Бушуев. А.С. Бушуев. А.С. 1 Зов ведьмы. 1. После студеной зимы, люди как губки впитывали солнечное тепло апреля. И распускались, как подснежники. Мир пробуждался ото сна: восторженно пели свободные птицы, быстро набухали зеленые почки, уверенно пробивались из-под юбок первые ноги. Вадим Зернов выбирал кандидаток на приключение. - Она просто конфетка, - думал он вслух, глядя на разодетую в пух и прах модель для рекламы прозрачных трусиков. – Как дела, красавица? - В шоколаде. Москва стряхнула с себя ледяное оцепенение. Улицы зажили своей по-весеннему радостной жизнью. И молодость Вадима с новыми силами продолжила набирать обороты. Желая вдохнуть как можно больше весны, он набрал полную грудь воздуха, но сморщил нос, чертыхаясь на автобус. Словно нарочно этот железный монстр выпустил сизую тучу дыма в самый неподходящий момент. А еще сегодня Вадим опоздал к самолету; нужно было встретить Антона из Питера. Потом на уроке рукопашного боя он получил уверенный крюк в челюсть. Часом позже его машину отправили на штраф стоянку. И теперь он едет домой на перекладных. Все в этот день складывалось неправильно. Сплошная невезуха. Жил Вадим в Подмосковье, там дышится легче, да и вообще, дома лучше. Он нырнул в метро, размышляя о перспективах. Учился он в высшей школе милиции и скоро он станет опером или следаком, как мать. Так положено. Этого хочет он. Династия. В вагоне, он, как истинный джентльмен, уступил место старухе, и довольный, что тем самым обратил на себя внимание зеленоглазой «нимфы», погрузился в мечтательное созерцание себя рядом с ней. Он к ней присматривался. А, она ничего - хорошенькая. Заметив, что и она за ним наблюдает, он укрепился в своем убеждении: - «все ясно, - думал, - девочке требуется гормональная поддержка». Возбужденный игрой воображения, Зернов принялся внимательно разглядывать ее грудь под сиреневым свитером. Не сомневаясь, что нимфа готова прыгнуть к нему в постель он ждал с ее стороны шагов, чтобы в очередной раз поставить на пьедестал самосознания статую своей сексуальности. И «нимфа» сделала свой шаг. Из метро она вышла на перрон Ярославского вокзала. «Дар небес, – думал Вадим. – Она идет в мою электричку. Сейчас я на ней буду отрабатывать приемы НЛП». Мимо бежала весна. Вадим ехал в электричке Москва-Монино напротив предмета своих грез. Грезы были на расстоянии вытянутой руки. Там сидела «нимфа». Она ему улыбалась. Колеса отбивали ча-ча-ча - волшебный мотив. Белые кудри волос и зеленое море глаз – это нимфа: алые губы, белая кожа, мушка у щеки, черная тушь ресниц – она же - Нимфа. Ее взгляд приглашал Вадима на Ривьеру в гости к Дионису, Гипносу и Купидону. И там, в синем прибое на белом песке в окружении пальм, нимфа угощает его из своих губ клубникой, а он, властелин ее тела небрежно теребит завязки сиреневого купальника. Соленый воздух фламенко, агрессия конкистадоров, азарт корриды огненное дыхание романтики. Вадим поднялся на ноги и вошел в воду. Затем обернулся и крикнул: У тебя красивое имя. Мне оно нравится. Он сплавал к пиратскому фрегату, севшему на мель еще при капитане Немо. А, выйдя на берег, он положил свои мокрые ладони ей на плечи и поймав взглядом далекий парус, сказал: Смотри, Нимфа, какой быстрый парусник. Парусник приближался с огромной скоростью. И в скоре Вадим уже видел его так близко, что мог прочитать на нем «грузовые перевозки». Разделся тяжелый гудок и вместо волшебной картины райского архипелага он вдруг увидел прямо перед собой грузовую машину и грязный переезд через железную дорогу. Зернов отпрыгнул в сторону и осмотрелся. Он не в поезде. Стоит у переезда. Водитель грузовика крутит у виска пальцем. Вадим себя чувствует дураком. Куда делись сорок минут пути? Недоумение и восторг слились в одно тревожное чувство. Он пытался вспомнить, как вышел из поезда, но внутренний взор рисовал только волны, песок и Нимфу. Погруженный в себя, он медленно брел к дому. Из головы не выходила зеленоглазая красавица. Какими только наваждениями и безумствами может не наградить человека весна? Самыми сверхъестественными страстями и немыслимыми мечтами весна может кому угодно сорвать крышу. Любовь. И Вадим таки попался в ее липкие сети - ласковые и нежные сплетенные из волос Купидона. У дверей в квартиру он понял, что влюблен и влюблен по-настоящему. Выдав, матери тираду ответов на вопросы по поводу успехов на поприще науки, он взялся за скрипку. Благо его воспитанию в детстве уделялось много внимания. И сейчас, пожиная плоды кропотливого усердия, Вадим без лишнего напряжения ознаменовал появление любви звуками плачущей скрипки. Со струн из-под смычка слетали аккорды «LOVE STORI». Со второго этажа была хорошо видна улица. Вадим любил свой подмосковный город. В теплую пору дворы утопали в зелени палисадников. Вечерами, фонари заботливо освещали улицы и переулки. А сейчас, днем, весной Вадим видел со второго этажа изнывающую от восторга ребятню. Город с первого взгляда мог бы показаться этаким провинциальным стариканом. Увы, это не так. Все что угодно есть в нем. Развлечения? Легко! Хочешь угон автомобилей? Не проблема! Подраться? Не вопрос! Влюбиться? В два счета! Город как город, но родной, ибо здесь Вадим появился на свет, здесь он сказал «мама», здесь он обрел первых друзей и нашел любовь. Но та любовь, что грезит о нем, сидит сейчас дома у телефона, а он очарованный Нимфой Зеленых Глаз играет на скрипке и мечтает о следующей встрече с ней. Умение играть на скрипке, было поводом ставить себя выше друзей. Конечно! - ведь скрипка в кругу его вращения выглядела неувядающим атрибутом духовного великолепия. К великому счастью его тщеславия, он не общался с людьми, причисляющими себя к духовной элите. Иначе крылья, на которых он парил, обожгло бы чье-нибудь более изящное мастерство держать смычок или умение скрипичным ключом отпирать дверцы в сердцах очаровательных дам. Да, без сомнения Вадим пользовался успехом у женщин. А еще, его крепко держали на плаву узы семейного единения: мама – занимающая высокий пост там же где он учится, папа – хозяин небольшой, но доходной автомастерской, дедушка - чья пенсия превышает заработок дальнобойщика контрабандиста, и, бабушка - строгая, но справедливая гроза не чищеной обуви и легкомыслия. Раздался телефонный звонок. Алло, тихо сказал он. Потом громче: Я слушаю. Что с твоим голосом? – тут же спросили Наташа. Наверное, простудился. Я сейчас приду, и буду лечить тебя медом и любовью. Что ты! – Отмахнулся он. У меня температура. Заразишься еще. Давай я сначала поправлюсь, а уж потом я и сам тебя вылечу, хочешь любовью ласковой, а хочешь грубой игрой. Ты шутишь, значит не так все плохо. Но все равно, ты мне не нравишься. Да брось ты, все в норме, только дурацкий грипп, говорил он, думая как бы поскорее она отвязалась. Когда он повесил трубку, то откинулся на спинку дивана и забылся воспоминаниями. Ривьера! Коррида! Нимфа! Его вид был не очень... Мать положила свою ладонь на его лоб. Температуры вроде нет, пожала она плечами. – Садись кушать. Она накрыла на стол и села напротив смотреть на сына. Под ее пристальным взглядом он смахнул с себя меланхолию, и уже весело, как ни в чем не бывало, принялся рассказывать курьезы студенческой жизни. Когда стемнело, он оделся и вышел на улицу пивка попить. Прогулки в одиночестве были ему не свойственны. Ему было необходимо общество, в котором можно блистать