А уже понедельник - и некому ставить мне свечку За огромный февраль, распростершийся аж до весны. Я уже миновал свою самую черную речку. И теперь жадным ртом я ловлю горький зайчик блесны. Мир, такой незнакомый, все так же лежит предо мною Под покровом чехлов, берегущих обивку от мух. Моложавые псы взапуски палисадник мой роют, Отыскав под землей сладковатые корни на нюх. Я бы мог улететь в никакое безбрежное небо, Только вот не силен в сослагательных этих делах. Потому предо мной и куражится пьяненький ребус: Никогда, никогда не отыгрывайся на дураках! Челубей, Пересвет... да какое нам, в сущности дело До ничтожных разборок усопших давно бандюков Накануне весны, что летела, летела, летела, Да вот где-то застряла меж двух непохожих веков. Сколько тонн жожоба, сколько гингко, алоэ, кокоса Изливается в год на продажные прелести шлюх! Но на дальнем току просыпается времени просо, Да следы заметает заботливой памяти пух. Так и канет в февраль обнаженное сизое чувство, Повторенное эхом в полсотне слепых плоскостей. Запыленный сюртук, мое ветхое злое искусство, Ветер рвет с моим мясом с моих же усталых костей. Запоздалой тревогой наполнен сияющий воздух. Понедельник встает как пролитый из баночки клей. Увязает в нем мой все такой же увесистый посох. Трудно жить на земле в простирающемся феврале. Мне сказали друзья, что я стал недостаточно смелым, Что моя голова заблудилась в холодных мирах. Видно, так суждено, видно, время такое приспело - Прибирать за собой так небрежно рассыпанный прах.