Новогодняя история ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Сергей стоял над закипающим чайником, грел руки у его закопченного бока и пытался собрать мысли. Как он ненавидел всегда эти первые дни на воле! Он так ждал их, особенно по молодости, строил планы, давал себе зароки. Но жизнь оказывалась каждый раз совсем другой и начинала бить его там, где никак нельзя было ожидать. Медленно, планомерно задалбливала, заталкивала обратно еще на несколько лет. Словно старалась приучить к тюрьме и навсегда отвадить от любого подобия мечты и желания что-либо решать самому. Но перед окончанием срока снова просыпалась забитая, раздавленная надежда, которая называлась «а вдруг…» Почему-то эти слова начинали вертеться в голове, не складываясь ни во что конкретное, не имея продолжения. Просто «вдруг» и все. И, конечно, этот хилый росточек погибал под очередным ударом, и каждый раз эти удары были все сильнее и сильнее. Но такого, последнего даже он не мог ожидать. Сергей встряхнул головой, схватил чайник и пошел в комнату. Тетя Шура так и не поднялась, сидела, привалившись к подушкам, и тяжело дышала. – В сортир хочешь? – грубовато спросил он. Старушка виновато кивнула. – Сиди-сиди. У тебя параша какая-нибудь есть? Ну как там они называются… горшок, судно… Маришке поставила? Ну, это ты зря, девка большая, в коридор сбегает. А ты не стесняйся, пользуйся, я все уберу. Когда в больнице работал, не за такими ходил. Ты еще герой! Маришка раскидалась во сне и, кажется, немного озябла. Сергей с горшком в руках со странным, незнакомым чувством рассматривал детское тело с чуть наметившимися под майкой грудками. Счастливая улыбка так и осталась в уголках губ. Она не сходила у Маринки весь день с той минуты, когда Сергей вошел в спортзал их детского дома. А воспитательница говорит, что девочка за эти два месяца ни разу не улыбнулась… Сергей давно привык никогда не о чем не жалеть и ни за что себя не ругать – без этого в тюрьме просто не выжить. Но сейчас непонятной иголочкой кольнуло чувство вины, что не сразу поехал в Карпинск. Выяснял по просьбе друзей кое с кем отношения, в результате остался без денег и опоздал с постановкой на учет. С учетом-то ладно, обойдется. А вот деньги… Сергей еще раз обшарил карманы. Хватало от силы на буханку хлеба. Сергей мог обходиться без пищи по много дней. И даже есть не очень хотелось – просто отключал от себя чувство голода. Но теперь все изменилось. Маришка проснется – и что? Остатки крупы и вермишели у тети Шуры они прикончили еще утром. Не может же девчонка пробавляться одним чаем…. Медленно, привычно закипала злость на весь этот сытый благополучный мир, на модно и дорого одетых людей, которые никогда с тобой по доброй воле ничем не поделятся. Нехорошая была эта злость, она заставляла срочно действовать, идти напролом, не задумываясь, ничего не планируя. Сколько раз из-за нее он оказывался на привычно ободранной скамье перед полным залом ненавидящих глаз. Но остановить, погасить ее было почти невозможно – она все равно выплеснулась бы наружу. Хуже, если под рукой окажутся близкие люди. Сергей набросил куртку и рванулся, спотыкаясь о чьи-то коньки, к входной двери. Жертву он нашел почти сразу. Лоханутого вида парень спешил наискосок через двор. Сергей внезапно вышел из-за гаража, правой рукой схватил за ворот, встряхнул и швырнул на кучу едва припорошенного снегом щебня. А левая уже держала большой полиэтиленовый пакет с оторванными ручками. Парень что-то скулил и, кажется, просил вернуть похищенное. Он был жалок, и Сергей внутренним чутьем вдруг понял, что вырубать этого придурка и обшаривать его карманы бесполезно – денег не будет. Да и пакет оказался подозрительно легким. Но не отдавать же добычу! Сергей ожидал увидеть там все что угодно, и, наверно, любой вещи при его бездомности