Осада Мафекинга У Трансвааля, рядом с Калахари, Среди равнины, пыльной и пустой, Ютился город под рифлёнкой старой, Питаясь замутившейся водой. Всего там было всюду понемногу: Одна дорога, и один вокзал, Один состав, – в неделю раз и плохо, – К его перрону с паром приставал, Один завод каких-то там деталей, И Клуб один, и Церковка одна, – Ну, в общем, скука! Что Вы, не видали Такого захолустнейшего дна?! Однако к делу. Звался он Мафекинг. За ним – граница. А за ней – Враги. Текли в обход товары, люди, реки, И даже мысли побоку текли. Владели им, конечно, англичане ( А почему бы нет, – они везде! Такой вопрос, – о Флаге, – просто странен При Вашей умудрённой бороде!.. ) Но вот однажды рваные газеты Плохую весть бумагой принесли: «Дела в трубе! И песенка пропета! Соседи-буры воевать пошли!» «Британцев гонят! Земли занимают! Теряют совесть! Разве можно так! Как будто бы о том они не знают, Что мы непобедимые!.. Бардак!» Ворчали люди: «Боже, наконец-то До нашего Правительства дошло, Что за границей – пагубное место, Где суету коварство оплело!» «Давно уж буры зубы шлифовали, Под нашим носом армии растя, А наверху – «не ведали» и спали, Пустоголовой лампочкой светя!» «Нас мало, гарнизон у нас не очень, – Остался заключительный аккорд! – А если Враг на штурм идти захочет?! Что делать нам средь хаоса?! О, Чёрт!..» Но Баден-Пауэлл, – полковник настоящий, И гарнизона новый комендант, – Обжёг народ улыбкою палящей, Произнеся: «Ребята! На парад!» «Нам предстоят Веселье и Награды, И славные нескучные деньки, – Закручивай в газету самосады, Пусть драпают со страха Дураки!..» « – Но как мы сдюжим? Здесь же ополченцы! Всё на виду, и некуда бежать!..» Воскликнул мэр, глядя в пустые рельсы, И порываясь охать и стонать. « – О, чепуха! Не стоит волноваться! У нас есть Трое – Адамс, Сесил, Гор, Ребята эти могут защищаться, Прославленные с некоторых пор.» «Доверьтесь им своим повиновеньем, А остальное – предоставьте мне, И мы закатим бурам представленье, Аплодисменты полоща в вине!» И повернувшись весело к воякам, Он прокричал: «Коллеги и друзья! Неужто мы под этим славным Стягом Сюрпризом не заточим острия?!» «Серьёзно отнесёмся к развлеченью, – И буры свои крылья опалят! Ну что, бойцы, готовы к приключенью?» И строй ответил: «К Чёрту, комендант!..» А в это время город окружали Соседи, амуницией тряся, – Уж лошади злорадностью заржали, Воителей озлобленных неся. Тянулись пушки, дула из лафетов Показывали фигу Небесам, В карманах мялись томики Завета, И тени шляп ласкались по усам. Смотря в трубу на пыльные домишки, Кривясь недобро, генерал Кронье, Уже считал английские «излишки», Запрятанные в «брошенной» стране. Трясясь в седле, и шпорой крася ноги, Не уставал он в бороду рычать: «Сейчас попляшете, проклятые бульдоги!..» И приказал с налёту штурмовать. Взревели буры, шёлкая нагайкой, Клубы песка вспылили в горизонт, Вскрылилась армия воронистою чайкой, К Мафекингу направив свой полёт... Но вдруг открылись холмики и щели, Из-под кустов раздался пулемёт, Гранаты, бомбы, пули полетели, Снаряды взвились мухами на мёд, – Полиция явилась из оврага, Паля из пистолетов сгоряча И повалила конница в атаку, «К Чертям Собачим!» с радостью крича. Остановились буры ошалело, Всего такого в общем-то не ждя, И перестрелка в поле закипела, Через прицел прищуренно глядя. Три дня и ночи стороны плевались Друг в друга дымом, шумом и свинцом, Но никуда нигде не продвигались, Боясь узреть Костлявую лицом. За жарким боем зорко наблюдая, И напевая песенки мотив, Сидел Полковник, шляпу поправляя, С иголочки, по струнке и – красив! Периодически травил он анекдоты, И клал из карт затейливый пасьянс, А рядом мэр давился от икоты, Смотря на бой жестокий в первый раз. Но Баден-Пауэл, сочувствуя и зная, Его и прочих вдруг приободрил: « – Да не волнуйтесь! Поперхнулась стая, Не расчитав ни времени, ни сил!» «Смотрите! Там нарыл я укреплений ( Конечно, тихо, чтоб никто не знал! ), Здесь – блиндажи, укрытые под тенью, Там – динамит, в руке моей – запал,» «( Ну, разумеется, всё было шито-крыто, На всякий случай мной припасено, – Ведь голова Правительства забита Обычно хламом, чепухой одной!» «Ждать помощи от них – большая глупость, А разрешенья – тоже просто