе. И вдруг ее глазки выхватили из пейзажа осени силуэт лежащего человека. От неожиданности девушка выронила зонт. - Эй, что с вами? – с почтенного расстояния крикнула она. Ответа не последовало. Видя, что человек не отвечает ей и не угрожает, Настя подошла ближе. Совсем уже осмелев, она присела рядом на корточки и откинула капюшон с головы незнакомца. - Э-эй, - шепнула она. – Сударь, вы живы? - О, да, барышня. Жив, как видите. - Ах. – Вскрикнула Настя. Испуганная, она сломя голову бросилась в дом судьи. Дверь с черного хода была закрыта. И ей пришлось обегать весь дом, чтобы спустя примерно минуту лакей у парадного входа задал единственный знакомый ему вопрос. Настя ему сразу ответила: - Конечно же, я к господину судье. Позовите его скорее. У меня письмо от госпожи Дюссельдорф. А спустя несколько минут, со второго этажа в чинном спокойствии начал спускаться судья. Звали его Огюст Эттерен. - Что у вас там? – спросил он. – Давайте скорее. Ну, живее, живее. Разве вы не видите, юноша, я занят. - Я девушка, - присев, робко отозвалась Настя. - Шевелись, шевелись юноша, - не унимался судья. Настя двинулась, было навстречу, но судья вдруг как заорет: - Стой. Стой, где стоишь. Настя замерла, как вкопанная. - Вы юноша разве не видите, что здесь ковры. Я сам подойду. Судья достаточно упитанный, чтобы казаться важным, но не слишком толстый, чтобы задыхаться от прогулок по парку, подошел к Насте. – Давайте, - глядя на нее в упор, протянул он свою пухлую руку. – Давайте письмо. Получив письмо, судья тот час распечатал его. - Это, конечно, не мое дело, - словно оправдываясь, проговорила Настя, - но, у калитки возле сада лежит какой-то человек. - Что? – возмутился судья. – И ты чертова плутовка молчала!? А вдруг это конокрад или убийца. Скорее! - Вскричал судья и бросился к столику, на котором лежал колокольчик для вызова прислуги. Но столь жалкого писка судье показалось недостаточно и он, отпихнув лакея, ринулся к большому дверному колоколу. При этом он кричал сонным курицам: - Эй вы… сонные курицы, все сюда. Он кричал и с каждой секундой принимал образ старого вояки. Но в армии ему служить не приходилось. - Где ваша выправка, - говорил он, важно расхаживая перед слугами. – Где ваша дисциплина, я спрашиваю? Незнакомца ко мне! - Приказал он. Слуги бросились исполнять приказ. А судья в позе мечтателя замер напротив распахнутого шкафа. «Какую же треуголку мне выбрать»? - думал он, бегло окидывая внимательным взором дюжину судейских уборов для головы. Выбрав новенькую корону правосудия, он водрузил ее себе на голову. Посмотрелся в зеркало и, заложив руки за спину, встал в центре холла. - Ну, где же они? - проговорил он, так словно ему обязаны отвечать даже ветряные мельницы. Он вышел из дома, и остановился под козырьком на крыльце. На улице дождь. Судья вернулся в дом, надел калоши, взял зонт. Но только он спустился по ступеням к фонтану, между деревьев замелькали люди, а с их стороны послышались голоса. И вскоре слуги уже укладывали подозреваемого на одну из многочисленных лавок. Смутьян, а смутьян он был потому, как без имени оказался в этих местах, лежал на лавке и, не имея возможности рассказать, кто он и откуда, молчал. Он был без сознания. - Несите его в дом, - скомандовал судья. – Только снимите ради Бога с него эти ужасные ботинки. Незнакомца отнесли в пустующую комнату для прислуги, где он и пришел в себя. Настя напоила его куриным бульоном. - Где я? – оклемавшись, спросил незнакомец. - Вы, сударь, лучше скажите кто вы такой? Мы кстати обыскали вас и ничего существенного не нашли, – заявил судья. За дверью грохнулось, что-то на пол, потом поднялось и… - Нашел, нашел, - раздался лакейский фальцет. В следующую секунду на пороге появился и снова чуть не упал, глупый лакей с постной улыбкой на обиженном фейсе. Он размахивал перед носом судьи деревянной дудочкой и продолжал вопить: - Нашел, нашел. В плаще лежало. Судья выхватил инструмент из рук лакея и рявкнул: - МОЛЧАТЬ. А вот и улика, - с достоинством великого сыщика заметил он. – Что вы скажите в свое оправдание? - О, да это же просто музыкальная безделица, - устало проговорил незнакомец. - И все же, как ваше имя? - настаивал Эттермен. - Да, - вмешалась Настя, - как вас зовут? Судья грозно посмотрел на нее, от чего девица хихикнула и потупила взор. Судья вернулся к прерванному разговору. - Так как вы говорите, имя-то ваше? – переспросил он. - Я еще не говорил... - Вы посмотрите на него. И все же. Я настаиваю. - Меня зовут Нильс. - Имя не здешнее, не нашенское, - заметил судья. – Откуда вы? - Родился в Германии. - Как вы оказались в этих местах? - Я путешественник. Странствую по свету, – ответил Нильс и закрыл глаза. Потом снова открыл их и продолжил устало говорить: - Прошу прощения, но я слишком слаб. Позвольте воспользоваться вашим гостеприимством и немного отдохнуть. А, после, если хотите, я расскажу вам все, о чем попросите. Судья согласился и распорядился перевести гостя в более удобную комнату, потому как смекнул, что гость образован и может даже, богат. Сам же он удалился в свой кабинет читать письмо госпожи Дюссельдорф. «Уважаемый господин Эттермен. Пишу вам в связи с одной весьма деликатной проблемой. Дело в том, что, как вам хорошо известно, мой муж – ныне покойный супруг генерал Дюссельдорф, оставил мне небольшое состояние…». – Судья перестал читать и состроил гримасу, с которой, наверное, гнусная зависть, занимаясь лизоблюдством, делает вид, будто ей это всласть. – Вранье, - рявкнул он. - Денег зажала, стерва. И продолжил читать. «Прослышав про сию трагедию, в наш тихий городок, за долей наследства собирается приехать его племянник. Но вы же прекрасно понимаете, что денег не так много, чтобы их можно было делить. Уберите с дороги этого наглеца. А я в свою очередь щедро вас отблагодарю. Сообщаю вам имя племянника. Его зовут Нильс». Стоящий на вершине холма Дюссельдорф-замок скрывал свои башни в низких тучах. От этого он казался олицетворением всего самого древнего и таинственного и еще богатого и знатного. - Не совпадение ли это?! - шепотом воскликнул судья. – Его зовут Нильс. Нужно действовать. Дождь снова полил как из ведра. А судья тем временем продолжал размышлять. И размышлял он так: - Пусть Нильс отдыхает, набирается сил. Мы продемонстрируем ему свое гостеприимство перед виселицей. Нужно только придумать повод, а уж правосудие проявит себя как положено. Госпожа Дюссельдорф села на кровать в своей спальне и достала из шкатулки маленькое зеркальце. Минуту она разглядывала морщинки, потом начала готовиться ко сну. А, приготовившись, она накрыла ночной горшок крышкой и задвинула его под кровать. Погасила свечи и легла, подоткнув одеяло под ноги. Дождь совсем прекратился. Стали видны редкие звезды. Все говорило о том, что завтрашний день будет солнечным. Так и вышло. День выдался солнечным. Настя помогала госпоже одеваться. - Значит, ты видела его? - спрашивала Настю вдова, когда та затягивала ей корсет. – Тяни туже. Туже тяни, - кряхтела госпожа. - Ну, и каков он? - Чахоточный, но привлекательный, - отвечала Настя, упираясь ногой в корсет и шнуруя его, чтобы животик госпожи не мешал дорогим платьям подчеркивать изящную ее фигуру. Настя застенчиво говорила: – У него зеленые глаза, он бывал в дальних странах, видел много чудес. Настя продолжала лепетать этот вздор, а госпожа покрывалась злобой. Генеральша широко раскрыв глаза смотрела на нее как на преступницу. Подбородок ее подрагивал, в горле клокотало напряжение несказанной фразы. Увидев выражение лица своей госпожи, Настя заткнулась. - Так ты мне платишь за доброту? - рычала вдова. - Да ты знаешь, глупая девчонка, что он пришел, чтобы обокрасть меня. Кем ты станешь тогда? В таверне за ночлег и вино будешь ноги раздвигать? Дура. Не расстраивай меня. Ведь ты мне, как дочь. Продолжая мечтать о дальних странах, Настя достала из-под кровати горшок и отправилась его чистить. Гостю нужно понравится, думал судья. Чего доброго он обставит генеральшу. А мне все равно у кого деньги брать. А фаршированный фазан и уха из налима как нельзя, кстати будут. - И смотри у меня, - пригрозил он толстому повару. - Фазана подашь с белым соусом. - Будет исполнено, - ответил толстяк. А когда судья удалился, повар снял с молока сливки и начал их есть, высматривая через окно свою ненаглядную розовощекую доярку Глашу. Судья как опытный охотник решил уложить одним выстрелом сразу двух зайцев. А для этого ему необходимо понравиться Нильсу и не разочаровать генеральшу. Сидя вдвоем со своим гостем за богатым столом судья рассказывал о тяготах юридической стези, дабы вызвать в собеседнике участие. - А знаете ли вы, уважаемый, - говорил он, обсасывая устрицу, - как порой тяжело бывает выносить строгий приговор несмышленому воришке? Ведь он же не виноват, что судьбой ему положено быть бедным. Но правосудие есть правосудие. И ничего с этим поделать нельзя. Оно одинаково строго карает и знатных, и умирающих с голоду. По разумению судьи, знатный человек не может умирать с голоду, потому, что только финансовое благополучие делает человека знатным. Накрахмаленные салфетки, изысканные вина, нежное мясо фазана. Нильс сидел на стуле обтянутом дубленой кожей и, ковыряя вилкой, выискивал в мясе фазана чернослив. Не найдя оного, Нильс поинтересовался у гостеприимного хозяина, почему повар не положил чернослив в птицу. - И впрямь, - воскликнул судья, - чернослива-то нет. – Потом он командирским голосом крикнул: - Повара ко мне. Багровея от ярости, судья осушил бокал вина. Лакей бросился вон из комнаты, а спустя пол минуты на пороге появился и сам кулинар. - Изволили звать? - Ты по что черную сливу, этакий паразит не запек в птичке? Тебя кто вражий шпиён готовить учил? А? Повар опустил голову, его руки теребили снятый колпак. - Вот, - говорил судья, указывая на повара, - посмотрите на него. Ни стыда, ни совести. Небось, сожрал сливу сам. - Помилуйте батюшка, - падая на колени, взмолился толстяк. - Ведь не далее чем в прошлую пятницу вы приказали не подавать более чернослива в фазанах. Вы изволили сливку с утятиной кушать. - Так и есть, - пожал плечами судья. – Из головы вылетело. Ну, надо же!? Кстати, господин Нильс, хотел спросить вас. Я в прошлом году отправил своего сына учиться в Гамбург. Все ли спокойно в этом городе? - Да. В Гамбурге все спокойно, - отвечал ему Нильс. - Люди все так же едят и пьют, все так же влюбляются и рожают детей. Как и во все времена воруют и убивают. Да, господин судья в Гамбурге все спокойно. Солнце встает на востоке и садится на западе, осенью холодные ветра заставляют листву опадать, а весной теплое солнце сияет так, что вырастают цветы. Все по-прежнему, господин судья: знать правит, а чернь подчиняется. Думаю, не стоит вам переживать за сына, если конечно он не сторонник идей контр конформизма. А в остальном, господин судья, все спокойно. - Что вы говорите!? Значит, в Гамбурге назревает революция? - с тревогой в голосе уточнил судья. - Боюсь, что так. Но вы не волнуйтесь. Ведь человек, чей отец представитель власти, не пойдет против власти. Ваш сын это - ваш сын. Он умен, как и вы. - О, да, - заметил судья, вспоминая, как ссорился с сыном по поводу политических взглядов. – Мой сын сознательный человек. Я вижу, мне не о чем беспокоится. Судья посмотрел на лакея. Тот сразу потянулся к графину. Налил вина. Эттермен осушил бокал и молча уставился в окно. Тишина, повисшая в воздухе, позволила всем услышать, как за окном беснуется воронье. Солнце снова спряталось в тучи и мрачное дыхание осени с новой силой после недолгого отдыха навалилось на мир. Вдохновляя тоску на новый штурм непоколебимого превосходства, дождь грозил прямо с небес своим облачным кулаком. Судья сидел и смотрел в окно, обсасывая разговор с Нильсом. Повар, кряхтя, поднялся с коленей, и бесшумно цыплячьей походкой вышел из трапезной. Нильс взглядом проводил его до дверей и обратился к судье. - Не знаете ли вы, господин Эттермен, проживающую здесь некую госпожу Дюссельдорф? - Как не знать? Знаю. Ее замок виден со второго этажа. Вы тоже имеете честь знать эту прекрасную женщину? - Да, имею такую честь. Она бывшая жена моего покойного дяди генерала, кавалера ордена Святого Доминика. - Вот как!? - Воскликнул судья и поднялся со своего места. - То-то я и смотрю, что вы образованный человек. Я сразу признал в вас представителя элитарного общества. Но я не знал, что у многоуважаемого господина генерала есть родственники. Но, я рад, я безмерно рад принимать у себя в доме племянника этого замечательного человека. Знаете-ка что, господин Нильс, а не будите ли вы, так любезны, рассказать поподробнее о взглядах контр конформистов. Очень, знаете ли, интересно, что творится в мире, особенно если ваш сын в центре событий. - Охотно, но рассказать смогу лишь то, что видел сам. Рассказы, пересказанные с рассказов, зачастую коверкают смысл, и ложное положение вещей начинает восприниматься, как истинное. Мне бы не хотелось вводить вас в заблуждение и поэтому я расскажу о себе. Я тогда был студентом и учился там же, где сейчас учится ваш сын. Как и все молодые люди, я любил веселиться. Дядюшка был щедр и я не голодал как многие. Я пил вино, встречался с женщинами. Не подумайте превратно, помимо прочего я постигал науки. И как полагается я просто не смог остаться в стороне от общего настроения студентов, которое формировалось под давлением религиозных постулатов. Я обнаружил: мир не таков, каким кажется. Ко мне пришло озарение. И надо сказать, что во многом на это повлияли Гермес, Сократ, Пифагор, и маленький мальчик который ловил птиц, чтобы не умерла с голоду хромая кошка. Я шел по улице и смотрел на людей. Люди занимались своими делами. На паперти стояли калеки и собирали подаяние. Мимо ходили те, кто им подавал. И вот парадокс! Представляете? – Бог создал нищих и больных, богатых и здоровых, умных и дураков; и те и другие и третьи получили это за грехи. Не могу этого понять. Того же не могут понять еще несколько человек, которые сидят в квартире у Нильса и разговаривают. - Господа, господа позвольте, - вставая со стула, сказал Галилей. - Вы говорите такие вещи… На костре сожгут. Костер это ужасно. Ненавижу костры. - Успокойтесь вы, дружище Галилей, - сказал Нильс. - Мы, слава богу, не идиоты. - Вам легко говорить. А мне этот сон каждую ночь снится. – Не унимался Галилей. - Буд-то бы стою я перед Святым Судилищем, гордый и непреступный. А мне предлагают отказаться от своих взглядов. Я посылаю к чертям инквизиторов. А потом вижу огонь со всех сторон. Кричать не могу, задыхаюсь. И молю Господа, чтобы закончилось это скорее. Жуткий сон. Ненавижу костры. - Теперь придают анафеме, - сказал Нильс. – Костры упразднили. Отмена инквизиции - первый шаг. А я собираюсь идти долго. И нести идеи контр конформизма. - Контр конформизм? – переспросил тот, кто половину разговора стоял у окна - самый задиристый в этой компании человек - Джордано Бруно. – Звучит вызывающе. Мне это нравится. Решено! Создаем тайное общество контр конформистов. Если мне не изменяет память, то конформизм это - слепое принятие господствующих мнений. Ну, Нильс ты попал прямо в яблочко. Пошлем к чертям эти мнения. А костры… это не страшно. - Но больно, - возразил Галилей. - Мы будем бороться, – вскричал Нильс. – Бороться с человеческим неразумением, которое заставляет принимать сторону силы из страха, а не из убеждений. Я думаю, что первыми контр конформистами были христиане на заре христианства, а вернее, первым был сам Христос. Он бросил вызов правилам, которые заставляли верить в разных богов. В Зевса, Аполлона, да и вообще, пусть хоть в Ра или Вотана верили, лишь потому, что не знали, что можно верить в кого-то еще. Гонения контр конформистов на заре христианства заставляли действовать христиан скрытно. Они тайно встречались в Риме. Всем приверженцам новой веры внушалось, что их христианская вера истинна. Такая категоричность повлекла за собой ожесточенное неприятие иных, старых воззрений. Произошло это еще и потому, что умер учитель. Идеи учителей изменяются со временем. Как видите, контр конформизм христианства эволюционировал в инквизицию. Инквизиция дала понять, что христианство стало конформизмом. И в самом деле… если ты родился в Европе то считай что ты христианин по рождению. А если в Индии родился?… Или в Турции?… Конформизм затмил глаза иерархам церкви. Но мы возродим дух первых христиан, мы возродим идею Иисуса Христа. А значит, все идет, как хочет Бог. ________________________________________________________- - Мы не должны повторять ошибки своих учителей, - добавил Гегель, - иначе однажды на наш контр конформизм найдутся молодцы вроде нас. - Да, - разошелся Нильс, - да, да, да. Тысячу раз да. ДА с большей буквы. Мы не будем ограничиваться законами. И это пахнет анархией. - Хорошее слово. А, что оно означает? – спросил Штирнер. - Это слово, взятое с греческого. Опять греческий!!! И означает это слово - безвластие. Любым революциям предшествует анархия, это точно, как и то, что земля крутится вокруг солнца. Однако Космос это порядок. Порядок мы модернизируем в анархию. Наша анархия будет анархией мнений, а не действий. И закон будет один - пусть люди верят во что угодно. Но пусть их вера будет складываться из всех идей, из всех учений, всех времен и народов. - Ты говоришь о синтезе? - Да, назовем это, альтернативным синтезом мнений. - Мне нравится, - заявил Фейербах. - Анархический контр конформизм проявляет себя в альтернативном синтезе мнений. - Постойте-ка, альтернативный синтез это, что-то вроде суповой ложки, на другом конце которой находятся китайские палочки для еды? - вопрошающе заметил Кант. – Идею приема пищи объединяют два столовых аксессуара. Получается так? - Глубже смотри. Альтернативный синтез должен объединять причину, процесс и результат. Например, идея еды объединяет в единое поле все ложки, вилки, обеденный стол, дерево из которого строился стол, и даже разведение огня под поросенком, переваривание пищи, и, наконец, рождение вселенной. И не важно, если даже в карету будут запряжены собаки, а лошади будут лаять, важно лишь, то, что и парадокс и закономерность при помощи контр конформизма сольются в идее движения, будь то движение по мостовой или эволюция. Мы, и нищим, которые видят роскошь, но, завидуя, не прибывают в ней, и богатым, которым в рай попасть сложнее, чем верблюду пролезть через игольное ушко, должны выдать идею всех путей. Это же ясно. Ведь ясно же? - Это будет не просто, – заметил Коперник. – Нужен базис. Нужно иметь мощные аргументы, факты и силу. - И все это есть! – Вскричал Нильс. Он достал из-за пазухи деревянную дудочку. И сказал: – Дудочка имеет странную силу подчинять. Играя на ней, мой предок увел из какого-то города всех крыс. Потом, когда ему не заплатили за это, хотя и обещали, он увел из этого же города сто тридцать детей. Дети, слушая музыку, шли за ним. Они бесследно исчезли. Вернулось домой только два ребенка один, из которых был слеп, а другой безумен. Я думаю, что с помощью дудочки мы поведем людей за собой, как однажды повел детей мой предок. И думаю, что вернуться к прежнему мировоззрению смогут только слепцы или безумцы. Нильс рассказал это судье. Вот только про дудочку он умолчал. Судья откинулся на спинку стула. Он – закон и порядок – сидит и просчитывает каждый шаг. Деньги госпожи Дюссельдорф стали настолько близки, что уже слышался их веселый звон, а их блеск уже резал глаза до слез. Резь в глазах едва не вернула Шатохина в реальность. Он чуть было не вылетел из транса в тело младшего научного сотрудника. Сознание его раздвоилось. Он и Александром Шатохиным себя ощутил и Огюстом Эттерманом; в любой момент он мог выбрать полноценное восприятие любого из них. Сконцентрировав внимание на субъективных ощущениях судьи, он полностью осознал себя им. И сразу сказал: - Вы правы, Нильс. Все, что не делается - к лучшему. К лучшему – дождь. И солнце - к лучшему. А еще, к лучшему все остальное, как впрочем, и все, что не относится к этому весьма ограниченному - «остальное». Одним словом, однажды был день. И день этот был похож на другие. Но дело не в этом. Дело в том, что пол часа назад булочница вышла со своим лотком к ратуше, попрошайка Фергюсон под шафе уже сшибает милостыню на похмелку, а мясник горланит, что его барашки только отборный клевер трескают. Все идет своим чередом: Настя шнурует корсет госпожи, и выносит ночной горшок; конюх чистит конюшню; бездомная шафка рычит на старуху. Последний выдох бабьего лета надул, как воздушный шар кусочек этого мира. И дети пустились догонять неуловимое счастье. Нильс открыл настежь окно и выглянул на улицу. Господин листопад – печальный художник, полутонами летящих теней рисовал на острие восприятия калейдоскоп покоя, а его невеста – распрекрасная осень, смущаясь, ждала брачной ночи. Два облезлых кота принялись выяснять отношения под окном. Нильс вылил на них воду из кувшина. А потом…!!! Этого утра солнечный аромат… такой восхитительный, что хочется жить. Хочется дышать и дышать, этим ароматом пока не умрешь. Нильс дышал полной грудью, а глаза его смотрели в глубь этого мира. Почему-то у Нильса выступили слезы на глазах. Последнее время он стал слишком чувствительным. Шатохин напрягся, но глаз своих не открыл. Восприятие самого себя… как все это запутанно. Где же, черт возьми, я? Да и вообще пора бы уже подумать о завтраке. В дом пришло оживление - хлопали двери, слышались голоса. То и дело звенел колокольчик. Раздался стук в дверь. Нильс спросил: - Кто там? - Господин Нильс, - раздался голос слуги, - его превосходительство господин Огюст Эттермен просят вас присоединиться к нему и позавтракать. - Охотно присоединюсь. Я скоро буду. После легкого завтрака Нильс и достопочтенный судья отправились на встречу с графиней. У парадного входа в замок, где остановилась их карета, собрались многочисленные слуги. Туда же вышла и госпожа Дюссельдорф. - Господи! - Воскликнула вдова. - Рада видеть вас, Нильс. И вас уважаемый судья, рада видеть. Рада вам. Проходите же скорее в мой скромный дом. То, с какой радостью приняла она Нильса, было естественно, ведь родственники, а особенно если дело касается громких фамилий, всегда желанны, потому, как времена нынче тяжелые; родовые связи должны быть крепкими. Немало осад выдержали стены этого замка. А тайны умерших хозяев, чьи портреты висят теперь на стенах, внемлют сейчас беззвучному шороху мыслей. Все что попадалось Нильсу на глаза, говорило о древности. В окна хоть и были вставлены стекла, решетки, однако тоже были. И решетки эти, наверное, помнят рыцарские турниры, когда облаченные в тяжелые доспехи воины Христовы бились за веру и женщин. Замок давно не реконструировался. Единственное, что веяло духом нового времени - лестница, по которой сейчас поднимался Нильс. Ступени, по крайней мере, не скрипели под его ногами. А это уже явный признак недавнего почина. Отсюда легко сделать вывод - тайн под лестницей не осталось. А ведь именно тайны больше всего волновали Нильса. Где-то в самых потаенных углах этого замка скрывается от человеческих глаз причина по которой Нильс приехал сюда. Тетушкины сундуки это не то. Нужна реликвия. Но вряд ли она будет на видном месте. Мертв дядя, и ничего с этим поделать нельзя. Зато можно найти, но это не просто, ибо дядя тоже искал. Не нашел. Какую тайну бережет тайник - загадка. Но ясно одно - денег там нет. Возможно, там философский камень - реликвия рода. Продать или распилить его значит потерять все. А может там книга каких-нибудь перемен. Хорошее дополнение к дудочке. - Будем реконструировать, - говорила вдова. – Пора выбираться из древности. Генерал ничего не хотел менять. Но это было его личным делом. Потолки украсим выразительной лепниной. Повесим большие люстры. Стены выкрасим в пастельные тона и завесим шелками. Слишком мрачно здесь. Пора выбираться из темной древности. А, вы как считаете? Проведем сюда электричество. Здесь будет светло и празднично! Приемы! Балы! - Мне нравится, как замок выглядит сейчас, - сказал Нильс. - Но противится прогрессу и моде, было бы глупо с моей стороны. Я охотно приму участие в разработке архитектурных проектов. Могу помочь и в дизайне. Разовьем здесь неоклассицизм. Добавим немного постмодернизма. Позаимствуем традиционные элементы у ацтеков. Перемешаем их с китайским мировоззрением. Или что-нибудь в этом роде. Тетины глаза заблестели, и она взяла дорогого племянника под руку. - Рада, - говорила она, - очень рада, что вы поддерживаете меня. Вместе мы, придумаем такое, такое… наш замок будет произведением искусств. - Это точно. Все складывалось как нельзя лучше. Судья – вершитель закона – во взглядах был на стороне Нильса. Тетя – хозяйка большей части наследства рада вскрывать полы и менять камины. Возможно, за одним из них прячется потайной ход. - Вам господин Нильс, относительно завещания полагается одна треть имущества покойного генерала, – сказал судья. – Вам необходимо поставить свою подпись. Однако бумаги находятся у архивариуса в сейфе. Я думаю, завтра мы займемся юридической стороной дела. - Хорошо господин судья, - согласился Нильс. - Самое разумное сделать это завтра, а сегодня, позвольте мне продолжить осмотр замка. Мне действительно очень приятно ходить по коридорам, которые видели моих предков. Нильс выяснил, что в подземелье никто не входил с того времени как умер граф. - Да, - сказала вдова. - Граф бывал там редко. Не дай Бог заблудиться там. Мне бы не хотелось отпускать вас одного. С вами пойдет Мартин. Пришел Мартин. Это был богатырского телосложения бородатый мужик с грустными покорными глазами. На руках у него бережно сидела собачка – маленькая такая, черная, с белым пятном на морде. - Он немой, - объяснила вдова, - но он знает подземелье. Собака помогает ему там. Он в вашем распоряжении. Только прошу вас, не задерживайтесь там надолго. Не нужно меня волновать. Там настоящий лабиринт. Граф пытался набросать карту, но на ней много белых пятен. – Вдова повернулась к Мартину и скрипнула в его сторону: - Что стоишь? Иди за картой и проводи господина. Мартин ушел, что-то бормоча себе под нос. Вскоре он вернулся. Собака была на веревке. За плечами у Мартина висел дорожный мешок, из которого торчало несколько факелов. На поясе висела связка ключей и большой охотничий нож. Что-то в Мартине было привлекательное, жалкое и послушное. Конденсат на стенах и свет факелов, эхо шагов и сопение пса пробуждали дремлющий мир лабиринта. - Ну, - сказал Нильс Мартину, - пошли к белым пятнам. Мартин открыл карту. Вся она была исчерчена линиями, какими-то знаками и буквами. Ближайшая неисследованная территория была прямо по курсу. - Ты знаешь, как спуститься ниже? - спросил Нильс. Мартин кивнул. - Тогда веди меня, - ткнув пальцем в центр карты, сказал Нильс, и пошел вперед, но Мартин остановил его, потянув за рукав. - Что? – обернулся Нильс. Немой указал в другой коридор. - Пошли туда. Тебе виднее, - согласился Нильс. Узкие коридоры сменялись широкими. Ступени, ведущие вверх, сменялись ступенями вниз. Развилки и залы сменялись тесными комнатами с решетками и цепями. Высокие арочные своды сменялись низкими плоскими потолками. Иногда Мартин открывал карту, смотрел в нее и снова продолжал путь. Было трудно сказать, сколько времени они шли. В замкнутом пространстве время течет иначе, чем на свободе. Здесь все ужимается, прессуется и меняется в качестве. Здесь свет имеет границы, а тьма безгранична. Здесь мысли кажутся проявлением чужого интеллекта, а восприятие здесь ограничивается пространством видимого. В какой-то момент Нильс оказался впереди Мартина. Нильс слышал его шаги и бряцание ключей, а когда обернулся, то увидел лишь темную пустоту. Ни Мартина, ни собаки. Нильс остановился. Потом окликнул Мартина. В ответ густым звоном в ушах рассмеялась подлая тишина. Потом несколько раз сверкнуло эхо. - Мартин, где ты? И эхо ответило: - Где ты? Где ты? Где ты? Проклятый немой бросил меня, мелькнуло в голове Нильса. Он начал прислушиваться к тишине. Факел уже догорал. Будь, что будет. Дорогу сам найду. Внезапно он услышал чьи-то крики. Надежда, что Мартин все-таки решил вернуться, шевельнулась в его душе мягким ощущением веры. Но, тут же он осознал, что немой бы не смог произнести и жалкого подобия членораздельных слов. Снизу, однако, куда вели ступени, доносились слова. И хотя разобрать их было нельзя, тем не менее, они оставались словами. Нильс начал спускаться. И с каждой пройденной ступенью голоса становились яснее. И с каждой ступенью хотелось все яростней жить. - Спаи нас Нильс, - кто-то кричал из тьмы. – Мы здесь. Выпусти нас. По спине пробежались мурашки. В душе заворочалась скорбь. Факел уже начал мигать, когда Нильс увидел стоящий у скользкой стены маленький ларец. Именно из него кто-то взывал о помощи. Все настойчивее и настойчивее молили его о свободе. - Выпусти нас. Спаси нас, Нильс, - стонали голоса. – Мы поможем тебе найти дорогу обратно. И столько было вложено в эти слова отчаянья, столько было в них голоса, крика, что Нильс приподнял крышку ларца. Коридор озарила слепящая вспышка. Глаза словно ошпарило кипятком. Шатохин прослезился. Слух начал улавливать звуки пиршества. Слышались тосты и веселый смех. Слышались разговоры. Играла музыка, и звенели кубки. Но все это было как в бреду. От боли в глазах кружилась голова. Нильс был как пьяный. Только потом мало-помалу боль начала стихать. Сквозь мутное волокно слезящихся глаз стали видны размытые образы. А пир тем временем продолжался. Рядом с ним кто-то сидел, обнимал его, как старого друга и говорил: - Ты спас нас. Нильс находился в небольшом, убранном по старине зале. В огромном камине горел огонь, жарился баран. На столах у стен танцевали полуобнаженные женщины. В центре, за столом, где сидел и сам Нильс, сидело несколько мужчин. Пили, ели, смеялись. Люди выглядели странно. У них были красивые светлые лица и ясные глаза. Их одежды явно не соответствовали нынешней моде аристократов, но и в прошлом так не одевались. Очень дорогие, но не щегольские костюмы подчеркивали элегантные и в то же время сильные тела странных людей. И было этих людей пятеро. - Давайте выпьем за нашего освободителя, - вставая с полным кубком, крикнул один из них. - За освободителя. - За Нильса, – согласились все остальные и тоже наполнили кубки. - За тебя, - глядя на Нильса, улыбнулся сосед, который только что обнимал его, как старого друга. – За тебя Нильс. Кубки со звоном встретились над столом. После этой церемонии их содержимое было выпито. Воцарилась тишина. Один из присутствующих в зале людей, мотнул головой в сторону танцовщиц, и вместо них на столах появились вазы с красными розами. - Я, наверное, умер, - прошептал Нильс. – Или мне это снится. - О, если бы это было так, - громко сказал сосед. – Но, ты жив. Ты не спишь. И ты с нами. А это, значит, будет весело. - И, кто же вы, если не секрет? Ангелы или бесы? Вы пришли меня покарать за идеи? - Нет. Нет и секрета в том, кто мы такие, – говорил сосед. Остальные налили, выпили и снова налили. А сосед обнял Нильса, и сказал: - Слышал про ящик Пандоры? Наверное, слышал. Мы двоюродные братья тех, кого она выпустила. Это здорово Нильс. Ты нашел нас. О, да ты скис, - заявил сосед, протягивая кубок с вином. Нильс осушил его, поставил на стол. Закрыл глаза, прислушался, как по венам растекается вино. Открыл он глаза, когда хмель вскружил голову. Полегчало. Но не на долго. Сосед продолжил прерванный разговор: - В отличие от братьев вышедших на волю раньше нас, мы можем говорить. А наши имена тебе ничего не скажут, по крайней мере, прямо сейчас. Я, к примеру, могу называться «технология безумства». Или, к примеру «талант в процессе творчества». Меня можно назвать по-разному, например «гениальное сумасшествие» или «сумасшедшая гениальность», что в сущности одно и тоже. Другого моего брата можно назвать «пост технократическое развитие духа». У нас много имен. У того вон, - указал он пальцем на демона, который превратил танцовщиц в розы, - имя - «тупик в развитии цивилизаций». Другого брата зовут «конец света» или «рождение