/Из «Записных книжек энергетика шахты»/ Разговор с Машей Фадей, дежурной электроподстанции во время моего праздничного дежурства по шахте. «Никакой перспективы у наших людей. А романтика застит вам очи», – так сказала намедни Мария Фадей в разговоре в подстанции ночью. Постоянно по праздникам мы, ИТР, – издавна так, – дежурим по шахте. Перед мною днём был по ТБ инженер, ну, а ночью сидел я на вахте. Но, а так как подстанция – это моё, и к тому же здесь не одиноко, провожу здесь обычно дежурство своё, наполняюсь живительным соком небывалых речей, интонаций и слов; окунаюсь я в тайны историй, узнаю чью-то радость, видения снов и к кому-то пришедшее горе. Так же было сейчас. Разложив «тормозки», повечеряли, разговорились. Маша с мужем вернулась на днях из Москвы. «Мы в столицу, так прямо, влюбились! В парке Горького были, на ВДНХ. Мавзолей Ильича посетили. Но, однако скажу: было б мало греха, коль его бы и захоронили». «Что ты, Маша?! Ведь это…» «Иосич, я так. Я по-бабьи. Но он, чай, крещённый… Но не только мне видится в этом бардак – он во всём, коль сказать обобщённо. В магазинах всего там, хоть пруд запруди. А у нас ни хрена на прилавках. Что не знают кремлёвские это вожди и хапуги – начальники главков?! В ГУМе Ване купили мы польский пиджак, в «Детском мире» я шубку купила. По деньгам, так сказать можно, просто за так, только радость вся мимо проплыла: ведь подумать о том, как мы все тут живём – ни жратвы, ни одежды лишь гимны. А руду-то мы миру всему продаём! За неё мужики наши гибнут. Ордена им посмертно… А денежки где? Ни зарплаты достойной, ни пенсий. Есть навалом зато при постыдной нужде лишь парадные бодрые песни. Ты, Иосич, прости, но – романтик-карась: ты совсем и не видишь всё это. А кругом демагогии пышная грязь. Может, скоро скончание света, и мы все посходили, должно быть, с ума? Ты стихи о таком не напишешь. Вот и я разболталась с тобою сама, что испугано даже ты дышишь, словно я – враг народа. А я и не враг. Просто сердце в ужасной тоске, что как будто загнали в вонючий овраг здесь всех нас – всё не так как в Москве. И завидки берут и злоба на властей за сегодняшний наш беспредел. КГБ если б знать – не собрать мне костей: без суда и меня под расстрел…» Замолчали надолго. «Уже вот рассвет. Ты, Иосич, забудь мои бредни». Что ты, Маша?! Пока! Я пошёл в кабинет». Вот такой разговор был намедни. 1968 г.