вздор! ) Так вот, я ожидал от буров грубость, И невзначай возвёл от них забор.» «Да, кстати! Рядом с нами есть подвалы, В них провиант, укрытый от Врага, – Я понавёз его сюда немало И даже виски припасал слегка.» «Поэтому, расслабьтесь, джентльмены! Мы наглецов не пустим на порог: Предусмотрительных спасут родные стены, И Осторожным всё послужит впрок!..» Тем временем сомкнулось окруженье Над городком, заброшенным в дали, И пушки поливали его жменью Больших снарядов, сидя на мели. Источники воды перекрывая, Кронье злорадно руки потирал, И в нетерпенье суетном сгорая, Рассудок нетерпимостью питал. Но наконец, не выдержав простоя, Врагу он Ультиматум предъявил, – Продиктовав упрямой головою, Чертя бумагу остриями вил: «Сдавайтесь, распроклятые британцы! ( А вслед за тем – проклятия опять.) Кладите кошельки, стволы и ранцы, Чтоб вам Кровопролитья избежать!» Но вскоре получил от Коменданта Шутливо разрисованный конверт, В подарочной бумаге розоватой, Переплетённой бантиками лент: «Дражайший сударь! Мы сидим в металле, Но, несмотря на огненный замес, Кровопролитья так и не видали! Когда ж оно начнётся наконец?..» « – Проклятие!» – горя осиным оком, Взревел Кронье и, разорвав ответ, Приказ отдал: «Палить теперь жестоко, Пусть вспомнят эпитафии куплет!» С тех пор летели сутки и недели, А вместе с ними – бомбы, динамит, – И маялись от этой канители Все те, кем городишко был набит. Но блиндажи, убежища, подвалы Людей хранили вместе с их добром, – И только Время скукою верстало Сиденье под схороненным полом... Однажды, под напором бурских пушек, Иль лучше – за игрою в биллиард, К Полковнику ворвался мэр распухший И разразился криком эскапад: « – Теперь – труба, конец и нет исхода! Водонапорка бурами взята! Из жидкости у нас лишь капли пота, Потеряна, потеряна вода!..» Но Баден-Пауэл обнял его вохапку, Проговорив: «Спокойствие, друзья! Приободритесь, сэр, наденьте шапку, – Пускай из кранов не течёт струя!» «Пришёл момент открыть все те колодцы, Что я здесь, между делом, накопал, Со временем прольются с Неба грозы, – Как видите, Бур снова проиграл!» « – Ура!» – вскричали повсеместно леди, А джентльмены дали волю ртам, – И грозных незадачливых Соседей Послали, по традиции, к Чертям. Обстрелы, как обычно, продолжались, Солдаты бились пулей и штыком, На вылазки и штурмы отправлялись, Рубя Осаду будто тесаком. Давно Война кипела и бурлила, Юг Африки собою поглотив, Безумством Здравомыслие гнобила, В Крови людской пространства затопив. Но буры, ожидаемые всюду, Сидели, у Мафекинга застряв, Рождая повсеместно пересуды, Терпение и Время потеряв. Уже по Миру новости летали О Захолустье, гробившем Врага, В котором Горсткой то поднаверстали, Где у Империи была кишка тонка. Пока «Дыра» затягивала пушки, Внимание, расходы сил и средств, Британия стирала пот и стружки, Войска зовя из самых дальних мест. В разгар Осады был Кронье отозван, Но перед тем, как сел он в экипаж, От рубежей с оказией на козлах Привёз пакет запыхавшийся страж. « – Что там такое?» – рявкнул полководец, Сдирая хруст бумаги голубой, Рождественский жестянный колоколец И бантик золотистый кружевной. Внутри лежал конвертик и гербарий, В конвертике – квадратом письмецо, – И почернело в кровяном угаре От злобы генеральское лицо: « – Мой Друг! Вы что-то странное творите У нас тут рядом с некоторых пор, – Не отдыхаете, не спите, не едите, Повсюду оставляя хлам и сор!» «Коль Вы не перестаните по чести Вести себя как-будто пацаны, Мы будем вынуждены Всё Это и Вместе Считать за Объявление Войны!..» И застонав, как лев, что в брюхо ранен, Он выдавил сквозь пыхающий пыл: «Распроклятущий трижды Англичанин!», – Сел на козлы и к Чёрту укатил... А Шефа провожавший грубый Сниман Уже готовил новые Дела, И, погрязая Разумом за ними, Скрывал в Ночи кипение Чела. Он был жесток, упрям, бескомпромисен, Безжалостен, невежлив и злобив, И, раздражённый содержаньем писем, Готовил тёмной Ненависти слив. Стреляя в спину женщинам и детям, Круша бесцельно бедные дома, Он «воевал», в Сердца солдатов метя, – И «точностью» бравируя весьма!.. Но Баден-Пауэлл, людей приободряя, Велел держаться и неунывать, – Заняться спортом, и в футбол играя, Пустым мячом по улицам гонять, Организовывал