сверхновой». Имя другого брата - «все сначала». И сейчас самое хорошее время для выхода на сцену. Эпоха возрождения! Что может быть лучше!? И знаешь еще, что: ты должен понять, у будущего есть несколько направлений. - Это не сложно понять, - согласился Нильс. Из-за стола поднялся человек, который превратил танцовщиц в розы и сказал: - Пора мне браться за дело. Пойду в мир. - Его имя «тупик в развитии цивилизаций», - заявил сосед. – Его можно назвать и «Будущее без прошлого». Будь спокоен, он сделает свое дело. Считай, что нашего времени для будущих поколений никогда не существовало. - Но мы есть, – возмутился Нильс. - Мы существуем! - И чем ты можешь это доказать? У тебя есть расписка господа Бога в том, что Нильс Дюссельдорф существует? - Я и есть его расписка. Весь я – от пальцев на ногах и до кончиков волос на голове, ни что иное, как расписка господа Бога. А еще, весь этот мир его расписка. Нильс оказался в глубоком замешательстве. Все увиденное им, было настолько реальным, а, услышанное естественным, что не возникало сомнений в действительности происходящего. Братья покидали залу, а это значит, что в мире происходят великие перемены. - А в чем заключается твоя миссия? – спросил Нильс. - Я создаю эпохи, - ответил сосед. - В моей власти создать эпоху возрождения или превратить ее в эпоху извращения. Талант всегда что-то творит или разрушает. Гениальность, граничащая с безумием, есть неиссякаемый источник открытий. А кто, по-твоему, однажды придумает лекарство от смерти? Врач заурядный что ли!? Чушь. Эпоха возрождения началась. И я ей помог. - Но ведь эпоха возрождения началась до твоего появления, - возмутился Нильс. - Ты забыл, что мой брат уже начал свою работу. А он, как ты понимаешь находится в дружеских отношениях со временем. Эпоха возрождения началась благодаря мне. Возьми любого философа, поэта, скульптора, художника или ученого. Все они мое детище. И даже идеи, которыми ты оперируешь, появились в твоей светлой голове только благодаря мне. Теперь твои друзья Джордано Бруно, Штирнер, или Гегель никогда не увидят тебя, они и знать забыли, что ты есть где-то. А Джордано Бруно вообще сожгли на костре. - Он не боялся костров. - Вот именно Сосед рассказал про остальных братьев. Он сказал, что Пост Технократическое Развитие Духа занимается переводом людей с идей материального благополучия на идеи духовного бессмертия. Однако сделать он это может только с помощью своего брата Рождение Сверхновой. А потом, когда человечество потеряет свою физическую оболочку и обретет новую не проявленною форму, действовать начнет Все Сначала. - Вот и все, - сказал Сумасшедшая Гениальность, - мне пора. Пойдем, я выведу тебя на поверхность. И после этих слов в голове Нильса что-то закружилось, а когда он пришел в себя то понял, глядя на звездное небо, что путешествие по лабиринту закончилось. Он достал свою деревянную дудочку и начал играть. Мелодия рождалась сама собой. Она всегда жила в сознании Нильса, но только теперь под впечатлением последних событий, Нильс дал ей волю. «И смогут вернуться к прежней жизни только слепцы и безумцы». Нильс лежал на крыше дома и играл. Мир слушал. Мысли где-то совсем далеко – в небытии, в другой цепи пространственно временных событий, в эпохе несуществующего возрождения. И вдруг Нильс услышал далекий шум. Поднявшись на ноги, он подошел на край плоской крыши и понял, что находится высоко над землей. А там, внизу по узким улицам ходили люди, носились машины. Их было очень много. Как на ладони лежал город. Небоскребы, заводы, и все, все, все, что нужно, важно. Телефон зазвонил внезапно, перепугав Нильса. Нильс казал в трубку: - Привет, родная. - Ты куда пропал? – тут же спросил женский голос. - На крыше я. - Опять играешь? Не надоело дурака валять? Иди домой. Тебе пришла электронная почта. - Сбрось на мобильный. «С прискорбием сообщаем, что ваш дядюшка генерал Дюссельдорф скончался. А посему просим вас приехать на похороны». «Правление ордена Святого Доминика». Нильс вдохнул полной грудью воздух большого города и увидел человека в строгом черном костюме. Человек медленно шел по краю крыши. - Хочешь узнать, что такое конец света? – спросил он. - Ты из ящика Пандоры? Тебя зовут Рождение Сверхновой? - Так меня зовут, - согласился демон. – Скоро должен пожаловать мой старший брат Все Сначала. Снова зазвонил телефон. Нильс достал его из кармана. - Говорите, - произнес он, глядя, как рождается сверхновая звезда. В небе разноцветными всполохами солнечный ветер рисовал библейский сюжет. – Кто это? – спросил Нильс. - Говорите. Из телефона летел женский голос, незнакомый Нильсу. Какие-то посторонние звуки слышались. Смех. Музыка. Разобрать невозможно. Потом далекое: - Эй. Эй. Вы меня слышите? Саша. Саша. Это Суок говорит. Помните меня? Мы виделись у аптекаря. Помогите мне. Нильс выронил трубку, и она полетела вниз, продолжая кричать: - Это Суок говорит. Помните меня? Где вы, Саша? Нильс смотрел на Рождение Сверхновой. Конец Света пришел. Но это нелепо. Столько света вокруг!? Глаза режет. Шатохин дернулся и открыл глаза. Их и впрямь режет. Глаза всякий раз режет, когда эликсир действует. Шатохин провел ладонями по лицу и зачесал назад взъерошенные волосы. Потянулся к портсигару. Достал сигарету. Закурил. Дешевый дым кислым облаком вырвался из груди. Шатохин дома. И только сейчас он заметил, что телефон его – синий, старый - и вправду звонит на тумбочке возле аквариума на двадцать литров. Действие препарата еще не кончилось, и поэтому спутанное сознание не могло в полной мере оценить обстановку. Шатохин схватил трубку. Поднес ее к уху. Все еще слышалось из нее, как Суок кричит ему: - Вы меня помните? Это Суок говорит. Ответьте мне. Алло. Алло. В сознании шарахнулся мимолетный образ падающего телефона: - Алло. Саша, вы меня слышите? Алло. Человек в черном костюме пожал плечами и сгорел в один миг. Рыбки. На полу валяется инсулиновый шприц. За спиной шумит компьютер. За окном свет фонарей играет в жмурки с крупными хлопьями снега. У книжной полки тлеющий светильник. Осознав себя в полной мере, Шатохин швырнул трубку на рычаги телефонного аппарата. Он обхватил голову руками и шепотом воскликнул: - Обалдеть можно!? Потом уже в пол голоса он говорил: - Ни ЛСД, ни мескалин, ни псилоцибин не дают таких эффектов. Воистину, я Колумб в психоделическом океане иллюзий. В этих галлюцинациях столько смысла! Столько колорита! Стоп. Стоп. Стоп. Здесь можно заказывать музыку!!! За гранью реальности он прожил еще, по меньшей мере, несколько дней. Что-то уж больно стройные эти галлюцинации получаются. Нужно кое-что выяснить. Какое сегодня число? А времени сколько? За один единственный час было пережито столько, что подумать страшно. Но нужно. В интернете он откопал информацию о Суок. Ему казалось, что имена, встречающиеся в галлюцинациях, не выдуманы им, а существуют уже давно в сказках, мифах или легендах. Так оно и вышло. Суок была персонажем повести Юрия Карловича Олеши – «Три толстяка». В этой повести доктор Гаспар заменил циркачкой по имени Суок, сломанную механическую куклу маленького принца Тутти. Суок некоторое время провела в образе куклы, развлекая всех своими механическими движениями, но затем она открылась наследнику и рассказала ему, что на самом деле она живая девочка. Про Нильса он тоже кое-что выяснил. Его волшебная дудочка, в самом деле, имеет законное место среди народных преданий средневековья. А самым неприятным здесь было вот что: Шатохин струсил перед лицом безумия. Он испугался. Ведь его же собственные галлюцинации ему уже и звонят сами по телефону и требуют помощи. Это невероятно. Как вообще можно подумать об этом? Не может Суок просто взять и позвонить, по той даже причине, что не было еще сотовых телефонов в те времена, когда жила она в своей сказке. Да и вообще, нет, и не было ее никогда, только в книге и в кино может быть. Да, да, что-то припоминается такое. Был такой фильм детский. Три толстяка – называется. И Шатохин решил воздержаться на время от экспериментов. Струсил. Всю следующую неделю он пробовал свой препарат на крысе. В тайне, конечно. Крыс снимали с героина при помощи нейролептика. Но вместо нейролептика имеющего рабочее название «эндогенатор», Шатохин наполнял шприц своим детищем, которому до сих пор не придумал название. Эликсир он и есть эликсир. Поведение крысы № 13 отличалось от поведения всех остальных крыс. И Шатохин начал побаиваться, что это заметит кто-нибудь. Павлов или Бехтерев, наверное, раздули бы из данного феномена новое направление в психофизиологии. Мне бы только лабораторию помощней раздобыть, и кабинет функциональной диагностики покруче, думал Шатохин. Но это ему не светит, по крайней мере сейчас. Крыса, находящаяся в ведении у Шатохина получала вместо запланированного эндогенатора эликсир путешествий. Вот кстати и название. Все данные эксперимента он фиксировал на компьютере под личным файлом «Шатохин + 1». Параллельно он вел и другую статистику, идентичную той, что ведут остальные статисты. Он воровал ее у соседей. Шатохин был поражен реакцией крысы на свой препарат. Плановое испытание нейролептика, конечно же, имело некоторый успех, но препарат Шатохина был выше всяких похвал. Однако в силу своей скромности он не решался поведать о таких результатах научному миру, и поэтому докторская диссертация была так же далека от него, как далек был Сириус от Египетских пирамид. Шатохин, как младший научный сотрудник вообще не имел права своевольничать, и тем более он не имел права ставить под угрозу срыва эксперимент. А ведь сейчас в лаборатории апробируется новая тема по заказу министерства здравоохранения. Ответственная работа. Приходя после работы домой, Шатохин ужинал бутербродами и квашеной капустой, выпивал неизменный бокал вина и нырял в интернет на поиски информации. В полночь, как правило, раздавался телефонный звонок и Шатошин летел сломя голову к тумбочке, садился на диван и, разглядывая коралловых рыбок, слушал голос Суок. - Алло. Алло, - кричала она. – Вы меня слышите? Саша. Саша. С вами говорит Суок. Шатохин кричал ей, что он ее слышит. А она продолжала свое: - Где вы, Саша? Почему так темно вокруг? Потом ее голос рвался как лазерный луч и таял как лед. Из трубки только доносились совсем неясные звуки. А потом слышались короткие гудки. Шатохин сидел на диване и разглядывал рыбок, синяя телефонная трубка в руке гнусавила коротко и надоедливо. Шатохин выдернул шнур из сети и ушел в кухню, пить вино и грустить. Такое случалось каждую ночь. Шатохин ждал с нетерпением следующего звонка. Поведение крысы не осталось без внимания. Однажды Шатохин понял, что крыса попала в поле зрения всей лаборатории. На вопросы сотрудников Шатохин отвечал смущаясь. Улыбаясь, он говорил не то, что должен. Он как всегда врал. И врал он довольно искусно, чего раньше делать не умел. Что-то в нем изменилось. Он говорил, что делал все по запланированной схеме, исправно вводил нейролептик и фиксировал реакцию на введение. А когда он представил профессуре института цифры и поведенческие диаграммы, то все увидели, что они схожи с данными, которые получили другие сотрудники лаборатории. Как не ломали себе головы кандидаты и профессора, как не пытались они выяснить причины побудившие крысу принимать пищу и не испытывать болевого синдрома после отмены героина; что только не придумывали, какие тесты не проводили: - бесполезно. Ничего у них не получалось. А ведь остальные крысы, миновали отмену героина не так легко, по крайней мере, пищу, они принимали нехотя, и по всему было видно, что они страдают. В своей двухкомнатной квартире Шатохин жил один. Частенько, правда, его одиночество нарушали полуночные тараканы. На кухне постоянно властвовал господин беспорядок: горы немытой посуды. В спальне царила инсталляция тревожных сновидений. Как-то выходя из квартиры, чтобы вынести мусор, он случайно захлопнул дверь на защелку. Ключи естественно остались в квартире. Для Шатохина это был настоящий удар. Хотя удивительного в своей рассеянности он ничего не видел. Погруженный в работу он отсекал все лишнее, что к работе не относится. И вообще… рассеянный гении это нормально. Холодный подъезд казался коммунальным монстром. Свинцовые отдающие болотом стены - настоящая библиотека для коллекционера бранных стишков. Потолочная копоть, лестничные плевки и окурки. В соседней квартире живут алкаши. Возле лифта и у стены обойма пустых бутылок. Окно заколочено фанерой. Здесь была драка, и кто-то выбил стекло. Менты приезжали. Даже забрали кого-то. Это было две недели назад. А стекло так и не вставили. Из мусоропровода воняет. Даже крышки там нет. Шатохин вытряхнул ведро, перевернул его вверх дном и сел как на трон. - Король дураков, - прыснул он сквозь зубы. Но потом он лояльно уже к себе относил: - Ну, и что будешь делать младший научный сотрудник? - спрашивал он. Аккуратно стыдил себя: – Стыдно быть таким скромным. Иди и позвони от соседей в ЖЭК или в службу спасения. Позвони. Позвони. Совсем уже готовый к такому ходу, он подошел к соседней квартире, но рука его дрогнула, приближаясь к звонку. - Болван, - выругался Шатохин. - Так и будешь всю жизнь скромным мальчишкой. Нужно купить мобильник. Аванс получу и сразу куплю. Пустое. Он снова сел на ведро и стал чего-то ждать – какой-нибудь незначительной случайности, которая поможет ему. Частенько ему удавалось ничего не делать и выходить сухим из воды. Вот и сейчас он решил просто ждать. Вдруг он услышал в чьи-то шаги: кто-то ходил в его квартире за закрытыми дверями. Он встал с ведра, подошел к двери и приложил ухо к замочной скважине. В квартире шумела вода. Звенела посуда. Шатохин поскреб, словно кот и вежливо спросил как школьник: - Кто там? Щелкнул замок. И все стихло. Дрожащей рукой Шатохин потянулся к дверной ручке. Сотни мыслей крутились в его голове. Сотни идей в сознании переплетались. Но Шатохин почему-то решил, что к нему залезли воры. - Воры. Ну, конечно же, воры. Шатохину вдруг захотелось убежать. Но вместо этого он открыл дверь, заглянул в квартиру и бегло осмотрел свое жилище. Никого. Потом он твердо шагнул в квартиру, но съежился, и мяукнул: - Здесь кто-нибудь есть? Но ответила ему лишь занавеска своим шорохом у открытой форточки. Облазив квартиру вдоль и поперек, и даже заглянув в стенной шкаф в туалете, он никого не обнаружив, сел в кабинете и закурил. Потом он вскочил как ошпаренный и ворвался в кухню. Улики присутствовали повсюду: на столе сияла мытая посуда, на плите в кастрюле закипала вода, шумел электрический чайник. Но, Шатохин-то знал, что он не включал чайника, не ставил воды, и не мыл посуду. - Кто здесь хозяйничал? – вполголоса проскулил он. - Кто-то же открыл мне дверь? Ничего вроде не пропало!? Но в следующий миг он уже голосил: - Ма-а-аразм сумасшедший. Внезапно он замолчал. Он взял из пепельницы еще тлеющую сигарету. - Черт побери, - равнодушно заявил он. – Черт побери, мою глупость. Не будет же грабитель впускать хозяина. Он снова грохнулся на стул и бесцельно уперся взглядом в небо. Из-за спины ему на глаза опустились чьи-то прохладные руки. Шатохин вздрогнул, резко обернулся, но увидел лишь тень, скользнувшую в спальню. Оттуда послышался женский смешок. Шатохин бросился за тенью. Но комната была пуста. - Доигрался, - прокомментировал он, – не хватало еще с ума сойти. Я не кололся уже несколько дней. Занеся в компьютер данные по этому инциденту, Шатохин вышел на улицу, чтобы развеяться. Все остается по старому, все на своих местах. Зима. Идет снег. Расценив последний феномен, как спонтанную галлюцинаторную реакцию мозга на внешний стимул, напоминающий о недавнем психоделическом опыте, Шатохин немного окреп духом. Главным действующим лицом в поднятии настроения была уверенность в собственной гениальности. Но один факт все же смущал его, и фактом этим была старшая сестра мистера паранойи - беспощадная шизофрения. Он начал чувствовать, что она, ущербная дочь Психеи, уже расправляет свои вольные крылья. Осталось только подождать, пока она научиться летать в бескрайнем пространстве сознания. Как ни старался Шатохин выдержать давление этих мыслей, все же они оказались сильней. Мысли загнали его на вершину психоза, и он готовый сорваться в ревущую пропасть безумия, увидел Суок. Уже не девица, она, вполне зрелая женщина, шла не спеша навстречу. - Постойте Суок, - крикнул он, и удержал ее за руку. - Мы знакомы? - Нас еще не представляли друг другу, но мы виделись в лавке у аптекаря, - чуть слышно проговорил Шатохин. – Помните, я попал под вашу карету. Женщина посмотрела на него, как на безумца и со словами: - Вам нужно лечиться, - поспешила уйти. - Ведь вы не Суок, - крикнул он вслед, надеясь, что это так. Или наоборот, надеясь, что это не так. Неважно. Важно лишь то, что она обернулась, улыбнулась и крикнула в ответ: - Это не мое имя. Меня зовут по-другому. После этой встречи Шатохин решил продолжить свои эксперименты. Уколоться еще. И встретить Суок за гранью реальности. Вдруг, что получится. Можно формулу изменить. И вообще… 10. Внезапно поток его мыслей оборвался. В кабинете у книжной полки разглядывая книги, стояла Суок. Шатохин уронил трубку на рычаги телефонного аппарата и почувствовал резь в глазах. Он проморгался. Скатилась слеза. - Добрый вечер, Саша, - проговорила Суок. - Ведь тебя именно так зовут? Черная ткань вечернего платья скрывала ее гибкое стройное тело. Правый разрез открывал ногу до бедра. Черная вуаль с блестками. Шляпка, мода на которых прошла со временами, когда мужчины стрелялись за честь дамы. В свете притушенного бра она стояла и смотрела сквозь сетку вуали, как подобает королеве в королевстве элегантности и красоты. Аромат ее духов кружил голову. Черные бархатные перчатки. Глубокое декольте. Бриллиантовое колье. Она, окруженная блистающим ореолом, села на край дивана, подняла вуаль и улыбнулась. Это была Суок – та Суок, которую видел Андрей. Но здесь она была чуть старше и бесконечно красивее. - Добрый вечер, Саша, - снова сказала она. Шатохин прошелся ладонями по двухдневной щетине и посмотрел на часы. Со времени инъекции прошло полчаса. Самое время для галлюцинаций. - Вы? – обронил Саша. - Да, - тихо ответила она. - Я. Не чувствуя прежней скромности, какую обычно испытывал в присутствии женщин, он немного стеснялся своего вида. Сейчас рядом с ней он, как и в прошлом, выглядел оборванцем. Драные тренировочные, футболка облитая кетчупом. - Извини, - проговорил он, доставая из коробки гаванскую сигару, - я не в форме сегодня. Потом он обнаружил, что вместо старых шмоток, белый расстегнутый смокинг элегантно на нем красуется на голое тело. Белые брюки, и черные ботинки без носок. Саша встал с шитого золотом дивана, подошел к стойке бара и позвонил в колокольчик. - Шампанское, бренди, джинн? – спросил он. Суок плавно поднялась со своего места и медленно направилась к нему. - Шампанское, - согласилась она. Подойдя к мраморной статуе Аполлона, она повторила: - Шампанское. Но только из твоих погребов. - Тысяча девятисотый год, - улыбнулся Шатохин. – Для этого шампанского виноград собирали в год, когда родилась моя прабабушка. В залу отворились двери и на пороге показались слуги. Все вокруг блестело роскошью дворцовых палат Екатерины Великой. - Завтра охота, - приказал он, - пусть готовятся ловчие. А сейчас я хочу слышать музыку. В залу прошел небольшой симфонический оркестр. - Играйте танго, - сказал Шатохтн и взял за руку Суок. – Потанцуем? - Я не умею. - Ну и что. Я тоже не умею. Но, все, что нам нужно это только захотеть. - Хорошо. Не ожидая, что музыка сама поведет их в танце, Шатохин первое время сдерживал свой порыв. Но, осознав, что противиться воле ритма бессмысленно, отдался во власть движений. Такого мастерства он не ожидал от себя. Он словно с раннего детства посещал танцевальную школу. Проснулся Шатохин неожиданно. Вместо дворцовых палат Екатерины Великой он увидел знакомый пейзаж: кучи разбросанного белья, полная пепельница окурков, на кухне гора немытой посуды. Все нормально, естественно, как всегда. Единственное, что ему напоминало о ночи, было сейчас на нем. Шатохин осмотрел себя с ног до головы и не поверил глазам. На нем все еще сиял белоснежный смокинг. - Вот черт, - выругался он. – Круто черт! Он несколько раз ударил себя по щекам, но смокинг не исчез. Тогда Шатохин приблизился к зеркалу и, разглядывая свои глаза, принялся размышлять о реальности. Решив убедиться в своей нормальности, он накинул на смокинг пуховик, надел зимние ботинки и шапку и отправился на работу. Совершенно невозможно объяснить удивление Шатохина, когда он понял, что вся лаборатория пялит на него глаза. По мере того, как он продвигался мимо сотрудников к своему рабочему месту, лаборатория погружалась в волнующее молчание. Откуда ни возьмись, с глазами человека, увидевшего доброе привидение появилась заместитель заведующего и завиляла хвостом, скорее перед смокингом, чем перед Шатохиным. - Александр Викторович, вы ли это?! – меняла она удивление на восторг. - Этот костюм вам, безусловно, сшили на заказ. - Можете не сомневаться. Портные Екатерины Великой постарались. Правда, мне долго пришлось объяснять им, как будут одеваться младшие научные сотрудники двадцать первого века. - Шутить изволите. - Нисколько-с. Напротив-с, - отвечал Шатохин. Шатохин больше не чувствовал себя мальчишкой. Все его существо стало другим. Он ликовал в глубине души и наслаждался этим. Не углубляясь в анализ происходящего, он сделал вывод, от которого засосало под ложечкой: – «Объекты, рожденные психикой, становятся реальными. Из галлюцинаций в реальность, можно перетаскивать вещи. Материализация образов, черт возьми. Образ превращается в вещество». Шатохин вспомнил Суок. Ему непреодолимо захотелось увидеться с ней еще раз и теперь по-настоящему. Но и сомнения терзали его. В этой ситуации его смущало вот что: если из мира грез в реальность может прийти Суок, значит, и кто-то другой может, а это уже было бы чересчур. Увидеть рядом с собой дракона или группировку лилипутов, будет не слишком полезно для здоровья. 11. «Ты всегда в ответе за тех, кого приручил». Экзюпери. На какое-то время Шатохин завязал колоться, но влечение к Суок, и, вообще, влечение к экспериментам заставило его взяться за шприц. Страх перед материализацией останавливал его - это было. Но однажды в курилке института случилось так: он решил продолжать. Останавливаться на достигнутом результате было не для него, и поэтому следующей фазой эксперимента была работа в группе. Специфика превращения образа в вещество, главным образом, волновала воспаленное воображение гения. А для непредвзятого анализа ему необходим был свидетель или лучше всего участник. Выбрал он лаборантку – девятнадцатилетнюю девушку, которая последнюю неделю проявляла к нему немалый интерес. Шатохин решил воспользоваться этим. Грачева копалась с пробирками. Шатохин подошел к ней со спины, с полминуты наблюдал за работой, потом выдохнул ей в затылок: - Бьюсь об заклад, что такая работа тебе осточертела, - заявил он. Она вздрогнула и обернулась: - Фу ты, напугал меня. - Я не специально, - улыбнулся он. – У меня есть к тебе дело. Я тут кое-что разработал и хочу с тобой поделиться соображениями. Будешь моей ассистенткой. Как тебе предложение на повышение? Ирочка улыбнулась и пощупала материал смокинга. - Ты меня поражаешь, - заявила она. - Значит, говоришь, костюмчик сшил портной Екатерины Великой? - Тише ты! - озираясь по сторонам, воскликнул он. - Это для всех остальных я так сказал. – Шатохин припал губами к мочке ее уха и зашептал: - На самом деле костюмчик мне сшили гейши. Представляешь, как с меня мерки снимали? - Да, что ты? - улыбнулась Грачева. - И как же они это делали? - Этого я тебе сейчас не могу сказать. Слишком много народу. Вечером в столовке за чашкой кофе я все расскажу, а потом, может даже, и покажу на моей загородной вилле. - Я буду очень внимательно слушать, и смотреть, - улыбаясь, и строя глазки говорила Ирочка. - Большей романтики, чем ужин в институтской столовке не придумать. Свечи там будут? - Будут. Значит договорились? - Да. Я согласна быть твоей ассистенткой. В конце рабочего дня они спустились в столовую, где к счастью сидело всего несколько студентов. Они наспех швыряли себе во рты гречневый продел и куриные ляжки, не забывая прихлебывать яблочным компотом, прозрачным и не сладким. На окнах висели занавески болотного цвета, под потолком – стандартный набор ламп дневного света, половина из которых была не защищена пластмассовыми плафонами. Одним словом это была обыкновенная столовая при обыкновенном институте. Столы были убраны клеенчатыми скатертями и крохотными вазами с искусственными цветами. Пахло жареной курицей и салатами. Можно было конечно сходить в другой корпус. Там поприличнее заведение есть. Но дорого. А здесь Шатохин принес два кофе и достал из внутреннего кармана фляжку коньяка, в которую заблаговременно добавил своего зелья. - Сдобрим коньячком? - предложил он. - Легко! Она кивнула. Шатохин плеснул своего эликсира в обе чашки. За окном уже вечер. На часах половина пятого. Они пили кофе и разговаривали ни о чем. Прошло уже минут десять, но Шатохин не замечал ни у себя, ни в поведении Ирочки ничего, что могло бы ему подсказать о том, что препарат начал действовать. - Ни как не могу взять в толк, - говорила Ирочка, - даже не знаю, как сказать. Ну, в общем, ты, как-то изменился. - Я надеюсь в лучшую сторону? - О, да. В лучшую. Так, что ты мне хотел рассказать? Или это был повод, чтобы выпить кофе с коньяком. - Или коньяк с кофе. - Это уже не важно. - Согласен. - Жарко здесь, - заметила Ира. – По-моему я простудилась. И глаза, что-то режет. Шатохин тоже почувствовал резь в глазах и понял - началось. Грачева, расправила плечи, коснулась пальцами своего виска и положила свою руку на руку Шатохина. Потом она резко отдернула ее и, удивленно глядя на его пальцы, проговорила: - Я раньше никогда не видела у тебя этого перстня. Шатохин взглянул на свою руку и тут же увидел перстень с огромным рубином. - Наследство. Бабушкино, – придумывая на ходу, говорил он. – Дорогая вещица. Шатохин предположил, что если он даст Ирочке намек на ресторан, то она должна его увидеть. - Я подумываю купить ресторанчик, - как бы, между прочим, заявил Шатохин. – Продам рубин и куплю. Хочу быть хозяином этого ресторана. - Хороший ресторан, - заметила Ира. Она как на пианино начала стучать тихонечко пальцами по столу. И бросала иногда короткие взгляды по сторонам, а в остальном… смотрела на Сашу. К нему подошла официантка. - Вы уже выбрали? – спросила она. Шатохин посмотрел на Иру. - Я не голодна, - сказала она. - Тогда шампанское, - объявил Шатохин. Грачева кивнула. За пультом занял свое место диск-жокей. Зеркальный шар рассыпал по стенам сотни пляшущих звезд. - Ты же не хотел идти в ресторан, - заметила Ира. - Планы поменялись. - Странно, но я не помню, как мы ушли из столовки. - Ну и, что, - улыбнулся Шатохин, - я тоже не помню. Ирочка продолжала стучать пальцами по столу, словно она и вправду сидит сейчас в консерватории и играет на пианино. Ее пальцы двигались столь изящно, со знанием дела, словно и вправду она училась когда-то играть. Ирочкино лицо воплощало верх сосредоточенного наслаждения. Творческий процесс поглотил ее до предела. Шатохин встал со стула и тут же услышал из-за спины чей-то шепот. Он обернулся. Строго за ним на заднем ряду сидел скромный очкарик в одеждах вельможи при дворе Людовика 14. Рядом с ним на соседнем месте гордо восседала престарелая графиня Дюссельдорф, затянутая своим корсетом до дурноты, и говорила: - Уфашаемый, не мешать мне слушать мюзик. Сядьте, пошалуйста, или удите. Шатохин сел на прежнее место и поправил белый шарф соседа слева, чтобы он не упал на пол. Сосед цинично поблагодарил Шатохина, и вытащил из бумажника пачку банкнот достоинством в тысячу рублей каждая. - Возьмите. Это за службу Шатохин как-то совсем бессознательно взял деньги и убрал их в деревянную шкатулку, которую Андрей получил от эльфа на берегу озера. Шатохин убрал шкатулку во внутренний карман своего смокинга и взглянул на сцену. На сцене за черным роялем Грачева сидела в роскошном платье и играла Бетховена. Аншлаг. Зал битком. Везде цветы. И тишина. Только музыка. По окончанию концерта Грачева встала, подошла к краю сцены и поклонилась. Зал взорвался бурей аплодисментов. Гномы со своих мест вскакивали с криками: - Браво. Браво, - и бросали на сцену маргаритки и гладиолусы. Самые отважные взбирались по лестнице на сцену и лично вручали цветы и украшения из золота и драгоценных камней. Грачева принимала дары и целовала каждого гнома в лоб как Белоснежка, от чего гномы краснели со стыда и улыбались от счастья. Колпаки этих гномов имели весьма внушительный вид - отороченные соболями, шитые золотыми нитками и инкрустированные бриллиантами и изумрудами. Шмотки от кутюр – клубный тусняк, золотые цепи и перстни. Какие-то знаки отличия, что-то вроде орденов из слоновой кости. Казалось в их сундуках столько золота храниться, что на него можно купить армию наемников, не особенно чувствуя удар по семейному кошельку. Лица у гномов были круглые бородатые и румяные. Ростом они были не более метра. Вели они себя раскованно и даже нагло, гнули пальцы, улыбались и в то же время смущались, но угрожали и даже очень внушительно. Гномы, которые уже получили законные поцелуи от примадонны, спускались с подмостков и шли к выходу через весь зал. Проходя мимо Шатохина, они скалились в его сторону и угрожали расправой: - Мы тебя замочим, алхимик сраный, - говорили они. Один гном даже нож вытащил какой-то невероятный, болезненно страшный, как полагается с кровостоком, зазубринами и кастетом. Стремная вещица. После того, как шампанское было выпито, концерт дослушан и пора уже было возвращаться к реальности, Саша решил сделать Ирине еще один подарок, не такой, чтобы очень дорогой, но все же подарок не дешевый. В ресторане при консерватории он взял из гардероба по Ирочкиному номерку шикарную шубу из горностая, и вместе они вышли через двери столовки во двор института. Грачева вначале отказывалась от шубы, но потом согласилась и даже не поинтересовалась, куда делась ее дубленка. Мечтая лишь о Суок, Шатохин сломал планы Грачевой на секс. Выйдя на проезжую дорогу, он сказал, что сейчас поймает ей такси, а сам отправится домой пешком. - Ты мне нравишься. – Сказала Грачева, забираясь в машину. - Давай завтра встретимся и обсудим в деталях, чем должна заниматься твоя ассистентка. - Заметано. Вечер. Зима. Снег. Шатохин шел по предновогодней Москве и размышлял о жизни. Скоро праздник. Начало нового года скоро. Следующий год будет удачным. Возведя очи к небу, Шатохин прошептал: - Господи помоги мне завершить эксперимент. В этот момент из-за поворота вылетела какая-то совсем раздолбанная машина и, набрав максимальные обороты, нацелилась прямо в Шатохина. При этом машина зацепила рекламный щит фото услуг, и наехала на голубей. Шатохин прижался к стене, нащупал дверную ручку, рванул ее, и скрылся в подъезде. За рулем сидел гном. Это похоже на вендетту. «Но гнома замочил не я, - думал Шатохин, - гном погиб по вине Андрея. Я в этой истории ни причем. Не хватало еще разбирать мне эти проблемы». Восстановив дыхание и эмоции, Шатохин выглянул из двери. Машины не было видно. Обычная суета для этого времени на улице. Везде полно народу. Все покупают подарки. Но, черт возьми… Эти гномы! Шатохин поплелся домой. Все залито разноцветным светом елочных гирлянд. Со всех сторон слышны взрывы петард. Фейерверки то там, то тут рисуют в ночном небе затейливые иероглифы. В толпе иногда мелькают колпаки, отороченные соболями. Слышится смех, и взрывы петард, и свист ракет, и музыка. Шатохин медленно шел домой, разгоняя опасные мысли на предмет уколоться, чтобы найти Суок. И вдруг правой ногой он провалился в колодец. Колено тут же наполнилось болью. Сердце на мгновение замерло, в глазах поплыли серые искры, и Шатохин застонал, выбираясь на дорогу. Мимо пробежал гном и злорадно хихикнул: - Это только начало. Шатохин лежал на спине и старался разогнуть