нашлось бы применение. Но содержимое пакета было столь глупым и никчемным, что грабитель рассмеялся. Знакомый с детства, долгополый бархатный, расшитый блестками халат с ватной оторочкой, такая же шапка. И куча мохнатых лоскутов в отдельном пакетике – видимо, брови, усы и борода деда Мороза. Можно было бы хоть как-то использовать большие добротные валенки. Но какой-то идиот покрасил их красной гуашью в цвет шубы. Сергей рассматривал свои приобретения, прячась от тети Шуры за большим платяным шкафом. Мебельный монстр перегораживал комнату, создавая некое подобие гостиной и спальни. Со стороны старушкиного дивана он был завешан дешевеньким ковром и смотрелся вполне прилично, почти как недостроенная стена. Здесь же, у кровати шкаф был стар, ободран и имел на средней дверце мощное зеркало. Сергей давно не видел себя в полный рост. Горько усмехаясь, он принял несколько вызывающих поз и надел шапку с пришитыми к ней седыми космами. Зрелище было неприятное, словно ему сразу прибавилось лет двадцать. Стараясь побыстрее скрыть свои пока далеко не старческие черты, Сергей приладил бороду с длинной резинкой и приклеил к своим широкие кудрявые брови. Одна бровь получилась слегка кривовата, но переставить ее оказалось целой проблемой – клейкое основание так схватило живые волоски, что оторвать можно было только с ними. Он решил пока не трогать накладную растительность и занялся шубой. Одежда была без застежек, и Сергей догадался, для чего в пакете длинный шелковый лоскут. Стало быть, это пояс такой. Даже выплыло откуда-то из глубины забытое слово «кушак». И тут в углу среди сетки зеркальных морщин мелькнуло и скрылось юное личико. Сергей оглянулся. Смотрели ли на него когда-нибудь с таким восторгом и любовью? Маришка, конечно, узнала его, но в то же время дед был по совместительству и тем, сказочным Дедом, вера в которого по-настоящему уходит вместе с детством. Сергей протянул ей руки, и девочка, как сегодня утром, кинулась к нему и прижалась всем телом. Он присел, обхватил ее рукавицами за щеки и посмотрел в глаза. Нет, слез не было. Видно, все выплакала тогда. Несчастья Маринки начались весенним днем, когда иномарка пьяного водителя выбила из рук ее мамы коляску с новорожденным братиком. После его похорон мама стала совсем другой. Она ходила, что-то делала, но при этом словно спала с открытыми глазами. Врачи давали ей какие-то лекарства, но от них мама становилась еще более странной. Однажды она включила газовую плиту и не подожгла огонь. А колонка продолжала гореть. Взрыв раздался, когда мама снова вошла на кухню. Маринка так и не увидела, что от нее осталось – отец не подпустил, сказал, лучше мама останется в ее памяти живой. Вначале они ютились в спальне – она меньше других комнат пострадала от пожара. Папа пытался сам делать ремонт, но одному это было не под силу. Потом их пустила на квартиру рыжая Валентина. Тетка она была неплохая, но зарабатывала на жизнь круглосуточной продажей самогона. А посему проблем у нее было, хоть отбавляй: то с милицией, то с соседками, то с клиентами. Когда один из завсегдатаев потребовал налить ему полтора литра в долг и получил отказ, он перебил тете Вале все стекла. Юрий, отец Маринки, сцепился с хулиганом – надо же было помочь женщине, которая не оставила их в трудную минуту. Мужик вернулся с друзьями, и они стали избивать папу. Тетя Валя помогла Маринке вылезти в разбитое окно, и девочка вызвала от соседей милиционеров. Когда они приехали, папа был жив. Его отвезли в больницу. Марина навещала его там, он говорил, что скоро поправится, заработает денег и отстроит дом красивей, чем было. Но потом ему стало хуже, ее перестали пускать в палату, и все чаще стало повторяться слово «реанимация». А потом папа умер. Куда делась девочка, никто как-то не задумывался, пока ее классная