своими достоинствами. А их, полагал он, было великое множество: коммуникабельность, решительность, чувство юмора, немного элегантности… И все это необходимо демонстрировать. Но сейчас ему хотелось одиночества. Он фантазировал на предмет свободной любви с незнакомкой и, жалел, что не заговорил с ней. Она не покидала предел его вожделений. Образ ее навсегда поселился в его памяти. Нежный бархат кожи! Маленькая родинка! вроде тех мушек, что так возбуждали виконтов, когда они видели их на лицах фавориток короля. Она не пользовалась косметикой кроме туши для ресниц и губной помады. Столь умного взгляда не встретить на светском приеме. Благочестивая куртизанка – она явно хотела секса. Ей нужно помочь. Вадим шел по улице и, сдерживая собственное нетерпение, старался избавиться, в силу своей интеллигентности, от сексуальных фантазий, каких и Де'Саду с его философией было бы не понять. Он представлял себе то, что не отваживался проделать с Натали. А вдвоем они пускались в такие авантюры, которые ни одна добропорядочная шведская семья, не позволила бы себе, даже после сексуальной революции в пуританской Англии. Где-то рядом армия любовного тоталитаризма поднимает свои знамена. И Купидон трубит в рог, призывая к оружию лучшие свои авангарды. Вадим крепко сжал луку, запрыгнул на коня и оглядел рать обнаженных всадников: мужчин и женщин всех национальностей. Он мелкой рысью подъехал к стоящему в колеснице Купидону и, встав по правую руку, обратился с покорностью слуги и галантностью друга: Мой бог, я рад возглавить главные силы. Пусть так и будет мой генерал, ответил Купидон. Впереди на сколько хватало глаз, простиралась долина. Долину резала тетива реки. В озерах плавало небо. Рог войны снова издал воинственный клич. И армия ринулась в бой. На взмыленных лошадях армия обнаженных всадников ломится покорять этот мир. Опасной страстью, устилая ложе… не мне ль, ты, дерзкая любовь, законы наслажденья открывала, когда меня совсем не знала? Сцена подернулась сиреневой дымкой похожей на тот самый сиреневый свитер нимфы. А спустя пару мгновений Вадим увидел ее – ту самую нимфу. Она стояла у лифта. Он шагнул к ней и взял из рук большую хозяйственную сумку. Принеси картошки, рявкнула нимфа. Она сверкнула глазами и улыбнулась. Потом гордо повернулась к нему спиной и шагнула в квартиру, захлопнув за собой дверь. Вадим остался стоять на лестничной клетке незнакомого подъезда. За окном распускается день. В руках болтается сумка. В голове варится каша. Что здесь происходит? Оказавшись свидетелем таких метаморфоз, Вадим дрогнул. Положил сумку на пол. Сел на ступени. Ничего не понимаю, произнес он. – Как я здесь оказался? Вроде только, что был вечер. Была улица. И вдруг - я здесь! Не понимаю. Не помню. Вадим покосился на сумку: Картошка? Она причем? Какие-то бредовые галлюцинации. Я, что спятил? Купидон!? Голожепые всадники!? Бред! Он окончательно зашел в тупик и остался бы там навсегда, но дверь, в которую ушла нимфа начала медленно отворяться. И пока она описывала полукруг, он успел приготовить несколько важных вопросов. Но вместо нимфы на пороге показалась женщина, настолько нелепая, что сравнить ее с пугалом – не значит оскорбить. В разные стороны, торчащие точно старая солома не мытые волосы. Овальный приплюснутый нос. За толстыми линзами очков широко расставленные глаза. Редкий пушок над верхней губой. Грязный халат и брюзжащий голос. Ты еще здесь, любовь моя, просипела она. Не забыл ли ты про мусоропровод в четвертом подъезде. Торопись. Тебе нужно его вычистить. Вадим оцепенел от такого поворота событий. У него на какое-то время исчезла возможность оценивать обстановку и действовать согласно убеждениям. Этого времени было достаточно, чтобы пугало взяло его за руку и положило в ладонь щепотку соли. Перед глазами поплыли радужные разводы, и на месте этой несуразной женщины оказалась все та же нимфа. Она стояла прекрасная и желанная, а вокруг фейерверком рассыпались, и вновь собирались грезы. Любовь снова шевельнулась в его сердце и он, предвкушая поцелуй, потянулся к ее губам. О, эти волшебные мгновения счастья. О, этот клубничный сахар с взбитыми сливками. О, эта благодать Ривьеры. И снова шум прибоя. И снова стук каблучков. И снова нимфа. Какое сверхъестественное забытье?! Какое блаженство?! Льется рекой вино. Вокруг сотни счастливых мужчин. Сотни счастливых женщин вокруг. Нимфа рядом. Все участники мессы приносят себя в жертву Оргиям Секса. Оргии – это богини. Подобно Паркам они плетут. Но Парки плетут нити судьбы, Оргии плетут сети счастья из этих нитей. Зернов вышел на улицу. Возле подъезда на лавке сидели старухи и перемывали кости соседей. Смотрите-ка, охнула одна старуха и пододвинула ближе к себе двухлитровый бидон с молоком. – Вскружила голову такому хорошему парню. Жалко, подхватила другая. – Таким замухрышкам, как Настька, мужиков вообще иметь не положено. Что он в ней нашел? Ни рожи, ни кожи. Зернов, прошел мимо, и скорым шагом направился к рынку. Пройдя через площадь, он остановился возле вереницы прилавков и, окинув сонным взглядом, толпящийся люд, поспешил обойти их основную массу. Найдя прилавок без очереди, он протянул продавщице сумку, и сухо проговорил: Семь килограммов картошки. Молодая девушка, некогда белыми перчатками выбрала с чаши весов несколько гнилых картофелин и подняла глаза на Вадима. Зернов! – Воскликнула она. Вот кого рада видеть. Со школы уж не виделись. Ну, ты как? Что-то ты похудел. Не женился? – восторженно тараторила она. Он невзрачно, почти исподлобья взглянул на нее и, словно пряча слова за пазуху, отрешенно сказал: Вы ошиблись. Я вас не знаю. Да ты что Вадим? Это же я, Юля. Я сидела за соседней партой. – Она крутила головой, демонстрируя свое румяное лицо, и говорила: Мы учились в одном классе. Помнишь? Мадам, оборвал ее Зернов. Я еще раз вам повторяю, мы не знакомы. И прошу вас, быстрее, – нервничал он. Я тороплюсь. Странный ты, огрызнулась она. Вадим скривил гримасу, что-то фыркнул и, закинув на плечё сумку, подался к дому. Проходя мимо вздыхающих старух, он зло покосился на них, но не проронил ни слова, хотя и слышал их сплетни. Дверь ему отворило пугало. Она тут же повисла у него на шее, обсосала его губы своими тонкими сухими губами и взяла из рук сумку. Ушла на кухню. Проходи, крикнула она с кухни. Будем пить чай. Вадим снял ботинки и аккуратно поставил их возле обувной полки. Наблюдая за ним, можно было сказать, что он чрезвычайно скромный. Но те, кто знали его хорошо, всегда видели в нем весьма энергичного, чуть нахального и в меру галантного молодого человека. Сейчас он был сам не свой. Вадик. Ва-а-дик, послышался с балкона голос Настиной мамы. Принеси мне из ванны бак с бельем. Он повиновался. Мать Насти была старой полной женщиной со злым лицом, и наполовину съеденными зубами. А теперь ступай к Настеньке, приказала она. Вадим подчинился. Как взъерошенный птенец, он присел на край табурета и потянулся за чаем. Сделал два скромных глотка и проскулил: - Может, как-нибудь сходим в кино? - Ты, что? Сдурел?! – рявкнула Настя. – Мне нужны туфли. Сначала денег заработай. Не рассиживайся, иди мусор убирай. Она открыла дверцу буфета, достала солонку и бросила щепотку соли в кипящий бульон. Потом убрала ее на место, искоса посмотрела на Вадима и снова потянулась к солонке. - Ну, хорошо, - пропела она грубым фальцетом. - Может потом, через