ногу. Вокруг уже собралось не мало зевак. Всем было интересно. Вызывать милицию или скорую помощь? - Не нужно паники, - поднимаясь на ноги, возражал Саша. – С наступающим вас новым годом! - О, да он пьяный, - кто-то крикнул. - Конечно, - рассмеялся Шатохин, - какой же еще? С наступающим вас. И он похромал в сторону кафетерия, где можно было перевести дух, осмотреться, обогреться и пожалеть свое разбитое колено. Три человека у стойки тусуются, четверо сидят у окна и спорят, потягивая светлое пиво. По телевизору над головой бармена надрывается Леонтьев. Шатохин сел за свободный столик и открыл меню. Дороговато, черт побери. До зарплаты еще три дня. Но тут его осенило. Он достал шкатулку и вытащил из нее пачку тысяча рублевок. Не исчезли. Это хорошо. Он разложил их в руке, как карты, потом вытащил одну, при этом кивая и улыбаясь. - Что будите заказывать? – спросила официантка. - Коньяк и закусить, - буркнул Шатохин. Официантка ушла. Шатохин закурил. Думает. Пришла официантка с коньяком, икрой, хлебом, рыбным ассорти, лимоном, и шоколадом. Так же с подноса она взяла телефон и протянула Саше. - Я не знаю в чем дело, но мне позвонили по моему личному телефону и попросили вас. Кто это может быть? И почему именно мне позвонили? Будите говорить? Шатохин уставился на нее и шепотом спросил: - Кто это? - Женщина какая-то, - так же шепотом ответила официантка. - Спрашивает человека в белом смокинге. Ведь вы Александр Викторович? Шатохин кивнул. - Вот, - неуверенно протягивая трубку, сказала официантка. – Будите говорить!? Волнуясь, Шатохин взял телефон и приложил его к уху. Из трубки летели какие-то совсем неясные звуки. Работа отбойного молотка, пароходный гудок, стук колес, сирены, смех, далекий разговор на японском, шипение кастаньет. И, наконец: - Алло. Алло. Вы меня слышите? С вами говорит Суок. Где вы? Алло. Алло. Потом все обрывается: связь потеряна. Шатохин замирает и смотрит сквозь официантку. - Вам не хорошо, - спрашивает она. И Шатохин ей отвечает: - Все в порядке. Сколько я вам должен за звонок? - Уже оплачено. Спасибо. Она ушла. Шатохин остался сидеть, пить коньяк, курить и думать. Но мысли его были не склонны к работе. Они устроили забастовку и требуют допинга. Нужно уколоться, встретиться с гномами на их территории, в Андрейкиной сказке. Икара взять в помощь. Найти Суок. Изменить сказки и помочь Нильсу. Двести граммов коньяка вселили уверенности и Шатохин, исполненный отваги, вышел на улицу и быстро зашагал к дому. Повсюду мерещились неуловимые гномы. Их гадкие рожи скалились. Они словно ниндзя прыгали через свои головы, чтобы быстро спрятаться в мусорном контейнере или на крыше гаража. Они свешивались с подъездных козырьков, выглядывали из-за углов, скалились и кричали, что кара будет суровой. Один из них даже ковбойскую маску нацепил, чтобы его не смогли опознать. Потом появился рослый, почему-то в летнем в камуфляже. А один гном, совсем уже седой громадный старик в красном полушубке, с мешком за спиной вообще выскочил навстречу пьяный и веселый и пытался отравить, предлагая выпить за Новый Год. Медлить было нельзя. Шатохин схватил его за грудки, встряхнул, и, прижимая к стене, заорал: - Ты, сволочь. Сколько вас? Что вы хотите? Борода у старика сползла с подбородка, шапка с париком упала в снег, из мешка посыпались детские игрушки. Оторопевший дед мороз плевался кровью и орал, что ему выбили зуб. Крупнокалиберным взглядом со смещенным центром тяжести Шатохин расстреливал деда мороза, красную кровь на белом снегу, разноцветные игрушки, которые разбегаются и смеются: - Здравствуй дедушка мороз, борода из ваты. Ты подарки нам принес? Педераст горбатый. К Шатохину подошел щенок далматинец, сел на ботинок, почесал за ухом и принялся что-то насвистывать. Еще минуту Шатохин врубался, что к чему, а когда по истечении этого времени он поднял щенка, вдруг пришло просветление, и щенок совсем как старый приятель залаял: - Что стоишь? Беги, дурень. И Шатохин побежал. Он ломанулся через дворы подальше от этого места, а лучше всего домой. Мимо стремительно проносились дома и магазины, люди, как роботы, сновали бесцельно и незаметно. И только гномы таращились своими глазами с проезжей части. А потом уже слышались их крики и угрозы: - Мы тебя видим. Мы тебя слышим. Мы убьем тебя. Глаза как фары. Потом при близком их рассмотрении они вдруг и не гномами становились, а машинами обычными, автомобилями. Машины ехали осторожно по скользким дорогам, и поэтому пассажиров рассмотреть было не сложно. В кабине снегоуборочного комбайна сидел страшный гном. Он нацепил большую кроличью шапку и опустил уши, чтобы его не узнали. Но Шатохин его раскусил. Комбайн грохотал, скалился механическими челюстями и, выбрасывая с проезжей части грязный снег, метил точно в Шатохина. Гном упорно давил на сигнал, привлекая внимание остальных. Тут же из-за автобусной остановки вылетело маршрутное такси и остановилось. Там было полно народу. Таксистом был худой горец из Грузинской Мории. Диаспора гномов наехала по полной программе. Куда бежать!? Шатохин сунул щенка в карман. Все время, оборачиваясь по сторонам и приседая время от времени, он незаметно ускользал к автомобильной стоянке и злился вслух: - Родственничков собрали! Завалить хотите? Не выйдет. Шатохин отступал: Вычислили! Кто предатель? Пошел сильный снег. Поднялся ветер. Видимость сократилась до пяти метров. Такси засыпало. Верхушка комбайна проехала стороной. Не заметили. Отлично! Шатохин поднял воротник и присел возле бампера машины, чтобы осмотреться, не привлекая внимания. И как раз в тот момент, когда он достал игрушечного щенка, чтобы поговорить с ним, машина, возле которой он прятался, вдруг включила все фары и загудела, засвистела и заорала. Вычислили, гады. Обронив щенка, Шатохин бросился со всех ног через площадь в метро. Но чьи-то сильные руки подхватили его, и он взлетел. Сильный ветер и снег окончательно сбили его с толку. Уже не было видно каких либо признаков цивилизации, да что там цивилизации, земли не видно. Только ветер и снег и полет. И кто-то крепко держит его. Слышно, как бьются чьи-то крылья над головой. Холодно. Но отрезвляюще. Снег лезет в уши и нос. Нечем дышать. Прямо сугроб на роже. Потом вдруг кто-то приподнял его голову, и он увидел какую-то старушку и двух ребятишек с родителями. - Проснитесь, - стучал по щекам Шатохина отец ребятишек. – Эй. Сударь. Вы живы? - О, да - отозвался Шатохин и понял, что это он уже где-то слышал. - Где я? - В парке Горького, - ответил папаша. - Я замерз. Помогите мне подняться. Дети, закутанные как неваляшки, стояли возле матери и задавали вопросы: - Он что пьяный? - Да. Да, - отвечала мать. - Нужно помочь человеку. Шатохину помогли встать на ноги. Он отер красное от мороза лицо, нашел в сугробе шапку, вытряхнул из нее снег, надел на голову и извинился: - Не стоит беспокоится, дамы и господа, - громко заявил он. – С наступающим вас. Имея весьма потрепанный вид, и в то же время гордую осанку победителя, он, как ни в чем не бывало, отправился широкими шагами к центральным воротам на выход. «Что же это? - думал он. - Как такое может быть? Предположим, что из всего, что со мной произошло, лишь десятая часть имеет объективную оболочку. Предположим, что пара гномов все-таки просочилась сюда и теперь ищет меня. Но дракон-то…!? Это уже слишком. Кто же если не он перенес меня сюда!? Или вообще ничего не было. Просто вышел с Грачевой из столовки и отрубился в сугробе. Нужно ей позвонить». Шатохин медленно брел к дому. Такое бессознательное состояние, почти коллапс. Мутные какие-то предположения, прогнозы и, вообще… Может, больничный взять? Хорошая тема. Завтра же пойду в поликлинику. А потом до нового года махну в деревню к старшему брату. Он там пять лет живет безвылазно. Брата звали Артем. Он уехал в тверскую область жить в деревянном доме после свадьбы. У него есть красивая жена и двое детей - мальчик и девочка. Он хороший человек. Почему-то ударился в странную религию. Он вдруг начал себя относить к Гиперборейской цивилизации. Поэтому он и ушел в сторону древней культуры поближе к природе, идолопоклонничеству и вообще… Эта цивилизация Гиперборейская была якобы развитой до умопомрачения, в смысле – у них там все было. Чего именно у них было, Шатохин не знал. Брат не хотел говорить на эту тему. И вообще он стал замкнутым. Он даже матом перестал ругаться. Разводит теперь кур и пасет коров, выращивает картофель, ловит рыбу, охотится, держит пасеку, продает в Твери мед и мясо. Шатохину казалось, что Артем спятил. Они пять лет не виделись, только переписывались иногда, очень редко. По телефону не общались по причине отсутствия такового у Артема. Набросав кое-как самые необходимые вещи в большую спортивную сумку Шатохин утром вышел из дому и взял уверенный курс в сторону Твери. Купив билет на быструю электричку, он уже через три часа выходил на перрон Вышнего Волочка. Во внутреннем кармане его потертого пиджака прятался джентльменский набор со шприцами, стерильными марлевыми тампонами, резиновым шнуром, и, конечно же, с флаконом заветного эликсира. Смокинга Шатохин не взял с собой. Слишком яркая роскошь. Артем не поймет. Да и вообще Саша давно не виделся с ним. От Вышнего Волочка пришлось на автобусе ехать минут сорок. Потом минут пятнадцать на такси. И того у Шатохина на дорогу получилось четыре часа пятьсот сорок рублей. Но денег он не считал потому, как в шкатулке их было приличное количество. Такое с ним впервые. И деньги и любовь прямо навалились на него. Хутор Артема стоял на обрывистом берегу озера. Там был двух этажный бревенчатый дом и несколько хозяйственных построек: коровник, птичник, гараж, баня, склад. Хутор был окружен деревянным забором. Из печной трубы валил дым. Шатохин подошел к калитке, снял шапку и свистнул на манер птичника, который тормошит голубей в голубятне. Так он в детстве пугал голубей. Артем должен помнить этот пронзительный свист, имеющий колорит разбойничьего клича. Из-за калитки послышался грозный лай какой-то до одури крупной собаки. Потом этот лай на всех четырех лапах припустил с заднего двора прямиком к калитке. Толстые лохматые лапы, снабженные крепкими когтями, принялись рыть снег. Иногда под калиткой показывался черный собачий нос, принюхивающийся к гостю. Потом раздавался громкий слегка простуженный лай. И снова лапы… Шатохин на пару шагов отступил и снова свистнул. Потом крикнул: - Артем. Эй. Братан. Открывай. Семья на пороге. Со двора послышался голос Артема. Артем издали что-то крикнул Барсу. Барс послал к чертям команду хозяина и продолжил свою оборону: лаял и копал, нюхал воздух и снова лаял. - Кто там? - крикнул Артем. - Это я, братишка. Шурик. - Кто? - Кто-кто. Брат твой. - Ты что ли Шурик? - А то кто же!? - Погоди минуту. Я Барса на цепь посажу. Через минуту громыхнула задвижка на калитке, и перед Шатохиным предстал его старший брат. Это был крупный бородатый мужик в тулупе нараспашку и в валенках. Артем прищурился, окидывая взглядом своего младшего брата. Потом он расхохотался и заключил в крепкие объятия слабое тело Шурика. - Братишка! – кричал он, тиская Шурика, - Ты! Ну, обними меня покрепче. Сто лет не виделись. Заходи. Шатохин прошел во владения Артема. - Это все твоя земля? – удивляясь, спрашивал Саша. – Хорошо живешь. - Квартиру продал. И вот. Видишь, как устроился? Мне здесь нравится. У меня здесь целый гектар своей земли. Я хочу быть поближе к земле. Ну, что же ты. Пошли. Пошли в дом. Я тебя познакомлю с... – Он замялся, но потом уже как ни в чем небывало: - Жену-то мою ты уж видал на свадьбе. - А то как же, - кивнул Шурик. – Пять лет назад. - Да, - вздохнул Артем. – С тех пор мы с тобой не виделись. А жаль. - Но я же приехал сейчас. Расслабься. Артем покосился на Шурика и сказал ему: - Стой. Замри. Шатохин остановился и спросил: - Что? - Знаешь, что, - заявил Артем, - а ведь ты изменился. - Что ж из того? Все в этом мире меняется. - Да-а-а, - покачал головой Артем. – Время бежит. - О, да, - усмехнулся Шатохин. – Знал бы ты, как быстро оно бежит!? - Ладно-ладно, не умничай. Пошли уже в дом. А завтра баньку истопим. Зверобоя в термос заварим. А потом купаться в проруби будем. Заходи. Они прошли в бревенчатый дом, скроенный в стиле старорусской избы зажиточного купца из северной глубинки. Здесь было тепло и непривычно уютно без излишеств. Рыжая ковровая дорожка бежала из прихожей в большую комнату с огромной белой печью. Из-за угла выглянуло круглое личико мальчишки. - Ну, - громко сказал Артем своему сыну, - выходи разбойник. Твой дядя приехал. Мальчик, смущаясь, вышел из своего укрытия и подошел к отцу. Артем взял его на руки и сказал, чтобы он поздоровался с дядей Сашей. Малыш, все еще стесняясь гостя, прижался к щеке отца и отвернулся. Потом он застенчиво склонил голову и слегка повернулся в сторону Саши. Саша протянул ему свою руку и сказал: - Меня зовут дядя Саша. Шурик я. Мальчик снова спрятался на руках у отца, но отец перевернул его с таким умыслом, чтобы он не смог уклониться от рукопожатия. Малыш нехотя протянул свою ручку, и дядя Шурик тут же осторожно поймал ее, потряс, как взрослому и сказал: - Я твой дядя Саша. - Меня Русланом зовут, и мне пять лет, - робко ответил Малыш. - Будем знакомы, - согласился Саша. – Ты мне покажешь свои игрушки? - Ага, - кивнул Руслан. - Покажу. Жена Артема была упитанной в меру хозяйкой этого дома. Она одевалась в яркие вещи сшитые собственноручно. Волосы у нее длинные, русые. Глаза - серо-голубые, слегка раскосые. Лицо круглое, отрешенное и доброе - такое словно все ей понятно в этом мире и ясно. Говорила она нараспев. И улыбалась она красиво, легко и непринужденно при каждом удобном случае. Иногда она впадала в странное отчуждение - смотрела в окно или на свечи и молчала. А потом она вдруг говорила: - Как все-таки хорошо, что вы, Шурик, приехали к нам. В городе, поди, и воздуха-то не осталось совсем. Одни только газы выхлопные. А здесь у нас чистота экологическая. Рыбка ловится. - Все верно, - соглашался Шурик. - Верно. Я бы раньше приехал к вам. Да работы много было. И теперь я вырвался к вам сюда не без трудностей. Давайте не будем об этом. Лучше расскажите мне, как вы живете? - Живем. – Заметил напряженно Артем. – Как многие. Но не как все. Работаем. Шатохину не понравилось, как ответил Артем. Что-то в его голосе было надломлено. Артем все смотрел на часы, как будто ждал чего-то. Мария поглядывала на мужа, словно желая спросить: - Пора? Артем старался скрыть свое нетерпение. И действиями и словами он словно объяснял Марии, что мол - еще не пора, мол – подождем еще. Шатохину это совсем не понравилось, ибо чувствовал он какую-то тайную жизнь своего брата и его жены. Да и ребенок какой-то зашуганный, словно боится чего. Однако выпрашивать ответы по этому поводу Саша не стал. Все само откроется. Рано или поздно. Лучше конечно пораньше. И вообще… в кармане ждет своего часа эликсир путешествий. В конце концов, с его помощью можно будет распутать узлы этой замороченной семейки. «Что-то не нравится мне Артем и его жена, - думал Саша». - А кстати, - спохватился он, - у вас же еще дочка есть. Где она? Познакомиться хочу. Мария искоса взглянула на Артема. Артем поднялся из-за стола, имея в своих руках стакан медовухи и, сказал: - Она у бабушки. - Да, - согласилась Мария, - Настенька у бабушки гостит, на праздники уехала в Тверь. Артем осушил одним глотком стакан медовухи, отер бороду своей медвежьей лапой, и сел обратно за стол на лавку. Потом он неестественно рассмеялся и сказал, что скоро станет совсем темно, и что до темноты хотелось бы закончить с ужином. - И вообще, - буркнул он, - мы рано ложимся спать. Дел много по хозяйству. Ты городской житель и тебе не понять нашего уклада. Утром корову подоить нужно. Яиц куриных собрать. Снег почистить. Нужно рано вставать, чтобы все успевать. - Как скажешь, братишка, – согласился Саша. – Но завтра ты целый день посвятишь мне. А я помогу тебе по хозяйству, чем смогу. Ты мне расскажешь, как ты докатился до такой жизни. Идет!? - Заметано. А теперь… прошу прощения. Пора спать. Пойдем, я провожу тебя в комнату. Комнату Саше выделили на втором этаже рядом с комнатой, где уже спал маленький Руслан. Мария принесла постельное белье. И Шатохин остался один. Нужно ложиться спать. А может все-таки уколоться? Помниться с помощью эликсира можно смотреть сквозь предметы, видеть прошлое и вообще… Слишком много «вообще». Постой-ка!!! А если гномы вычислят? Жуть. Ладно – потом как-нибудь уколюсь. Завтра. После бани. В лесу. Оденусь только потеплее. Да ружье охотничье возьму. А теперь спать. Всю ночь Шатохину снились какие-то великаны, железнодорожные вокзалы, дети, блуждающие по лабиринтам. Какая-то музыка неспокойная ему грезилась с барабанами, флейтами и арфами. Хор что-то неясное издалека шумел. Громыхали снежные обвалы, звенели ручьи и пели птицы. А потом снова великаны блуждали по лабиринтам, дети малые в панике занимали очереди в железнодорожные кассы, и кто-то преследовал Шатохина – темная тень маленькой девочки. Она что-то кричала ему, надрывая горло. Иногда даже глаза ее были видны – белые как молоко. Шатохину не понравились сны. Артем толкнул его среди ночи. - Эй, Шурик. Пойдем со мной. – Сказал он. - Что случилось. Темно же еще. - Я тебе кое-что хочу показать. Только не шуми. Не разбуди Марию. Одевайся. Пошли. Тише ты. Ты все такой же рассеянный. Давай-давай. Поторапливайся. Нам нужно успеть вернуться до рассвета. Они вышли из дому в морозную ночь. Барс вилял хвостом. Снег хрустел под ногами. - Куда мы идем? - спросил Саша. - Я тебе потом расскажу. А сейчас помоги мне бесшумно вытолкать из гаража снегоход. Снегоход был доисторическим детищем Советского Союза. Было бы удивительно, если бы он работал. Но он был на ходу. Артем сказал, что недавно он поставил на него новые лыжи и мотор. Артем заправил полный бак. С большим трудом вытолкнув его за пределы хутора, вдвоем они спустили его кое-как на лед озера. Потом Артем сказал, чтобы Саша сел на заднее сидение, а сам он прыгнул за руль. Буран быстро скользил по снегу куда-то в сторону тайны какой-то. Шатохину было не по себе. Он думал, что Артем и вправду попал в секту каких-то Гиперборейцев. Кто такие Гиперборейцы Шатохин не знал толком. Поэтому и чувствовал себя напряженным. Да и гномы эти мстительные никак не выходили из головы. И Суок тоже. Минут через десять такой езды по льду озера они остановились возле чахлого домика. Окна в доме были наглухо заколочены. - Пошли, - сказал Артем. - Нет уж, - оборвал его Шурик. – Я требую объяснений. – Он заглянул ему в глаза: - Говори. Артем замялся, но потом он согласился и неуверенно сказал: - Ну, хорошо. Я тебе расскажу прямо сейчас кое-что, хотя нужно было бы подождать. Это ведь даже не моя тайна. Я совершенно случайно в нее попал. Но я не могу бросить жену. И поэтому я стараюсь изо всех сил. - Погоди, погоди, - остановил его Саша. – Ты мне очень неясно что-то говоришь такое лишенное смысла. Говори проще. Что случилось? - Настеньку украли. - Как это украли? - А вот так. Однажды мы проснулись, а Настеньки уже нет. Только записка детской кроватке лежала, - говорил Артем. Казалось, он изо всех сил держится, чтобы не заплакать. Его слова угрюмо ныли в морозной ночи. – Прочитав записку, Мария сказала, что в пропаже дочери виновата ее родня, - говорил Артем, отворяя дверь в перекошенный дом, который стоял, такой мрачный и немой, среди сугробов под соснами на берегу озера. Облака расползлись в разные стороны, обнажив стареющую луну. - Где это письмо? – спросил Саша, следуя за Артемом в дом. - У меня с собой. Я тебе сейчас его дам прочитать, только вот керосинку зажгу. Здесь еще где-то свечи должны быть. И вообще не хотел я говорить этого. Но, коли ты настоял… уж помоги мне. Ты башковитый парень. Девочку нужно спасти. - Давай все по порядку, - согласился Саша. Артем запалил лампу и еще пару свечей и передал младшему брату записку, а сам принялся разводить огонь в маленькой железной печке. Саша взял бумагу, на которой было напечатано: - «Пришло время вернуть то, что по праву принадлежит нам. Ты покинула нас. Но твоя дочь возместит нам твое отсутствие на церемонии. Мы вычеркнули тебя из списка благословенных. Не ищи нас. Мы убьем тебя, если ты попытаешься нам помешать. Про дочь свою Настеньку забудь, она теперь наша». Саша вернул записку Артему и сел на корточки поближе к огню, который уже трещал в печке. - Холодно. - Сейчас станет теплее. - Да. Хорошо бы еще кофейку выпить, - заметил Саша. – Мне нужно привести сознание в боевую готовность. Мозговая атака нужна при ясной голове. Спать охота. У тебя кофе здесь есть? - Посмотрим. Может и есть. Артем принялся рыться в кривом буфете. Он говорил при этом: - Мария с детства воспитывалась в большой семье, которая почитала древне русских и греческих богов – Сварога, Перуна, Аполлона... Я, правда, в толк не возьму, почему они рядом ставят этих богов. Почему вдруг Сварог примазался к Аполону. Не пойму. Они там готовятся к какому-то событию, что-то вроде перехода или возврата толи в прошлое, толи в будущее. Трудно сказать. Одним словом Мария была как бы это… ну, что-то вроде необходимого участника в церемонии. Она, правда и сама-то не очень хорошо понимает, что это за церемония такая. Ей многое не разрешалось, она жила как в тюрьме, пока однажды не встретилась со мной. Я ее выкрал. Я полюбил ее и просто не мог оставить в беде. Ты ведь помнишь, что свадьба у нас была тихая – только самые близкие родственники и то только с нашей стороны. А потом мы и вовсе решили сбежать с нею подальше. Но нас нашли. И вот теперь дочь украли. Артем достал из буфета несколько пакетиков чая и большой металлический чайник с отломанной ручкой. - Кофе нет, - сказал он. – Чаю хочешь? - Давай чаю. Ты мне еще что-нибудь расскажи. Где ты с ней познакомился? - Помнишь, я летал в Петропавловск Камчатский? - Ну. - Так вон там мы и встретились. Она на рынке стояла деревянных кукол продавала и вазы каменные – тонкой работы, надо сказать, были вазы. Я такого не видал раньше. Я остановился, чтобы сувенир какой посмотреть, ну и купить его. А продавщица хочу тебе сказать мне так в душу запала, что я пригласил ее вечером встретиться, выпить шампанского и вообще поговорить. Ты же видел, какая она у меня…. Она сначала отказывалась, но я не сдавался. Я и на следующий день пришел, потом и на другой. В конце концов, она шепнула мне на ухо, что не может без разрешения встречаться с мужчинами. Тут меня гнев обуял и гордость личная. Как это так? Что же у нас рабство что ли? Нет, - крутил Артем лохматой головой и сверкал глазами. - Я решил вмешаться. Ты же знаешь мою натуру. Ну, так вот. Я предложил ей бежать со мной. Она сначала боялась. Но потом согласилась. Она сказала, что больше сил у нее нет так жить. Ей хочется учиться, а вместо этого ей запрещают даже книги читать. Одним словом мы сбежали. Вот только неясно остается, как ее семейка нас вычислила. А ведь нашли они нас. Нашли. И дочь украли. Нужно ее вернуть. - Значит, мы ее вернем, - вывел безапелляционно Саша. – Вот только побольше бы знаний иметь. Что такое Гиперборейская цивилизация? Ты что-то писал в письмах, но я толком не въехал. Что ты можешь сказать? - Гиперборейцы это люди, жившие на земле когда-то очень давно. У них была своя цивилизация, от которой не осталось следов. Но Мария говорит, что это не так. Она говорит, что ее род – хранитель. Есть у ее семьи какие-то реликвии и пророчества. Я лично считаю, что это секта чистой воды. И верховодит там бабушка Марии, которая, кстати, и угрожает ей расправой, если Мария попытается вернуть дочь. - Вредная бабушка, - заметил младший. – Почему кстати эта вредная бабушка не пыталась вернуть Марию? - Может потому, что Мария лишилась девственности? - Складно получается. - Настенька-то моя... Я все отдам за нее. Моя дочка… ты бы видел, какие у нее глаза и слышал бы ты, как она смеется. Нужно ее вернуть. Эти сектанты чертовы могут жертвоприношениями заниматься. Ведь могут же? - Трудно сказать. Нужно заглянуть в интернет. – Сказал младший. - Слушай…. А зачем ты меня привез сюда? Мы бы могли поговорить, например, в бане или в гараже. Нас бы никто не услышал. - Здесь такая штука выходит, - как-то стеснительно проговорил Артем, - Хотя… Ладно… Давай сначала чая выпьем. А потом я тебе расскажу, и покажу. Здесь есть на что посмотреть. Тише. Молчи. Хотя нет. Это ветер. - Хорошо, - согласился Саша. Он совершенно перестал верить брату. Артем что-то скрывал, а видимые откровения его были слишком натянуты и вообще казались ложью какой-то совсем отвратительной, тем более что дело сие касается ребенка. Саша внутренне напрягся, стараясь оценивать ситуацию с позиции сыщика. И он решил напоить Артема эликсиром запредельных состояний. Посмотрим, что еще помимо дочери терзает Артема в данное время? Незаметно, когда Артем отвернулся, Саша плеснул ему и себе в чай эликсира, и как ни в чем не бывало, поинтересовался: - Ты бы хотел просто взять и посмотреть, откуда ноги растут в этой истории? В чем загвоздка? - Я как раз и хочу это выяснить. - Тогда давай выпьем чая, приведем сознание в боевую готовность. А потом решим как нам действовать дальше. - Давай сделаем это, - кивнул Артем. Саша закурил и принялся за чай. Артем осторожно сел на шаткую лавку и тоже начал осторожно, чтобы не обжечься глотать этот старый, пахнущий плесенью чай. Стало теплее в этом доме. Но чтобы его основательно протопить нужно, по меньшей мере, часов десять дрова кидать. Однако не так уж и холодно. Если даже спать завалиться, то замерзнуть окончательно, не придется. Да и резь вот уже появилась в глазах. Скоро появятся первые видения, которые во много или хотя бы отчасти обрисуют данную ситуацию с разных углов зрения. Артем угрюмый и лохматый, как леший выползший из своей берлоги, сидел на лавке и щурился, раскидывая по сторонам сонный взгляд. Пляшущий огонь клочьями света летел из печи, вяло дышал - призрачно и дымно. Свечи плавились. Керосинка – мутная от копоти – тлела, желая лишь поскорее погаснуть или лучше всего основательно наглотаться горючей смеси. В комнате трепещущий полумрак теневым калейдоскопом хаотично рисовал что-то неразборчивое и знакомое. Какие-то мысли совсем ватные и колючие безвольно рождались и вновь умирали, оставаясь невыразимыми и пустыми. Какие-то образы без деталей лишенные всякой объективной опоры рушились и вновь собирались как облака над горизонтом предполагаемого действия. Что-то будет. Саша почувствовал, как под ногами задрожал пол, словно где-то сейчас за тысячи километров отсюда землетрясение произошло или совсем неподалеку сошла лавина снежная и тяжелая. Потом вдруг раздался хлопок оглушительный прямо над головой, и Саша увидел дыру в потолке. Через образовавшееся отверстие синего цвета слышалось далекое пение – невидимый хор из тысячи человек. Похоже, что хор только разогревался перед запланированным выступлением. Артем сидел напротив Саши, в той же неизменной позе положив ногу на ногу. Он был недвижим и казался совсем нереальным. Внезапно он встал с лавки и зловещий, громадный, бородатый со взглядом царя подошел к Саше. - Где это мы? – спросил он, моргая часто и нервно. – Я не узнаю этого места. – Крутил он головой, не скрывая удивления и восторга. Саша встал напротив Артема и крикнул ему уверенно с надрывом: - Что ты видишь? - Дом вижу какой-то, - ответил Артем и отер глаза. - Какой дом? - Деревянный, большой, светлый. Вижу за окном море. Шторм. А за другим окном вижу цветы среди деревьев, дома большие и деревянные. После этих слов Саша увидел то же самое. В этом доме уже не было печки. И не ночь уже, а день, и даже не зима, а лето. За окном буря ломает белые корабли. А за другим окном видно, что ветра никакого нет, и цветы кругом, деревья, и дома деревянные. В потолке уже не было синей дыры, и никто не пел уже: хор молчал издалека. Саша схватил Артема за руку и вывел из дома. При этом он размышлял осторожно о предмете своего состояния на данный момент времени. Галлюцинации уже начались, но при этом он отдает себе личный отсчет относительно восприятия, и он понимает, что теперь зима в реальности. Однако же видится ему прямо сейчас лето красное и даже тепло при этом ощущается, а не холод. Внутривенное впрыскивание неминуемо бы зашвырнуло его сознание в бесконтрольные галлюцинации. Однако выпил он свой эликсир, а не укололся. И поэтому степень контроля, можно предположить, будет присутствовать здесь. Артему тяжелее сейчас приходится. Он вообще ничего не понимает сейчас. Это даже не плохо. Артем смотрел во все глаза и не верил им. Вокруг лето на тропическом острове. Потом этот остров вдруг уже не тропический вовсе, а обычный, привычный с березами и дубами. А небо все такое же синее. И солнце светит. - Что произошло? – спрашивает Артем. И Саша ему отвечает с таким умыслом, чтобы выяснить некоторые подробности: - Это, наверное, то, что ты мне хотел показать. Помнишь? Ты специально отвез меня на снегоходе подальше от хутора. - Но ведь этого быть не может. Мне Мария ничего не рассказывала о таком. - О чем она тебе не рассказывала? Ой, погоди-ка, - запутался Саша. Мысли его начали лопаться, как мыльные пузыри и вновь собираться, словно капельки или даже звездочки. - Я не правильно задал вопрос. Я хотел сказать, точнее, спросить хотел. О чем тебе Мария рассказывала? Зачем мы здесь? Артем напрягся, стараясь вспомнить что-то очень важное. Он прищурился и крикнул, но совсем не по-человечески как-то, а по-птичьи, словно он филин, какой или даже пеликан. Потом он и вовсе зашипел, словно змея. А вместе с тем его тело приняло форму медведя. Он стоял на четырех лапах напротив Саши, и крутил головой принюхиваясь, и высматривая кого-то. Перебор, - подумал Шатохин. – Круто, черт возьми, обернулась заморочка. Доза большая. Меньше наливать было нужно. Сосредоточиться бы. Мысли путаются. Что у нас там с Гиперборейцами? Так-так. Гипер. Гипер. Гиперчувствительность. Сверхчувствительность значит. Гипер, значит – сверх. Понятно. Теперь «борейцы». Борцы что ли? Нет. Даже смешно. А!!! Вот оно… Есть. Ветер такой есть – «Бора», называется. Норд-ост. На черном море он летает. Да-да. Там он и летает. Если так, то, что же получается – Гиперборейцы это у нас – сверх ветра?». - Ты болван, - рявкнул медведь. Саша уже и знать забыл о его существовании. А он вот – медведь, рядом, и даже разговаривает. - Что? – переспросил Шатохтн. – Не понял. - Не «сверх ветра», а «за ветром». Медведь казался опасным. Он был очень большим. Его пасть… О, господи… - Что ты говоришь? – отступая, спрашивал Шатохин. – Повтори. - Древние Греки были уверены в существовании Гиперборейской цивилизации. Греки думали, что Гиперборея – прекрасная страна - находится за ветрами. Если из Греции смотреть, то, как раз и выходит, что страна эта распрекрасная и есть наша Россия. Россия за ветрами находится. Ветер сильный черноморский дует. Он как бы отделяет Грецию, Элладу и все такое… от России, Европы – загадочной, благословенной земли. Поэтому-то и Сварожище – божество Росичей рядом пасется с греческим Аполлоном. Понял? Недотепа! Понял? - Вроде бы. Было очень странно слышать речь медведя. Он открывал свою пасть, его губы шевелились, когда он произносил слова. Мимика у него была столь выразительна, что подстать ему главные роли в театре. По всему было видно, что он не догадывался о существовании Артема. Медведь сидел по-собачьи и вещал: - Гиперборея в одной шеренге стоит с Атлантидой, исчезнувшие цивилизации. - А я-то здесь причем? – совсем уже запутался Саша. Он уже перестал себя контролировать. Лишь иногда невидимые проблески сознания адекватно шептали ему противоречия и поэтому личная безопасность начала превалировать над глупостью. Саша сказал: - Не кушай меня Миша, я тебе пригожусь. - Ты чё спятил? Вали отсюда. И Саша побежал. Он побежал через березовую рощу к небольшому озеру. Вода в озере была черной. Шатохин сел на пень, чтобы отдышаться. Обычный лес вокруг, только вот – зачем он здесь? На другом берегу на пне сидела Аленушка и грустила. - Ничего не понимаю, - растерянно произнес