руководительница не подняла тревогу. Уже октябрь, а Марина так и не появилась в школе. Стали расспрашивать ребят. Отношения она ни с кем не поддерживала, но многие ее видели то в магазине, то как она собирала бутылки в парке. Учительница нашла девочку в спальне их полуразрушенного дома. Маринка спала под кучей одежды (на улице уже были заморозки), прижимая к груди «Таинственный остров». Через несколько дней ее отвезли в детский дом. Сергей узнал обо всем этом от соседок. Почему-то его не столько потрясла весть о гибели сына, сколько судьба внучки. Он видел Маринку всего несколько раз еще дошкольницей, но если бы Сергея спросили, кого он любит в этой жизни, он назвал бы только ее имя. В тот же день он разыскал этот детдом. Труднее всего было доказать жирным равнодушным директрисе и завучу степень своего родства с Мариной. Ведь сын родился, когда Сергей был в заключении, а посему носил фамилию матери и имел в метрике прочерк в графе «отец». Не хотелось Сергею отвечать и на вопрос, почему он так поздно узнал о смерти Юрия. Скажешь, где был в это время – не видать тебе внучки. Приходилось врать, изворачиваться и все время давить в себе злость – понимал, что с ней может наломать слишком много дров. Положение спасла сама Маринка. Увидев деда, она сразу его узнала, выронила из рук елочный шарик и полетела через весь зал, через коробки с игрушками и разложенные на полу гирлянды прямо ему на грудь. Сердце железной директрисы немного смягчилось, и она разрешила провести с дедушкой новогодние праздники. Требовательный стук в дверь. Сергей вздрогнул и отстранил от себя девочку. В голове сразу пронесся самый страшный вариант: милиция, лох оклемался и показал. Краженка-то пустяковая, но как представить, а если как грабеж… Да не дай Бог, какое-нибудь ребро у него сломано… Но оказалось, это всего-навсего Зинаида Степановна с третьего этажа пришла проведать тетю Шуру и принесла ей кусок грибного пирога. Сергею очень не хотелось, чтобы кто-то увидел его в столь дурацком обличии. Но Маринка буквально вытащила его из-за шкафа, смотрите, мол, какой у меня дедушка! Глаза соседки округлились. Дед Мороз! Это же именно то, чего не хватает за их праздничным столом. Сегодня приехали родственники, и пришлось начинать отмечать новый год за целые сутки до календарного. И дети еще не спят – сейчас самое время отдать им подарки, а то завтра, может статься, не до них будет. Сергей отнекивался, как мог. Чтобы по-настоящему «морозить» нужен талант и опыт, а он даже «В лесу родилась елочка» забыл. В конце концов, порешили, что Сергей скажет только: «Я из леса к вам пришел, я подарки вам принес. Но тому их только дам, кто стихи про зиму знает». Остальное все ляжет на Снегурочку. Внучку Мороза играть, конечно, Маринке. С костюмом ее можно что-нибудь придумать. Но знает ли она новогодний репертуар? Маринка знала столь много, что экзамен почти сразу прекратили, и Зинаида Ивановна понеслась по соседям в поисках соответственных нарядов. В результате Снегурочка получилась весьма современной и даже слегка эротичной, насколько это слово применимо к существу неполных двенадцати лет. Вместо привычной шубки на ней была сверкающая нейлоновая пачка снежинки, а на голове голубой кокошник от русского костюма. Тетя Шура вспомнила, что в комоде у нее с незапамятных времен лежит боа из лебяжьего пуха, и оно будет очень кстати на обнаженных плечах. Дед Мороз был полностью экипирован, правда, без посоха. Но решили обойтись так, а то еще младший, Павлик, испугается. Один только штрих следовало бы добавить к внешности Мороза: подкрасить кривоватый загорелый нос и щеки – единственное, что оставалось своего на занавешенном кудрями лице Сергея. Никогда в жизни он не позволил бы мазать себя розовой помадой, считал, что краска на роже – удел «петухов». Но Маришка