турниры по крикету, И биллиард солдатам позволял, И, вняв души прекрасному совету, Балы по воскресениям давал. Он отрядил разведчика-проныру Быть «почтальоном», бегая ва-банк, И, пролезая вражеские «дыры», Скрываться тихо в девственных полях. Однажды, инспектируя Заводик В котором был разгром и кавардак, Он вдруг остановился в его сводах Проговорив с улыбкою: «Так-так!..» И через месяц это предприятье Уже лепило пушки из заплат, – И вскоре на соседское «проклятье» Летел в чаду крутящийся снаряд. Но вот, в субботу, прямо на рассвете, Когда дремал усталый городок, Зевая, офицеры в тусклом свете, Играли в покер, выпуская смог, Вдруг раздалась пальба и чертыханье, И запестрили тени на полах, Пронзив покой кроваво-красной ранью, И кое в ком будя животный страх. « – Какого Чёрта?!..» – Адамс удивился, « – Что за Бардак?!..» – Лорд Сесил вопрошал, « – Ведь это же, позвольте!..» – Гор вспылился, – И всяк к своим солдатам побежал. А было вот что: доведённый Сниман Велел ценой любою штурмовать, Устав крикет обстреливать всю зиму, И англичан Проклятьем поливать. И сотни буров ринулись в атаку Избавиться желая поскорей От города, где джентльмен-рубака Высаживал на улицах порей, Игрался, веселился, развлекался, – При этом глаз орлиный сохранив! – Но против всякой логики Не Сдался, Собою путь к победам преградив. И комманданте Элофф горячился, По ветру колыхая бородой: « – Теперь то мы у Цели, враг разбился Проклятой вездесущей головой!» Бурлила схватка, резалось Сраженье, Плевались ружья, пушки и мозги, И Солнце подлило огонь в свеченье, Собою оттенявшее броски. Казармы пали Войск Протектората, От ликованья Элофф возопил, – И сразу англичанина-«собрата» Злорадной телеграммой известил. « – Ну всё! Теперь конец, и просто точка!» – Слезливый мэр в упадке произнёс, Схватился за уши, поигрывая мочкой, Ношатырём тираня красный нос. Но проиграв аккорды на рояле, Полковник торжествующе сказал: « – Да полно Вам! Теперь мы их достали! Я этот ход давно уж просчитал!» «На карту глядя, я заметил прелесть Позиции, слагающей «мешок», И ожидал, что плод войдёт во спелость, Переступив замётанный порог.» «И вот теперь сюда людей я вышлю, Резервы перекидывая здесь, Проходы артиллерией повыжгу, И динамитом поснимаю спесь,» «Отходы ополченьем перекрою, Углы домов стрелками обложу, – И горло затянув тому герою, Его к себе на ужин приглашу!..» Молниеносно управляя битвой, Травя попутно новый анекдот, Полковник раскроил атаку бритвой, Расстроив затянувшийся комплот. Метался Элофф, буры стервенели, Горело всё, что плавиться могло, – Но полегли захватчики на мели, Немало перебив своих голов. Уже под вечер, крах осознавая, Остатки поредевшие сдались, И, простынёй по Небу полоская, Оружие склоняли носом вниз... Насвистывая песенку, вприпрыжку, На поле боя вышел Комендант, И, поправляя Элоффу манишку, Проговорил: « Как я безумно рад» «В гостях Вас видеть, милый мой коллега! Как жаль, что Вас не зрели на балу! Ну, ничего! Ради такого человека, Я приглашаю всех теперь к столу!» И в этот вечер буры пировали До поздней ночи, сидя у «врагов», Бокалы за здоровье поднимали, Под жирность отрезаемых кусков... А на холме далёком в чёрной злобе Давился Сниман, ведая о том, Что он людей бессмысленно угробил В капкане гениальном и простом; Что сзади наступают англичане, В Мафекинг избавление неся, И что пора, – по утренней, по рани! – Укрыться в степь, пожитками тряся... И очень скоро, прямо через сутки, Объятый ликованьем гарнизон Давился счастьем, пением и шуткой, Встречая марш спасительных колонн. Вручались средь Веселия Награды, Взор каждого от гордости сиял, И, открывая шествие парада, С улыбкой Баден-Пауэлл сказал: « – Ну, что, мои родные, как Вам пьеса, В которой мы сыграли свою роль? В ней – кто герой, кто тать, а кто – повеса, Но каждому ясна Мораль и Соль!» «Мы табаку немало прокурили, Повеселились тоже будь здоров, – Мы развлекались, спали, ели, пили, И доводили выдержкой Врагов.» «Мы Новое всегда изобретали, Где Старое спасти нас не могло, Возможности из грязи поднимали, – И потому нам Жутко Повезло!» «И сохраним мы в Памяти нетленной Ту Истину, которой учит Рок: Предусмотрительных спасут родные стены, И Осторожным всё послужит впрок!..» 12.05.2005