Шатохин. – Ничего не помню. Память отшибло. Как я здесь оказался? Нужно все вспомнить. Вспомнить все. Вспомнить все. Знакомая фенька, черт возьми. Марс. Арнольд. Вспомнить. Путаница какая-то. Опа! Это же галлюцинации. Точно!!! Эликсир путишествий… Шатохин зажмурился. Снова появилась резь в глазах. Он проморгался. Полегчало. Ну, и где вы, Гиперборейцы? Он вдруг догнал, что брательник его Артемка может навсегда остаться медведем. А это уже было бы слишком. И в самом деле, ведь смокинг-то не исчез. Что-то будет. А потом вдруг пришла в голову идея, от которой совсем стало страшно: - «А не догнаться ли? - подумал он. – Глотну-ка я еще своего снадобья запредельного. Где пузырек? Вот он». И Шатохин, не ведая что творит, отпил увесистую дозу эликсира, думая о загадочных Гиперборейцах, говорящих медведях, мстительных гномах и о любви - о Суок, которую он вознамерился отыскать и материализовать до предела. В голове что-то прояснилось, словно сорвали занавес с сознания. Иллюзорная реальность стала такой пронзительно-чистой, что мыслей никаких не могло бы родиться, когда бы необходимость возникла. Но видимых причин для появления мыслей не находилось и поэтому Шатохин провалился в небытие. Пришел он в себя в один миг. Просто открыл глаза. Артем ему энергично растирал грудь спиртом. Саша совершенно замерз. Он лежал голый - только трусы на нем были и шапка чужая. Лежал он на старом совсем тонком матраце на полу того же перекошенного дома. Над Сашей колдовал Артем. - Как ты на улице-то оказался? Ты мог замерзнуть. Это мне мороз нипочем. А ты вечно простужаешься. И вообще… как мы вдвоем могли одновременно уснуть? Не пойму… Вроде чай пили… - Это хорошо, что ты уже не медведь, - вдруг перебил его Саша. – Я думал, что больше никогда не увижу тебя. Артем перестал массировать грудь младшему брату, глотнул чистого спирта из бутылки и скривил страшную гримасу. - Что ты сказал? Саша врубился, что галлюцинации в прошлом остались, и что теперь на дворе только полная объективная действительность творится. Сквозь щели в ставнях сочится белый свет. Утро, наверное, уже. А может, день уже наступил или даже вечер ранний? - Сегодняшний или завтрашний? - спросил Саша, чувствуя, как слова его стынут в горле от жгучего холода. По всей видимости он долгое время провел в сугробе неподалеку. Он замерз до полусмерти. Но в галлюцинациях своих он не чувствовал холода. Напротив… там было лето и даже очень тепло. Артем имел личное свое понимание этой провокационной психической беспредельщины. Он протянул бутылку спирта младшему брату и тихо, словно опасаясь, что его могут подслушать, произнес: - Выпей. А потом ты мне все расскажешь. Только очень подробно. Договорились? Саша кивнул и глотнул спирта, зажмурился, думая о том, что спирт этот неразбавленным пить просто ужасно. Потом он пошевелил насквозь промерзшими пальцами ног и застонал в полголоса: - Больно, черт возьми. - Ты не расслабляйся, - тихонечко возразил ему Артем. – Говори уже. Что ты имел ввиду, когда говорил о медведе. - Да, так, - ответствовал ему младший. - Сон приснился. - И мне тоже, - растерянно отозвался Артем. Он накрыл его, старым пуховым одеялом, пахнущим мышами и плесенью и продолжил шептать, озираясь по сторонам: – Мне приснилось, что я медведь, – сверкал он глазами. - А потом вот, - он открыл рот, показывая два огромных клыка, которые никак не сочетались с остальными вполне человеческими зубами. - Видишь эти клыки? – уже испуганно тараторил он: - Откуда они? Их не было раньше. После сна появились. Как я уснул – не помню. Проснулся в лесу от холода. А вокруг меня следы медвежьи. Потом я увидел тебя. И перетащил сюда. Ты долго лежал без сознания. А потом я нашел спирт. И вот – ты пришел в себя. А сон мне мой не понравился. И клыки мои тоже. Это все проделки бабки. Мария говорила, что она на такие штуки способна. Но Саша уже не слушал Артема. Он переключился на тему волнующую его, куда больше чем страхи непосвященного Артема. Саша думал о Суок. Теперь-то уж ясность кое-какая нарисовалась. И все благодаря медвежьим клыкам, которые появились у Артема. Нужно продолжать эксперимент. Встретиться еще раз с Суок нужно. И Настеньку тоже нужно спасти. Саша чувствовал, что Артем ему что-то недоговаривает. Юлит как-то и, кажется, готов совершить отчаянный поступок. Что в его мыслях? Саша вспомнил, что однажды после того, как он покинул пространство своих галлюцинаций, ему позвонил Грищенко. В ту ночь Саша безошибочно определил, что Грищенко подло рылся в его компьютере. Саша закрыл глаза и сконцентрировался на проблеме. Но ничего не произошло. Мыслей Артема он прочесть не сумел. Он снова открыл глаза и попытался подняться. Но не смог. Тогда он попросил, чтобы Артем подал ему спирта. Саша сделал еще один глоток, но уже основательный, настолько, что по телу прокатилась приятная эйфория. После этого он таки поднялся на ноги и спросил: - Где мои шмотки. - За печкой. Сушатся. - А ты, не замерз что ли на улице? - Немного. Здесь Артем опять побледнел. - Никак не возьму в толк, - объявил он, снимая с бельевой веревки брюки младшего брата, - как вообще может быть такое, что мы с тобой вдруг увидели один сон. И следы…? В голове не укладывается. И клыки еще эти!? Они вообще меня просто убивают. Как же так? Во-первых, они очень мешаются. А во-вторых… Что же делать? Как Настеньку спасти? Артем кинул Саше теплые брюки. Саша поймал их и тут же надел. Снова хлебнул спирта, но в этот раз уже запил его остывшей водой из чайника. Тут и вовсе стало ему хорошо. Он расслабился, даже ткнул пальцем в широкую грудь Артема: - Ты мне что-то не договариваешь, - заявил он. Артем напрягся. Его неуловимый взгляд прятался в разных углах комнаты, а его руки не находили себе места: Артем непрерывно дергал пальцами, словно играя на невидимой гитаре. Он был на взводе. Он сказал, что скрывать ему нечего, и что он расскажет все, но только не теперь. - Я тебе завтра все расскажу, - отрезал Артем. - Мне нужно дождаться одного события. А потом я тебе все расскажу. Не сомневайся. И не наезжай на меня. Мне итак хреново. Я хочу вернуть дочь. И ты мне поможешь. - Я скажу так, - взбунтовался Саша, - когда ты посвятишь меня во все тонкости этого дела, вот тогда мы и поговорим серьезно. Но Гиперборейцев твоих накажем. Я уже выяснил кое-что. - Что ты знаешь? – вдруг как-то резко спросил Артем. Саша не ожидал от него сейчас такой ярости. Более Артем не казался растерянным. Скорее он был опасным. Но в следующий миг он безвольный салился на лавку, и казалось, готов расплакаться. Такие скачки настроения были ему не свойственны. Однако же эликсир может быть детонатором для безумия. Вот и взорвался Артем. А потом размяк. - Я хочу поговорить с Марией, - сказал Саша. - Прямо сейчас собирайся, и поехали. Только спирт допьем. - Я больше не буду, - совершенно каким-то чужим голосом объявил Артем. – Мне снегоходом еще управлять нужно. - А я выпью. Мне со спирта полегчало, - говорил Саша, намереваясь посмотреть на реакцию зрачков старшего брата. Слушай-ка! – воскликнул Саша. – Зачем мы все-таки ездили сюда? - Я ждал события. - Дождался? – спрашивал Саша, выталкивая брата на улицу. Они остановились, и Саша заглянул Артему в глаза. Реакция зрачков на свет была в норме. Это говорит о том, что эликсир уже не действует, и абстенуха его не долбит. Похоже, что другие стимуляторы Артем не принимал, по крайней мере, уже дней десять. Ломок у него нет сейчас. Значит, его агрессия напрямую связана с похищением дочери. У брата сдали нервы. - Да. Я дождался события, - ответил Артем. – Только я не знаю, как к нему относится. Я ждал гостя, а случилось другое. Что-то странное произошло. Я не боюсь медведей. Но клыки… это уже слишком, - осторожно проговорил Артем и принялся пальцами ощупывать медвежьи клыки во рту. - Кого ты ждал? – спросил Саша. И Артем ему ответил, что должен был приехать какой-то дальний родственник Марии: - Родственник хочет помочь нам вернуть дочку, - сказал Артем. - Но он не приехал. Что-то случилось. День выдался солнечным и морозным. По дороге на хутор Саша изо всех сил старался припомнить, что же ему виделось в то время, пока он находился в дремучих галлюцинациях. После того как он проглотил добавку, память его свернулась и куда-то пропала. Только следы ее белые были едва различимы на мутной воде запредельной реальности. Но следы эти таяли, растворялись как волны. И вскоре уже не было их. А ведь глючилось Саше что-то. И должно быть значимое что-то ему показывали. Гиперборейцы!? Настенька!? Суок!? Гномы!? Кто? Однако же – ничего, никого. Память где-то спит теперь крепко. И никак не разбудить ее. Хотя… вполне вероятно, можно будет ее реанимировать через ассоциации. Нужно только код правильный подобрать. Посмотрим, что скажет Мария. Может ее рассказ поможет. Приехав на хутор, Артем отправился топить баню. А Мария накрыла на стол и села в углу кухни смотреть, как Саша лопает с удовольствием щи из кислой капусты. Когда вернулся Артем, Саша уже закончил скорую трапезу. Он откинулся на спинку стула и, придав своему голосу подозрительный тон, намекнул, что в этой истории много неясных деталей. - Послушай, Мария, - авторитетно начал он свой допрос. – Твоя дочь попала в очень неприятную историю. Мы все попали в нее. Предлагаю вам помощь. И вы просто обязаны ее принять. Поэтому давайте-ка выкладывайте все по порядку. Мне нужна информация. Мария взглянула на Артема. Артем кивнул ей. - Все дело в истории, - сказала Мария. – И в верованиях. А еще в заблуждениях и анализах. Гиперборейская цивилизация зародилась после гибели Атлантиды. Так мне говорила бабка. Но все это очень натянуто. Однако же отталкиваться нужно от предполагаемой истории. Конечно же, это не те атланты, которые держали на своих плечах тяжелое небо. Это вполне люди, но рост их был несколько великоват. Однако… что же это я все про Атлантиду. Нас Гиперборейцы интересуют. По всей видимости, они были выходцами из Атлантиды, острова, который очень давно затонул, утащив на дно моря великую культуру. Но на смену старой культуре Атлантов пришла новая, впитавшая в себя все самое лучшее. Появилась Гиперборея. Сами Гиперборейцы не особенно контактировали с Древлянами, Россичами, Полянами и Викингами, которые в те времена только начинали себя осознавать как народности. Они жили в землянках как кроты. У них и письменности-то еще не было в то время. Только идолы символы и шаманы с галлюциногенными грибами. Хорошее замечание, - подумал Саша. – Интересная тема. Грибы! Галлюциногенные!? Что еще? Мария продолжила говорить: - Надо сказать, Гиперборейцев не радовало соседство с темными варварами. Они попросту не могли уживаться вместе. Варвары боялись больших гиперлюдей. Если вспомнить историю то можно проследить некоторую закономерность: великаны присутствуют в народном эпосе, как данность. Вспомни сказки. Так-так! - подумал Саша. – Становится все интересней. Сказки… Андрюша… Дракон… Гулливер ссучился!? Великаны! Ха! Еще что? Мария продолжила говорить: - Недавно археологи откопали пятиметровый скелет женщины. Радиоуглеродный анализ определил ее возраст. Женщине было около девяти тысяч лет. Люди в те времена были поистине беспросветными варварами и они страшно боялись Гипербогейцев. Слагали былины, мифы, и легенды. Воевать с варварами Гиперборейцы не хотели. И поэтому они спустились под землю. Таким образом, они обезопасили свою культуру от человеческого заблуждения: им не нравилось, что их обожествляли; Один и Тор… - со стороны викингов, Сварог и Дажбог… – со стороны Россичей. Гиперборейцы ушли в подземные города, чтобы мир людей не разрушал их высокую мораль. По правде, говоря, трудно себе представить, что пятиметровые люди себя хорошо чувствовали в глубоких пещерах. Но деваться им было некуда. Воевать с варварами они не желали. Они ценили творчество. Был там у них ответственный за духовность – гипербореец по имени Балдер. Он творчеством и культурой заведовал. Его слушали. И верили ему. А он говорил, что нужно стихи писать и картины. И еще музыку сочинять. - Постой-ка, - перебил ее Саша. - Что же они кушали там под землей? Под землей еды мало. Не червей же они там лопали. - На поверхности у них было что-то вроде ботанических садов, где выращивалась гидропоника, - заметила Мария. – Россичи такие сады называли Священными Рощами. Некоторые информационные источники нам сообщают о том, что в этих рощах производились человеческие захоронения. Путаница какая-то. А из других источников ведомо нам, что земля в этих рощах приносила богатый урожай дважды в год. Для людей это было невероятным. В те времена люди не очень-то ладили с культивацией. А вот чем питались Гиперборейцы трудно сказать. Но уж точно они не голодали. Иначе, зачем бы Россичам святость вкладывать в такие места? А просто, потому что там было все, что душе угодно. Христианский рай, к примеру. Похоже. Да? А христианство, как известно, произошло по причине трансформации классической эпохи - то есть эллинистическая мифология преобразовалась в христианство… ну… много причин. Египет еще свою руку к этому приложил. А идеи христианства вообще были внучатыми племянниками Гиперборейских верований в любовь и созидание. Балдер неслабо подействовал на это. Впрочем, как и Орфей. Складно. Да? Ну, так вот: Священные Рощи грамотно удобрялись, что в свою очередь подтверждает высокий технический прогресс Гиперборейцев. Ведь только продвинутые химия, биология и вообще наука способны создать мощный стимулятор роста и благоприятные условия в разных климатических зонах. Подземные жители выращивали биологически измененные продукты, которые, кстати, нам стали доступны относительно недавно. А с точки зрения дохристианских викингов, главный вход в лоно Гиперборейской цивилизации, назывался Асгард. Мир людей назывался в те времена Мирград. Викинги считали, что в Асгарде в этой огромной горе живут их Боги – Тор, Один и все такое... Боги жили невероятно долго, занимались вопросами клонирования. Это же ясно. У греков, кстати, тоже гора есть – Олимп - называется. Греки своих богов называли другим именами, например Зевс или Апполон. Кстати, викинги почитали Тора, как громовержца. Греки поклонялись Зевсу как метателю молний. Параллели. Видно невооруженным взглядом. Любые большие горы со своими пещерами были для Гиперборейцев естественными воротами. Рукотворными воротами городов были для Гиперборейцев ботанические сады – Священные Рощи. Круто выходит, - подумал Саша. – Даже опасно. В горах еще и гномы жили. Интересно. Что дальше? Мария продолжила говорить: - А потом у них там всё накрылось. Все сгинули. Почти ничего не осталось. И никого. Гиперборейцы вымерли. Но остались пророчества. Пророчества гласят, что однажды они восстанут из могил, чтобы править. И восстать им поможет обряд, который совершат потомки, то есть вся моя родня. Но я не посвящена в тонкости. Там много разных деталей. Реликвии есть. Но я не видела. Бабка моя старая верховодит там. И две ее сестры младшие. Они хотят вскрыть могилы Гиперборейских царей, которые в равной степени являются и царями Атлантиды. Тонкая политика. Бабка моя знает, где захоронение. Они хотят совершить обряд. В этом деле большое место занимает культ смерти. Культ смерти во всех народностях занимал почетное место. Кто-то стоя зарывал умерших родственников под порогом своего дома. Кто-то просто сжигал. Вариаций много. Когда тело Гиперборейского царя изнашивалось и умирало, то его индивидуальное «Я» записывали на какие-то информационные носители. Что это за носители мне не известно. Высокие технологии позволяли гиперборейцам многое, что для нас пока является фантастикой или далеким будущим. Могу сказать, что у моей бабки есть целая библиотека таких носителей индивидуальных «Я». Тысяча, или около того. Одним словом царей хотят вернуть к жизни. И, похоже, что цари захотят отомстить за гибель своей цивилизации. Но я не знаю точно, как они хотят мстить и кому. Бабка молчит. Всего не рассказывает. А мне образование не позволяет догадаться самой. Мне запрещали читать книги и смотреть телевизор. - Ты кстати неплохо осведомлена, - заметил Саша. - Излагаешь грамотно. Определенно ты училась неплохо. - Да, - согласилась Мария. - Но только последние пять лет. Здесь мне никто не запрещает учиться. Я много работаю над собой. Я ведь, в конце концов, потомок исчезнувшего народа, - усмехнулась она. - Обмельчавший потомок, - согласился Артем. - Ничего не поделаешь, - пожала Мария плечами. – Эволюция. Мы стали меньше ростом. Но в наших венах течет не человеческая кровь. Хотя я этого не знаю наверняка. Кровь я никогда не сдавала. Запрещено даже к врачам обращаться. Много вопросов. Ответов мало. - Ассимиляция виновата, - подхватил Саша. – Вы скрещивались с людьми. Времени-то сколько прошло. - Я не знаю об этом ничего. Но точно могу сказать, что мои дети это еще и дети Артема. А он, как известно – человек. - Что делать будем? – спросил Саша. И сам же ответил: - Ребенка вашего спасать. - Вчера должен был приехать мой родственник, - грустно проговорила Мария. - Но почему-то он не приехал. - Может он не нашел дорогу? - Или его вычислила служба безопасности. - У вас и служба безопасности есть? – удивился Саша. - Конечно. Тридцать охранников. Родственнички. Ненавижу. Можно ведь сделать эту историю с пропавшей цивилизацией достоянием человечества. Можно ведь науку подключить. Можно. Можно до истины докопаться. С помощью их технологий можно создать новые лекарства. Накормить голодных. Но вместо этого образовалась тоталитарная секта. Она давно существует. С тех самых пор, как Гиперборейская цивилизация исчезла. Закрытая секта. Тамплиеры или Белое Братство о себе заявляют. Они говорят – МЫ ЕСТЬ! У нас все по-другому. Никто не знает о нашем существовании. И не должен узнать. Я сбежала. Там только родственники. Много родственников. Все мои. А я не хочу так. Они считают себя богами. Глупцы! Их испортили древние греки и викинги. Секта упала на колени перед человеческой верой в богов. Вот и бабка моя тоже не промах. В боги лезет. Хочется ей богом быть. Ничего у нее не получится. - А если они все-таки поднимут царей? – спросил Саша. - Трудно сказать, что будет тогда. Да и вообще в это трудно поверить. Я только дочку хочу свою забрать у них. Пусть отдадут мне ребенка. - Скажи, там у вас жертвоприношения практикуются? – спросил Саша. - Не слышала о таком. - И про обряд ты не знаешь толком? Как царей поднимать? - Не знаю, - тихо отозвалась Мария. – Не знаю. Во дворе протяжно завыл Барс, словно предчувствуя кого-то издалека. Мария смолкла. Артем рванулся к окну. - Кто там? – спросил Саша. - Не видать никого. И снова Барс залаял, теперь уже коротко и злобно. Кто-то стоит у калитки. В сознании Саши мелькнул образ опасности. Еще в этом образе присутствовал человек, мужчина. Дело принимает крутой оборот. Стрельба будет. В таком положении действовать нужно из худших предпосылок. И поэтому Саша достал свой джентльменский набор. Набрал в шприц своего эликсира. И сказал: - Это спасет нас. Не задавайте вопросов. Спрячетесь в бане. Я сам разберусь. Артем сорвал со стены дробовик. Потом он взял Марию за плечи и сказал ей, чтобы она с сыном шла поскорее в баню. Мария взяла сына на руки и быстро ушла через маленькую дверь в чулане. Саша попросил брата, чтобы он перетянул ему вену. Артем с трудом согласился, он пережал своими ручищами руку младшего. Младший принялся работать кулаком. Вена набухла, игла проколола ее. В шприц красной струйкой брызнул контроль. Младший надавил на поршень, и он вогнал в сознание человека дозу психических метаморфоз. Началось: 01 Ночь. Подземная тюрьма. Камера. В противоположном углу лежит старик. Мальдорор не видит его, но слышит, как он дышит. - Опять пытают, - вдруг раздался из темноты голос старика. - Так кричат, когда зашивают рот. Это больно. Мальдорор ничего ему не ответил. Он сделал из кувшина несколько глотков затхлой воды и вздрогнул, как если бы за шиворот ему бросили горсть снега. - Вот дерьмо, - выругался он. - Здесь такие жирные крысы!? Они бегают прямо по мне. - Вчера меня укусила одна, - сказал мельник. - Даже у меня на мельнице не такие большие крысы как здесь. Их, наверное, специально откармливают, чтобы они кусали нас побольней. Ненавижу крыс. А сюда я попал не по собственной воле. Спасибо ростовщику. Свинья! Он хуже крысы – настоящий негодяй. Меня воротит от его морды. Ну и морда у этого негодяя. Взял и посадил меня сюда. А, за что? За то, что я не хотел ему отдавать за долги свою дочь? Он вздумал жениться на ней, гадина. А, дочка у меня красавица. Моя Виктория. Таких еще поискать... Мельник закашлялся, и принялся бормотать себе под нос, что-то по поводу жизни. Мальдорору и без того было ведомо, что жизнь дерьмо. Особенно остро это осознаешь, когда валяешься на тухлой соломе в подземелье и считаешь дни проведенные здесь. Пару недель назад Мальдорор сбился со счета и поэтому он не мог толком сказать, как давно находится здесь. И казалось Мальдорору, что вот уж целую вечность он чахнет в этой тюрьме. Это была первая попытка познакомиться. С того времени, как сюда бросили Мальдорора, и по сию ночь, ни на секунду он не сомневался, что мельник нем. Но вдруг, этот старик разразился таким словоблудием, что Мальдорор и сам потерял дар речи. Мальдорор слушал. Мельник кряхтел: - Я имел неосторожность оказаться в его черном списке. Книга! Вот святая святых этого гада. В нее он записывает своих должников. Он одолжил мне немного денег, и вот я здесь, в темноте, на соломе кормлю крыс. Я не бедный. Просто ремонт хотел сделать. Совсем чуть-чуть не хватало на оплату бригады строителей. А ростовщик сволочь. Ну, и сволочь же он. Таких еще поискать… Мальдорор понимал, что старик не в себе. Это же надо, молчать столько времени!? Он безусловно, спятил. На него нельзя было смотреть без слез. Мельник был тощ и бледен, а его седые волосы и борода были скомканы. Сейчас в темноте образ его был едва различим, зато слышно его было прекрасно. - Я выйду отсюда, – кряхтел он. – Выйду. Единственное что меня еще держит на этом свете – месть. Моя месть это не кусок надежды и даже не краешек воли. Моя месть самодостаточна и безупречна. Я отомщу. Вот увидишь, я выберусь и отомщу за свою дочь, за свою Викторию. В окно через решетку заглянула луна. Глаза мельника горели, отражая ее ржавый свет. Не удивился бы Мальдорор, даже если бы солома вспыхнула под его ногами. Глаза мельника сыпали во все стороны искры ненависти. Похоже, что ростовщик и впрямь сволочь. - Я не так стар, как кажусь, – продолжал старик. – Я еще могу держать в руках оружие. Вот только выбраться бы отсюда. Он там, гадина, обнимает сейчас мою девочку, мою Викторию. Ненавижу ростовщика. Мои руки еще крепки. Глаза у меня остры, как у сокола. Таких, как я еще поискать… За дверью послышались шаги и бряцанье ключей. Мальдорор закрыл своей ладонью рот мельника, чтобы он не провоцировал охрану на грубости своими истошными криками. Мельник что-то продолжал бубнить через ладонь Мальдорора. Слышится гулкая речь тюремщиков. Чудится далекий стон арестанта. Кажется близкая смерть за дверью. - Однажды и за нами придут, - сказал Мальдорор, когда шаги в коридоре стихли. – Ты бы не вопил, старик. Но старик, ошеломил Мальдорора. Укусив его за руку, он, истерически посмеиваясь, рванул на четвереньках в свой угол. И оттуда уже крикнул во всю глотку: - За нами не придут. Ха-ха, мы здесь просто сдохнем. Его выходка потрясла Мальдорора. Из ран от зубов выступила кровь. Он хотел уже разбить ему нос, но старик ошеломил Мальдорора своей следующей репликой. - На допросы водят только политических бездарей: художников, философов и ученых. Наслаждайся жизнью, пока она есть. Мальдорор был политическим. И расслабиться ему не светит. Вот если бы он помылся начисто, наелся бы досыта, и завалился бы спать рядом с прекрасной женой своей на мягкой постели в большом доме, тогда конечно, тогда, можно расслабиться и насладиться жизнью. Но здесь на тухлой соломе ждать приходится только пыток и смерти. Это на воле - там, за стенами этой тюрьмы всем кажется, что гуманизм процветает; там не знают, что здесь творится. С утра, когда солнце нарисовало на грязном полу тени стальных прутьев, принесли горькую воду и черствый хлеб. Сытости хлеб не давал, но жить было можно. Сил хватало только на жизнь. В этом каменном гробу и оставалось только что жить. Еду приносили два раза в день. Иногда по вечерам давали луковую похлебку, а порой вообще забывали кормить. Здесь не было возможности побриться. Мыться здесь тоже не позволяли. Грязный, не бритый, в лохмотьях Мальдорор стал похож на дикого зверя, но ни ум его, ни блеск его глаз не потеряли своей ясной силы. Его посадили в тюрьму за то, что он, пытаясь проникнуть во дворец, убил двух охранников. На воле Мальдорор мечтал о восстании. Но это были только мечты. Что касается реалий, то он подумывал занять денег и купить дом побольше, потом жениться и детей завести. Была одна леди на примете. Но, стоп: денег если и занимать, то у ростовщика. Не у того ли самого, который позарился на дочь мельника? Да и зазнобу Мальдорора зовут, так же - Виктория. Грустные мысли рождались в сознании. Жизнь точно – дерьмо, - думал он. - Но я то не дерьмо. Во мне живет разум и воля. И впрямь, а не сбежать ли отсюда? Мельник может и сумасшедший, но идеи у него хорошие. Сбежать. Но, как? Главным злодеем в тюрьме был надзиратель по прозвищу Тишина. Его прозвали так за то, что он ненавидел шум. Если кто-то начинает кричать или требовать прав… все - хана. Тишина сам берется за дело, но вначале он зашивает преступнику рот. Боюсь показаться сентиментальным, но лучше сдохнуть молча, чем просить безнадежной пощады. Мальдорора еще не пытали. - Меня все называют старик Малоу. - Что? - Меня зовут Малоу, - повторил мельник. - Времени много не бывает. Давай работать. - Работать? – удивился Мальдорор. - Конечно! Ведь ты хочешь выбраться? - Хочу, - согласился Мальдорор. Малоу отвернулся к стене и начал бормотать неясности. Потом он вдруг отчетливо без хрипоты в голосе произнес: - Тогда работай. Работай головой. Работай. 02 - Ваше высочество, пора просыпаться, – сказала горничная и настежь отрыла окна. На солнечных крыльях в спальню юного принца ворвался радостный день. Сомкнутые веки еще крепко держали на плаву сновидение принца, подобно тому, как держит пегаса огромное небо. Принц еще спал. Сквозь сон он услышал голос любимой горничной: - Мадео, Ваше высочество, пора просыпаться. Мадео открыл глаза. - Здравствуй Корнелия, - сказал он и, потягиваясь, начал выбираться из-под одеяла. - Мне приснился сон. Я скакал по облакам на белом коне. Такие сны обязательно нужно запоминать. - Это прекрасный сон, - согласилась Корнелия. – Запомни его. Корнелия видела в лице Мадео не только мальчика, принца, но и будущего правителя, царя, властелина. Горничная любила его не меньше своих детей. В свои десять лет принц, увы, был образован и горд, но детские шалости были ему не чужды. Принц любил подурачиться. Корнелия поставила перед ним таз для умывания. Мадео подставил ладони, и в них полилась из кувшина ключевая вода. - Вы умоетесь, - говорила Корнелия, - позавтракаете и пойдете в класс. Вам нужно многое знать, чтобы умело управлять островом. Принц лукаво взглянул на Корнелию, после чего из ладоней он плеснул ей в лицо ключевой водой, и залился веселым смехом. Не долго думая, Корнелия вылила содержимое кувшина принцу на голову. При этом они смеялись, и было видно, что счастье живет в их душах. Мадео вытерся мягким полотенцем, и Корнелия помогла ему одеться. - Этот цвет вам очень идет, принц, - говорила она, снимая перышко с его плеча. Мадео был одет, как подобает его положению. У него были бриллиантовые запонки с гравировкой, которая отображала знак высшей власти. Мадео носил легкие кожаные ботинки и шелковые брюки. Под камзолом ярко белела рубаха с кружевным воротником. - Отец проснулся уже? - Не знаю, - пожала плечами горничная. - Быть может. Пойдите и пожелайте ему доброго утра. Он будет рад. - Как и всегда, - серьезно проговорил Мадео. - Как и всегда, – согласилась Корнелия. Принц выбежал из спальни в длинный дворцовый коридор и, минуя оранжереи и внутренние мансарды, направился в опочивальню отца. Там в роскоши подобающей царю еще спал монарх. С криками: - Папа. Папа. – Мадео ворвался в покои отца. Он бросился в его объятия и незамедлительно получил сонный поцелуй в лоб. Потом принц удостоился сурового взгляда и не менее суровых слов монарха: - Веди себя, как подобает принцу, - сказал отец. - Но, мой царь, отец, я всего лишь хотел пожелать вам доброго утра. - Тогда пожелай. Мадео вытянулся и с достоинством заявил: - Доброе утро, отец. - Доброе сын. Доброе… Отец с гордостью окинул взглядом сына и сказал ему твердо: - Ступай, – сказал он. – Ступай, сын. Поцелуй маму и сестру. Они уже в балетной студии. И не шалите с Анабель. Я знаю немного о ваших проделках. Помни, ты будущий царь. В студии…! - сплошь зеркала. Яркий свет. Куча девчонок! Все танцуют. Сюда не многим можно входить. Для принца все двери открыты. Или почни все. - Как ты умудрился вчера устроить в химической лаборатории взрыв? - сурово, уперев руки-в-боки, спросила мама. Царица, как и царь, умела воспитывать детей. Но у нее были свои методы. - Смотри у меня! – погрозила она пальцем. – Будешь в том же духе продолжать, скажу отцу. И, пожалуйста, веди себя хорошо, - уже ласково говорила она. Ее глаза вспыхнули, как у львицы и она улыбнулась с хитринкой. Так она улыбалась, когда имела в своих намерениях разыграть кого-нибудь. И, похоже, что для розыгрыша она выбрала сына. Так-так… мама, - думал Мадео. – Хочешь пошутить? Интересно, что они задумали с Анабель? Нужно и мне что-нибудь придумать. Анабель уже тут как тут. Волчица в шкуре ягненка. Она повернулась к Мадео, и, чтобы не увидела мама, показала ему язык задиристо. Лабораторию на самом деле взорвала она, а свалила все на брата, чтобы похулиганить всласть и посмеяться весело. Сестренка-шпонка, Анабель-вермишель, - дразнил ее Мадео. Анабель была озорной девицей. На голове она носила две короткие косички, в которые вплетались разноцветные ленточки. Голос ее был звонкий, а ум острый. Она любила шутить и смеяться. Анабель и Мадео были близнецами, и, наверное, жить друг без друга не смогли бы. - А, вы знаете, что Скалгур вместе со мной спускался на землю, – врал Мадео. Он прищурился, затем широко раскрыл глаза и уже возбужденно изливал восторг: – Я попросил его, и он устроил экскурсию в пустыню. Там на каждом шагу нас подстерегали опасности, - принимая угрожающую позу, он вдруг уже трясся от страха. Потом гордо вытягивался и, принимая скучающий вид, продолжал ленивую речь: – Там столько кровожадных зверей…. Хищники…. Опасные твари. - Ну, и врун же ты, - хихикнула Анабель. - Не веришь? Сама смотри. Он показал ссадину на коленке, которую получил вчера, гоняя с ребятами мяч. - Видишь, - говорил он, - это меня пустынный варан хвостом задел. Скалгур сказал, что девчонок в такой поход брать нельзя. Он прав. Мадео показал сестре язык. - Больно надо, - обиженно фыркнула Анабель. – Зато мы на луне танцуем. Танцы Мадео не очень-то волновали, и он ушел на урок к Скалгуру. Как только Мадео покинул балетную студию, Анабель взялась жаловаться маме: - Несправедливо мальчишкам делать такие подарки, - говорила она, и выражение ее лица становилось от слова к слову все печальнее и печальнее. - Им вон, что: и экспедиции на землю, и психологические эксперименты, и театральная студия, а нам только довольствоваться тренировками на луне? Это не справедливо. Лунные тренировки только по понедельникам. Нужно хотя бы два раза в неделю их проводить. И вообще, - почти со слезами уже говорила она, - осталось без внимания мое предложение устроить карнавальную ночь. Мама с подозрением посмотрела на дочь, погладила ее по голове и сказала улыбаясь: - Я уже говорила с отцом. Он согласен устроить девочкам посещение психологической лаборатории и театральной студии. Ты довольна? - Да. - Танцевать на луне вы будите два раза в неделю. Но карнавал!? Подожди-ка! Что-то я не припоминаю, когда ты предлагала мне