неделю, но только в самый дешевый кинотеатр. Вадим улыбнулся. Куда делось изящество? Во что превратилось великолепие? В какой газ превратилось тщеславие? Вадим, то видел жалкое убожество с рыжей копной на голове, то обворожительную нимфу. Чучело в мгновение ока превращалось в существо, чья красота и грация могли бы вдохновить Рафаэля, а тончайшие нити ее ума обворожить Петрарку. Когда перед Вадимом воплощалось исчадье ада в засаленных очках, он не верил, что находится рядом с ней, и мечтал лишь об одном - скорей разобраться, что происходит. Но стоило ему лицезреть нимфу, как все предшествующие мысли поглощались непреодолимым желанием обладать ею. И он начинал обладать. Погружаясь в фантасмагории сексуальных баталий, карнавальная ночь брызгала светом и танцами. Но Фантасмагории исчезали, а на их место вставал образ сухощавой, не молодой женщины. Затем снова нимфа и фантасмагории, в которых Вадим не помнил себя от счастья. Не помнил, это самое верное определение, ибо он потерял себя. Вадим превратился в податливую марионетку, которой искусно управляли Настенька и ее старая мать. Во второй половине дня после того, как Вадим управился с мусоропроводом, он вернулся в объятия Насти. Сполоснувшись под душем и смыв с себя запах помоев, он, облаченный в бежевый халат сел за стол. Настя поставила тарелку с бульоном и села напротив. Вадим видел перед собой нимфу, но видел он ее не в квартире, а на побережье. Сознание его путешествовало где-то, а тело зомби бодрствовало. - Поешь, - сказала Настя. Она вернулась в комнату к матери. Матушка сидела на полу с поджатыми, как при молитве ногами. Рядом лежал черный ватман. На ватмане солью был начертан круг. Настя села напротив и заколола волосы. На стенах висело несколько икон. Окна плотно закрыты шторами. В комнате напряжение. - Во имя любви и счастья, сущность Вадима, подчинись любви и счастью Настеньки, - шептала матушка. – Во имя радости и веселья, сущность Вадима, вкуси радость и веселье необузданных грез. Настя сходила в кухню и принесла солонку. Матушка поделила круг на две части, одну из которых сыпала в солонку, другую в спичечный коробок и, наказала дочери, чтобы ночью она солью из коробка осыпала голову Вадима. - Спасибо матушка, - сказала Настя и, поправив очки, поцеловала ее в щеку. – Я, наверное, жить без него не смогу, - почти со слезами говорила она. - Я люблю его. Чтобы я без тебя делала? - Ну ладно, будет тебе слезы-то лить, - успокаивала она дочь. - Небось, детей, скоро заведете. Матушка в развалку поднялась на ноги, потерла руками колени и задула свечи. 2 Всю сознательную жизнь Настя слыла неопрятной и страшненькой девицей. Постоянные насмешки со стороны мужского пола стали для нее чем-то обычным еще со школьной скамьи. Но уже в те учебные годы она поклялась, что на зависть подругам выйдет замуж за самого видного жениха с хорошим образованием и отличным вкусом. В медицинском училище ситуация не изменилась, даже наоборот, издевки и насмешки стали еще коварнее в силу интеллектуального роста сверстников. На всем протяжении времени, ее клятва претерпевала изменения, а потом и вовсе перестала существовать. Словно засаленная колода гадальных карт, Настя влачила по жизни свое убогое существование. Она текла спокойной рекой, ревностно оберегая скрытые даже от самой себя помыслы о замужестве. Как проклятый страж она во всеоружии стояла у могильного холмика тайных надежд, не подпуская никого и ненавидя всех. Собственноручно разложив траурные венки вокруг своей женственности и пусть не красоты, но обаяния, она заперла свое существо в нечистую келью тела. Ухаживай она за собой, развивай в себе манеры и изящество, и Бог сохранил бы ей привлекательность и наградил принцем. Но Бог отвернулся от нее. Всему виной издержки воспитания. Мать не слишком была обеспокоена. Дочь не слишком была увлечена. Закончив мед училище, Настя устроилась на работу в городскую больницу медсестрой и проработала там до сего дня. Унаследовав от матери силу заклинаний и обрядов «деревенской» магии она вместе с ней взялась за некогда принесенную клятву. И клятва мало-помалу начала воплощаться в жизнь. Утром Настя как всегда проснулась еще до рассвета и разбудила Вадима. Наказав ему чистить мусоропроводы, сама ушла в больницу. Стерилизуя шприцы, она еще не знала, что в это самое время Вадим встретился со своей матерью. - Вадик, - говорила она. - Вернись домой. Посмотри, с кем ты живешь? У тебя была красавица невеста. На кого ты ее променял? Зернов опустил лопату, которой только что вычищал мусор, сонным взглядом окинул с ног до головы мать и безразлично сказал: - Простите меня, но я не понимаю о чем речь. - Как же это, сынок? Что ты говоришь? Она взяла его за руку и хотела встряхнуть, но он с силой вырвался, чуть не опрокинув мать на асфальт. - Оставьте меня в покое, - кривя губы, прошипел он. – Я занят. Не мешайте мне. - Вадик, - со слезами не унималась мать. Она ни как не могла понять, в чем причина. – Ты перестал учиться, - говорила она. – Забросил скрипку. Посмотри, как ты похудел. И, что это выдумал - чистишь мусоропровод? – Она готова была встать перед ним на колени. - Ты гонишь мать! Мать! Слышишь!? - Уйдите мадам, - повернувшись спиной, парировал он. - Мне не досуг обмениваться с вами оскорблениями. Он продолжил усердно работать лопатой под плач матери и вздохи старух. Из зловонной кучи выбралась на волю жирная крыса и побежала к водосточной трубе. Вадим рванулся за ней и ударил ее лопатой. Крыса взвизгнула, а когда лопата снова взметнулась вверх, чтобы закончить начатое, мать уходила прочь, закрывая руками лицо. Какие мысли глодали ее душу, можно было только догадываться. Чувствуя, как зло терзает ей душу, мать шла к опустевшему дому. Каштановый оазис ее волос с каждым шагом превращался в пустыню. Горе ознаменовало свое появление прядью седых волос. Чтобы не обвинять в счастье других людей она оградилась от них водяным рвом, стенами замка, подняла стратегический мост и смотрела на мир сквозь узкие амбразуры заплаканных глаз. Что делать? Куда деваться? Домой. Открыть бутылку коньяка и плакать, пить и плакать. Плакать и пить. Что еще может женщина? Она, конечно, могла бы натравить на Настю ребят из МВД, но аргументы, которые смогли бы оправдать такую просьбу были похожи на абсурд. Да и сама она была не уверена. Вдруг всему виной, ее, чрезмерная материнская опека, вдруг она сама настроила сына против себя? Валентина Андреевна вошла в свой темный подъезд, поднялась на второй этаж и, не снимая сапог и плаща, прошла в кухню. Солнечный свет, пробиваясь сквозь тюль, больно ударил в глаза. Ей казалось, что пол вот-вот опрокинется в черную бездну и Валентина, чтобы не рухнуть на пол, а вместе с тем в бездну, села на стул. Трясущимися руками открыла коньяк, припасенный на случай праздника или вечеринки и, немного расплескав его по столу, налила в бокал. Выпила. «Наверное, я слишком провинилась перед богом, – думала она, - иначе, как еще можно объяснить такую жестокость сына». В голове стали мелькать лица тех, кого она посадила в тюрьму, за то время пока работала следователем. Но нет, безвинно посажанных она не припоминала, да и взяток она не брала. Поэтому-то она и перешла на новое место работы в высшую школу милиции, что коррупция начала уже подбираться к ней. В чем же она провинилась? Где ответ? Не в силах больше выдерживать одиночества, она