вся сияла предвкушением праздника и так нежно наносила эту пакость своими тонкими пальчиками, что Сергей смирился. Назвался груздем – полезай в кузов, Назвался Дедом Морозом – носи красный нос. А то встречается еще Мороз – синий нос. Это уж вообще кошмар был бы… ЧАСТЬ ВТОРАЯ Они вошли в жарко натопленный зал с большой, до потолка елкой. Стол оказался неожиданно длинным, и гостей очень много. Дети завизжали то ли от страха, то ли от восторга, но Павлик и впрямь испугался и кинулся прятаться в ванной. А взрослые задвигали стулья и все разом загалдели. Кто-то предлагал Морозу стопарик водки: «Замерз, поди, дед, в лесу-то. Погрейся!» Второй отнимал у первого этот стопарик и уговаривал: «Потом погреешь деда, дай ему ребятишек поздравить». У Сергея от этого переполоха голова пошла кругом, и он окончательно позабыл свои нехитрые слова. Шум понемногу утихал, дети смотрели круглыми вопрошающими глазами. Надо было что-то говорить. И Сергей заревел басом: – Я из лесу к вам пришел!.. У-у-у… Там так морозно… такие вьюги. У-у-у… Павлик вырвался из рук матери и снова кинулся бежать. Но Снегурочка ловко перехватила его в коридоре, медленно, как в танце, вошла в зал, ведя мальчика перед собой, и почти нараспев начала. – Вот видите, ребята, как Дедушка замерз! Давайте его согреем танцами и хороводами! А взрослые нам помогут. Стол сразу убрали в сторону, поплыли над головами и исчезли за дверью стулья. И пошел стар и млад, взявшись за руки. Красные валенки были размера на два больше, чем надо, в рукавице очень трудно нащупать ручонку серьезной сероглазой девочки, что вышагивала справа от Мороза. Но Сергей вдруг успокоился. Все, что он ни делал, всем нравилось, и нужно было только следить за собой и не допустить какого-нибудь дурного слова. Стишки прочитали все, даже кое-кто из взрослых, за что тоже получили конфеты из зеленоватой наволочки, заменявшей мешок. Но больше всего ребятам понравились конкурсы, которые Маринка проводила, как заправский массовик. Вот только с тем, кто выше прыгнет, она, пожалуй, перестаралась. Зинаида Степановна аж за голову схватилась, когда представила, что будет с потолком нижних соседей. Сергей опасался, как бы не перепутать подарки, мысленно держал перед глазами список: Павлику – собачку, брату Мише – автомат, сероглазой кузине – куклу Барби, а бледному сыну какого-то гостя – заводную машину. Раздал он все правильно, но не всем угодил. Тихая кузина вдруг вцепилась в Мишин автомат, начала стрелять и кричать: «Падай, я тебя убила!». А Павлика совсем не заинтересовало очередное мягкое животное. Он быстро распечатал коробку с Барби, задрал ей юбки и стал рассматривать, как прикрепляются ноги. И снова Маринка (в который раз за сегодняшний день!) пришла на помощь. Переключая внимание детей с одной игрушки на другую, она увела их в детскую, и вскоре оттуда послышалось характерное пиканье электронных игр. Ребята знакомили Снегурочку со своими сокровищами. Наконец-то можно было спокойно выпить и поесть. Бороду с усами пришлось снять (и как это настоящие деды протаскивают ложки-вилки через такую волосню). Но для взрослых это не так уж важно, все равно каждый лезет чокаться с Дедом Морозом. Раскрасневшаяся дамочка целый спектакль устроила: «Исполни мне желание, пошли мужика непьющего, с деньгами, и душевного… чтоб поговорить…» Ее эстафету сразу приняли другие, кто выигрыш в лотерею просит, кто поездку заграничную, а один примотался, надо, говорит, так начальника приморозить, чтобы до конца жизни гад запомнил. Сергей только усмехнулся про себя: «Замочить могу, а вот чтобы заморозить… сложнее будет». Он выпил много, но хмель все не приходил. То ли из-за отменной закуски, то ли виной тому был сосед справа, что смотрел на Мороза внимательными глазами и явно ждал подходящей для разговора минуты. Сергей даже