карнавал? - Это шутка, - веселилась Анабель. – Я пошутила. Я специально сказала так, чтобы ты пожалела нас и разрешила нам танцевать на луне два раза в неделю. Пойду, расскажу девочкам. - Ну и фантазерка же ты. - Как и ты мама. Лифт перевез Мадео на четвертый уровень лаборатории. Еще никогда Скалгур не проводил здесь уроков. Пройдя все дезинфекционные камеры, Мадео, облаченный в белый защитный костюм, взошел на подмостки истины. Здесь живет дух чистой науки. Вся эта электроника… компьютеры… роботы… знания! - суть цивилизации. - Подойдите ближе, - говорил Скалгур электронным голосом и указывал на стеклянный купол. В купол таких размеров поместилось бы штук двадцать космических горнодобывающих роботов. Картина была впечатляющей. Тем более что более там ничего не было видно. Под куполом пусто. Только пол зеркальный. И все. - Подойдите к электронным биноклям, - сказал Скалгур ученикам. Мадео приставил глаза к окулярам и увидел на зеркальном полу под куполом маленький пирамидальный механизм. Скалгур сказал, что это измерительный прибор. И называется он счетчик вечности. - А сам купол, - продолжал говорить Скалгур, - это устройство сворачивающее пространство. Оно помещает счетчик вечности за пределы нашей вселенной. Скалгур отдал приказ профессору сидящему за пультом управления. Профессор нажал несколько клавиш на компьютере. Замигали красные лампочки по периметру купола. И процесс закрутился. Где-то глубоко в недрах острова загудел генератор. Энергия нашла выход. Что-то будет… Теперь уже видно… видно - в куполе пространственные метаморфозы необъяснимо рождаются как гипотезы, они оглядываются по сторонам, выворачивают шеи, закатывают глаза чтобы охватить как можно больше, объяснить как можно проще. Счетчик вечности переместился куда-то в сторону дикого космоса. И там, в диком космосе, он совершил то, для чего был создан. По переговорному устройству профессор заявил цифровым голосом, что вычисления произведены, и что на расшифровку данных потребуется некоторое время. Все участники испытания захлопали в ладоши. А Скалгур заявил напоследок: - Скоро мы сделаем машину времени. После урока, когда дети разошлись, принц вернулся к учителю и спросил его: - Почему атланты, живущие за стенами дворца так не похожи на нас? Почему они не такие как мы? И Скалгур ответил: - Если все атланты будут так же образованы, как мы, то удержать их в рамках закона будет крайне тяжело. Они подчиняются закону до тех пор, пока чувствуют силу правящей династии. А наша сила во многом зависит от знаний. Народ должен бояться нас. - Но мы не желаем своим подданным зла, - возмутился Мадео. – Зачем им бояться нас? - Затем, что страх и отсутствие знаний удерживают их в рамках закона. Если, к примеру, мы им расскажем все, что знаем сами, то технический прогресс, вырвавшийся из наших библиотек в народ, неудержимо приведет к созданию грозного оружия. Массы атлантов подвержены стадному чувству, и поэтому любой бытовой конфликт теоретически способен вылиться в настоящую войну. А нам это надо? - Я понял, учитель, - вскричал принц. - Правящая династия держит науку при себе, за тем, чтобы сохранять мир на Атлантиде. – Мадео выдержал паузу. - Но мне все рано хотелось бы сделать для народа подарок в виде… ну, скажем каких-нибудь приспособлений облегчающих жизнь. Ведь не обязательно давать атлантам технологии по изготовлению телепатических коммуникаций. - Ты уже знаешь? – удивился Скалгур. - Конечно, - гордо говорил Мадео. – Ведь я принц. Мне отец рассказывал. - И, что же он рассказал? - Я знаю, что атланты за стенами дворца даже не догадываются об уровне нашего интеллекта. Отец говорил, что правящая династия вот уже десять тысяч лет сдерживает мыслительный процесс народа. А контролировать мысли населения можно при помощи телепатических коммуникационных сетей, - хитро говорил Мадео, желая произвести на учителя правильные впечатления. Скалгур слушал принца и одобрительно кивал. Принц говорил: - Компьютер выбирает случайного атланта, и мы делаем из него ученого или поэта. Ученый придумывает новые технологии, но только те которые необходимы нам, к примеру: паровой двигатель или стиральную машину. Теперь не только лошади могут перевозить атлантов. И для стирки не нужно много времени тратить. Мы внушаем ученым новые технологии. В поэте мы стимулируем творчество, и он начинает писать стихи, дабы поддерживать духовность в народе. Мы внушаем это. - Ты хорошо осведомлен, - заметил Скалгур. - Конечно. Ведь я принц. Мне положено много знать. Мне отец рассказывал. - Тогда пришло время тебе узнать еще и о демографическом законе. - Я не слышал о таком законе, хотя кодекс мне известен. Расскажи. Давай по порядку. - Этот закон давным-давно разработали предки и знают о нем лишь немногие. Таковы правила. И закон этот позволяет сохранять определенную численность атлантов. Мы контролируем рождаемость и предохраняем тем самым Атлантиду от перенаселения. Раньше методы были отнюдь не гуманными, ибо советники царя переодетые во врачей каждого второго младенца объявляли больным. Но это не было правдой. Дети были здоровы. Здоровых детей объявляли переносчиками инфекции и сбрасывали их на землю, чтобы предотвратить развитие несуществующей эпидемии. Но это было давно. Сейчас, когда позволяют технологии, мы магнитными полями у большинства женщин выключаем репродуктивные функции. Не убивая детей, мы сохраняем жизнь целого народа на этом острове. - Но ведь это же плохо, – возмутился Мадео. Слишком тайна была страшной. Мадео не верил, что на такое способен его отец. Как теперь смотреть на него? Мадео вдруг стало стыдно за царя. Мадео почувствовал, что у него вот-вот появятся слезы. Шатохин почувствовал, что скоро к нему вернется нормальное восприятие. Но он гордо вскинул голову, посмотрел в глаза Скалгуру и сказал: - Мне этот закон не нравится. Мы можем построить еще один летающий остров? Или два. Можно сто островов построить. Места всем хватит. У Мадео мелькнула мысль, что неплохо было бы этот остров превратить в огромный механический дворец и отправится на нем исследовать другие миры. А остальные летающие острова будут местом проживания всего остального народа и будут они летать вокруг земли. Между островами пустить реактивные челноки и, родственники или друзья будут встречаться на вечеринках когда захотят. Мадео предложил этот проект Скалгуру, но Скалгур отверг его, мотивируя отказ отсутствием необходимых мощностей и нужных технологий. - Но тогда на Земле можно построить новые города, – не унимался принц. – В конце концов, чем больше атлантов, тем больше шансов, что мы не вымрем, как динозавры. На земле же, кстати, можно построить такой реактор, такой генератор который всю землю переместит в любую точку вселенной. - У вас богатое воображение, - рассмеялся Скалгур. Потом он сурово изрек: - Однако же случиться может и так: атланты, как вид живы до сих пор благодаря лишь малой своей численности. Ты заешь, сколько всего атлантов живет на Атлантиде? - Конечно, – отвечал принц. - Мне отец рассказывал. Триста тысяч атлантов. - А ты знаешь, сколько их было тысячу лет назад? Принц задумался. Потом понял. И сказал, что их было столько же. - Правильно, – согласился Скалгур. – И лучше всего, если их столько же и останется. Народ за стенами дворца живет не плохо. Мы контролируем уровень жизни атлантов. Только так можно существовать. А если жителей Атлантиды станет больше, то возникнут проблемы с питанием. Появятся очень бедные и очень богатые. А сейчас все они примерно равны между собой. И поэтому у нас не бывает гражданских воин. Только преступность иногда случается. Но ее не слишком много, чтобы паниковать. Ты понимаешь? - Боюсь, что да. Между учителем и учеником разлилась точно утренняя зоря долгая пауза размышлений. - Но внизу все не так, – внезапно пробудился от внутренней тишины учитель. – На Земле все иначе. - Я знаю, – с антропологической грустью заметил принц. - Но мне не ведомо в чем заключаются различия. Расскажи. - О, милый принц, ты еще юн. Я как-нибудь возьму тебя на экскурсию, и ты все поймешь. Земля полна тайн. - О, да, – согласился принц. – Земля полна тай. Мадео решил просить отца, чтобы он позволил построить на земле город. Но царь отверг предложение сына, сказав, что через несколько лет Мадео сам взойдет на трон и сделает, так как захочет. Но не сейчас: - Я царь, - сказал он. – Ты должен еще многому научиться. И не вини меня. Прости Скалгура. И готовься стать царем. Мадео пустил в свою душу скрипящее прощение. В душе принца появился настоящий груз власти. Власть не простая ноша. А царь? Он знает что делать. Вечером принц забрался на дерево. А когда распустились сумерки, и из низины потянуло ароматом ночных цветов, пришло понимание. Но Мадео боялся признаться себе в том, что мир так суров. И не знал Мадео, что мир может быть суровым настолько, что предки, которые так его интересуют сейчас, окажутся страшнее, чем даже перспективы бессмертия. Мадео раздвинул ветви дерева и увидел Анабель, которая вышла из беседки, где играла с подругами. Сестра набрала ночных цветов, и Мадео глядя на нее, улыбался. Принц был доволен, что Анабель теперь может танцевать на луне, сколько захочется. А ведь это он помог ей. Он намерено врал матери про экскурсию на Землю. А мама, видя, что мальчишкам позволено больше чем девчонкам решила взять в свои руки справедливость. Царица разрешила девочкам танцевать на луне два раза в неделю. Анабель расцелует теперь Мадео. И отомстит ему. У них уговор – пакость за пакость, добро за добро. Теперь если Мадео нашалит, то Анабель обязательно возьмет его вину на себя. Вот такая у них справедливая месть. А лучшая месть, которую могла бы придумать сестра это со слезами на глазах просить у мамы и папы настоящую экспедицию на Землю. А за химическую лабораторию, Мадео получил от матери по заслугам, хотя и не взрывал ее. Это Анабель взорвала ее строя там какие-то опыты. Анабель свалила вину на брата. Так ему отомстила сестренка, за то, что ночью он намазал ее зубной пастой и выпустил из террариума зеленых жаб ей в комнату. Анабель тоже не промах. Мадео любит сестру. 03 - Тебе повезло, – сказал пьяный тюремщик. – Ты амнистирован. Радуйся. Мальдорор забился в дальний угол камеры и приготовился к побоям. - Выходи, выходи, - смеялся тюремщик. - Я не намерен с тобой возиться. Ну, живо. Мальдорор неуверенно встал на ноги. Веры тюремщикам… никакой. Но, что-то уж больно вежлив этот мордоворот. Мальдорор шагнул в сторону выхода. Тюремщик дернулся, Мальдорор напрягся, но удара не ощутил. - Да ладно тебе, - зло рассмеялся тюремщик. – Я добрый сегодня. Ты сегодня свободный. Мальдорор замер. Ни одной мысли в его голове сейчас не было. И пусть все будет все так как идет. Мальдорора перевели в общую камеру на нижний ярус тюрьмы. Здесь было полно атлантов. Обезумевшие от долгого заточения грязные атланты плевались истерической радостью, провозглашая свободу. Сегодня амнистия! Мальдорор не веря в чудесное спасение, с видом испуганного кролика жался к стене. На балкончике появился сам Тишина. Тишина был суров. Все смолкли с его появлением. - Что, черви, – сипло сказал Тишина. Голос его был слаб: - Ворота открыты. Убирайтесь. Стена, возле которой стоял Мальдорор медленно начала подниматься вверх. Все стадо атлантов дернулось к противоположной стене, дабы найти там спасение. То, что сейчас происходило, было выше понимания арестантов. Атланты, предчувствуя самое страшное, начали скулить, как побитые псы. Мальдорор с ужасом карабкался по сокамерникам, чтобы как можно дальше сбежать от проклятой двери, которая мрачно зевала и грубо приглашала в неизвестность. На ее месте теперь зияла черная бездна. Ворота открыты, сказал Тишина. Но, боже, куда они приведут? В ад? Тишина, помилуй нас. Появился ветер. Похоже, он нес на своих крыльях запах свободы. Свобода пахнет свежестью горных троп. Мальдорор почти забыл этот запах. Но все же свобода… На мгновение атланты пришли в оцепенение. Потом последовал новый приступ паники. Хаос приступом брал души атлантов, и души выли, стараясь постичь происходящее. Та стена, к которой все ломанулись спасаясь от неизвестности, вдруг начала двигаться. Она медленно толкала трясущихся от страха атлантов к воротам. Камера сжималась. Мальдорор был в первых рядах, и поэтому он яростнее остальных старался остаться в камере. А стена тем временем, методично двигалась по направлению к воротам и имела она намерение всех опрокинуть вниз. Ужас ярился, насмехался и свирепел с каждой секундой, заставлял кричать и бороться. Каждому свое. Мальдорор боролся. В какой-то момент он получил сильный удар в челюсть, затем в живот. А потом он был вытолкан в ворота. Там он сразу попал в мягкий желоб, который под углом уходил вниз. Мальдорор несся вниз на встречу неизбежной смерти. Однажды умрут все. А за ним, словно преследуя его, на встречу смерти неслись остальные арестанты. Желоб наполнился криками. Наконец внизу появился просвет. Он приближался быстро. И вскоре Мальдорор уже падал в воду. Это была река. Сверху на него посыпался живой град из атлантов. Атланты при этом калечились и кричали от боли. Так Мальдорор покинул Атлантиду. Так Атлантида избавляется от преступников. Преступников выбрасывают на землю. Земля - колония. Там живут отбросы общества. Но знали об этом только «земляне», да министерство внутренних дел Атлантиды. 04 - Скорее, скорее, ваше высочество, – нервничал старший учитель. – Скорее, принц. Скалгур прибавил шаг и снова подтолкнул своими словами взволнованного Мадео: – Скорее. Ваш отец хочет поговорить с вами. Он умирает. Мадео обогнал Скалгура. Скалгур кричал ему в спину: - Скорее. Он еще жив. Возле дверей в покои царя стояли скорбящие. Корнелия хотела что-то сказать принцу, но принц остановил ее взглядом. Только царь, должен говорить сейчас с сыном. Сын должен говорить с отцом. Последнее напутствие. Царь умирает. - Послушай сын, - говорил отец. – Пришел мой срок покинуть жизнь. - Но, папа, - со слезами говорил сын. – Ведь наши врачи могут спасти тебя. - Могут, но я против этого. И тебе наказываю, чтобы после того, как у тебя появится сын или дочь, ты не прибегал к помощи врачей, если вопрос будет касаться жизни и смерти. Только по пустякам ты можешь просить помощи у врачей. Таков закон. - Но, почему? - Потому, что Атлантиде нужно иметь разных царей. Иначе не будет прогресса. В тебе живет новая эра, точно так же, как однажды она жила во мне. В этом мире одно должно заменяться другим. Ты другой. Но, пообещай мне. - Я готов. - Я хочу, чтобы ты не шел вразрез с устоявшимися законами. Хотя с другой стороны ты обязан вносить новшества. Советником возьми себе Скалгура. Слушай его, но не позволяй руководить собой. Ты царь. И еще кое-что. В самой высокой башне дворца находится то, что создает власть. После моей смерти поднимись туда один. Ты поймешь многое. 05 Инстинктивное чувство голода взбунтовало мутную воду. Несколько аллигаторов работая лапами и хвостами, целеустремленно двигались к жертвам. Развязка близка. И только удача – критерий сильного вида. И только сила – власть матереющей жизни. Зубы хватали, грызли, ломали. Мальдорор что было сил, рванулся к берегу. Он ранен. Но не смертельно. Тот из атлантов кто серьезно пострадал при падении уже никогда не почувствует твердую почву под ногами. Мальдорор плыл, понимая, что силы его оставляют. До берега было рукой подать. Вот уже и спасение близко. Но за ноги его кто-то схватил. Скорее всего болевой шок вырубил чувствительность, подумал Мальдорор. Но, черт возьми, это не хищник. Это не зубы. Всего лишь немощный арестант, чтобы не пойти ко дну схватил Мальдорора и теперь карабкается по его спине. Мальдорор погрузился с головой в воду. Аллигаторы уже наготове. Голод - двигатель жизни. Жизнь – вирус смерти. Мальдорор ударил локтем в висок того, кто невольно начал его топить. И спустя миг несчастный уже корчился в пасти хищника. Мальдорор смотрел и тяжело дышал. Он уже был на берегу. Из воды чуть живые выбирались уцелевшие атланты. Так Атлантида избавляется от беззакония. И Мальдорор деклассированный элемент, на своей шкуре почувствовал гуманную прелесть системы. Система сильней. Вечер. Мрак. Свобода оказалась кровавой. Придя в себя, Мальдорор поспешил убраться подальше от проклятой реки. Кучка атлантов, среди которых был Мальдорор, обосновалась на холме. Это Земля. Это планета. Атлантида продолжала движение по небесному курсу. Снизу она казалась еще больше. Мальдорор, хоть и был достаточно образован, и знать ему приходилось о размерах острова, все же пришел в восторг. Атлантида была огромна. Открывая небо, она вдруг породила день. Это не вечер. А мрак был искусственным. Когда край гигантского острова проплыл над изумленными арестантами, появилось солнце. Атлантида уходила за горизонт. А, здесь на земле, не зная о ней ничего, оставались навечно изгои. 06 Настало новое время. Грядут перемены. Жители Атлантиды никогда не видели лиц правящей династии. Никогда они не узнают, что и цари иногда умирают. Царь один, - думают атланты, - царь на все времена. Царь обожествленная личность. Царю верят, ему подчиняются. Мадео поднялся в башню. Смешанные чувства владели его душой. Тайна была жестокой. Жестокой была и радость. Мадео был потрясен. Его колотил озноб. Голографическая панорама развернулась в зале царей. Цари прошлых эпох стоят вокруг Мадео. Он стоял в центре электронной толпы, вглядываясь в ее не живые глаза. - Кто вы? – спросил он. - Царь, – ответили они. - Как вас понять? - Есть только один царь. Он на все времена. Ты его воплощение. Ты воплощение МЕНЯ, – говорили они в один голос. – МЕНЯ. МЕНЯ. МЕНЯ, – летел голос призрачной истины: - Ты один из нас. Ты - я сам. Мадео хотел умереть от страха. - Ты воплощение своего отца, – говорили ОНИ. – Мы предыдущие воплощения тебя. Ты наше будущее воплощение. Однажды ты встанешь рядом с нами, чтобы сказать это своему сыну. Твоим сыном будешь ты сам. - Папа, папа, ты где? – вдруг закричал Мадео. Он бросился со всех ног через толпу, стараясь увидеть лицо отца. Но здесь столько царей…. - Где ты, папа? – кричал Мадео. - Где ты? Вечером Скалгур сообщил юному царю, что академия наук готова к новому открытию. - Скоро мы создадим машину времени. - Не значит ли это, что время теперь станет союзником? – спросил Мадео. - Не знаю, чем станет время, - ответил Скалгур. - Скорее всего, оно так и останется временем. Однажды время начало движение. И двигаться оно начало неравномерно. Почему оно вдруг начало движение неясно. Не знаем мы и почему оно движется неравномерно. Но мы знаем, что в пространстве существуют участки без времени. Именно они являются многочисленными центрами нашей вселенной. Это стало известно только сегодня. Мы просчитали это. Время не однородно. Где-то оно быстрее движется, где-то медленнее. Учитывая факт неоднородности временных волн и существование трехсот центров вселенной, мы спроектировали машину времени. Единственное, что меня расстраивает это то, что перемещать можно только сознание. Тело слишком плотная структура для таких путешествий. Но прогресс не стоит на месте. Все еще впереди. Скалгур замолчал, словно обдумывая что-то. Потом он вдруг сказал, что временной вакуум из многочисленных центров вселенной приближается к периферии быстрее, чем разлетаются галактики. - Это значит, что однажды отсутствие времени проглотит нас, – заявил Скалгур. - Как скоро это случится? Скалгур пришел в замешательство. Потом он обрел контроль и заявил: - Через двадцать пять тысячелетий, - сказал он. Седьмого ноября* или четверного июля**. - Почему так не точно? Добудьте мне достоверную информацию. - Дело в том, ваше величество, что к нашей планете наиболее близки два цента вселенной. И они своей силой могут отклонять друг друга. Поэтому сейчас мы не можем точно сказать, когда все исчезнет. - Дайте мне знать, как только машина времени будет готова к эксплуатации, – решительно заявил Царь. - Я хочу помешать процессу становления временного вакуума в нашей галактике. Мы что-нибудь придумаем. - Обязательно придумаем, - говорил Скалгур, кланяясь. – Обязательно придумаем. * Красный день календаря – великая октябрьская социалистическая революция. ** День независимости США. 07 Мальдорор был обречен на власть. Он был умен, а его сила превосходила силу остальных арестантов. - Мы атакуем Атлантиду, – решительно заявил Мальдорор. – Мы отомстим правящей династии за наши мучения. Мы убьем царя и утопим Атлантиду. - Да! – Взревела толпа. – Утопим Атлантиду. Утопим. Но потом вдруг толпа робко спрашивала: - Как? Как мы сделаем это? - Я знаю как, - громко отвечал Мальдорор. - Вы со мной? - Да! – Ликовала толпа. - Мы с тобой! Мальдорор почувствовал резь в глазах. Шатохин дернулся. Но не вернулся в себя. Мальдорора обуяла странная тревога. Он вдруг почувствовал в себе дыхание Бога. Словно неведомая сила, творящая бытие дышит в нем. С предельной ясностью он осознал, что является творцом истории. Его рождение было предопределено с начала времен. И теперь он готовит восстание. 08 Скалгур вовремя предупредил царя, и Шатохин понял, что нельзя анализирующему интеллекту позволить вытащить из галлюцинаций его психику. Нужно оставаться в иллюзиях еще какое-то время. Однако нужна информация. Разбор полетов только все испортит. Шатохин сосредоточился на восприятии, и принц услышал слова Скалгура: - Будущее не определено, - говорил он. - С помощью машины времени можно попасть только в вероятное будущее. Конкретное будущее неуловимо, потому что нет хронологической последовательности в формировании, возникновении новых центров вселенной. Появление каждого нового центра влечет за собой невычислимые последствия. Случиться может и так, что однажды центр вселенной появится прямо здесь, в этой комнате – между нами. А может и так случиться, что следующий центр, возникший за триллион световых лет отсюда, изменит траекторию пути ближайших к нам центров. И тогда временной вакуум нас не поглотит. Фундаменталисты пока разводят руками. Но мы работаем над проблемой. - Я хочу уйти на двадцать пять тысяч лет вперед, - вдруг сказал Мадео. - посмотреть, понять, и вернуться. – Говорил царь. - Я хочу седьмого ноября через двадцать пять тысяч лет оказаться на этом острове, вот на этом месте. - Точного времени задать в процессор мы не можем, - неловко проговорил Скалгур. - Год или скажем век, увы, это определения атлантов. Возможно у вселенной другие представления о длине временной волны. Возможно, один вселенский год ровняется миллиону наших веков. А может быть, что миллион вселенских веков равен одному нашему году. Мы не смогли просчитать время в полной мере. Погрешность колеблется от минус вечности до плюс вечности. Поэтому, закладывая в процессор программу перемещения, существует неопределенность. Вероятность того, что вы попадете именно в будущее, так же велика как вероятность, что вы попадете в прошлое. - Ты хочешь сказать, что попасть в нужное время невозможно? - Нет. Я этого не говорил. Теория вероятности допускает это. Но шансы… Будем рассчитывать только на психические способности атланта который отправится в путешествие во времени. Вы должны управлять своей психикой, так же как Атлантидой. - Ты хочешь сказать, что, отправляясь в вероятное будущее, я случайно могу попасть в конкретное прошлое? - Можно сказать и так. - Мне нужны факты, - рыкнул Мадео. - Не останавливайтесь на достигнутом. Работайте в том же направлении. Приготовьте мне психотехническую лабораторию. Я хочу практиковать сегодня выход в пограничное состояние. Через час. А пока, оставьте меня. Да вот еще, что… Скалгур вернулся к царю, поклонился и с вопросом в глазах замер. Мадео спросил, нет ли в академии специального оборудования или психотехник, которые могли бы позволить ему вспомнить свои предыдущие воплощения. Скалгур ответил царю: - Это лишнее. - Почему? - Существует закон. Это закон, который нельзя нарушать. Все, что вам необходимо знать о себе вы уже знаете. Вы были в башне. Этого достаточно. Вы, ваше величество, не должны быть продолжением самого себя. Каждое из ваших новых воплощений должно иметь свое особое мнение, а не мнение предков. Боюсь, их знание изменит у вас представление о том, чего бы вы хотели сами сделать для Атлантиды. - Я знаю, что я хочу сделать для Атлантиды, - возразил Мадео. - И не спорь со мной. Я царь. Я изменяю закон. Я приказываю тебе сделать все, чтобы я вспомнил свое первое воплощение в лице царя. Другие воплощения меня не интересуют. Иди. 09 Атланты-арестанты под руководством Мальдорора, соорудили катапульты из гибких деревьев, сшили себе дельтапланы из веток и бычий кожи, и принялись ждать, когда Атлантида пролетит здесь в следующий раз. Мальдорору было известно, что купол, который накрывает летающий остров, предохраняет только от атмосферных явлений: дождь, ветер, снег. И поэтому на Атлантиду попасть будет не сложно. Если, конечно, сработают катапульты и не подведут дельтапланы. - Когда я крикну, «пошел», вы должны разрубить лианы. – Сказал Мальдорор помощникам и еще раз проверил крепежные ремни. Стоял жаркий день. В небе висела засуха. Утомленные львы брели к воде. Река стала похожа на грязный ручей. Дельтаплан Мальдорора был привязан к двум гибким высоким деревьям. Чтобы пригнуть их к земле пришлось сооружать лебедку. Сделать ее из подручных материалов было не просто. Но удача была благосклонна к Мальдорору. Он с каждым днем укреплял свое положение. А после успешного испытания дельтаплана ему присвоили титул ИМПЕРАТОРА Земли. Вскоре к его армии присоединились еще две группировки депортированных атлантов. 00 Скалгур и все его ассистенты обрадовали царя. Они заявили, что модификатор временного туннеля позволит отправить любого атланта в физическом теле в любое время. Еще Скалгур сказал, что вакуум времени по своей природе не может двигаться, потому что любое движение подразумевает наличие времени. Центры вселенной не могут увеличиваться в размерах. Такой парадокс не нашел себе места в законах природы. - Над этим стоит подумать, – сказал Скалгур и надел на запястье Мадео небольшой прибор. - Что это? - спросил царь. - Это супер компьютер. Он позволит вам вернуться обратно за час до того, как произойдет перемещение в нужное время. - Прекрасно. Тогда начнем. Скалгуру царь доверял. Нейросинхрофазатрон вздрогнул. Фотоноуловитель принялся накапливать фотоны. Энергия формы просверлила дыру во времени. И царь исчез. 01 На горизонте показалась Атлантида. Мальдорор отдал приказ о боевой готовности № 1. Когда Атлантида была на расстоянии километра от катапульт, Мальдорор отдал следующий приказ: - Руби лианы, - крикнул он. Больные и старики – те, кто не могли сражаться перерубили лианы, и катапульты швырнули в небо полсотни дельтапланеристов. Каждым дельтапланом управлял воин планеты Земля. На восходящих потоках воздуха дельтаплан Мальдорора взлетел выше Атлантиды. Впервые в истории Атлантиды, рядовой обыватель смотрел на дворец правящей династии. Где-то во дворце должен жить царь, который виновен в несчастиях простых атлантов. Мальдорор направил свой дельтаплан в парк перед главным входом во дворец. И ярость правила в душе Мальдорора и восхищение. Никогда ранее Мальдорор не видел ничего подобного. Он и еще несколько воинов посадили свои летающие машины перед дворцом. Лишь тридцать деклассированных атланта сейчас были с лидером. Остальных унес ветер. Началась драка. Гражданская война. Бывшие арестанты, а ныне свободные воины планеты Земля, вооруженные луками, каменными топорами и пиками ворвались в цитадель монархии. - Эй, Царь, выходи. Мы убьем тебя, - кричал Мальдорор. Теперь все будут жить на земле. Атлантиду взорвать к чертям, и потопить нахрен. Чтобы не было бедных и больных. Чтобы не было несчастных, чтобы не было голодных. И чтобы не было ростовщиков жадных и царей подлых. Настало новое время. Пора спускаться с небес на землю. Пора назвать себя Гиперборейцами. Нужно только место для жизни подобрать, чтоб не очень жарко было, и чтобы хищников поменьше. Картинка его галлюцинаций начала искажаться, мысли спутались. И Шатохин открыл глаза, понимая, что сеанс его приключений закончился. Но, открыв глаза, он увидел не то, что хотел. Вместо хутора он увидел огромный замок в горах. Артема не было рядом. Что это за город такой огромный? Асгард? Олимп? Нужно проверить. Эй, Гиперборейцы, где вы? Шатохин решил действовать скрытно. Недалеко от места своего приземления он увидел огромную пещеру. Пещера могла бы с легкостью быть входом в Асгард. Но оказалось что это не так. Здесь не было ступеней, колонн и вообще всего, что необходимо для парадного входа. С виду это была простая пещера. Но, войдя в нее, Шатохин понял, что это не так. Здесь дул постоянный ветер, несший в себе молекулы всевозможных запахов. Вентиляционная шахта, через которую он отправился в замок, была впечатляющей. Строили ее поистине великаны. Шахта похожа была на туннель метрополитена, только еще больше. Город, который обслуживался такой системой вентиляции, должен быть просто огромным. Шахта уводила Шатохина в центр города. В потолке через каждые тридцать метров горели лампы дневного света. Однако же мрачновато здесь. Саша почувствовал резь в глазах, словно он из глубокой ночи вернулся в солнечный день. Холод прокатился по его телу. По всему было видно, что субъективные ощущения объективной реальности просочились в сферу иллюзий. Холодно. Но, что это? Навстречу идет Артем и машет рукой. А вокруг, как пауки по стенам ползают гномы и скалятся. Саша начал терять контроль. Он запутался. Что-то психика его вытворяет совсем неразумное. Что происходит? Но приступ кончился. Словно не было ничего. Нет гномов. Нет Артема. Только туннель перед глазами – вентиляционная шахта. И никого. Лампы под потолком. Дыры в стенах. Рожа в дыре маячит наглая, злая. На голове у гнома бандана с черепами. В правом ухе серьга висит. Гном вывалился из своей норы и растянулся на полу. Потом он поднялся на шаткие ноги и заковылял пьяной походкой в центр города. Шатохин остался незамеченным. Гном что-то напевал себе под нос, свистел и посмеиваться. Шатохин решил, что с пьяным гномом он справится и поэтому начал решительно действовать. Он сбил его с ног, и повалил на пол, заламывая руки. Не врубаясь в происходящее, гном противно зашипел. Ему удалось на мгновение освободиться, и он укусил Шатохина за лодыжку. Шатохин с новой силой заломал гнома. Он рычал: - Не дергайся. И тогда я тебя отпущу. Мне нужно поговорить. Гном сразу обмяк. Похоже, он сдался. Шатохин мысленно похвалил себя. Выходит, и с пьяным гномом можно договориться. Шатохин отпустил гнома и поднялся на ноги. Гном взглянул на Шатохина. В его глазах Шатохин прочел удивление и восторг. Гном был гладко выбрит, что казалось невероятным. От него разило одеколоном и коньяком. Одет он был как анархист с металлическим уклоном. Куртка у него была черная, кожаная с клепками и цепочками. На ногах казаки со шпорами. А его серьга представляла собой крестик. Голос гнома запутался в несказанной фразе. Видя его замешательство, Саша продолжил свой прессинг. Он представился: - Меня зовут Александр Шатохин, - сказал он. – Только без глупостей. Я поговорить хочу. Гном молча стоял и хлопал глазами. Саша снова попытался с ним заговорить. Он сказал: - Я не причиню тебе вреда. Только ответь мне, где я нахожусь? Гном закрыл левый глаз, чтобы Шатохин не двоился. Гном и впрямь был пьяный. Его слегка покачивало из стороны в сторону. Он вальяжно взялся за серьгу и принялся ее теребить, обдумывая, что сказать. Но слова не рождались. Гном молчал. Но и не убегал. Впрочем, и не нападал. Надежда все прояснить не покидала Сашу. Но и сомнения терзали его. Случиться может и так, что гном этот не говорит на русском языке. Гиперборейского Шатохин не знал. Что же делать? А вот что: нужно попробовать еще один раз. Если и эта попытка не принесет результатов… Однако же гном достал из внутреннего кармана трубку. В нее из кисета он высыпал остатки табака и нехотя с долей презрения сказал: - Огонька дай. Шатохин достал зажигалку. Гном состроил удивленную мину, затем ухмыльнулся и прикурил. - Я тебя где-то