позвонила подруге и когда та пришла, Валентина Андреевна начала рыдать, найдя в ней участие и сострадание. Подруга своим поведением и выражением лица походила на Мать Терезу, которая, освобождая несчастную от мук, брала на себя частичку ее страданий. Подливая Валентине коньяк, она немного стеснялась своего открытого взгляда. Сурово, насколько было возможно, она заявила: - Ты, вместо того чтобы реветь подумала бы как исправить ситуацию. - А что я могу? – со слезами говорила мать, - у кого мне искать помощи? Это на работе я сильная, а здесь я слабая женщина, мать. Если бы Вадик хоть чуточку слушал меня, если бы он хоть капельку воспринимал меня, - покачивая головой, почти шептала она. Подруга ударила кулаком по столу: - Смирись. Дети иногда покидают отчий дом. - Но не таким же образом. - Если тебя это так беспокоит, то нужно искать решение этого вопроса не плачем. - Да брось ты свою философию, - отмахивалась Валентина Андреевна, - проще застрелиться. Это даже лучше, чем тебя слушать. - Нет, ты выслушай, - настаивала подруга. - Тебе нужно обратиться к какой-нибудь бабке или колдуну. - Фу ты, чушь, какая! - Но у тебя нет другого выхода. Хочешь застрелиться, стреляйся, но сперва я позвоню одному человеку. - Звони, кому хочешь, - апатично уронила Валентина и, проглотив коньяк, добавила: - Дело твое. Мне наплевать. - О-о-о, - протянула подруга, - да ты уже напилась. Она сняла телефонную трубку, набрала номер и начала разговор. Валентина сидела и, глядя в пустоту, ловила каждое слово подруги. Та в свою очередь объясняла кому-то по телефону все тонкости драмы. Во время некоторых фраз отражающих суть трагедии, Валентина с трудом сдерживала себя от слез. А когда разговор был закончен, на кухню опустилась тишина. Спустя какое-то время Валентина оборвала ее: - Что он сказал? - Он хочет с тобой поговорить. И пусть тебя не пугает, что он не берет задаток. - Меня уже ничего не испугает. Нужно жить и бороться. Бороться несмотря ни на что, иначе как бы тогда Валентина Андреевна поддалась уговорам, обратиться бог знает к кому, и просить черт знает о чем? И она попросила, пришла и попросила, не особенно веря, что Сергей вернет ей сына. У подруги она взяла его адрес. Дверь ей открыл мужчина средних лет. Он пригласил ее в квартиру. Уже на пороге Валентина Андреевна почувствовала себя глупее чем ребенок пытающийся всем доказать свою правоту зная, что абсолютно не прав. - С вами вчера говорила моя подруга, - начала она, - я по поводу сына. - Да, я помню. Проходите. Присаживайтесь. Рассказывайте. И Валентина рассказала. Рассказывала она, не забывая подчеркивать то, как любит Вадима. - Он, - говорила она, - всегда был очень чувствительным мальчиком, высоко ценил честь и не боялся трудностей. В школе он учился не плохо, а в институте появились проблемы. Чтобы ему помочь я устроилась работать в этот же институт. Он хорошо играет на скрипке, но на музыкальную карьеру рассчитывать не приходится. Сергей сидел и слушал, при этом его глаза иногда начинали бегать по сторонам. Мозг в это время анализировал. Завершив объективную оценку, он попросил Валентину остаться в кухне, а сам удалился в комнату. Он жалел несчастную мать. О сыне он пока думал как об орудии, с помощью которого ей можно помочь. На первый взгляд задача казалась не сложной. Но, погрузившись в транс и выйдя на информативный уровень, Сергей понял, что все сложнее, чем кажется. Он сел в кресло, закрыл глаза и отключился от восприятия объективного мира, настроил свое внимание на Валентину Андреевну и начал рассматривать эту ситуацию ее глазами. Через ее восприятие по связующему энергоинформационному звену он вышел на информацию о Вадиме. Сергей увидел его энергетическое поле. В области темени, где должен преобладать сиреневый цвет, вибрировало черное «новообразование». Такое может быть у закрытых людей, или у людей на которых перекинули чужие грехи. Вплавленная чернота плотно сидела в нем и блокировала осознание реальности. «Чернуха» перекрывала доступ высших сущностных структур к более грубым формам человеческой организации – функциям психики. Вадим был отрезан, высосан, и забыт. Он больше не проводник Духа. И не важно творит человек добро или всецело отягощен злом, через него все равно проявляется Дух. Но Вадиму не повезло. Теперь он вне системы. Для Духа его просто не существует. Это значит, что судьбы у него нет. Все будущие и предыдущие воплощения стонут, чувствуя безысходность. Сергей понял, что этот матовый блок ни что иное, как наведенная «чернуха» и наведенная ни кем-нибудь, а самой Настей и кем-то еще. Кем еще - было пока не ясно. Выйдя из транса, он у Валентины Андреевны поинтересовался родственниками Насти. Но кроме самой Насти Валентина никого больше не видела. - Если хотите, я сегодня же выясню, - сказала она. Но Сергей отказался. Взял домашний телефон несчастной матери и, объяснив что случилось с ее сыном, отправил домой дожидаться известий. Когда же она покинула его квартиру, он заварил себе крепкого чая, закурил и, вспомнив дурацкую ситуацию, мысленно усмехнулся. Человеческая глупость! – это забавно. Несколько лет назад в дверь раздался звонок. Там стояла молодая женщина. Вроде, обычная на первый взгляд. Но то, что она выдала, когда Сергей поинтересовался целью ее визита, было выше, чем эксцентрика и глубже чем шизофрения. А заявила она следующее: - Я с Альфы Центавра. Сергей вытаращил на нее глаза. - Заходи. - Жду дальнейших инструкций, - сказала она и замерла. Сергею показалось, что она готова отдать ему честь. И он сказал ей: - Сидеть две недели дома, пить валерьянку и ждать дальнейших указаний. Она ушла. Больше не приходила. До этого не появлялась. Оставалось загадкой, как она нашла его адрес. Это воспоминание ни как не было связано с той проблемой, которая появилась сейчас. Просто-напросто Сергею вдруг пришла в голову мысль, что помешанных на почве оккультизма больше чем он думал. Но спятившие, не так страшны, как те, что творят зло сознательно. И Сергей взялся за искоренение зла. Злом была Настя. И кто-то еще. Кто? – не ясно. Сергей не использовал тех техник, которыми пользовались сами, так называемые ведьмы, колдуны, шаманы. Эти техники – не его стиль. Он использовал синтез техник. В основе - Тантра. Тантра – три таинства: таинство дела, таинство слова, таинство мысли. Таинство дела - обряды. Таинство слова - мантры, заклинания, заговоры, молитвы. Таинство мысли - концентрация, отрешение. Задолго до этого дня, используя свои знания о Тантре, он создал трех фантомов. Каждого фантома созданного из энергии собственного воображения и внешних не человеческих полевых структур, он наделил полномочиями необходимыми для полноценного их существования в магической сфере бытия. Все фантомы созданные в пространстве духовных сущностей, куда лишь не многие из людей способны направлять свои помыслы, имели определенную инициацию. Первый фантом – ЦАРЬ в золотистых одеждах. В его обязанности входило обретение магических сил и управление ими. ЦАРЬ, впитавший в себя частицу сознания Сергея, обрел некую самостоятельность. Даже без ведома своего «хозяина» он искал информацию. ЦАРЬ – руководитель, координатор действий. Он имел степень свободы, которая превышала степень свободы двух других фантомов. Другие фантомы подчинялись ЦАРЮ. Второй фантом – БЕЛЫЙ МОНАХ в белом балахоне. В обязанности БЕЛОГО МОНАХА входило покровительство