На тоненькой ветке, средь толстых ветвей, Пел песню любимой весной соловей - Как вдруг неизвестная мрачная сила Огонь его песни шутя погасила: Старик неопрятный с седой бородою Плеснул из окна в куст сирени помои. Так понял промокший до слез соловей: Нет места певцу в сей юдоли скорбей. И с новою силой, небрежно и зло, Он высмеял в песне всех старых козлов И замер, и слился с корявой корою, И с ужасом стал ощущаться героем. Не хлопнула фортка. Не дрогнули тюли. Мол, стал ты геройским героем - и хули? Приободрившийся соловей Запел еще громче, звончей и смелей О тщетности самой наполненной жизни, О фатализме и похуизме, Взял верхнее си... Но под веками взрыв Лишил его всяких на жизнь перспектив. Попал ему в голову старый башмак, Что выкинут был мужиком просто так. Мир вовсе не впал ни в хандру, ни в тоску - Лишь капля певца потекла по виску. Ошибочно сладкое лживое чувство, Что служит кому-то защитой искусство. Так и не узнал бедный мой соловей, Что мир состоит из хороших людей, Вам лично отнюдь не желающих зла, - а просто так фишка взяла и легла. Вот новый певец пал в колодец дворов. Пой, милый, старик вновь наполнил ведро.