видел, - сказал гном. - Возможно. - В таком случае я должен спросить, где? - Понятия не имею. - А ты мне нравишься. Я граф. Меня зовут Буч де Гарофа. - Я ученый. Граф пожал руку ученому и затянулся из трубки. Густое облако дыма снова на мгновение скрыло лицо гнома. Но здесь в вентиляционной шахте хорошая продуваемость. И поэтому Шатохин уже смотрел гному в глаза и говорил: - Я не из этого времени. Возможно я из другого мира. Поэтому сомнительно звучит ваше предположение относительно нашего знакомства до этой встречи. - А тебе никто и не говорил, что мы знакомились раньше, - грубо парировал гном. – Я сказал, что где-то видел тебя. Это все. Шатохину совершенно не пришлось по вкусу то, как говорил этот гном, особенно презрительное - «Это все». Звучит сие несколько вульгарно и унизительно для слуха ученого. - Ладно-ладно, - сбавляя темп, мягко парировал Шатохин. – Где я? - Ты знаешь, это не хуже меня, - неучтиво швырнул гном. - Я могу только предположить, - возмутился Шатохин. – А предположения меня не интересуют. Мне нужны факты. Это все. - Определенно ты мне нравишься, - снова кивал гном. Он выбивал пепел из трубки ударами о свой крепкий кулак и, не глядя на это действие, смотрел Шатохину в глаза. - А город этот называется Асгард, - говорил он. - Не умничай. Олимп далеко отсюда. Здесь живет Один. - И Тор, - уточнил ученый. - Да, - согласился граф. – А еще здесь живут гномы. - Я догадался. Позади гнома там где, по всей видимости, должен располагаться центр города, что-то громыхнуло, словно гигантская наковальня упала на дно ущелья. Эхо отозвалось несколько раз, а потом появился приближающийся металлический скрежет. Гном присел от неожиданности и выронил трубку. - Пора уносить ноги, - крикнул он и потащил Шатохина в сторону выхода. - Что это? – спрашивал Шатохин. А гном его тащил за руку и говорил: - - Это охота. - На кого? - На гномов. Пьяный граф де Гарофа двигался с невероятной скоростью для своей комплекции. Шатохин едва поспевал за ним. Гном был ловок и силен. Металлический скрежет неустанно толкал их. Шатохин чувствовал чей-то безжалостный взгляд. Душа его проваливалась в пятки. Гном ловко нажал на какой-то незаметный рычаг, и в стене открылась маленькая дверь. Гном впихнул Шатохина в темный коридор. Дверь закрылась. Глубоко дыша, граф тяжело говорил шепотом: - Тише. Совсем молчи. За дверью, где находилась огромная вентиляционная шахта гиперборейцев, что-то происходило. Там что-то громыхало и звенело. Словно металлические ножи Фреди Крюгера скрежетали там, предчувствуя скорую месть. Шатохин сел на корточки и прислонился к стене. Когда же все смолкло за дверью, граф щелкнул выключателем. Зажегся свет. Здесь было не так просторно как в шахте. Можно сказать, здесь было тесно. Это туннель гномов. Дверь, которую из шахты заметить было невозможно, выглядела с этой стороны несколько прямолинейно. Это была круглая сейфовая с вентилем в центре и, по всей видимости, герметичная дверь как в подводной лодке. Вдоль стен в пластиковых желобах текли жидкие провода, наполненные электрическим светом. Пол в этом туннеле был выложен гофрированной металлической плиткой. Шатохин поднялся в полный рост. До потолка он не доставал десяти сантиметров. Пьяный граф принялся теребить серьгу и осматривать одним глазом Шатохина. Шатохин молчал и тоже смотрел. Граф бесцеремонно повернулся и не твердой походкой отправился прочь подальше от охотников и поближе к базе. Обернулся он только через несколько метров и, махнув рукой крикнул: - Пошли. Шатохин догнал его и спросил: - От кого мы бежали? - Это роботы. Гиперборейцы нас планируют уничтожить. Металлические монстры охотятся за нами. Ничего у них не получится. - У вас настоящая война, - констатировал Шатохин, разглядывая светящийся желоб с тонкими разноцветными проводами. – Почему война? - Это сложный политический вопрос. Этническая нетерпимость. Следовательно, и терроризм. И вообще… тебе не понять. - Отчего же? – не согласился Саша. – Мне знакомо это. Этнические чистки. – Потом Шатохин спросил: - Куда мы идем? - В центр. - Продолжай. - Мы идем в центр противостояния. На военную базу. - У вас армия есть? - Да. Есть. Священные воины мира. Мы воюем за мир. - Нонсенс, - заметил Шатохин. – Вздор. - Ты просто не понимаешь всей ситуации, - грубо отозвался граф. – И вообще… ты человек, варвар. Люди по природе своей глупы. И откуда ты такой умный взялся? - Я же сказал, что пришел из другого времени, - возмутился Шатохин. - Там, откуда я родом, люди неплохо умеют думать. Я ученый. - А я граф, - высокомерно парировал гном. Он гордо задрал голову и оскалился: - И я имею в этом обществе вес. Тебе повезло, что ты понравился мне. Держись ближе. Эти вояки не любят варваров. Гиперборейцев они ненавидят. - Что ты хочешь сказать? - Скоро поймешь. Они повернули за угол и сразу наткнулись на двух гномов в бронежилетах. Головы их были защищены военными касками с фонарями. Фонари ярко горели и слепили глаза. Но Шатохин разглядел, что гномы эти выбриты до неприличия. От них разило одеколоном. И они совершенно не были похожи на гномов. В руках они держали игрушечные автоматы. Однако же выглядели они как настоящие. А может они и впрямь настоящие? Но Шатохина уже ничего не могло удивить. Он итак уже был доведен до предела. Граф подал ему сигнал остановиться и молчать. Крепко сложенный и довольно высокий охранник направил на графа какой-то сканер. Сканер издал приятный свист. Охранник кивнул графу: - А этот варвар, что делает здесь? Варварам нельзя, - говорил он, нацеливая на Шатохина сканер. Сканер пропищал приятный мотив. А граф сказал, что этот варвар нужен ему для экспериментов: - Но я не уполномочен продолжать обсуждение этой темы, - заявил он. - Все что касается этого варвара, имеет секретность пятого уровня. Открывай нам дверь. Шатохину не понравилось заявление графа по поводу экспериментов. Сразу в уме образовалась клетка, в которой ползала и пищала крыса № 13. И чтобы себя обезопасить Шатохин решил: одет он в спецназовский камуфляж, а в кобуре у него висит пистолет-автомат с полной обоймой. Себя нужно беречь. Но явной опасности пока не наблюдалось. И поэтому грудь свою и живот он пока не стал прятать за пуленепробиваемым жилетом. Охранник нажал несколько сенсорных кнопок на пульте охраны, и тяжелые двери разъехались в разные стороны, приглашая Шатохина на военную базу священных воинов мира. Как только Шатохин прошел через двери, его взору открылась большая хорошо освещенная комната с гномами. Некоторые из них мирно спали на грубых деревянных кроватях. Остальные смотрели телевизор и ржали как идиоты над чудовищной кинокомедией. Шатохин на экране телевизора мельком увидел шутку, которая привела гномов в настоящий восторг. Но хохма сия осталась ему непонятной. Гномий юмор был ему чужд. В центре комнаты несколько столов сдвинутые вместе, представляли собой испытательный полигон для желудков. Здесь обедала охрана базы. Но теперь на столе груда немытой посуды. А, в остальном, все было аккуратно. Даже забавно. Все это: маленькая посуда, маленькие столы и стулья - словно в детском саду. Но здесь живут гномы. Маленький поваренок вынырнул из-под руки Шатохина и принялся собирать пустые тарелки на поднос. - А вы не плохо устроились, - заметил Саша, вспоминая кухню в своем жилище. – Что еще здесь имеется? Но гном ему лишь грубо ответил: - Не твое дело. Шатохин прищурил левый глаз. Такая бестактность начала уже доставать его, но он сдержал свой пылкий темперамент и спросил вежливо: - По-твоему я волнуюсь? Глупости! Что посоветуешь? - Совет будет решать, - двусмысленно ответил граф. - Не понял. - Я так и знал. Ты же варвар. Куда тебе понимать. Но я скажу. Совет военного времени будет решать твою судьбу. - Военный совет? - Да, - ответил граф. - Жить или не жить. А теперь пошли. Прикинув ситуацию, Шатохин решил не паниковать раньше времени, а напротив, пофигизм проявлять и еще внушить себе бронежилет покрепче. Бронежилет оказался не легкой ношей. Гномы, которые только что ухохатывались у телевизора переключили свое внимание на варвара. Они косились на Шатохина и скалились, но молчали. - Иди за мной, - сказал граф. – Держись ближе. И Шатохин последовал его совету. Не хотелось ему оставаться наедине с этими головорезами. Рожи у них бандитские. А гнома этого Саша тоже где-то видел. Шатохин не любил приказов. И поэтому он заявил наперед: - Я не люблю приказов. Прошу уважения. Ты же не знаешь моего ранга и моих возможностей. Я могу вам помочь. Я ученый. Вместе мы победим гиперборейцев. Тора замочим. И Одина. Валгалу закроем. Лету осушим. - Уговорил, - фыркнул гном. – Только не зазнавайся. А если разобраться – нравы у нас такие. Мы грубы по натуре. Расслабься. Следуй за мной, ученый. Может, ты и вправду понадобишься нам. Через комнату охраны они прошли в жилой сектор. Здесь был настоящий маленький город. Хотя нет. Город этот был довольно большой. Но дома были меленькие. И вообще все здесь было маленькое. Гномы и сами-то не великаны. Великаны живут где-то поблизости в своих гигантских домах. А здесь гномы управляют своей цивилизацией. И надо сказать, что уровень их технического прогресса был непривычно высок. Одевались гномы по-разному. Были и щегольские наряды, и недорогие. Женщины одевались в кимоно. Гномы были выбриты гладко, от них разило одеколоном, что немного бесило Шатохина. Гномов он знал по книжкам и фильмам, как бородатых горных жителей, которые только и делают, что золото добывают. Но то, что увидел он… Здесь все было залито светом. Свет этот тек прямо по проводам, развешанным с таким умыслом, чтобы создавать статуи и картины. Сплошная иллюминация, словно не в пещерах гномих а Лас-Вегасе. Домики гномов были аккуратные, и ни один из них не был похож на другой. И сверкали они как рекламные вывески казино. По дорогам иногда проезжали автоматические уборщики. Гномы с подозрением косились на Сашу. Дети указывали на него пальцами. Женщины смущались и шептались. Возле здания с широкой лестницей и пятиугольными колоннами граф дал знак остановиться. Возле каждой колонны стоял охранник. У самых дверей графа и ученого снова проскандировали и пропустили. - Где мы? – спросил Саша. - Это штаб, - коротко бросил гном. Потом степенно добавил: - Поменьше разговоров должно быть с твоей стороны. Молчи больше. Говори только в том случае, если к тебе обратятся. Пошли. Они поднялись на второй этаж. Дневальный спросил у графа к кому они пришли. И граф ему ответил, что пришли они на совет внутренней безопасности. Дневальный связался с кем-то по рации. И вскоре из дверей к ним вышел офицер. Не трудно было понять, что это офицер, ибо форма его была дорогая, красивая и имела множество знаков отличия. После недолго разговора с графом офицер пригласил всех пройти в зал заседаний. Шатохин молча последовал за графом. При этом граф несколько раз повторил, чтобы Шатохин молчал. Однако в зале заседаний, когда персону Шатохина активно начали обсуждать без его участия, он не выдержал и прямолинейно вступил в разговор. Такая выходка несколько озлобила гномов, это было видно по выражению их лиц. Но они не успели обозначить своего мнения, потому что голос у Саши прорезался в этот момент невероятный. Он вдруг басом громко сказал: - Решая мою судьбу без меня, вы противоречите здравому смыслу. Я прошу слова. И вообще мне не нравится, что вы уже собрались проводить на мне эксперименты по клонированию. Я личность самодостаточная и я не намерен сдаваться без боя. Я не крыса подопытная. Я могу защищаться. И после этих слов он достал из кобуры свой пистолет-автомат и дал очередь по хрустальным вазам, стоявшим на полке в ряд. Хрусталь разлетелся на тысячи мелких осколков, осыпав представителей офицерского состава внутренней службы безопасности. Потом словно хищник Шатохин с кувырком через голову прыгнул на стол, схватил за волосы генерала и приставил к его голове дуло пистолета. - Вы должны меня выслушать, - крикнул он. - Я не варвар. Я ученый. Гномы повытаскивали свои пушки. В зал заседаний ворвалось еще несколько боевиков в бронежилетах. Стволов двадцать было направлено на Шатохина. Он немного присел на корточки, чтобы получше спрятаться за заложником и сказал: - Опустите пушки, гномы. Или я вышибу мозги генералу. - Делайте, что он говорит, - приказал генерал. Гномы ему подчинились. - Вот и славненько, - улыбнулся Шатохин. – Теперь слушайте, что я скажу вам, гномы. Я не варвар. Там, откуда я пришел я занимаю высокий пост. И я не привык к подобному обращению. Я пришел, чтобы помочь вам. Но помощь моя не заключается в моем размножении. Меня и одного хватит. Я воин-ученый – уникальная личность. Могу вам помочь одолеть гиперборейцев. Тем более что у меня с ними давние счеты. Ну, что скажете? - Сначала опусти ствол, - гордо предложил заложник. – А потом мы поговорим. - Мне нужно ваше слово офицера, - заявил Саша. – Дайте мне слово. - Я даю вам слово офицера. Шатохин отпустил заложника. И сразу несколько гномов из группы захвата ринулись на него. Один гном в черной маске запрыгнул на стол, другой нырнул под него. Еще двое бросились в обход стола по обе стороны. Саша направил пистолет на гнома, который готов был прыгнуть на него, но генерал крикнул: - Отставить. Группа захвата замерла. - Все свободны, - сказал генерал. – Буч граф де Гарофа, останьтесь. Генерал кивнул Саше и пригласил сесть за стол переговоров. - Я слушаю вас, - сказал он. - Вначале давайте представимся, - потребовал Саша. – Меня зовут Александр Шатохин. Я ученый. - Я генерал службы внутренней безопасности. Меня зовут Леприкон де Савиньяк. Шатохин мысленно усмехнулся: - «взять в заложники генерала службы безопасности в его же офисе. Черт возьми. Круто! Я молодец!» Шатохин решил не упускать инициативу и продолжил с тем же напором: - Как я уже говорил, я воин-ученый. Я проводил эксперименты в своей лаборатории и вдруг оказался в Асгарде. Потом я встретился с графом. И вот я перед вами. Прошу вас, посвятите меня в некоторые подробности вашей войны. Я уверен, что могу быть полезен. Генерал сложил пальцы в замок и положил руки на стол. Он внимательно смотрел на Шатохина и ждал. Буч теребил серьгу и смотрел на генерала. Пауза затягивалась петлей на шее у близкой развязки. Шатохин смотрел в глаза Леприкону де Савиньяк и пытался силой плачущего взгляда подчинить его волю. Он выжал скупую слезу, внушая генералу: - начни говорить, расскажи, ответь на вопросы. И генерал сказал: - Вы говорите достаточно убедительно. И действия ваши меня тоже убеждают в том, что вы не являетесь варваром. А посему я приму ваше предложение. Помощь нам не помешает. Однако хотелось бы удостовериться в вашей компетентности. Расскажите подробнее о себе. - Я работаю в лаборатории при научно исследовательском институте биохимии мозга. - Биохимии мозга? - Мы придумываем всевозможные вещества и разные психотехники, изменяющие биохимию мозга, а значит состояние сознание. Испробовав одно такое вещество на себе, я оказался здесь. Не знаю, как это произошло. Остается неясным механизм работы этого вещества. Я бы предположил, что это галлюцинации. То есть мне кажется, что все, что я сейчас вижу это плод моего воображения. - Вы хотите сказать, что меня и всех гномов не существует в действительности? - Понятия не имею, - дернулся Шатохин. - Я и сам не знаю, что происходит с моей нервной системой прямо сейчас. Я, например, могу заставить самого себя принять другой вид. Вот так. И Шатохин вспомнил, как выглядит пантера. Очень ему нравились эти животные. В следующий миг он запрыгнул на стол, имея вид огромной дикой кошки. Он зевнул, показывая большие клыки, и облизался. Гномы сорвались со своих мест и в ужасе ретировались, не закрыв за собой двери в зал заседаний. Пантера грациозно соскользнула со стола, и растянулась на полу, высматривая что-то своими зелеными глазами. Нос у нее к чему-то принюхивался, хвост возбужденно бился о ножку стула. Шатохин не ожидал такого поворота. Он был обескуражен. Он действовал наугад. Получилось. И, слава богу. Теперь поиграем в войну с гиперборейцами. Только таким образом можно спасти дочку Артема. Действовать нужно осторожно. Неизвестно как вся эта история отразится на причинно следственных связях. Что-то будет. Шатохин принял обычный человеческий вид и сел на стул дожидаться Леприкона и графа. Вскоре они появились в дверном проеме. Не скрывая своего восхищения, они кивали одобрительно и соглашались открывать военные тайны. Но только в обмен не формулу психоактивного вещества. Однако Шатохин разочаровал их. Он сказал, что формулу он им не даст: - У меня осталась только одна доза для меня, - сказал он. - Но этого хватит, чтобы изменить ход войны. Мне нужны профессиональные солдаты в помощь. Мы устроим диверсию в Асгарде. Вместе у нас получиться. - Это интересное предложение, - кивнул Леприкон. Он собрал на лбу складки и, погружаясь в глубокие раздумья, будто бы стал растворяться, таять. Но Шатохин не позволил ему исчезнуть. Он сконцентрировал свое внимание на гноме, и выжал скупую слезу, имея конкретную цель – сохранение визуального восприятия. Леприкон прислушался к шороху запредельных мыслей Шатохина и отбросил тень. Гном снова стал целостным и объективным. Он достал из ящика стола папку с документами и заявил: - Недавно гиперборейцы разработали новый тип роботов диверсантов. Они ничем не отличаются от обычных гномов. Эти кибернетические организмы оснащены крупнокалиберными пулеметами и мощными взрывными устройствами. Мы уже сталкивались с двумя таким моделями. Сотни погибших гномов – вот исход этих встреч. Поэтому-то вас и сканировали у входа в штаб. Сканер улавливает электромагнитные излучения внутри электрических цепей киборга. Нам нужно сосредоточиться на обороне. Шатохин повел уголком рта и взглянул на Буча. Он думал, что Буч не имея дурных мыслей, мог провести на базу новую, еще более совершенную модель киборга в лице варвара; Шатохин мог бы с легкостью оказаться убийцей гномов. Но пока не ясно это. Да и сам Шатохин не ведает что творит. Что-то будет. Однако же не засланным казачком был Шатохин. Саша не хотел подставлять графа. И поэтому он перевел тему разговора на детали операции. Решено было проникнуть в стойла драконов. Драконов можно взорвать. Предложение поступило от Шатохина. Он предположил, что драконы по природе своей имеют в крови высокую концентрацию серы. И поэтому Сашины слова были такими: - Можно устроить взрыв. И бомбой будет сам дракон. А лучше всего, если взорвутся все драконы. Все. Я химик. И мы подберем необходимые реактивы, которые вступят в реакцию с кровью драконов. Я должен знать, где в Асгарде расположились стойла. - Мы знаем лазейку в сектор драконов. Но добраться туда будет не просто. - Мы сделаем это, – вскричал Саша. Он уже чувствовал азарт и хотел действий. Он говорил, размахивая руками: - При помощи моего эликсира мы выиграем войну. Я должен проинструктировать диверсионную группу. Дайте мне такие полномочия. - Самый крупный солдат у нас весит пятьдесят килограммов, - сказал Леприкон. - Впечатляет, учитывая ваш рост. - Такова наша природа. У нас тяжелые и крепкие кости. Поэтому мы плохо плаваем. А в сектор драконов можно попасть только через поземное озеро. - Это усложняет задачу. Но у вас же есть батискафы, подводные лодки или на крайний случай скафандры? И все такое… - Не поможет, - равнодушно уронил Леприкон. - Почему? – удивился Саша. - Шум двигателей запеленгуют. Или вычислят вспышки электрического света от прожекторов. Даже приборы ночного виденья просекут. Откроют шквальный огонь. Киборгов пустят по следу. Здесь нужно действовать осторожно… Я предлагаю вам немного отдохнуть с дороги. А мы в это время все хорошенько обдумаем с графом. - Вы дали мне слово офицера, - заметил Саша. – И поэтому я верю вам. Я охотно приму ваше предложение. А еще бы я принял охотно сейчас горячую ванну. А потом бы перекусил. После обеда, весьма не дурного, Сашу проводили в лабораторию. И завидно стало ему. Здесь просто рай для ученого. Лаборатория находилась на нижнем ярусе. Поближе к ядру планеты. Дармовая энергия здесь. Ее же родимую используют и для охлаждения данной лаборатории. Здесь были и криогенные установки, и плавильный цех. Кузница. Циклотрон. Испытательный полигон для биологического оружия. Химический завод. И все это, и многое другое называлось у них лабораторией. Это лаборатория: тысячи квадратных метров чистой науки. Здесь можно хорошо развернуться. - Вначале посетим медицинский блок, - заявил Леприкон. – Проведем анализы. - Какие анализы? – удивился Саша. – Чьи? - Ваши, - отрезал Леприкон. - Зачем это? - Для безопасности. - Я не согласен, - отрезал Шатохин. Он прикинул, что по его крови могут вычислить формулу эликсира. А это не входило в его планы. И поэтому он сказал: - Предлагаю действовать на доверительных началах. Своей крови я вам не дам. А помощь предложить могу. Давайте работать. Леприкон сосредоточенно смотрел на Буча. Буч теребил серьгу. О чем они там между собой договорились, пока Саша принимал ванну, оставалось загадкой. Видимо Саша спутал их планы, отказавшись пройти обследование. И Леприкон де Савиньяк закрыл этот проект легко и непринужденно. - Ты пойдешь один, - заявил он. – Без группы поддержки. И взорвешь драконов ты. А мы в это время проведем отвлекающий маневр. И не один. Нападем на транспортные караваны в туннелях путей сообщения. Еще мы нападем на стратегические пищевые склады. Мы давно планировали эти операции. У нас уже все готово. Если синхронно будем действовать, то победа будет за нами. Сверим часы. Сейчас восемнадцать часов двадцать минут. Ровно в двадцать два часа начинаем атаковать. Ты должен ровно в десять вечера произвести взрывные работы. Взорви драконов. Невероятными с точки зрения логики путями, Шатохин проник в помещение драконов. Вооруженный арбалетом со стрелами-шприцами начиненными химическим реактивом он рвался в бой. Реактив должен попасть в кровь дракона. И тогда… Но, то, что явилось ему в стойлах для драконов, поразило его. Шатохин предвидел такой поворот. Но, чтобы так авторитетно развернуло!?… - Шатохин не ожидал. Он замер. Невероятных размеров зала предстала перед его глазами. В зале драконов модный союз нашли высокие технологии и простота интерьера. Искусственно созданный ботанический сад – террариум для Икаров. Десятки крылатых мальчиков, девочек, юношей и зрелых мужчин и женщин здесь живут в полсвободы. Здесь фонтаны и статуи создают впечатление роскоши. Между деревьев растянуты гамаки. Некоторые драконы – крылатые люди - спят. Иные летают под потолком и между деревьев. Здесь довольно светло и уютно. Шатохин выглянул из дупла огромного дерева и сразу в поле его зрения попал Икар, которого видел маленький Андрейка. Икар лежал с закрытыми глазами и слушал через наушники какую-то музыку. Он в ритм щелкал пальцами, и даже пытался напевать что-то. Много цветов, бабочек и птиц вокруг. Шатохин окликнул Икара по имени. Но Икар не услышал его. Тогда Шатохин дернул веревку. Икар чуть не выпал из гамака. Наушники его свалились на землю. Перепуганный он вскочил на ноги и сразу увидел Шатохина. Они уставились друг на друга, боясь даже пошевелиться. Икар напряженно вспоминал. Крылья его то расправлялись и трепетали, то складывались и снова расправлялись. Что-то в его памяти было такое… незабываемое. Какая-то тайна пробуждалась в его сознании. Он медленно подходил к варвару. Шатохин медленно выходил из дупла дерева. В руках он держал заряженный и нацеленный на Икара арбалет. - Андрей, это ты? – спросил Икар. - Что случилось? Ты постарел. Шатохин опустил арбалет. Он вдруг отчетливо вспомнил историю с чародеем и замурованным олененком. Столько чувств забытых вдруг ожили как образы. Столько образов наполнилось чувствами. Где теперь может быть Суок? Может она здесь где-нибудь живет как принцесса. Другая жизнь. - Как ты здесь оказался? – спросил Икар. – Или ты не Андрей? Что тебе нужно? Зачем тебе оружие? Тебе нужна помощь? Я помогу. Что нужно сделать? Шатохин не мог в полной мере уловить суть трагизма. Ему было не по себе. И в жар его бросило. И подкосились ноги. Он сел на траву и прислонился к дереву. Икар смотрел на него и спрашивал с сожалением: - Ты хочешь меня убить? Хочешь сказкам подарить второе дыхание? Исправить сказки хочешь? Стреляй. Если это поможет – стреляй. Я готов. Шатохин снова взял на прицел Икара. Но тут же опустил арбалет и шепотом проговорил: - Знаешь, а ведь ты прав. Ты мне можешь помочь. Стрелять я в тебя не буду. Мог бы ты провести меня незаметно в лабораторию гиперборейцев? Если тебе это удастся… - Это к Гефесту, что ли? Могу проводить. Только зачем тебе? - У них там должна быть машина времени. - Я что-то слышал об этом. Но эта тема законсервирована. Это технологии Атлантов. Обычно в той части лаборатории, где стоит машина времени никого не бывает. Но, что же делать? Как тебя спрятать? И учти, я это делаю только ради Андрея. Но ведь ты не только Андрей? Ты кто-то еще. Кто ты? - Теперь я и сам не знаю. Возможно я Александр Шатохин. А может и Нильс. Я хочу разобраться в этом с помощью машины времени. А перенести к Гефесту ты можешь меня в чемодане. У тебя есть большой чемодан? - Не выйдет. - Это почему? - Ты слишком тяжелый. Помнишь, мне всего двенадцать лет. - А ты трансформируйся в зверя, - предложил Шатохин. – Тогда ты станешь сильнее в сто раз. - В облике зверя нельзя появляться без особого разрешения. - Так получи его. - Для этого нужны основания. Но таковых пока нет. Должен прийти сигнал сверху. Шатохин задумался. Он вернулся в дупло дерева, чтобы не маячить перед глазами других драконов. Что же придумать? Вот что! Шатохин решил проделать тот же трюк что и с пантерой в штабе внутренней безопасности. Но у него ничего него не вышло. Эликсир покидает восприятие Шатохина, однако же не разваливается на части это видение. И это уже неплохо. А плохо то, что нельзя принимать добавку прямо сейчас. Лишняя инъекция или простой глоток эликсира может все перепутать. Поэтому действовать нужно быстро. Шатохин сорвал с гамака простыню и завернулся в нее. - Так меня примут за простуженного дракона. Никто даже не догадается, что у меня не грипп или насморк какой-то, а просто нет крыльев. Мой рост вроде бы такой же как вон у того дракона, - кивнул Саша на дракона который усердно отоваривал боксерскую грушу. Бил он ее нещадно. И довольно профессионально. Встретиться с таким драконом не хотелось бы на узкой дорожке. - Можно попробовать, - согласился Икар. – Пошли. Только старайся не смотреть на драконов, и тем более на гиперборейцев. Молчи. Говорить буду только я. И они поспешили к выходу из террариума. С некоторыми драконами Икар поздоровался. Один седой уже старик крикнул Икару, чтобы тот пришел вечерком поиграть в шахматы. Икар дал добро и подтолкнул Шатохина. - Пошли скорее. Вон выход. Ни никак не ожидал Шатохин, что гиперборейцы имеют такой рост. Они и впрямь были гигантскими. На вскидку – метров десять. А их город в этой горе… – даже слов не находится. Все, что видел Шатохин вокруг себя, было огромно. У Гиперборейцев вполне человеческие лица. И одеваются они со вкусом. Мода у них своеобразная. Футуристические ансамбли из сверкающих материалов элегантно и небрежно подчеркивают талию и грудь женщин. - Вот где нужно проводить шоу бюст Европы, - говорил Шатохин. - Такую грудь, как у этой девицы можно в книгу рекордов Гиннеса заносить, - кивал он в сторону десяти метровой красавицы. Она энергично шла по тротуару к фуникулеру, возле которого собралась небольшая очередь гиперборейцев. Вскоре подъехал фуникулер и Шатохин вместе с Икаром и несколькими великанами занял места согласно купленным билетам. Здесь было десятка два огромных сиреневых кресел и четыре красных кресла поставленных сюда специально для драконов. В одно из них и сел Саша. Рядом сел Икар. Он молча уставился в окно. Фуникулер быстро двигался по туннелю мимо огромных дворцов и чистых рек. Из некоторых дворцов слышалась музыка. На озерах гиперборейцы устраивали катания на лодках. Сидящие в фуникулере гиперборейцы совершенно не обращали внимания на двух драконов, которые едут в сектор науки. На следующей остановке все великаны вышли. - Мы едем дальше, - сказал Икар. – Десять минут и, на месте. Смотри в окно, наслаждайся видом. Все это может исчезнуть… Но закончить фразу Икар не успел. Впереди раздался взрыв. Свет погас. Фуникулер перекосило и швырнуло в озеро. Включился аварийный свет, и Шатохин увидел перекошенное лицо гиперборейца, на чью лодку он падал. Фуникулер в щепки разбил лодку, и начал тонуть. Кое-как Саша помог выбраться Икару. Захлебываясь водой, Икар кричал, что у него сломано крыло. У Шатохина из носа шла кровь. - Помоги мне, - кричал Икар. – Я сейчас утону. Шатохин подплыл к Икару и, поддерживая его, медленно двинулся к берегу. Плыть было тяжело. Сломанное крыло Икара все время зарывалось в воду. И Икар кричал от боли. Завыли сирены. Послышалась стрельба. Крики. - Потерпи чуть-чуть, - говорил Саша. – Не долго осталось. - Нужно торопиться, - стонал Икар. – Нужно спуститься в вентиляционную шахту. Оттуда мы попадем в лабораторию. Но боюсь, что ты не разберешься с оборудованием. - Это уже не твоя забота. Где шахта? Вскоре Икар уже кивал в сторону фильтра и говорил: - Это единственный вариант. Нужно просочиться через фильтр. Не долго думая, Саша порвал на две части простыню. Одну часть он оставил себе, а другую передал Икару и сказал: - Сделай маску. Идем через фильтр. Не хотелось бы дерьмом надышаться. Это даже хорошо, что простыня мокрая. Крыло сильно болит? Потерпи. В лаборатории найдем обезболивающее. Ведь там есть отдел фармацевтики. - Нет, ответил Икар, - Фармацевтический отдел находится к северо-западу. Но мед. комплекты скорой помощи в лаборатории есть. Пошли. Фильтр был похож на обычный до отказа набитый хлопковый склад. Идти через него не просто. Икар извелся от боли. Он шел след в след за Шатохиным придерживая одной рукой сломанное крыло. Шли на ощупь. Икар стонал, но держался. - Чуть-чуть осталось, - говорил он сквозь зубы. Лишь бы не напрасно все это было. Ну вот уже и пришли. Осторожно, не упади с перил. - Это перила? - удивился Саша. – Я думал – дорога. Куда идти? Мрачновато здесь. - Это аварийное освещение. Вот уже и твоя машина. Ты знаешь, как работать с ней? - Знаю. Видел однажды. Вот медицинский шкаф. Оставайся здесь, - сказал он Икару. – Я принесу тебе бочку микстуры. Как называется обезболивающий препарат? - Возьми таблетку марадола. - Если найду. Шатохин полез на вторую полку. В правом дальнем углу шкафа беспорядочно громоздились огромные коробки с лекарствами. «Марадол» - прочитал Саша. Нужно как-то достать его из упаковки. На удивление, одного удара ноги было достаточно. Интересная оболочка!? Пришлось откусить от гигантского колеса небольшой кусочек. Руками было его не разломить. Когда же, наконец, Шатохин передал обезболивающее Икару, начался отсчет времени. Шатохин хотел посмотреть с тыла, кто пожаловал в дом к Артему, а если будет в том необходимость, то и атаковать неприятеля. Он забрался на гигантскую клавиатуру центрального компьютера машины времени, и принялся прыгать с клавиши на клавишу, набирая нужные коды. Шатохин их помнил потому, что Скалгур их знал. Нейросинхрофазатрон вздрогнул. Через аварийный люк Шатохин быстро спустился по веревке в купол гиперпространственного проектора. Возле гигантского кресла лежал миникомпьютер, который однажды одевал на запястье Мадео. Но этот компьютер был для Шатохтна великоват. Слава богу, что он делался специально под руку маленького царя. Шатохин надел его на пояс и застегнул как ремень. Икар закрыл аварийный люк. Фотоноуловитель принялся накапливать фотоны и создавать искусственную гравитацию в гиперпространственном проекторе. Шатохин почувствовал себя скверно. С каждой секундой ему казалось, что он прибавляет в весе по сто килограммов. Однако же сильного дискомфорта он не ощущал. Зеркальный пол растворился под ногами. Кресло исчезло. Энергия формы просверлила дыру во времени. И Шатохин очнулся недалеко от хутора. Возле калитки он никого не увидел. Никого здесь нет. Осталось