живых существ, конечно же, в меру сил самого Сергея, его цель – обретение высшей мудрости и постижение законов бытия. БЕЛЫЙ МОНАХ, как и первый фантом, имел частичную свободу необходимую для достижения своей цели. Почему частичную? Да потому что, отпусти его Сергей, и монах никогда не вернется или что хуже, им кто-нибудь завладеет. Третий фатом – ВОИН в темно-красных, почти коричневых доспехах. Цель ВОИНА – защита. В отличие от остальных фантомов он был полностью подчинен воле Сергея. ВОИН – низшая, звериная организация, ЦАРЬ – средняя, человеческая, МОНАХ - высшая, Духовная. Все эти фантомы творцы добра, но каждый творит его по-своему. ВОИН искореняет зло через силу, уничтожая его физически. ЦАРЬ искореняет зло, управляя им. МОНАХ борется со злом, наполняя светом души людей. Сергей сел в кресло и как полагается, отключился от внутреннего монолога. Сконцентрировался на процессе перемещения в сферу существования фантомов и вскоре осознал себя там. Вокруг не было ничего, а если и было, то человеческий разум не смог бы этого себе объяснить. Можно сказать, что вокруг была чистая энергия, черная и в тоже время белая. Она имела качество черного и одновременно белого цвета и, нельзя сказать, что эта энергия была одновременно злом и добром. Она была никакой. Она была не заряжена ни положительно, ни отрицательно. Процесс восприятия был возложен на само восприятие и никакие рецепторы или сенсорные системы в нем не участвовали, ибо тело осталось в кресле. Сознание было вне тела. Сергей, именно Сергей, ибо он в первую очередь есть - осознание, а уж потом тело, завис в этом черном, но абсолютно белом пространстве. Вызвав усилием воли, фантом ЦАРЯ, он вошел в него. Теперь у фантома появилось лицо – лицо Сергея. Через мгновение ЦАРЬ уже видел сущность Вадима. Сущность Вадима, спрятанная за семью энергетическими шарами похожими на бледный туман, представляла собой нечто ужасное. Вся она была покрыта черной пеленой, матовой и вязкой, словно горячий деготь. Она была более чем отвратительна, а то, что скрывалось под чернухой, мучилось и страдало, не в силах освободиться от этого мрака. Черная пелена начала расти и делиться надвое. Одна ее часть осталась в существе Вадима, вторая попыталась завладеть ЦАРЕМ. ЦАРЬ почувствовал ее вязкую хватку, но отшвырнул ее. Затем он сформировал мыслеобраз быстро вращающегося диска и, наделив его реальной силой, опустил вниз. Диск, словно абразивный круг, прошелся по сущности Вадима, соскоблив с нее черную пелену. Она разлетелась на сотни клякс, освободив из плена то, что страдало и ждало освобождения. На Вадима наехали по полной программе. Он жил, вернее, существовал, не зная, что дух его порабощен, что сущность его накормили рабством, а сознание иллюзией. Он сидел на диване в комнате, где вчера Настя и ее старая мать совершали обряд. С отсутствующим взором он листал газету. Купидон поправил золотой обруч на своей голове и, ударив коня пятками по бокам, подъехал к Вадиму. Он лежал в сочной траве рядом с нимфой и созерцал ее родинку. - Я так счастлив, мой Бог, - сказал Вадим и поднялся на ноги. В спину ударил теплый июльский ветер, донесший ароматы цветов из садов Семирамиды. - Будет гроза, - сказал Бог, - на западе уже собираются тучи. Нимфа открыла глаза и прислушалась к далеким раскатам грома. Потом она поднялась на ноги и произнесла фразу, смысл которой остался для Вадима загадкой. - Кого это сюда занесло? Тучи быстро заволакивали небо. На землю опускался мрак. - Мне страшно, - проговорил Вадим. - Не бойся. Я сейчас разберусь с этим. Ему показалось, что эти тучи своей тяжестью вдавливают его в землю. Давление становилось невыносимым. Из носа и ушей пошла кровь. Все что он видел: зеленые холмы, далекие сады Семирамиды, косые лучи солнца, беспристрастный взгляд Купидона, испуг нимфы, обнаженные пары влюбленных, все это удалялось, меркло и исчезало. Приближалась тьма. А потом он вдруг увидел перед собой комнату с большим окном, сквозь которое мягко сочится дневной свет, рядом с диваном, на котором он сидел, увидел маленький журнальный стол и книжный шкаф. У противоположной стены иконостас – несколько больших икон. В центре комнаты пугало. Выронив газету, он вскочил на ноги. - Вы кто? - крикнул он. Настя в мгновение ока оказалась к нему лицом и, не дав ему опомниться, со словами, - «смотри в центр ладони», - резко поднесла к его глазам свою левую ладонь. В следующую секунду Вадим уже стоял рядом с нимфой. Купидон, созерцающий уходящие тучи, поил свои глаза этим зрелищем. - Гроза прошла стороной, - с сожалением произнес он. - А тебе хотелось грозы? - спросил Вадим. - О, да. Вадим вдруг почувствовал печаль Бога. Ему показалось, что она пробивается откуда-то свыше, и даже не из самого Купидона, и даже не из его отца. - Что это? - спросил Вадим. - Откуда такая печаль? - Печаль всегда живет в нас, - ответил Бог, - она не может приходить извне. Ищи ее истоки в сердце. Он положил свою руку на грудь Вадима. - Она живет там? – спросил Вадим. Купидон кивнул. Зернову вдруг стало чудиться, что он был здесь не всегда, что он когда-то пришел сюда из своего родного мира, но когда это было и где его дом, он почему-то забыл. - Да, - сказал он. - Печаль живет в нас. В этот момент его шею обвили мягкие руки нимфы, и Вадим опустился с ней на траву, забывая о том, что недавно так сильно волновало его. Вздохнув, Настя села на диван. - Разберись на балконе, - скомандовала она. Вадим поднялся и, не говоря ни слова, подошел к двери балкона. Потом он обернулся и скромно, стыдясь своего голоса, спросил: - Может, сходим вечером в парк? - Сначала разберись на балконе. Он опустил голову и ушел исполнять задание. Но в момент, когда его руки коснулись перил, он словно прозрел. Он почувствовал, что с его сознания спала пелена забвения. В солнечном сплетении, отрыгивая дискомфорт, что-то съежилось. Прозревший зомби, опускаясь на четвереньки, попытался сориентироваться, но потерял равновесие и ввалился в комнату. Что за маразм? Незнакомая квартира. Странная тетка. Она стояла на коленях перед черным ватманом, на котором солью был начертан круг. Вадим не понимая как здесь оказался, медленно поднялся на ноги. - Кто вы? – проскулил он. Ему вдруг показалось, что этот вопрос он задавал уже много раз. Но в место ответа, получить ему от чертовой ведьмы удалось другое. Последнее, что он увидел - женщина с волосами похожими на кипу соломы швыряет ему в лицо соль. Спустя минуту он уже жаловался Настеньке на сильную резь в глазах. - Наверное, на балконе мне, что-то попало в глаза, - говорил он. Она проводила его в ванну. - Это пыль, - сказала она. - Да, наверное, пыль. 3 Настя сидела в процедурном кабинете и грызла дужку очков. Ее глаза слепо шарили, ища точку опоры. Видимый ею образ смазывался в мутное пятно. Настя думала. « Кто-то мне помешал. Нужно позвонить маме». Настя натянула на нос очки, и мутное месиво превратилось в белые прямоугольники кафеля, стеклянный шкафчик для медикаментов и клетчатое полотенце над раковиной. Она встала со стула, ударила ладонями по столу. Ей вдруг показалось, что сейчас в кабинет войдет виновник ее злоключений. Но она ошиблась. В дверях показалась надменная физиономия заведующего неврологическим отделением. - Сомова! - еще в дверях крикнул он. - Мне кажется, вы должны сейчас быть в пятой палате. Настя буркнула себе под нос какое-то оскорбление, из которого