Всякий раз, услышав эту детскую дразнилку, теряю душевное равновесие… Память тут же предлагает свои услуги. Одно странно – не помню, как ты вошёл в мою жизнь? Точнее, в детство, ибо ты сам и стал моим детством. Серединка между мной и старшим братом, сглаживал весьма ощутимую для детского возраста разницу в четыре года. Во втором классе мы с тобой стали учиться вместе, поскольку ты дважды оставался на второй год. И жили мы рядом, разделённые забором, лаз через который благоустроили сами. Сложные отношения были в вашей семье. Отец «дружил» с бутылкой. Знал лишь одно воспитательное средство – ремень. Побои ты воспринимал как само собой разумеющееся, можно сказать, философски. Молча терпел. Лишь иногда срывалась слеза-другая… Тогда старался спрятать лицо, если я была рядом. Стойко терпел. А я открыто плакала, горестно и жалобно, уговаривая дядю Володю не бить, ведь ты не виноват. И было так больно, словно ремень хлестал меня саму изнутри, заходилось маленькое сердечко. После экзекуции сам же меня и утешал, уверяя, что всё – ерунда, тебе ни чуточки не больно. Нежно, осторожно гладила ладошкой твоё худенькое тело с выпирающими лопатками. Замирал. Казалось, даже дышать боялся. Взгляд становился отрешённым. Что чувствовал, о чём думал? Никогда не узнать. Мать, измотанная бытом (ей тоже перепадало от мужа), с тобой не церемонилась, щедро отпуская подзатыльники, ругала. Эти побои, шлепки взрывались в моей душе непередаваемой гаммой чувств. Инстинктивно обращалась с тобой так, чтобы хоть немного восполнить дефицит ласки. Школа почти напротив вашего дома. Мы с братом предпочитали кратчайший путь – через забор и ваш двор. А после занятий, перемахнув забор, ты оказывался у нас, словно по другую сторону границы, где совсем иные отношения, чем в вашей семье. Вместе учили уроки. Бывало, мать требовала, чтобы шёл домой присмотреть за младшим братишкой, тогда я перелазила через забор, чтобы «стоять у тебя над душой», как мы шутили. Причина была: ставил на проигрыватель пластинку с обожаемой «Катариной», и что в тетрадях получалось под эту задорную песенку – понять было трудно. С моим братом Володей вас объединяла страсть к машинам. Имели свой «автопарк» - разной величины подшипники, насаженные на деревянные рукоятки, и мини-автополигон – участок с разными препятствиями, колеями, залитыми водой. Часами самозабвенно могли фырчать, буксовать, заляпавшись грязью. От вращения деревянных рукояток даже мозоли на руках имели. Меня в игру не принимали – не женское дело, шла играть к подружкам. Когда брат уходил с компанией ребят, ты оставался со мной. Хорошо было вдвоём играть в «дом». Строили из подручного материала комнаты для кукол. Подружек игнорировали. Они в отместку дразнились, придумывали мелкие каверзы. Ещё сильная картинка в памяти: любили собирать осенние листья. В вашем саду росли рядом три абрикоса. Они рано начинают менять наряд. Незабываемое впечатление: устраивались под деревьями, с восторгом перебирали листья, выискивая с наиболее причудливой окраской. А над нами – сказочный шатёр, неописуемое фантастическое золотое свечение с нежно-розовым оттенком. Ощущение невесомости, прозрачности от всполохов солнца сквозь кружева листвы с бело-голубыми мазками неба. На второй год больше не оставался. При выполнении домашних заданий поблажек тебе не давала, заставляла переписывать, добиваясь наименьшего количества помарок. И как радовалась, когда среди «законных» троек проскальзывали четвёрки! И вовсе не был глупым, каким тебя считали! Просто немного рассеянным и мечтательным. Наша семья тебя воспринимала, как своего. Дневал, а часто и ночевал у нас, особенно летом – во дворе на деревянных щитах устраивали постели. Подолгу любовались звёздным небом, придумывая невероятные истории о неведомых мирах. И пели. Но тебе больше нравилось слушать. Много песен знала, в тетрадку их записывала. Эта тетрадка до сих пор цела. Иногда её раскрываю и отдаюсь на волю памяти… Сказку нашего детства оборвала трагедия. Твой отец угодил под поезд. После окончания четвёртого класса мать увезла тебя с младшим братишкой в соседний район, свою родину. Поначалу приезжал к нам на каникулы. Но время неумолимо разматывало клубок. Володя уехал учиться в Ростов. Мы росли. Связующая ниточка становилась всё тоньше. Оборвалась, когда закончили седьмой класс. В один из летних дней ты появился так неожиданно после полугодового молчания, повзрослевший, что я никак не могла совладать со своим смятением. Тщетно пытался меня разговорить, и мама тебе пришла на помощь, увы, я молчала или отвечала коротенько «да, нет». Видимо решил, что больше не хочу тебя видеть, и перестал приезжать, тем более, Володю уже призвали в армию. Не знаю, какие чувства испытывал ты, а я очень переживала, что последняя встреча получилась такой нескладной. Часто вытаскивала фотографию нашего четвёртого класса, смотрела на тебя, мысленно разговаривала с тобой, с подспудной надежной на чудо: а вдруг услышишь и приедешь? Память сердца и эта единственная фотография – мои сокровища. Детская грусть, как вешняя гроза, мимолётна. А река жизни захватила, понесла стремительно в бурном течении лет. Но всё чаще, особенно в крутых водоворотах, из глубин памяти поднимается чувство, которому не могу дать названия. Оно угнетает тоской сожаления, вызывает светлую грусть, тихую радость чистотой воспоминаний. Ты всегда со мной, ты стал частицей меня самой – славный, добрый мальчик. Маленький рыцарь-друг, мой Толька. И звенят, звенят в душе колокольчики детства: «Тили-тили тесто, жених и невеста!..» Помнишь ли?