только выяснить, правильные ли координаты он ввел в миникомпьютер. А выяснить это можно только поговорив с кем-нибудь. Может, Шатохин опоздал на десять минут? Или раньше нужного времени он здесь оказался? Нужно поторопиться. Хутор Артема стоял на обрывистом берегу озера. Там был двух этажный бревенчатый дом и несколько хозяйственных построек: коровник, птичник, гараж, баня, склад. Хутор был окружен деревянным забором. Из печной трубы валил дым. Шатохин подошел к калитке, снял шапку и свистнул на манер птичника, который тормошит голубей в голубятне. «Теперь главное, чтобы Артем не пристрелил меня из своего ружья, - думал Шатохин. – Не дай Бог он за врага меня примет». - А потом он кричал: - Я пришел, чтобы помочь тебе. Не стреляй. Из-за калитки послышался напряженный голос: - Кто там? Я буду стрелять. Уходите. - Это же я. Ты что младшего брата хочешь пристрелить? - Младший? Это ты? Но, как? – спрашивал Артем, открывая калитку. - Ничего не говори. Просто пошли в дом. Артем хлопал глазами и скулил. Саша не стал дожидаться, когда кончится его истерика. Когда же Шатохин вошел в дом, то не поверил своим глазам. На лавке возле окна лежало его бессознательное тело. Левый рукав закручен до плеча. Движение глаз под закрытыми веками не синхронно. Значит, ему что-то снится сейчас. И снится ему, что он прямо сейчас стоит в доме старшего брата и смотрит на свое тело. Выходит, что сам же он и навел весь этот переполох. Он толкнул свое спящее тело…. Уже не было видно каких либо признаков цивилизации, да что там цивилизации, земли не видно. Только ветер, снег и полет. И кто-то крепко держит за плечи. Слышно как бьются чьи-то крылья над головой. Холодно. Но отрезвляюще. Снег лезет в уши и нос. Нечем дышать. Прямо сугроб на роже. Потом вдруг кто-то приподнял голову и Шатохин увидел перед собой какую-то старушку и двух ребятишек с родителями. - Проснитесь, - стучал по щекам Шатохина отец ребятишек. – Эй. Сударь. Вы живы? - К несчастью жив, - отозвался Шатохин. - Где я? - В парке Горького, - ответил папаша. - Я замерз. Помогите мне подняться. Дети, закутанные как неваляшки, стояли возле матери и задавали вопросы: - Он что пьяный? - Да, - отвечала мать. - Наверное. Нужно помочь человеку. Шатохину помогли встать на ноги. Он отер красное от мороза лицо, нашел в сугробе шапку, вытряхнул из нее снег, надел на голову и извинился: - Не стоит беспокоиться дамы и господа. Он проверил, крепко ли застегнут миникомпьютер на поясе. Затем, имея весьма потрепанный вид, и в то же время гордую осанку победителя, он, как ни в чем не бывало, отправился широкими шагами к центральным воротам на выход. По дороге к дому он все размышлял на предмет существования старшего брата. Оказалось, что нет у него брата. И никогда не было. И хутора никакого нет. И Настеньку никто не воровал. Ее тоже нет. И вообще… нужно выпить вина. Домой. Ну и ночка!? И все-таки, какое сегодня число? Как там Ирочка? Что с Грачевой? Вот черт! Круто черт! Нужно домой поскорее вернуться. Все нужно запротоколировать. А потом спать. Вдруг женский голос остановил его. Он обернулся и увидел Суок. Под мерцающим фонарем они долго стояли, молчали, смотрели. Фонарь дрожал и искрился, вращаясь, сжимался до концентрированного света. И только молнии эти… и, всё сверкают, сверкают… И стоят и молчат и смотрят они. И живут и дышат и верят. Она не могла заговорить первой. Он не мог заговорить вторым. И поэтому он спросил: - Ты? - Да. – Ответила она. Такая скрытая мощь была вложена в ее ответ, такая всепоглощающая свобода и нерушимая утонченность была сосредоточена в нем, что будь трижды Шатохин гений, не улыбнется ему доказать, что Суок лишена чувственного восприятия. Ему вдруг открылась вся глубина впечатлений. О-о-о, это рождение новой звезды, это следующее воплощение, самая что ни на есть объективная реальность. И она здесь. Вот она. Живая Суок. Предел всяких мечтаний. Образ, осязаемый сверх всякого понимания. И в тоже время нет ее. И не было никогда. Но любовь-то!? Она прямо сейчас стоит здесь и смотрит на Сашу глазами обворожительной Суок. - Я искала тебя, - волнуясь, говорила она. – Мне нужно задать тебе важный вопрос. Кто я? - Ты Суок. – Ответил Шатохин. - Не то. Этого недостаточно. Суок – только имя. Но я что-то большее, чем просто имя. Или же наоборот что-то меньшее, чем даже имя. Не могу объяснить словами мои чувства рожденные непониманием. Мне не по себе. Фонарь перестал сверкать и обратился вдруг сценою двух актеров. В свете яркого восприятия мир расширялся до бесконечности и сгорал. Его пепел падал к ногам. Суок поймала на ладонь огромную снежинку и сказала: - Я знаю, что я Суок. Но мне нужно знать больше. Кто я на самом деле? Почему я вдруг откуда-то появляюсь и вижу тебя здесь? Это уже случалось несколько раз. Не могу объяснить этого себе. Понять не могу. Меня это пугает. Но больше меня пугает другое. Я не помню, что со мной происходит между нашими встречами. Откуда я прихожу, если ничего не помню кроме наших встреч? Из ниоткуда? Ведь это ужасно. Суок не дожидаясь ответа, медленно пошла вдоль дома. Шатохин присоединился к ней. Вдвоем, под редкими фонарями они медленно шли вперед. - Почему, когда я появляюсь в этом странном месте я не могу вспомнить откуда пришла? – спрашивала она. - Не знаю, - с грустью отвечал он. – Я не знаю кто ты. Я даже не знаю кто я такой. Я боюсь, что тебе никто не расскажет этого в полной мере. Мы можем знать только часть. Целого нам знать не дано. Саша остановился. - А ты разве не помнишь Герду? – спросил он. - Нет. - А Тутти? Ты помнишь наследника Тутти или доктора Гаспара? - Нет, – отвечала Суок, - их я тоже не помню. Я ничего не помню. Боюсь показаться тебе, любовь моя, чрезмерно печальной, но мысли тревожащие меня, гложут душу, точно черви гробовую доску. О чем скорблю, о чем жалею, от чего не могу сдержать своих слез? – спрашивала она, и тут же сама отвечала: - Не знаю, любовь моя, но проще, наверное, забраться на самую высокую вершину или спуститься в самое глубокое ущелье, чем ответить на эти вопросы. - Я боюсь, что никто из смертных не сможет ответить на эти вопросы. О чем человек скорбит? Это может знать только его скорбь. О чем жалеет? Это может знать только жалость. - В самом деле, любовь моя, что может дать отец, кроме странствующего семени, что может дать мать, кроме темной обители чрева, что может дать бог, кроме светлой души, не знающей покоя и времени? Вот и скорбь моя, и слезы мои от неведения моего. Кто мой отец, кто моя мать, кто мой бог, кто, в конце концов, я? Кто же есть я - та, которая ходит по земле, но ни разу не видевшая, отца своего, матери и бога. Шатохин отвечал: - Я знавший своего отца, я, бывший в чреве матери, я, ходящий по земле, я, как любой человек никогда не видел бога и тоже прибываю в неведении. Во мне тоже живет печаль. - Но ведь ты можешь назвать себя человеком. Я же не знаю как называть себя. Я не понимаю, - сдерживая слезы, говорила Суок, - откуда я прихожу и почему я испытываю к тебе такое, что словами не возможно сказать. Я люблю тебя. Но это не те слова. Я не могу без тебя. И это еще не всё. Она говорила: - Спаси меня. Я чувствую, что это в твоей власти. Не замечая за разговором дороги, они вышли к пустырю, возле футбольного поля, где дети летом играют в футбол. Но сейчас поле казалось брошенным. Все что сейчас видел Шатохин, дышало свежестью и чистотой восприятия: Суок стоящую напротив, ветер, который чуть не спугнул ее шляпку, белоснежную мглу и далекую цепь фонарей: - все без исключения дышало чистотой восприятия. Никогда еще Саша не ощущал себя таким настоящим. Может, виной такому ощущению была близость не настоящей Суок. Но внезапно Шатохин смутился. Он вдруг осознал, что она может быть настолько же реальной, на сколько реален смокинг, который все еще был на нем. - Я замерзла, - сказала она. - Отведи меня в свой дом. Спустя пол часа они сидели в кухне. Закипал чайник. Суок сидела у холодильника и смотрела на Шатохина так, как смотрит святой на Бога. - Я постоянно умираю, - говорила Суок, - Умираю всегда - пока светят звезды, пока ходят по улице люди, пока я говорю это тебе. Она сидела роскошная, как полная внеземной печали звезда и, слегка улыбаясь, говорила: - Я умираю, пока ты меня слушаешь, мы оба умираем, мы всегда умираем, никогда не живем, пока находимся здесь. Шатохин закурил. Глядя на Суок, он силился представить себя на ее месте, но ничего не получалось. В роскошном вечернем платье, она воплощала всю женственность и красоту, которую только способна создать природа. Шатохину вдруг пришла в голову идея, реализовав которую, он смог бы помочь ей разобраться в вопросах существования. Но слишком это рискованно. Что если это породит еще больше вопросов? Узнай она о Юрии Карловиче и что случится с ней? Узнай она о галлюциногене и как вообще она отнесется к себе: - «мало того, что меня нет, меня еще нет и в квадрате»!? Борьба разногласий длилась недолго. В конце концов, ученый сдался перед лицом откровения. Он рассказал ей об эликсире, но умолчал про Юрия Олешу. Словно и не было никогда наследного принца Тутти. Зато был эликсир. Вот он. - Дай мне попробовать его, - взмолилась Суок. - Ну, пожалуйста. Может, я обрету целостность, и мы навсегда останемся вместе. Дай мне своего эликсира. Дай. Шатохин не долго колебался. Ему безумно хотелось узнать, чем это закончится. Внутривенное впрыскивание он ей делать не стал. Налил немного эликсира в чайную ложку и поднес к ее губам. - Это и есть моя причина? Это и есть мой Бог? – спрашивала Суок. Шатохин видел, как на ее взгляд накладывалась печать разочарования и страха. Наверное, глаза людей, готовящихся получить знания из уст самого Гермеса, излучали такой же мистический страх. Разочарованием их глаза начинали светиться, когда сокровенное знание становилось обычной вещью. Суок же, еще не вкусив плода откровений, ощутила себя с двух сторон этой тайны: когда она еще не раскрыта и когда покров уже сдернут. Она выпила эликсир и, прислушиваясь к себе, стала пристально смотреть на Шатохина. Он закурил. Он нервничал. Возвращаясь к взгляду Суок, он то и дело поглядывал на часы. Суок молчала. Ждала. Внезапно она вскочила со стула и начала глубоко дышать. - Здесь кто-то есть, – оглядываясь, говорила она. – Кто-то пришел за мной. Я боюсь. Шатохин тоже смотрел по сторонам, но ни кого не видел. - Здесь никого нет, – говорил он. – Я никого не вижу. - Нет, нет. Я чувствую, – не унималась Суок. Суок хотела добавить что-то еще, но слова больше не подчинялись ей. Она рывками выдыхала куски воздуха, сморщивая фразы. На глаза навернулись слезы. - Разбуди меня, - наконец с трудом проговорила она. - Скорее. Будет поздно. - Но, как? - кричал перепуганный Шатохин. - Как это сделать? - Скорее, - хрипела Суок. – Ты опоздаешь. Шатохин уже ненавидел себя за то, что поддался искушению рассказать ей правду. На ее хрупкой шее вздулись вены, лицо стало краснеть, каждый вдох давался с трудом. «Милая, милая Суок, прости меня», - думал Шатохин в то время, пока кричал, надрывая горло: - Что мне делать? Скажи. Ну, скажи же хоть слово. Но Суок лишь хрипела ему в ответ. Она уже стала другой. Ее искаженное болью лицо застыло, выражая муку. Это оцепенение, сползая вниз, овладевало всем телом. Было видно, как утрачивают способность к движению мышцы шеи, рук, ног. И даже платье не могло скрывать этого оцепенения. Наконец, она застыла, словно пластмассовая кукла. Оковы сказочного персонажа не отпустили ее, даже когда она покинула сказку. Однажды, играя роль куклы наследного принца Тутти, она подписала себе приговор, и теперь, уже здесь в этой реальности, она продолжила то, что начала по ту сторону воображения автора страшной повести. - Боже, - взревел Шатохин. - За что? Но из-за спины вдруг послышался голос Суок: - Успокойся любовь моя, - сказала она Шатохин обернулся и увидел ее - обнаженную и обворожительную. Она стояла в дверном проеме и казалась реальнее, чем все остальное, реальнее, чем стены, потолок, окно через которое видно как свет фонарей играет в жмурки с крупными хлопьями пепла вселенной. А мимика Суок, если сравнить ее с мимикой примадонны, заставила бы встать на колени все актерское мастерство, творчество, искусство. - Я проснулась, - говорила она. Шатохин слушал ее и не мог поверить, что голос ее может быть таким настоящим. – Слышишь? Я проснулась! - Что значит проснулась? Я не понимаю тебя, – говорил Шатохин, глядя то на обнаженную живую, то на ее двойника. - Не знаю. Наверное, я спала, - отвечала живая обнаженная Душа Суок. Шатохин смотрел на ее гибкое тело, и очарованный ее красотой, пытался понять, как она может выглядеть реальнее, чем все остальное. Потом он смотрел на ее оболочку. Та, что была в платье - кукла, - молчала. Опираясь о руку Шатохина, Душа Суок заговорила. - Это так непривычно, - говорила она. Слушая ее голос, Шатохин силился осознать всю глубину прикосновения к ней. Душа восторженно говорила: - Не привычно ходить. Непривычно дышать. Непривычно чувствовать. Это так восхитительно! Никогда еще Саша не ощущал, никогда он еще не чувствовал, так глубоко и так сверхъестественно прикосновение другого человека. Словно не рука человека его касалась, словно не человек смотрел на него, а нечто более потрясающее чем даже все человеческое начало. Ее голос, ее вид, ее тело, вся она, была сложнее чем многомерность реальности, ибо Суок превосходила реальность, реальность света и тьмы, жизни и смерти. Она была живее жизни. Но Суок разделилась надвое. Шатохин взглянул на ту, что стояла у окна, на дубликат - она была мертвее смерти, она словно пластмассовый памятник немо следила стеклянными глазами за Душой. Кукла смотрела, но не было в ее взгляде ни страха, ни ненависти, ни мысли. - Держи меня так, - говорит Душа Шатохину. - Не отпускай. Только сейчас я по-настоящему поняла, что значит жить. Неужели ты всегда так ощущаешь жизнь? - Не знаю, - отвечал Саша. - У меня просто нет слов. Я не могу говорить, когда чувствую тебя. Я полностью сконцентрирован на тебе. Я погружаюсь в транс чувствуя твое прикосновение. Шатохин накинул на нее халат. Суок Говорила: - Это что-то невероятное! - Радовалась она. - Я ощущаю одежду так, как еще никогда ее не ощущала. Теперь я жива? Так вот значит, что такое настоящая жизнь!? - Я не знаю. Она взглянула на куклу стоящую возле окна. - Вот, что мешало мне жить. – Сказала Душа. - Моя оболочка. Но теперь я проснулась. Я свободна от тела. Внезапно Душа изменилась в лице. Она что-то увидела за спиной Шатохина. Он обернулся. Мертвенно бледный дубликат Суок начал двигаться как робот. - Вы украли у меня душу. – Сказало тело Суок. - Это все равно, что у зрения отобрать глаза, у слуха звуки, а звезды лишить пространства. Вы негодяи. Шатохин вскочил со своего места и встал за спиной Души Суок. Она готова была расплакаться, глядя на куклу, на дубликат, а дубликат, словно медленно прокрученная кинопленка, кадр за кадром, приближалась к столу. Она выглядела более чем странно в своем платье: платье казалось одушевленным. Глядя на механические движения куклы и естественный трепет платья, Шатохин ощущал своей рукой теплое плечо Души. Он был полностью сконцентрирован на чувственном восприятии. Он был в трансе так глубоко, что ничего кроме Души Суок не воспринимал. При этом Душа становилась еще реальней. Саша наблюдал извечный спор тела и души. - Я не вернусь, - говорила Душа. - А, как же я? – спрашивала кукла. – Как же я без тебя? Я без тебя не чувствую жизни. Верни мне хотя бы душевные муки. - Я не могу тебе их вернуть, - отвечала Душа. - Кем я стану без мук? - Но ведь ты вся сплошное собрание печали, - не унималось Кукла. - Возьми хотя бы частичку моей пустоты. Возьми мое безразличие. - Нет, нет, - испугалась Душа, - Безразличие пугает меня. И свою печаль я тебе не отдам. Без печали мне не понять осеннего дождя в прозрачном парке. - Но, что ты есть? - безразлично твердило Тело. – Что ты есть без меня? Всего лишь душа, обретшая форму. Всего лишь материализованный конгломерат чувств и эмоций. Ты сплошь состоишь из страха, горя, печали, тоски, мучений, и лишь чуточку в тебе присутствуют любовь, счастье и вера. - Но так же во мне присутствует и тайна. - Вот уж глупости. Никогда бы не подумала, что в чистой душе присутствует тайна. Ты ведь душа, слышишь, душа. И не просто душа, а чистая, открытая душа, душа, не обремененная телом с его пороками и страстями. Разве может открытая душа, что-то скрывать? Нет. Открытая душа видна как на ладони. В тебе нет тайн. Ты предсказуема. Ты стремишься к свету. Я же вношу разнообразие своим безразличием и пустотой, жадностью и глупостью. Без меня он разлюбит тебя, - говорило Тело, указывая на Шатохина. Душа заглянула в его глаза. Ее взгляд был наполнен такой красотой, силой и ясностью, что под его жаром мог бы расплавиться праведник. Шатохин ничего не видел, не слышал, не понимал. Он чувствовал. И чувствовал он Душу Суок. И ничего кроме ее Души его не волновало, словно и не было ничего кроме нее. - Он тебя разлюбит, - твердить Тело. – Твой приятель просчитает тебя на сотни ходов вперед и бросит. Любовь нуждается в разнообразии. Любовь необходимо подстегивать, как кобылу кнутом безразличия. - Не говори так, - почти со слезами просила Душа, - не надо. Но Тело холодным расчетом продолжало давить. Шатохин не мог говорить. - Вот видишь, - продолжала Кукла, - Твой приятель уже не реагирует на тебя. Суок посмотрела на Шатохина в ожидании его слов. Но он молчал. Душа начала плакать. Секунду трепетала слезинка на ее ресницах, потом она соскользнула на щеку и, оставляя выжженный след, покатилась вниз. Потом появилась следующая слезинка, потом еще и еще. Слезы, словно кисти, обесцвечивающей краской стирали образ Души. Душа плакала, а Шатохин смотрел на это, не в силах ничего сделать. Суок продолжала лить слезы, растворяясь в них. Сквозь зияющую дырами Душу, Шатохин уже начал видеть рисунок на обоях стены. Он перестал ощущать невероятность жизни. Душа медленно обретала качества тела. И Шатохин вскричал, как только это осознал: - Суок, - вскричал он, - не уходи. Но слезы было уже не остановить. Слова Тела заставили Душу рыдать. С каждой слезинкой кукольное лицо наполнялось выражением, ее глаза начинали обретать цвет. - Ко мне возвращается жизнь! - восхищаясь своим состоянием, воскликнуло Тело. - Я начинаю чувствовать страх! Это прекрасно. Как я соскучилась по чувствам!? Сегодня самый счастливый день. Пусть он продолжается вечно. - Нет, - из последних сил возражала Душа, - Это мы, чувствуем. Слышишь МЫ! И душа растаяла, утонула в океане слез, переселившись в тело. Открывая свои спелые губы, Суок говорила, но Шатохин не слышал ее слов. Она говорила, но слова были беззвучны. В кабинете зазвонил телефон. Шатохин рванулся к телефону. Схватил трубку и уставился на аквариумных рыбок. Из трубки доносились неясные звуки: пулеметная очередь, рев реактивной турбины, смех, детская считалочка, чье-то тяжелое дыхание. И, наконец: - Алло. Алло. Саша. Ты меня слышишь? Это Суок говорит. Почему так темно вокруг? Куда мы попали? - Я тебя слышу, - заорал Шатохин. – Где ты, Суок? Где? Говори со мной. Не пропадай. А в ответ ему только: - Алло. Алло. Почему ты молчишь? Ответь мне. Поговори со мной. Шатохин швырнул трубку в аквариум и вернулся в кухню. Но Суок уже не было там. Тогда он налил себе целый стакан водки, залпом выпил его и лег на пол, закрыл глаза и задержал дыхание, предполагая таким образом умереть. Суок исчезла, оставив в его сердце стрелу, запущенную Эротом. А Эрот, растянув свой рот в нахальной улыбке, сентиментально махнул крылом и улетел неизвестно куда. 13. Иногда с людьми происходят странные вещи. Живет себе вроде человек, не задумываясь о жизни, как вдруг бац! – жизнь ему бьет по ушам. И волей неволей приходится обращать на эту самую жизнь внимание. Как правило, случается это внезапно, либо когда этого совсем не ждешь, либо когда в ожидании чуда совершаешь глупости. Однажды Александр Викторович Шатохин имел неосторожность встать в одну шеренгу с Павловым, Бехтеревой, Гроффом, Тимоти Лири и Олдосом Хаксли. Это его и сгубило. Испытав на себе эликсир запредельных состояний, он положил бремя обыденной жизни на алтарь путешествий. Божество – покровитель белых пятен на карте сознания - приняло его жертву. И вот спустя месяц после первой инъекции он как всегда сидел в своем рабочем кабинете в квартире. За спиной работал компьютер, за окном все так же валил густой снег, на полу все так же лежал шприц. Рука сжимала лампу, дарующую ее владельцу неограниченную власть. Возможно, господин Алладин был против такого поворота судьбы, но разве мог он устоять перед коварством Шатохина. Как пришла ему в голову мысль украсть лампу у Алладина, он и сам не знал, но, это случилось и, случилось это в канун рождества. Как не выглядит Гоголевское совпадение странным, ни в коей мере оно не сфабриковано провидением. Если проникнуться существованием всего, что встало под знамена реальности то можно понять - реальность, есть хорошо спланированная и воплощенная в жизнь программа. Саша потер лампу и поставил ее на журнальный столик. Почти сразу он почувствовал себя, как в самолете, когда тот ныряет в воздушную яму. По стенам поплыли оранжевые разводы. Из лампы пошел сиреневый газ. Невидимые руки принялись лепить из газа образ человека. И, наконец, перед Сашей возник ребенок, маленький настолько, что кажется, его оторвали от груди только что. Одет он был в шелка, словно арабский шейх. Он висел в воздухе, улыбался и смотрел на Сашу так, словно видел перед собой чудо. Его маленькие ручки словно искали что-то, цепляясь за этот мир. Малыш сказал: - Слушаю и повинуюсь. Потом он начал искренне смеяться и сверкать изумленными глазами. Шатохин был потрясен. - Меня зовут Александр, - сказал он. А малыш, взрослея на глазах, сказал ему в ответ: - Можешь не сомневаться в моей реальности. Если предположить, что твое сознание реально, то и я автоматически становлюсь реальным, как продукт деятельности твоего сознания. Слушать его и смотреть на него, было невыносимо. Возраст его нежный и уровень глубоких суждений были так же далеки друг от друга как полюса, но малыш летал от полюса к полюсу, пересекая экватор, и взрослел на глазах. - Ты хочешь, чтобы я помог тебе отыскать Суок? – спросил он. - Да. - Я не могу найти ее. Но могу научить тебя, как это сделать. - Но ты же джинн!? Я приказываю тебе, - Да, - говорил подросток. – Это так. Я джинн, но я не могу действовать в сфере необходимостей. Мой удел – возможности. - Как же так? Я думал ты можешь все. - Я тебе попробую объяснить. – Говорил юноша. – Суок тебе необходима. И ты знаешь это. Также ты знаешь, что не сможешь без нее жить. Твое желание отыскать ее создает слишком высокую частоту энергоинформационных колебаний. Такой фон будет отклонять мою силу от реализации поставленной задачи, – говорил мужчина. – Вот если бы ты, например, пожелал что-то не слишком тебя беспокоящее – тогда я понимаю... Пожелай алмаз размером с телевизор. Я тебе его дам. - Но мне не нужен алмаз. Мне нужна Суок. - Не спеши, - говорил старик. Он уже был весь седой и, голос его скрипел годами, веками: - Я тебе объясню сейчас. Все зависит от человека. Если, к примеру, обанкротившийся миллионер попросит у меня такой алмаз, я ему не смогу помочь, ибо бывшему миллионеру этот алмаз будет просто необходим. А вот, к примеру, шейху у которого сокровищницы ломятся от золота, я запросто презентую дюжину таких алмазов, потому, что деньги для него не являются необходимостью, скорее возможностью стать еще богаче. - Хорошо, - согласился Шатохин. - Что же мне делать? - Тебе необходимо перейти на уровень некробиотической информации. - Что? Не понял. Что это такое? Некробиотическая информация!? - Некробиотическая информация это – полный спектр информации об умерших людях: их память, чувства и знания. – Говорил старик готовый умереть в любой момент. - Чтобы найти Суок, тебе необходимо найти в сфере некробиотической информации почившего Юрия Карловича Олешу, который описал Суок. Автор интенсивнее читателей переживает в своем сознании чувства и эмоции персонажей. Выйди на уровень автора, и ты найдешь Суок. Тебе нужно умереть не умирая. ……………………………………………………………….. Заглядывая в замочную скважину, разве мы не мечтаем увидеть то, что скрывает за собой дверь? А случайно подслушанный разговор, разве не прельщает нас интригами? Любая завеса таинственности будоражит кровь. Цветочный горшок на окне, журнал «огонек» в руке у Шарапова, «Гиз и Лотарингия», все это – покорные слуги романтики. А, обнаружив в стопке пожелтевших фотокарточек своего прадеда, разве мы не сравниваем его черты со своими? Мы силами природы вовлечены в настоящую шпионскую историю, где сама жизнь диктует нам правила дедуктивного мышления. И Шатохин, как любой из людей имеющих в своем характере экстремальную жилу, ринулся распутывать с усердием швеи мотористки, клубок загадок и тайн. Шатохин сидел на стуле в своем домашнем кабинете с закрытыми глазами и усилием воли пытался выдвинуть из тела чувства и эмоции. Когда ему показалось, что это произошло, он приступил к выдвижению из тела собственного мышления и осознания. Внезапно он понял, что думает вне тела. Когда же на стуле осталось сидеть только бессознательное тело, функционирующее ровно на столько, на сколько это необходимо для поддержания жизни, он понял, что является, приближенной моделью собственной сущности. В таком состоянии невидимого проявления себя, он снова обратился к джинну. Джинн снова был маленьким и восторженным. Он рассказал, что теперь необходимо увидеть перед собой желтую непроницаемую стену тумана, а прямо перед глазами должна вращаться, словно дверь-турникет четырехгранная пирамида. Когда Шатохин увидел все это, то вплотную приблизился к одной проезжающей грани пирамиды и вместе с ней ушел на другую сторону тумана. То, что удалось сделать Шатохину, было куда сложнее, чем одновременно писать двумя руками разный текст на разных языках, а вместе с этим мысленно проговаривать стихотворение одномоментно с таблицей умножения. Но ему удалось это сделать в силу своей гениальности. Он стоял перед лицом бездны, а за его спиной неустанно вращалась пирамида. Осталось сделать не менее важное, чем попасть сюда: найти автора книги «Три толстяка». Шатохин вдруг поймал себя на мысли, что может здесь не дышать. «Конечно, - думал он, - ведь у меня нет легких». Впрочем, у него не было и всего остального. Тело осталось дома, на стуле. Окружающая пустота терялась сама в себе на миллиарды парсеков восприятия. И только сзади связующим звеном с жизнью без устали вращалась пирамида. Здесь уже не было джинна. Куда смотреть? Куда идти? Что делать? Только теперь Шатохин врубился, что не спросил у джинна как здесь действовать. Но отступать уже поздно. И положившись на интуицию, он по согласию воли медленно начал перемещаться вперед. Глаза его понемногу привыкали к темноте. Он начал улавливать плотную сероватую структуру вокруг себя. Позднее он обнаружил, что находится внутри огромной сферы сотканной из великого множества цветных фрагментов. Каждый фрагмент, в сущности, был картиной, эпизодом чьей-то жизни. Стоило Саше приблизиться к одному из таких фрагментов, как он сразу видел в его центре маленькое отверстие похожее на туннель. Внезапно Шатохин, словно еще больше прозрев, понял, что находится внутри самого себя, точнее внутри матрицы некробиотической информации о себе. Шатохин принялся изучать свою фрагментированную жизнь. Передвигаясь от картины к картине своего прошлого, он изумлялся при виде самого себя в школьной форме. Вот он впервые идет с матерью в школу, она несет его портфель, он несет цветы. Вот он уже в институте, а вот в колыбели. Но больше всего его потрясли те фрагменты, которых он не помнил. Внезапно он осознал, что видит перед собой будущее. От мысли к мысли внезапное озарение становилось все ярче и ярче. Все четче и четче мутная истина. Так и приходит понимание. Вот так и приходит просветление. А между тем: - пора уже выбираться на волю. Суок где-то снаружи. Шатохин увидел прямо над головой смерчеобразную воронку и, решив, что это выход двинулся к ней. Оказавшись снаружи, он увидел множество неподвижно висящих шаров. Это матрицы. В поисках автора книги, Шатохин нырнул через воронку в чужой шар. Все фрагменты были заполнены жизнью - не его жизнью. Шатохин почувствовал себя так, как чувствует себя добропорядочный человек, читая чужие письма. От некогда жившего, а может и живущего ныне человека, остались миллиарды фрагментов, скольких: десяти, двадцати, пятидесяти лет жизни? Но здесь этот человек все еще продолжает жить, если можно это назвать жизнью, и будет он здесь всегда, ибо это пространство смерти. Каждый момент времени он и ребенок, и отрок, и юноша, и старик. «О, Господи, это и есть твоя вечная жизнь в Царствие Небесном? Господи, ты постоянно анализируешь каждый фрагмент жизни каждого человека? Кого ты мучаешь больше, Господи, их или себя? Почему бы тебе не фиксировать только любовь, Господи, - думал Шатохин разглядывая фрагменты, где каждая картина показывает муки калеки. Он в инвалидном кресле сидит, плачет. Шатохин думает: – Если ты, Господи, создал нас по образу и подобию своему, тогда, сколько в тебе безумия и страданий? На сколько безумен тогда мир созданный твоим воображением безумца? Мир Калека. Шатохин сбежал из этой чудовищной сферы мучений, и принялся исследовать другую. Обследовав, таким образом, около тридцати сфер, он вдруг понял, что потерял личную сферу. За спиной не было спасительной пирамиды. Она осталась в его матрице. А вокруг другие матрицы, чужие, ненужные, страшные и, не найти дороги домой. Такого ужаса и одиночества он еще никогда не испытывал. Он бросился искать самого себя, но паника, вздрогнув, пробудилась в сознании и теперь она щемится по углам и огрызается на волю и веру. Шатохин вдруг оборвал свой полет. В бесконечности он как слепой просветленный не слышит даже шепота собственных мыслей. Превозмочь эту тишь нельзя. Победить этот страх нереально. Но, что это там? Что там зажглось и не гаснет? Что там горит разгораясь? Это Любовь! И только она - обреченная на подвиг может заставить бороться. Только она - обнаженная странница скромно шествует по судьбам. Только она - невесомая страсть, вдруг превращается из миражей в источник. И только любовь – отрезвляющий кубок живой воды. Попробуй сделать глоток. Что ты чувствуешь? Шатохин осознал, что теряет контроль, но любовь ему помогла. Любовь щелкнула пальцами и сказала: - Вперед. Контроль грубо встряхнул напряженную волю, и воля стала гибкой и лояльной по отношению к шоку. Шок развалился и улетел по ветру перемен куда-то в сторону памяти. И тут же последовал вызов. Шатохин кинул перчатку в морду нахальной вечности. Вечность скомандовала: - К барьеру. И началось. Ничего кроме однообразия форм Шатохин не видел. Со всех сторон на него немо взирала трагедия жизни. Осознав сию драму, Шатохин в очередной раз погрузился в оцепенение. Суок уже не волновала кровь. Да и крови-то не было. Суок уже не нужна. Найти бы себя. Но где я? Он вошел в следующую матрицу и первое, что попалось ему на глаза, было искаженное болью чье-то лицо. Только сейчас Шатохин обнаружил странную особенность картин. Глядя на них можно с уверенностью сказать, что они отображены на внутренней поверхности сферы, точно голографические фотокарточки и по логике вещей главный герой не должен быть виден, ибо на мир он смотрит своими глазами. Здесь же, впрочем, как и везде, главный герой виден со стороны, словно за ним наблюдают, словно следят. Шатохин рассматривал глаза человека и читал в них ужас. На фрагменте рядом с героем этой жизни был запечатлен священник. Саша точно определил главного героя. Одно и тоже лицо, где-то может чуть старше, где помоложе, фигурировало в каждом кадре. Глаза священника светились концентрированной мыслью, глаза же героя страхом. По одеждам людей можно было предположить, что они жили примерно в конце восемнадцатого века во Франции или Испании. Шатохин хотел уже выбираться наружу, как вдруг из туннеля, который