врач смог разобрать только «жалкая дрянь». - Это ты мне? – спросил он. - Кто ты есть? Посмотри на себя? Мымра. А ну живо в пятую палату. Настя опустила голову и, проковыляв к дверям, остановилась. - Еще сегодня ты поплатишься за это, - бросила она небрежно и в тоже время смущенно. Так бросают голодному щенку. - Иди, работай, – огрызнулся он. Врач еще с минуту смотрел в окно, потом вышел в коридор и зашагал к лифтам. Его забавляла эта страшная и тупая женщина. Размышляя о том, что она хочет его, но без шансов, он нажал указательным пальцем кнопку «вызов». Но не дождавшись лифта, он открыл дверь, ведущую на лестничную клетку и начал спускаться вниз. Все еще улыбаясь, достал сигарету, потом зажигалку и, прикуривая на ходу, наступил на свой шнурок. Зав отделением кубарем покатился вниз, считая ступени то головой, то спиной, то коленом. Возможно, он разбился бы на смерть, если бы не руки. Чьи-то руки остановили его падение. Глаза заволокло черной рябью, дыхание сперло, и он выдохну стон. Чьи-то руки уложили его на пол. Чей-то голос спросил: - Эй, вам плохо? – спросил Сергей. - Да, черт побери. По-моему я сломал ногу. - Подождите минуту, я позову кого-нибудь. Сергей поднялся наверх в поисках помощи. В отделении он наткнулся на двух медсестер. Они стояли в холе возле телевизора и о чем-то разговаривали. - Там человеку плохо, - крикнул Сергей. Одна из сестер улыбнулась и осталась стоять на месте, в то время, как другая уже подходила к Сергею. - Там, - указал он. - На лестничной клетке. Медсестра - полная женщина, с добрым, как и полагается милосердию лицом, поспешила на помощь. Сторона противоположная милосердию: в теле сухощавая, во взгляде мутная, в сознании подлая… - Настя, осталась неподвижно стоять, наблюдать, как к ней медленно подходит Сергей. - А, это вы сударь, - улыбнулась она. – Я ждала вас. - Оставьте в покое мальчика. - А то что? – нахально. - Что ты можешь? – А потом она зарычала: - Он все равно будет моим. Разговорами ничего не добиться. Прощаясь, Сергей любезно пообещал, как-нибудь заскочить, попить чаю с медом, поговорить. Он повернулся и направился к выходу. Взгляд этой дамы был зол. Рассуждая о том, что теперь нужно смотреть в оба, Сергей чуть было не столкнулся с носилками, в которых лежал бледный врач. Проклятая ведьма. Сергей вышел на улицу. Мадемуазель весна с восторгом осматривала дело своих рук. Руки не были перепачканы сырой землей и мусором палисадников. Скорее нежные пальчики ныли от вышивания крестиком. Как ни печально сознавать близость света и тьмы, счастья и горя, но жизнь сама соседствует со смертью, и поэтому не правильно было бы обвинять добрых соседей за сплетни, ведь, в конце концов, всегда можно во дворе поиграть в домино или вечером собраться у телевизора. Сергей шел домой, оглядываясь по сторонам. Он старался контролировать каждый шаг и следил за тем, чтобы защита, которую он создал от нападок ведьмы, была всегда крепка и неприступна. Нужно быть наготове, потому что Настя теперь будет лязгать зубами в любой самый неподходящий момент. Сергей не хотел оказаться на месте доктора. Дойдя без приключений домой, он сел в кресло и погрузился в транс. И снова Сергей в безбрежном черно-белом пространстве. Если не смог ЦАРЬ, то миссию возложим на МОНАХА. ВОИНА Сергей использовал крайне редко. Сергей ощутил себя вдохом, наполняющим форму фантома. У МОНАХА появилось лицо. Какая легкость и сила?! Какая свобода и воля?! Ничто на земле не могло бы сравниться с этим дуновением. Дуновением, и ни как иначе ибо, как еще можно описать слияние со временем или пространством, с чем еще можно сравнить выдох истины на пламя сознания? Свеча не угасла. Напротив. Она разгорелась, и свет озарил границы земли, но земля оказалась островом. Свет озарил пределы вселенной, и вселенная стала прозрачным шариком в руках у юного Бога. В этом пространстве Дух. Это пространство где существует ничто, которое станет однажды всем. Здесь нельзя говорить, здесь Мать, размышляя не мыслит о Высшем. Мать здесь роняет слезу на лик спящего сына. Сын разжал свою детскую руку, и шарик поплыл в неизвестность. Но Мама наполнит дыханием новую сферу и Бог не заметит подмены. И будет новая сфера не хуже вселенной, что сейчас потерялась - жаль, что она никогда не узнает об этом. Проснувшись, Бог снова начнет улыбаться. Пусть спит в колыбели дитя, пока Мать создает игрушку. Пусть во сне улыбается маленький Бог. И пусть он улыбнется Вадиму. Пусть проснется Вадим и протянет к матери руки. 4 Вадим не понял, где он находится. Вначале ему показалось, что он у себя дома. Но рядом с ним кто-то лежал. И это была не Наташа. Ночь. Свет фонарей через окна слегка освещает чужую мебель. Вадим приподнялся, и вгляделся в лицо спящей рядом с ним женщины. Она была ему не знакома, но что-то ему подсказывало - он ее раньше видел. Но где? Сомневаясь в том, что он уже проснулся, Вадим закрыл глаза и открыл их снова, чтобы проснуться окончательно. Сердце предательски билось, стараясь, наверное, разбудить целый мир. «Как я здесь оказался»? Но ответ на этот вопрос был так же далек от него, как Овидий далек был от троянской войны. « Бойтесь Данайцев дары приносящих». И Вадим боялся, боялся всех возможных ответов, ибо они были дарами его воображения. В комнате пахло плесенью. Вадим перелез через спящую незнакомку и начал осматривать помещение в поисках своих вещей. Наконец взгляд его упал на стул, на спинке которого что-то висело. Он бесшумно подошел, попытался на ощупь определить, что же это висит. Это были его вещи. Вадим спешно, но аккуратно, чтобы никого не разбудить, начал натягивать брюки, но потерял равновесие и с шумом повалился на пол. Вскочив на ноги и, уже не заботясь о тишине, он сорвал со спинки стула рубаху. Постельное белье зашуршало, и заспанный скрипящий голос простонал: - Ты куда собрался? Видя, что план бесшумного бегства рухнул, Вадим приготовился дать отпор кому бы то ни было. Хорошо бы еще видеть, кого бить и куда бежать. Он метнулся к настольной лампе, а когда она безжалостно полоснула светом по лицу хозяйки, Вадим положил венок на могилу своего самолюбия. Хозяйка откинула одеяло и, демонстрируя изящество сухощавых форм, соскочила с кровати. Вадим хотел нырнуть в коридор, но хозяйка постели схватила его за руку и рванула к себе. В этот момент Зернов окончательно пересмотрел свое отношение к женщинам. Более женщины не казались ему слабым полом. Кряхтя, Настя повторяла слова заклинания, а Вадим, стараясь освободиться от хватки, тянул ведьму за волосы в сторону. Впервые в жизни он был так напуган. - Что вы делаете? - кричал он. – Отпустите меня. Но ведьма не унималась. С еще большим ожесточением она обхватила ногами его талию, и повисла, стараясь упасть вместе с ним на пол. Лампа слетела со стола и разбилась о батарею. Не зная, что предпринять, Зернов паниковал. На себе он перенес ее в коридор и, взяв двумя руками за волосы, ударил об открытую дверь стенного шкафа. Ведьма, издав приглушенный вопль, обмякла и сползла вниз. Не чувствуя под собой ног Вадим Зернов бежал по ночному городу домой. Он обогнул рыночную площадь и, вскоре уже шагом подходил к своему дому. Войдя в подъезд, он сел на ступени первого этажа и нервно постукивая зубами, стонал. «Я убил ее, убил. Откуда она только взялась на мою голову». Мир сквозь зеленое стекло пивной бутылки похож на огромную воблу. Что же делать, если