спиной чувствовал этот взгляд и не мог расслабиться. Наконец, мужик не выдержал и с каким-то напряженным интересом спросил: – Ты сколько берешь-то? – Чего? – Сергей чуть не подавился кусочком селедки. – Ну, за такой визит сколько тебе платят? – Да ты одурел что ли! Я же по-соседски, детей порадовать, какие могут быть деньги! И тогда Николай подробно рассказал, что можно этим прилично заработать. Делов-то всего – тьфу, ходи по квартирам, поздравляй, да подарки вручай. А клиентов он найдет. Ну как, на пятьдесят процентов согласен? Деньги были Сергею очень нужны. Но что следующий день превратится в сплошную гонку, он и представить не мог. К сумеркам Сергей уже не помнил, сколько домов они обошли, лица хозяев и детишек слились в нечто единое, многоглазое, колышущееся. Хотелось доползти до своей раскладушки и отрубиться. И еще очень хотелось курить, хотя завязал с этим делом несколько лет назад после смерти кореша-туберкулезника. Николай расплачивался честно. После каждой квартиры сразу отдавал Сергею двадцатку (за визит брал сороковку: полтинник еще кто-то пожалеет, а уж четыре десятки перед Новым годом – не деньги). Карманы куртки под морозовской шубой уже раздувались от бумажек, но в тетрадке Николая было полным-полно невычеркнутых адресов. Развязка наступила после поздравления больной девочки. Сергей вначале не знал, как с ней себя вести – почти ровесница Маринки, она не умела ходить, говорила непонятно, с трудом и как-то в нос. Но глаза ее светились таким восторгом и любовью к сказочному Деду, что Сергей плюнул разом на весь сценарий. Он сел к ней на диван и минут двадцать расспрашивал про игрушки и про большого персидского кота, который облюбовал себе место под елкой, отодвинув старого ватного Деда Мороза и резиновые игрушки. Что такое церебральный паралич, Сергей знал только понаслышке, и теперь с непонятной для себя болью смотрел на это милое, несчастное создание и ее рано постаревшую мать. На лестничной клетке Николай привычно протянул Сергею его долю, но того вдруг прорвало. – Ты чего, и с таких берешь? И так это было сказано, что Николай безропотно отдал ему свою двадцатку и только печально ждал, пока Сергей снова звонил в полуоторванный звонок и совал деньги растерянной матери. Но ждал напрасно. Сергей коротко проговорил, как отрезал: – Все, баста. Никуда больше не пойду. И бесполезно спорить, упрашивать. Странный этот Дед Мороз. Вспыльчивый. А Сергей вышел во двор и вдохнул полной грудью морозный воздух. Свобода! Во всех смыслах. А от горки уже бежала к нему ребятня, обступили, галдят. И с ними нельзя, как с Николаем – Дед Мороз для них ожившая сказка, а сказка не должна обижать. Что же делать с такой толпой мелюзги? Сергей обвел взглядом двор, заметил у детской площадки голубую ель и сказал – надо же было что-то сказать: – Что же елка у вас такая скучная? Без игрушек? Побежали по квартирам. Кто мишуру тащит, кто шарики. Сразу завесили деревцу весь подол – до верха все равно не достать. И родители набежали, вмиг площадку расчистили. Делать нечего, придется «морозить» на полную катушку. Сергей за сегодняшний день поднаторел в этом деле, а тут еще Маринка подскочила. В новой шубке (с чьего-то плеча отстегнули), на голове вчерашний кокошник. – Голову-то застудишь! Смеется. За кокошником, оказывается, маленькая шерстяная шапочка. И мешок с конфетами ей кто-то сунул – призы раздавать. Признал в ней двор массовика-затейника, Снегурочку штатную, никуда не денешься. Но и мы тоже не лыком шиты, тряхнем стариной. Мороза, шагающего в хороводе и загадывающего всем известные загадки, ребята видели не раз. А вот Дед, который может достать из колоды загаданную карту и вытаскивает у тебя из кармана только что исчезнувшие часики, не часто попадается. В жизни на нарах тоже можно кое-чему научиться. Малыши