находился в центре фрагмента, вылетел светящийся шарик, похожий на один из тех пузырей, которые появляются на лужах во время дождя. Пузырь остановился напротив и завибрировал. У Саши появилось ощущение, будто его изучают. Наконец он услышал слова, которые по началу ему показались его же мыслями. Но мысли рождались сами собой. И поэтому Саша предположил, что таким образом с ним разговаривает этот пузырь. - Похоже, приятель, ты заблудился, - сказал пузырь. - Да, - согласился Шатохин. - Ты мало уделял внимания контролю над чувствами, и они взяли над тобой верх. - И что мне делать? - Не имею понятий. Хотя, что-нибудь придумать и можно. - Ты кто? – не сдержался Шатохин. - Не знаю даже как и ответить, - думал пузырь. – В вашем мире меня называют демоном или злым духом. А вон тот священник, который меня прогнал, называет себя экзерцистом или изгоняющим бесов. Сейчас он как раз меня выгнал из того человека, с искаженным лицом. - Значит ты демон? - Можно сказать и так. Мое имя зависит от того, как и кто меня назовет. Больше всего мне нравится мне - странник. - Откуда столько романтики? – подумал Шатохин. - Романтика? Она мое существо. Я творчески подхожу к своей жизни. Я странствую в поисках психической энергии. Я охочусь за психикой. Это моя пища. Охота – романтическое приключение Духа. - Ты питаешься человеческой психикой? – ужаснулся Шатохин. - А чему ты удивляешься. Ты же кушаешь мясо. Я кушаю психику. Больше всего мне конечно по вкусу наркоманы из двадцать первого века. - Почему они? - Все очень просто, – думал пузырь. – Наркоман распыляет огромное количество психической энергии. И с каждым уколом ее становится все больше у меня, равно как становится меньше у него. Я и подобные мне хищники подсаживаемся на людей. - Таких, как ты много?! - О, да. Скажем так, ни один наркоман не остается без нашего внимания. И, чтобы хорошо питаться, мы провоцируем их на следующий укол. Иногда, когда наркоман в силу некоторых причин не хочет или не может принять дозу, у него появляется... - Абстинентный синдром, – заметил Саша. – Ломка. - Можно сказать и так. Мы всецело подчиняем себе волю существ твоего плана. Хотя есть чем поживиться и на других планетах. Шатохину показалось очень интересным последнее заявление странника особенно тот факт, что существуют иные планы существ и другие планеты. Он даже в такой ужасающей ситуации уделил некоторое внимание стезе, по которой идет уже много лет. Он ученый. И наркотики - его профиль. И галлюцинации. Да и не только наркотики, вот уже. Тут и другое начинает интересовать. - Как же тебя занесло сюда, если ты лопаешь психику наркомана? – спросил он. – Не похож что-то этот француз… - Я уже говорил тебе - я странник, путешественник. Я люблю посмотреть миры. Правда, таких как я немного. Другие доят свои жертвы, как вы люди доите коров, не выходя из хлева. Мне же хочется путешествовать. Знаешь, как моим соплеменникам бывает тяжело, когда наркоман бросает колоться. Им сразу приходиться искать новую жертву, нового наркомана. - Или постоянно угнетать его желанием ширнуться, - добавил Шатохин. - Ты схватываешь на лету. - А почему вы на других людей не так реагируете? В смысле, почему вас интересуют в большей степени наркоманы? Кроме наркоманов ведь куча людей имеется, чей психический потенциал, мягко говоря, круче? К примеру, ученые или художники. - Во-первых, они сильны, их сложно себе подчинить, хотя и среди них попадаются слабые и надо сказать довольно часто. Во-вторых, как я уже говорил, наркотики провоцируют колоссальный выброс энергии. Конечно же, наркоман, ну скажем, член-корреспондент академии наук или наркоман художник мирового масштаба, это самая невероятная удача. - Такие есть, - утвердительно подумал Шатохин. - Некоторые из нас, голодая, сидят в них годами и убеждают попробовать героин или ЛСД. Я смеюсь над ними. Мои соплеменники питаются любовью творческого человека, надеясь однажды вкусить жажду наркомана - художника. А когда это происходит, то начинается настоящий пир. Бывает и так, что на одного человека подсаживаются сразу несколько вампиров, вроде меня. Пищи хватает всем. Резко оборвав диалог, пузырь медленно направился к выходу. - Постой, - остановил его Шатохин. – А мне, что делать? Хоть направление подскажи. - Могу помочь тебе выйти за границы некробиотического поля твоей планеты. - А, что – удивился Шатохин, - это поле имеет границы? - Конечно, - усмехнулся пузырь, - таких полей столько же, сколько и планет, населенных существами способными осознавать себя. - И ты думаешь, что там мне могут помочь? - Не исключено и такое. - А, что мне собственно терять? – согласился Шатохин. - Себя найти мне уже нереально. Я согласен. Веди меня. Каким-то невероятным образом Пузырь приклеился к Шатохину, и вместе они вылетели из матрицы. В следующее мгновение они уже неслись с бешеной скоростью. Все вокруг смазывалось в одну пульсирующую массу. Спустя какое-то время они остановились возле серой стены. - Это граница сферы некробиотической информации твоего планетарного поля. - А, что там? - Там множество других полей и в каждом из них миллиарды матриц осознающих существ, которые жили, живут или только будут жить. Пузырь протащил Шатохина через смерчеобразную воронку, и он увидел огромное количество шаров, в точности похожих на тот шар, из которого только что вылетел. Шатохин видел вокруг огромное скопление планетарных матриц. - Воистину вселенная огромна, - воскликнул он. - Ты прав приятель, - заметил пузырь. - Сейчас мы находимся во вселенском поле некробиотической информации. - Хотел все спросить… почему именно, некробиотическая? - Потому, что это поле – прерогатива живых существ. А еще потому, что это поле прерогатива существ, способных осознавать себя и окружающий мир. За границами этого вселенского поля находится космическое поле. В нем миллиарды вселенских полей, то есть миллиарды вселенных. В каждом вселенском поле миллиарды планетарных полей, в каждом планетарном поле миллиарды матриц некробиотической информации тех существ, которые способны осознавать и, наконец, в каждой такой матрице миллиарды фрагментов, из которых складывается бытие, или если хочешь, сущность самого мироздания. - Покажи мне космическое поле, - внезапно попросил Саша. - С легкостью. Спустя какое-то время они подлетели к внутренней поверхности вселенной. Она ни чем не отличалась от поверхности шара планетарной сферы Земли. - На уровне некробиотической информации можно странствовать, не заботясь о времени, - внезапно сказал пузырь. – Здесь существует лишь начало и конец. Причем начало уже является концом. Промежуток отсутствует. - Как это отсутствует промежуток? – удивился Саша. - Сам посуди. Если взять один час, то его можно рассматривать с позиции начала и конца. В таком случае минуты и секунды являются промежуточными звеньями. Так? - Похоже на правду. - Но здесь не существует промежуточных звеньев так же, как и не существует фактора старения или умирания. Мы и так находимся в смерти. Парадокс времен - это когда все времена собираются воедино. Это трудно понять, еще труднее это объяснить, но это существует как факт, хотя время не более чем аргумент. Существуют даже такие миры, где вообще нет времени, но жизнь, тем не менее, там существует, не подозревая о смерти. - Ты хочешь сказать, проведи я здесь хоть тысячу лет, я ни на минуту не постарею? - Я еще раз тебе повторяю, здесь нет понятий год или тысячелетие, здесь есть понятие вечность. Закончив говорить они вышли из вселенского поля в космическое. Вокруг серым бисером были рассыпаны миллиарды вселенных. - Прямо перед нами моя вселенная, - сказал пузырь. – Родился я в ней. А в твою вселенную заглянул как-то. Вот и все. Космос поражал бесконечностью, а бесконечность манила разнообразием. - Я составлю тебе компанию, - внезапно заявил Саша. - Да, да, составлю. Давай заглянем в какой-нибудь шар. - Я думал, никогда не найду компаньона, - восторженно вздохнул странник. – Я тебя научу, как быстро передвигаться здесь. Ну, полетели что ли? И они, навсегда оставив все, чем были живы в своих мирах, отправились на поиски того, что на языке людей называется неизвестностью. Где-то далеко затерялась в бесконечности вселенная, которую можно назвать родной. Саша покинул ее и пустился блуждать по мирам с духом-странником. Суок осталась вне досягаемости, там, откуда не было выхода и куда невозможно попасть. Шатохин любил Суок, но он старался как можно дальше от себя зашвырнуть эту любовь, чтобы она не мучила его своей ласковой и жестокой страстью. Суок уже не найти. Саша научился перемещаться в пространстве некробиотической информации космоса с огромной скоростью. Самым главным в процессе перемещения было выбрать вектор направления и приблизительные координаты места назначения. Точные вычисления не обязательны, да и сделать их не возможно; необходимо только настроить внутренний взор на место предполагаемого прибытия и начать двигаться в этом направлении, а полет протекает самостоятельно и скорость уже не контролируется. Несмотря на простоту перемещения, попасть в какое-нибудь конкретное место, например, в свою планетарную сферу, не представлялось возможным. Зато достичь внутренней границы космоса, не составило ни какого труда. Озадачило путешественников, однако то, что они не смогли отыскать выход за пределы космоса. - Странно это, - подумал пузырь, - где бы я ни находился, портал всегда появлялся, если я этого хотел. - Если здесь не появляется выход, значит там - ничего нет. - Или мы слишком плотные, чтобы просочиться. - Если мы не можем покинуть космос, то давай хотя бы заглянем в какую-нибудь ближайшую вселенную, - предложил Саша. – Этот пейзаж нагоняет на меня уныние. Пузырь направился к ближайшей сфере, в которой была спрятана целая вселенная смерти. Саша последовал за ним. Как и говорил Странник, прямо перед ними образовался смерчеобразный портал, приглашая их окунуться в одну из многочисленных тайн космоса. Они проникли в неизвестность. Но, как и везде их окружало пространство смерти. - Заглянем в первую попавшуюся, - предложил Саша и медленно направился вперед. Двигаться медленно можно было лишь в том случае, если видишь перед собой нужный объект. Подлетая к планетарной сфере, Шатохин выбрал место для открытия портала и тот сразу появился. – Ты должен мне еще кое-что рассказать, - подумал он и нырнул в планетарную матрицу. Внутри матрицы Шатохин дождался Странника и снова заговорил: - Расскажи мне, как ты питаешься психикой? - Тебе это ни к чему, - невозмутимо заявил Странник. – Психика не твоя пища. Судя по всему, тебе нужны воля и знание. - Но, как же мне отличить волю и знание от страха или скажем от радости, если я чувствовал их только в себе и не в ком другом? Как хоть выглядит знание? Какого оно цвета, и есть ли у него вкус? И как, наконец, мне отличить знание от воли? - Если ты начнешь испытывать комфорт, то знай, все идет как нужно. - Ты хочешь сказать, что комфорт это показатель правильности действий? - Да, и, соответственно, дискомфорт подскажет тебе, что пора уносить ноги. - Значит ли это, что если я ощутил комфорт, то обязательно похитил у кого-нибудь знание или отъел кусок воли? - Это не совсем так, - продолжил объяснять Странник. - Ты даже можешь не подозревать о том, что в этот момент делает объект твоего изучения. Ты можешь, вообще, ничего не видеть потому, что твоя форма жизни и форма жизни твоего подопечного, могут не совпадать. Но, оперируя своими чувствами, ты можешь вынудить его создавать такие ситуации, в которых он будет проявлять волю или получать знание. Ими ты и пообедаешь. - Ты хочешь сказать, что я не только вреда никому не причиню, но даже наоборот, чем-то смогу помочь? Ведь стимулируя волю в ком-то, я творю, таким образом, правильные чувства в нем. - Этого я не знаю. Может проявление воли в том мире, куда мы попадем это самая отвратительная вещь, а знания, как такового вообще не существует. - Да, - согласился Саша. - Может быть и такое. - Может быть, всякое, – думал Странник. - Я, например, с удовольствием провоцирую людей на такое поведение, которое, в конце концов, приводит их к страхам или к безумному счастью. Но больше всего я получаю энергии, когда человек погружается в ожидание. Не знаю как другие представители моего вида, но мне нравится ожидание. Оно буквально испепеляет человека, особенно если это ожидание любви или мести. - Как это? – спросил Шатохин и медленно двинулся к ближайшей матрице какого-то существа. - Очень просто, - следуя за ним, говорил Странник. - Если бы я, например, залез в тебя, то в первую очередь заставил бы вспомнить Суок. Ты бы вновь захотел встретиться с ней. А ее поиски сопровождались бы безумным чувством ожидания. Я бы выпил тебя до дна. Без жалости. Здесь Саша перепугался. Ему вдруг стало не по себе от мысли, что в нем тоже может сидеть какая-то тварь вроде Странника и глодать изнутри. - Не бойся, - прочитав мысли, начал успокаивать его Странник, - в тебе никого нет. Но на тебя уже стали поглядывать. Еще пару дней на игле или в поисках Суок и тебе крышка. Шатохин ничего не ответил, лишь пропустил вперед Странника. Странник вошел в матрицу. Саша еще раз осмотрелся и последовал за ним. В нем снова проснулась надежда найти Суок. Но обратно в свою квартиру, в свой убогий мирок ему не хотелось. Уж лучше вечность странствовать, чем всю короткую жизнь писать докторскую диссертацию, преследуя не ясную цель, эпилогом по достижению которой будут венки и траурный марш. Он окончательно решил расквитаться с прошлым и, поставив на нем ярлык «безвозвратно», отдался во власть скитаний, сохранив при себе лишь огонек любви к недоступной Суок. Вся внутренняя поверхность матрицы была подобна калейдоскопу. Все, что Шатохин мог уловить своим восприятием, было похоже на хаос форм и цветов. Все здесь было в движении. Здесь отсутствовало постоянство. Эта матрица даже отдаленно не напоминала те матрицы, в которых бывал Шатохин. Такое различие неоспоримо подтверждало, что перед ним не человек. Какая-то Сущность неизвестная. - Она не похожа на меня, - заявил Странник. - Она не похожа и на тебя. Я таких еще не встречал. Странник хотел уже нырнуть в туннель фрагмента, но Саша остановил его вопросом: - А можно нам двоим войти в один и тот же фрагмент? - Можно. Ведь мы же не будем оспаривать право на использование страхов. Тебе страх не нужен. Так, что идем вместе. Шатохин последовал за Странником во фрагмент, который постоянно пульсировал желтым и синим. Туннель, в который он вошел, был, казалось, отполирован, так гладко, что Шатохин увидел свое отражение. Он выглядел точно так же, как его партнер по скитаниям. Он выглядел как странник. Довольно быстро приближалось пульсирующее пространство, а вместе с ним появлялись странные чувства, объяснить которые Шатохин не мог. Вскоре он вылетел из туннеля и попал в сильное магнитное поле. Он чувствовал, как оно постоянно искажается под давлением еще более сильного поля. Отсюда и было такое впечатление пульсирующих цветовых пятен. Шатохина швыряло из стороны в сторону с изумительным постоянством. Через какое-то время таких бросков, он уже мог предполагать в какую сторону и на какое расстояние его отшвырнет от центра в следующий момент. А спустя еще какое-то время он научился противостоять магнитным колебаниям. Тут началось самое интересное. Шатохин вопреки движению поля продвинулся вперед, хотя его должно было отшвырнуть назад. В следующий момент все вокруг загорелось розовым светом, а его память начала выдавать то, что с ним никогда не происходило. Потом он понял, что уловил проблеск воспоминаний этого существа. Там явно присутствовала интрига. Но, что именно происходило, понять было невозможно. Шатохин почувствовал, как и говорил Странник, комфорт. Только этот комфорт нельзя было назвать телесным, скорее комфорт сознания, ибо этот комфорт опустил наэлектризованное осознание на восприятие Шатохина. И Шатохин почувствовал в себе силу. Правда, несколько отличную от той силы, которую он привык ощущать в теле. Однако же он не смог представить себе, как эта сила может в нем проявляться. Форма этой жизни являлась частотой колебания магнитного поля. Причем само магнитное поле являлось средой обитания его же частоты. Частота колебаний была живым организмом, так как имела возможность себя осознавать. Это Шатохин понял, хотя и не понимал, как именно ему удалось это понять. Шатохин был потрясен своим открытием. Магнитное поле это мир, а колебание этого мира - жизнь. И каждое существо, живущее в этом мире, имеет свою частоту. Воистину космос огромен. О времени Шатохин еще не знал достаточно, чтобы выводить резюме. Он вылетел из фрагмента в центр сферы, где его уже ждал Странник. - Ну, как? – поинтересовался он. – Удачно прошло? - В общем да, - ответил Шатохин. – У меня есть вопрос. - Валяй. - Ты-то, хоть, как выглядишь по настоящему? Странник завибрировал. Похоже, он был переполнен психической энергией. - Одно могу сказать. – Сказал он. - Я не такой, как ты. В таком нескончаемом пути, вдвоем они побывали во множестве миров и однажды к великой радости Шатохина, им попалась планетарная матрица с человеческой формой жизни. - У тебя есть возможность вспомнить каково быть человеком, - заявил странник. - Вино! Девочки! Саша осмотрелся. Вокруг красочно громоздилась фрагментированная жизнь человека. Это мужчина. В Саше проснулась надежда отыскать Суок. Шатохин рассуждал так, - «если я смогу убедить форму, в которую войду написать повесть про Суок, то она должна снова начать существовать для меня». Такое предположение воодушевило его и он, договорившись со странником как-нибудь встретиться в центре сферы, без колебаний нырнул туда, где главный герой подглядывает из камышей за купающимися девушками. 14 Очень не обычно после долгого времени проведенного в форме бестелесного духа вновь ощутить под ногами твердую почву, почувствовать запах речной воды, рукой ощутить прикосновение камыша. Шатохин почувствовал, как наполовину завладел сознанием и чувствами того человека, в которого вошел. Сам же человек этого не ощутил. Небольшая спокойная река мирно катила свои воды вдоль зеленых пологих берегов. Небо полнилось птичьими голосами. Солнце сыпало из зенита теплыми лучами, хотя может это вовсе не Солнце, может у этой звезды другое имя, но для Шатохина по привычке звезда была Солнцем. Недалеко от берега в заводе желтых лилий купались девушки. Шатохин вцепился взглядом в их обнаженные тела, стараясь разглядеть в них Суок. Сквозь тонкие и прямые стебли камышей было хорошо видно, как юные красавицы плещутся, поднимая в воздух прохладные брызги. Они говорили на неизвестном языке, но Саша понимал их речь. Внезапно одна красавица поймала взглядом прячущегося в камышах мужчину. Шатохин неосознанно присел, потом развернулся и пустился бежать через заросли боярышника. Из-за спины послышались крики и смех. Странно это - ощущать тело, не имея возможности управлять им. Человек выбежал в поле и остановился. На пригорке в полукилометре от него, стояло несколько деревянных домов. Человек, отдышавшись, спокойно отправился в деревню. Шатохин анализировал свои ощущения. То, как он чувствовал себя сейчас, практически ничем не отличалось от того, как он чувствовал себя, находясь в своем собственном теле. Единственным и незначительным отличием был рост. Это тело выше и шире в плечах. Шатохин чувствовал, как работают мышцы ног, однако по своей воле заставить хозяина тела остановиться или поменять направление он не мог. Саша начал экспериментировать. Он представил, как его преследуют девицы в надежде поколотить. И в следующее мгновение он уже смотрел назад. Он не приложил ни малейшего усилия к повороту головы; за него это сделал хозяин тела. Никого не увидев, человек продолжил идти удивляясь острому ощущению, что за ним следят. Саша сразу почувствовал прилив сил. Не сомневаясь в том, что с помощью воображения можно манипулировать новым телом, Он заглушил свою деятельность, чтобы выяснить, чем дышат и как живут все эти люди. Получив в наследство от безвременно ушедшего брата старую кузницу, молодой человек много работал. Жил он один на краю деревни. Он был рослый, сильный и довольно красивый. Кузнеца уважали. В тайне, конечно, над ним посмеивались – «такой видный, не последний бедняк и до сих пор холостой». Звали кузнеца - Кумалл. - Эй Кумалл, - окликнула его Гудрун. Он остановился возле плетеной ограды и обернулся. По тропинке в лучах заходящего солнца шла Гудрун. Кумалл смотрел на нее не в силах отвести взгляд. Она приближалась к нему в своем длинном сарафане. Ветер мягко трепал копну ее волос. - Кумалл, - сказала она. - Я хотела просить тебя зайти завтра на конюшню к моему отцу. У телеги сломалась ось. Проговорив это, Гудрун протянула свою руку и коснулась щеки Кумалла. Он накрыл ее руку своей ладонью. Гудрун опустила глаза, потом снова подняла их и спросила: - Ты избегаешь меня. Почему? Кумалл поцеловал ее руку, и сказал: - Ты очень милая Гудрун. Я люблю тебя. Но я не могу пока просить твоей руки у отца. Я слишком беден для тебя. Ты привыкла жить в достатке. Тем более, что твой отец уже давно присмотрел тебе жениха в соседнем княжестве. - Но я не хочу никого кроме тебя, - говорила она, - я люблю только тебя. Хотя бы попробуй поговорить с моим отцом. Ты, в конце концов, обучен грамоте. Отец уважает образованных людей. - Нет, - обрубил он. – Сначала я заработаю денег. У меня есть кое-какие мысли на этот счет. - Смотри кузнец, - уходя, улыбнулась Гудрун, - как бы ты не опоздал. Она рассмеялась и пошла к своему дому, но прежде, она крикнула ему, да так, чтобы слышали соседи: - Не забудь про телегу, кузнец. Кумалл шел, опустив голову. Солнце уже почти село за горизонт, напоминая своим цветом о волосах любимой Гудрун. Кузнец пришел домой, сел у печи и, глядя на огонь, затосковал. Потом он зажег несколько ламп на жиру водяных крыс, достал из комода деревянную бутылочку с чернилами и тонкую кисть из конского волоса. Сел за стол и принялся описывать то, как он любит свою Гудрун. Бумага была ему не по карману, бумага была роскошью, и, по этому он аккуратно выводил буквы на кусках ткани. Обычно он брался за кисть, когда ему было особенно тягостно сознавать, что Гудрун далеко от него. И чтобы хоть как-то сгладить свое одиночество он писал ей любовные письма, которые никогда не покидали порога этого дома. Таких писем накопилось у него столько, что можно было сшить не одну попону для жеребца, на котором Куммал иногда совершал поездки в город. Когда ночь начала пробуждать ото сна сверчков, Кумалл принялся выводить буквы. Буквы превращались в слова, слова превращались во фразы. Любовь, которая жила в его сердце, как дивный кристалл, обрамлялась словесными формами. Сколько бессонных ночей провел он за столом напрягая глаза в свете тусклых ламп, сколько часов он провел, выводя буквы своей любви не знает никто, даже он сам, и лишь Богу ведомо это, да знает об этом кисть. Но этой ночью Кумалл почему-то писал не о Гудрун. Суок – было новое имя. Откуда пришло это имя, Кумалл не ведал, но это не мешало ему описывать свою любовь к ней. Не одну ночь это продолжалось. Гудрун продолжала любить его. Она приходила к нему в кузницу, поджидала его у ограды, пыталась с ним говорить, но он удостаивал ее лишь взглядом, да парой слов. И вот однажды, когда осенние дожди начали терзать этот мир, Кумалл как всегда сидел за столом у окна и писал. По окончанию этой работы он отправился спать. Но уснуть ему было не суждено. Он думал о той девушке, что имела странное имя Суок. Внезапно во мраке комнаты появился призрак женщины. Она была словно воздушный шелк. - Саша, - прошептала она. – Я нашла тебя. - Но меня зовут Кумалл, - с замирающим сердцем произнес кузнец. - Саша, любовь моя, - не обращая внимания на кузнеца, продолжала говорить призрак. – Теперь мы вместе. Кумалл, вопреки своей воле, а может и с ее позволения, подошел к призраку. Обнял ее. И тогда он почувствовал такую страсть, такую любовь, которую, наверное, никто никогда не испытывал. И призрак говорила ему: - Жаль, я не чувствую тебя. - Жаль, тебя обнимаю не я, – отвечал Шатохин. ……………………………………………………………….. В ночь, когда звезды беззвучно вглядывались в воды тихой реки, когда хищные птицы невидимыми крыльями пенили туман над полями, когда Гудрун мирно спала в своей постели, Кумалл сидел на ступенях своего дома и смотрел на призрачный образ женщины. Она, подобная солнечной вспышке, стояла возле куста белладонны и молчала. Сквозь ее зыбкое тело просвечивались ветки и листья. Внезапно она заговорила. - Я знаю, как тебе вернуться домой, - сказала она. - Но это будет не просто. - Куда вернуться? – удивился Кумалл. - Что нужно делать? – спросил Шатохин. Призрачная Суок, подошла к кузнецу и обвила его шею бестелесной рукой. Кумалл почувствовал легкое дуновение. Он увидел прямо перед собой бледно-голубое лицо девушки, и почти ощутил ее дыхание. Призрак сказала: - Не бойся Кумалл, я пришла не к тебе. - Но ты же рядом. Ты говоришь со мной. Он вдруг испугался, что она уйдет не раскрыв своей тайны. По телу пробежалась волна тревоги. От этого голос Кумалла стал еще более сдавленным. Кумалл приложил все свои силы, чтобы слова не запутались в голосовых связках. А когда Суок услышала взволнованное: – «К кому же ты пришла, если не ко мне?», - то незамедлительно и легко ответила: – Я пришла к тому, кто внутри тебя. - Ты имеешь в виду мою душу? – спросил Кумалл. - Нет, я имею в виду Сашу. - Я не понимаю тебя. Что такое Саша? Может, так ты называешь мою память? Может, так звали моего предка? - Нет, - воздушно шепнула Суок. - Саша это то, что заставило тебя писать обо мне. - Значит Саша это мое вдохновение? - Нет, - улыбнулась Суок. - Тогда, что же такое Саша? - Саша это дух, - задумчиво произнесла призрак. - Дух нельзя увидеть. Но он может поселиться в любом человеке. И тогда человек начинает писать картины, придавать камню формы людей или животных, придумывать сочетания звуков, или рифмовать слоги. Невозможно предугадать в ком он проявится. Не возможно узнать, когда он появится и когда уйдет. Но он существует. Поверь мне. Кумалл слушал, затаив дыхание потому, что знал - перед ним поднимается занавес тайны. Совсем скоро появится истина, нужно только поймать ее в сети своего разума. Саше понравилось, что Суок сравнила его с музой. У Кумалла появилось ощущение, будто его душа завибрировала. Шатохину непреодолимо захотелось выбраться из этого тела на волю, а кузнец ощутил озноб. - Ты чувствуешь, как Дух внутри тебя дышит, - проговорила Суок. - Да, наверное, я его чувствую. - Саша это вечный странник, - говорила призрак. - Он может проявляться сразу в нескольких существах. Шатохин думал над этим заявлением, а Суок тем временем продолжала говорить. - Существует так называемая пространственно-временная решетка. С человеческой позиции ее следует рассматривать, как объемную решетку пронизывающую все пространство и время. Все клетки или лучше сказать ячейки этой решетки несут в себе информацию обо всех мыслимых и немыслимых положениях твоего тела в пространстве и во времени. Сейчас ты сидишь на ступенях этого дома. Твоя теперешняя поза заложена в решетку. Так же в эту решетку заложено и то, как ты стоишь на утесе, на котором никогда не был. А теперь встань, - властно произнесла Суок. Кузнец поднялся на ноги. Суок сказала: - Встав на ноги, ты всего лишь совместил свое тело с той позицией, которая была предназначена для твоего тела с начала времен. Что бы ты ни делал, и когда бы ты это ни делал, любые комбинации твоих движений и поз есть в этой решетке. Если ты никогда не будешь на дне моря, то знай, что там существует информация о положении твоего тела. Саша понял, что эта речь адресована ему. Суок продолжала говорить: - Ты никогда не летал, но над землей ты, как бы уже есть там. Ты есть везде. Чтобы это понять, тебе нужно кое-что сделать. Здесь Суок начала говорить на Русском языке, которого Кумалл не понимал. Она говорила с Сашей. Он слушал ее, но этого было мало. Он хотел прикасаться к ней, хотел ее обнимать, хотел целовать ее и чувствовать это. - Любовь моя, - говорила Суок, - нам нужно убить тело кузнеца. В момент смерти Кумалла высвободится энергия, которой хватит, чтобы тебя выбило из его тела в ту позицию, которая нужна тебе. Покидая любое тело, жизнь становится сильной и независимой. Ты должен зацепить жизнь Кумалла и улететь на ней. - Как я отыщу нужную мне позицию? – спросил Саша. - Сделать это не просто даже опасно, но игра стоит того, чтобы рискнуть. Тем более, что нет ничего ужаснее вечности. Мы должны заманить кузнеца на скалу и заставить его спрыгнуть вниз. Пока он будет лететь к земле, ты должен отчетливо представить стену тумана и пирамиду с помощью, которой попал в сферу некробиотической информации. Пирамида должна находиться в том месте, куда упадет Кумалл. За дверью-пирамидой, ты должен отчетливо создать образ, как ты сидишь у себя дома, еще до выхода из тела. Помнишь, как это было в ту ночь, когда ты вызвал джинна. На формирование нужного образа у тебя будет не много времени. - Суок закончила говорить с Сашей и обратилась к Кумаллу. - Пойдем со мной, Кумалл, - сказала она. - Я научу тебя летать. Она начала медленно отодвигаться к калитке, освещая внутренним светом дорогу. Кумалл чувствовал себя, так, как чувствует себя человек, постигший самую страшную тайну бытия. Он смотрел на Суок как на богиню, принесшую ему свободу. Открытая тайна бытия убивает. Кумалл знал, что богиня научит его летать. Он шел следом за ней, ничего не боясь, и не о чем не жалея. Занималась заря. Деревня осталась далеко позади. Певчие птицы заспанными голосами пробуждали росу. И капли рассыпанные в траве просыпались, преломляя солнечный свет. И таяли капли, и исчезали бесследно в солнечном свете. Но не жалела себя роса. Роса понимала, что близок час возрожденья. Кумалл знал - близок час откровенья. Он знал, что с пышным букетом цветов подлетит к светлице Гудрун. Скоро, совсем скоро о нем узнает вся деревня. Да что деревня. Весь мир. Шатохин внезапно окликнул Суок. Кумалл не услышал этого. - Постой Суок, - подумал Саша. - Если я перейду в позицию, которая соответствует моменту, когда я начал выдвигать из тела свои ощущения и если я остановлю этот процесс, то я никогда не попаду в сферу некробиотической информации. А из этого следует, что я никогда тебя здесь не встречу и ты не расскажешь мне, как отсюда выбраться. - Любовь моя, - отозвалась Суок, - пойми простую вещь. Ты всегда находишься в позиции «здесь и сейчас» где бы ты ни был. Я всегда говорю тебе эти слова. Ты всегда меня слушаешь. Пойми, ты уже сидишь на стуле в своей квартире перед тем, как уйти в сферу некробиотической информации, ты даже сидишь там после того, как вернулся оттуда. Шатохин хотел кивнуть, но вместо этого почувствовал, как напряглись мышцы на шее у Кумалла. В полдень Кумалл стоял на вершине скалы. Под ногами сорок метров пути. Куда этот путь? За какие грехи? - Расправь руки, - шепнула Суок. Кумалл смотрел на далекую реку и лес, на поля и небо. Он расправил руки, как птица расправляет крылья перед первым полетом. - А теперь прыгай, - крикнула призрак. – Прыгай. Вот оно таинство лжи. Вот она ложь, скрытая в таинстве. Что, как не любовь заставляет лгать? И не важно, какая любовь, будь-то любовь к человеку или природе, домашнему уюту или к драгоценностям, искусству или убийству. Шатохин видел глазами Кумалла, как приближается земля. Кумалл не мог понять, почему он летит к земле. Удар. Шатохин приклеился к грани пирамиды и открыл глаза. - А теперь выдвигай из себя свои ощущения, - сказал джинн. - К черту, - заорал Шатохин. – Убирайся к черту. Джинн, как при молитве сложил свои руки и изрек: - Слушаю и повинуюсь. Шатохин отправился спать размышляя о том, что завтра после инъекции он застегнет на поясе супер компьютер Атлантов, положит в шкатулку эльфа дудочку Нильса и лампу Алладина, и полетит на драконе в новую сказку для взрослых. ………………………………………………………………… - Ты вернулся, моя прелесть, – рассмеялся черт. - Иногда я просто ненавижу людей, – фыркнул джинн. ………………………………………………………………………