зубы крошатся, а рыба еще не очищена? Вадим перестал стучать зубами, нашел жмущееся в угол самообладание и встал на ноги. Поднялся к своей квартире. Пошарил в карманах. Ключей нет. Нажал на звонок и, придумывая что соврать матери, облокотился о стену. Все его грезы представлялись ему просто сном, он не ведал еще, сколько длилась ночь. - Кто там? – раздалось из-за двери. - Это я. Открывай. Дверь отворилась. - Ты, о господи. Это ты, - осыпая Вадима поцелуями, твердила мать. – Ты вернулся. Вернулся! После неконтролируемого всплеска чувств она взяла себя в руки и, как говорил Сергей, попыталась не провоцировать сына на вопросы и не требовала ответов. Часа за четыре до этого Сергей предупредил Валентину Андреевну, чтобы она оставила серьезный разговор до утра, если конечно Вадим появится дома. И он появился. Было три часа ночи. - Вадик, - придя в себя от радости, говорила мать. - Сейчас ни о чем не спрашивай, сам ничего не говори. Поешь и ложись спать. - Как это не спрашивай, - возмутился он. Разглядывая мать, а она выглядела напуганной, он пытался отыскать в ее словах и поведении хотя бы намек, так необходимый ему. – Ты так обрадовалась мне, будто мы не виделись, лет пятьсот. Может, все-таки скажешь, в чем дело. Тут Вадим заметил, что квартире не достает чего-то существенного. - А где папа? – спросил он. - В командировке, - соврала мать. На самом деле отец собрал вещи и уехал на дачу подальше от этой проблемы. Видя, как убивается Валентина, по поводу блудного сына он сказал, что она глупая женщина, и… - Ты ни хрена не понимаешь в воспитании детей, - сказал он. – Когда перестанешь реветь, позвони. Я приеду. А Вадим… пускай делает что хочет. Валентина Андреевна не хотела говорить этого Вадиму, по крайней мере, сейчас. - Ты от меня, что-то скрываешь, - заявил Вадим. - Да, что ты?! Зачем мне это? Тем более что и скрывать-то нечего. Она с трудом выдавила из себя улыбку, стараясь казаться естественной, но Вадим заметил ее фарс и продолжил капать в глубь истины. Проговорив с пол часа и ничего не выяснив, он лег спать. Утром пришел Сергей. Используя свое красноречие, он принялся доказывать блудному сыну, что вина его замешательства всецело лежит на наркотиках. - Но вы абсурд несете, - взорвался Вадим. - Я не употребляю наркотиков. - Как же ты объяснишь свое двухнедельное отсутствие? - Этого я не могу сказать. - Зато я могу. Если ты сам не принимал их, значит, тебя ими напоили. Подмешали в коктейль или кофе. Посмотри на свои глаза. Недавно ты принимал ЛСД. Расскажи мне о своем последнем сне? И Вадим рассказал все, опуская убийство. А пока он рассказывал то все больше и больше убеждался, что в действительности виноваты наркотики. Присяжные заседатели в один голос кричали где-то в глубине сознания: - Ты убил не по своей вине. Душа говорила: - Ты прощен. Все его грезы оказались просто галлюцинациями. Мать была счастлива. Конечно, ведь ей вернули сына. Осыпая Сергея благодарностями, она попыталась всучить ему деньги, но он отказался. Мотивируя свой отказ тем, что ясности, как таковой в этом деле еще нет, Сергей оставался непреклонным в решении: - Денег я пока не возьму. Валентина Андреевна расстроилась, услышав про отсутствие ясности, но радость ее была выше, чем страх. Вадим ничего не узнал о истинных причинах своего замешательства, а узнай он, кто знает, остался бы он прежним? Скорее всего, он поплатился бы за свое знание равновесием души. Истина зависла между правдой и ложью. А жизнь тем временем продолжала течь, унося это событие в безвозвратное прошлое. Отец Вадима вернулся из командировки. Сам же Вадим возобновил посещение института, вернулся к Наташе и жил, как ни в чем не бывало, ревностно храня при себе взятый на душу грех убийства. На первый взгляд может показаться, что всё кончено. Но это не так. Грех оказался безгрешным, ибо Настя в ту ночь поднялась с пола. 5 Валентина посвятила Наташу в тайну, которую и сама-то не очень хорошо разгадала, наверное, потому что Сергей не откровенничал. Наташа, скрипя сердцем, простила Вадима, понимая, что он не виноват в таком блуде. Странным, однако, казалось еще и то, что Вадим не имеет истинного представления о случившемся. Она думала рассказать ему все, но не сейчас, может быть потом, когда страсти утихнут. Наташа была стройной подтянутой девушкой с воздушным румянцем на щеках, а ее легкая походка, искрящийся взгляд и живой интерес ко всему миру… - само очарование. Вадиму нравилось, что на нее обращают внимание. Это говорило ему, что выбор его хорош. Ловя на ней мужские взоры, он постоянно доказывал и себе и окружающим, что Натали его, и только его. Она тоже любила Вадима. И даже одинокими вечерами, когда он пропадал в объятиях ведьмы, она ненавидела его за то, что счастье ушло. Но теперь, когда оно вернулось, когда Наташа может прикоснуться к нему, ощутить его силу и любовь, она ненавидит себя за то, что когда-то ненавидела его. Вадим вернулся. Это главное. - Прости меня, - говорила она. - Нет, - говорил он. - Это ты должна простить меня. Я даже не знаю, как со мной такое могло произойти. Ты же знаешь, наркотики это не мое. - Давай забудем, - говорила она. – Жить будем, как будто ничего не случилось. Чьё-то присутствие потребовало к себе внимания. И Вадим проснулся. В комнате был кто-то чужой, не видимый, но проявленный и опасный. Дыхание постороннего над самым ухом бросило Вадима в дрожь. Он прислушался. За окнами крики котов. В комнате звон тишины. И вдруг словно эхо, брошенное в горах, в его голове прозвучало: - Вадим, Вадим, Вадим. Он дернулся и открыл глаза. Холодом проклятых душ веяло время. Ночь. И снова чей-то голос: - Вернись ко мне любовь моя. Он покинул постель. Темные силуэты комнатной мебели словно оживали. Они словно тянулись к нему как призраки. Крыша ехала, картинка перед глазами плыла, как если бы он неслабо выпил вина. Он словно постоянно проваливался в небытиё, и постоянно же, словно выбирался оттуда - Любовь моя вернись ко мне. Но реальный голос Наташи был ближе и громче. - Почему ты не спишь? – спросила она. - Чё-то мне хреново, - ответил Вадим. – Спи. Пойду, покурю. На часах половина четвертого. Вадим закурил. В сознание просочилось дыхание страха. Голос, потревоживший его сны, казался ему знакомым, но кому принадлежал он, оставалось загадкой. Напрягая измученную память, Вадим вытаскивал на поверхность образы и звуки. Но все попытки заводили его в никуда, а голос и сейчас звучал в его голове. Мысли как страхи людей погребенных заживо громко скулили у дверей в преисподнюю. Воздух как яд. Мир как плеть. Вадим чувствовал его удары. И Вадиму пришло на ум, что голос этот похож на голос той наркоманки, которую он убил. Она зовет меня в мир мертвых, думал он. Но ведь этого не может быть. Страх заставил Вадима вернуться в постель. Постель казалась грубой. Лежащая рядом Наташа - тварь. Она казалась животным, а звуки, которые она издавала во сне, подтверждали это. Раньше такое мягкое сопение доставляло ему удовольствие и он, когда просыпался рядом с ней, старался не потревожить ее сна. Теперь же чувства, охватившие его, теребили слабую волю. И Воля, зажатая в кулаке слепого безумства, держалась из последних сил, чтобы не сдаться. Нужна кровь Натали. Воля кричала: - Не смей. Ведьма кричала: - Убей. Вадим взял охотничий нож и подошел к Наташе. Рука дрожала. На лбу выступили капли пота. За окном проехал автомобиль и полоснул фарами по окну. Тень Вадима, словно прыгнула с ножом на Наташу. Увидев, как это будет, Вадим бросил нож в угол. И встал на колени перед кроватью: - Господи, помоги мне справиться с этим. А голос из ада тянул за веревки: - Вернись ко мне, любовь моя. Превозмогая волю голоса, Вадим толкнул Наташу в плечо и скорчился. Крикнул: - Проснись. Скорее проснись. Наташа склонилась над ним и коснулась его головы. - Не прикасайся ко мне, - кричал он. – Уйди. Наташа отдернула руку. - Что с тобой? - Не знаю. Наташа включила бра. - Выключи. Скорее выключи свет. Свет погас. - Что с тобой? - Не знаю. Мне плохо. Я боюсь. Мне словно кто-то приказывает убить тебя. - Расскажи. Выслушав Вадима, она предложила ему залезть в ванну, потому что в голову больше ничего не приходило. Вода была живой и отвратительной. Кожа, словно иссушенная жаждой глотка, вкусившая кусок мокрой ваты. Душа - вязанка хвороста, которую тащишь и тащишь к холодному телу, теряя по дороге сучья. Подходя к порогу этой костляво-мясистой обители, понимаешь - в руках трухлявое полено. Надеяться не на что. Память как вспышка фотокамеры в темноте. Вадим прибавил горячей воды, а когда его разморило, он понял, что все кончилось. Светало. Он вернулся в постель, но уснуть так и не смог. С работы Наташа позвонила матери Вадима и рассказала о ночном безумии. Та в свою очередь позвонила Сергею, который ровно в двенадцать ночи сел в свое кресло. Выйдя из тела и облачаясь в доспехи красного ВОИНА, он бросил последний вызов ведьме. И только воля рассудит их, и только сила высечет на скрижалях славы имя победителя. ВОИН сконцентрировался на образе ведьмы с намерением увидеть ее сущность. И сущность ее скрытая за семью шарами появилась перед ним. Что представляла она из себя? Кем была в прошлых воплощениях? Каковы ее силы? Кто стоит за ней? Кому она служит? Сколько смертей на ее совести и есть ли у нее совесть? У кого она училась? Сколько у нее учеников? Какие силы приползут ей на помощь? ВОИН видел перед собой в безграничном черно-белом пространстве серый шар, внутри которого словно матрешки, находились еще шесть мутных шаров. В самом центре пряталась сущность. Семь оболочек и для каждой нужен свой нож. Семь ножей для каждого тела. Семью ножами убить можно не только антихриста. Для каждого шара свой нож – энергетический удар. И бой начался. ВОИН сформировал энергетический сгусток и швырнул его в шар, за которым пряталась сущность ведьмы. Шар прогнулся и выпрямился, отбросив удар в сторону Сергея. Сергей рассеял отраженный удар, и решил работать из другого человека. Например, из врача, который сломал ногу. Ведьма его не боится. Она не ждет с его стороны нападений. ВОИН вошел во врача. Врач уснул. Из него ВОИН продолжил атаку. Он сформировал удар и направил его в сторону ведьмы. Она не поняла, что происходит. Ей казалось, что врач на нее нападает. Но это абсурд. Ведьма начала защищаться от него. Спящий врач скорчился. Тем временем воин бил. Шар покрылся сетью трещин и разлетелся на сотни осколков. Ведьма испугалась. А найти истинный источник нападения ей так и не удалось. Ведьма могла лишь следить, за тем, как ее убивают. И душить бедного врача. Еще удар. ВОИН бил. Каждый удар, освобождая путь к следующей цели, сокрушал чёрное бытие. И, наконец, сущность предстала взору ВОИНА в мрачном великолепии демонизма. Кто она эта ведьма? За шесть воплощений до этого, она - рабыня викингов. Холодное море разбивает свои волны о серые утесы. Летнее солнце клонится к западу, освещая кровавым светом маленькие хижины, ютящиеся подле замка. В его мрачных, подсвеченных оплавленными факелами комнатах, пируют воины, празднуя победу. В углу большой залы, на соломенном тюфяке сидит красивая, захваченная в плен девушка. Ее красота не оставляет равнодушным конунга и, он ведет ее в свои покои. И срывает с нее одежды, конунг. И овладевает ее девственным телом, конунг. У себя на родине эта дева, сызмальства готовилась стать женщиной будущего шамана племени. Жены шаманов этого племени должны с раннего детства соблюдать правила: общаться с духами предков, просить прощение у убитых животных. Но храм ее тела осквернен, и она потеряла свой дар, и теперь душа ее навеки обречена нести на себе проклятия посланные всем ее родом. Народ остался без ее ясных глаз. Она должна была стать глазами племени. Душой племени должен быть шаман. Но шаман теперь слеп, как и все племя. Племя сгинуло навсегда с лица Земли, его следов даже археологи не смогут найти. Они и не нашли. Невинная жертва насилия, проклятая на века своим народом, прокляла себя. А юный, еще не принявший посвящение будущий шаман отправился вслед за невестой. Он никогда её не найдёт. В одном воплощении ее сожгли на костре, в другом утопили в проруби. Два раза она рождалась мертвой. И вот сейчас она чувствует приближение истины. Сергей видел это, и ему было жаль ее. Если бы не проклятия, она бы никогда не стала тем, кем является сейчас – живым воплощением проклятия. Сергей колебался в решении. Убивать или нет? ВОИН знал – убивать. В принципе она не виновна. Пусть ответственность возьмет на себя сила. «Таинство слова, таинство дела, таинство мысли взываю к вам, направьте силу мою на работу вашу». ВОИН почувствовал дуновение истины. Очищающий пламень всецело овладел сущностью ведьмы. Раньше, в других воплощениях ведьму убивали на физическом уровне, оставляя информацию о проклятии на будущие времена. Но теперь все; кончено. Душа чиста. 6 Странная погода для этого времени года опустилась на городское кладбище. Кресты жмутся к оградам в сером тумане мая. Вокруг тишина и покой вечного сна. И только четверо пьяных могильщиков несут на плечах черный гроб. Позади священник, тоже во хмелю, мечтающий о стакане кагора, тащит свое грузное тело, да женщина в очках с черным платком на голове. Ах, мама, - кричит она. - Они убили тебя. Священник хотел утешить ее, но махнул рукой. Он глотнул из фляги сладкого вина. Носильщики, ругая слякоть, месили ногами грязь. Настя слышала брань этих могильщиков, но ей плевать. Она идет хоронить свою мать. Мать, чтобы спасти дитя, как подобает любви, приняла на себя, огня карающие языки. Тантры карающий пламень, в изголовье Настиной мамы, могильный поставил камень, и дочь у глубокой ямы рыдает, цветы бросая. Настина мать оказалась той ведьмой, которую осквернил конунг. Сергей, думая, что убивает Настю, убил ее мать. Но теперь прощена мать. А Настенька…? Она не знает еще, что проклятие матери всецело теперь лежит на ней. Поможет ли ей Сергей? Священник, пропуская целые фразы, нехотя пробубнил отходную. Могильщики грубо набросали земли, и все стихло. И только капали в грязь слезы дочери: - Я вам отомщу. Взвилось воронье. Завыл пес. Май тяжело дышал. Мелкий дождь, почти туман. Через несколько дней, в ночь на седьмое мая Вадим коснулся рукой кладбищенской ограды. С неба безразлично смотрела луна. Тишиной и покоем дышали рыхлые земли. Вадим перелез через ограду и, всматриваясь в надгробные плиты, медленно двинулся в глубь кладбища. Он не знал, что привело его сюда, но он шел уверенно и спокойно. На плече он нес лопату. А утром траурная процессия с ужасом обнаружила выкопанный гроб. Рядом с обнаженным трупом старухи лежал молодой человек. Он был жив. Он обнимал старуху, словно любовник на брачном ложе смерти. Глаза его смотрели в даль. Где-то рычала Настя. Вадим слышал зов ведьмы…