смотрели, открыв рот, кто постарше, ластились и шепотом просили рассказать потом, как это делается. А кто-то уже пел традиционную «Елочку», и ребята под руководством Маринки пытались с завязанными глазами приставить нос-морковку слегка оплывшему снеговику. Сергею не скоро удалось слинять с импровизированного дворового праздника. Тети Шуры в комнате не оказалось – соседка по коммуналке увела ее угощаться и смотреть телевизор. Сергей с ненавистью содрал морозовские тряпки и наладился было полежать. Но не дали. Прибежали две молодухи, растормошили. Ты, дескать, наших детишек веселил, а Новый год, как бирюк, один встречать будешь? Не позволим! От них пахло сладким вином, мандаринами и духами. И Сергей сдался. Не часто приходится праздник на воле отмечать. Но последнего застолья он толком не запомнил. Навалилась усталость последних дней, расслабила водочка со всем прочим вперемешку. Проваливаясь в мягкую подушку и долгожданную отключку, успел только спросить о Маринке и услышал уже в полусне: – Не волнуйся. Она с дочкой моей. Спят уже. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Солнце в новогоднее утро, говорят, к хорошему году. Но до чего же спать мешает! Сергей накрывался от него с головой, но сушняк во рту все же заставил подняться. Оказалось, что лежит он на диване посреди большой кухни. Напившись из-под крана, Сергей, повалился обратно, но вскоре опять проснулся. В соседней комнате разговаривали. – …друг, который не пострадал, накинулся и давай его бить. И он убежал в лесок. Вот из-за этого и срок дали по полной, бросил, мол, задавленного без помощи. А что его тот бугай метелил, всем плевать. Да, почти так это и было. «Тети Шуры работа, – подумал Сергей, – наболтала. Да все равно не скроешь…» Той, первой ходки он не стеснялся, не было тогда большой вины. А про то, о чем не хотелось бы вспоминать, они не знают, и не узнают. – Так он к ней тогда и не доехал. А в день суда она сына родила, ну отца Маринки, понимаешь? Страшно не то, что родила, а то, что узнал он об этом, когда уже новый срок мотал. Пацан тогда уже в школу собирался. Знай он о Юрке, все пошло бы по-другому, берег бы себя, не ввязывался во всякие глупости. Э-эх… Закрутились перед глазами тогдашние события, злые лица, злые слова… Сейчас они уже мало ранили, просто вспоминались, как старое кино. И Сергей снова задремал. …Он всегда просыпался, если на него смотрели. И всегда сначала не подавал виду, что уже не спит, стараясь по возможности рассмотреть человека. Но женщина в дверях сразу заметила его уловки и засмеялась. – Чего уж там, вставай! Двенадцать скоро. Крупная и рыжая, хотя по природе, видимо, была брюнеткой. Движения уверенные и размашистые. Свалила в мойку грязную посуду, потом, раздумав мыть, села и закурила. – Знаю я о тебе много, – задумчиво сказала она, – а мне всего и не надо. Что делать-то будешь? – Не знаю, – с трудом выдавил Сергей. – Трудно тебе будет к тетке прописаться, а другого жилья нет? – Нет, – где-то внутри медленно нагревалась злость, но Сергей старался ее студить. – Не обижайся. Я единственная, кто тебе помочь может, но… – Говори уж напрямик, что задумала. Мужик что ли нужен? Рыжая захохотала, – Такого добра с избытком. Но я не просто баба. Я техник-смотритель в этих домах. И клоповникам нашим, вправду, мужиков не хватает. Непьющих. Рукастых. Ты рукастый? – В смысле? – Проводку чинить можешь? Краны? Трубу сменить? – Приходилось. – Вот и ладушки. Что ты не алкан, я поняла. Чай, третий день за тобой наблюдаю. – И видела, как я вырубился. – Это ты с устатку. Я в этом деле, считай, профессор. Пять минут за столом посижу и знаю, кто как пьет. Ты по нашим меркам почти непьющий. Короче, мое дело предложить. Идешь к нам в РЭУ слесарем или электриком – вакансий полно. Зарплата мала – можешь еще ставку дворника взять. А я тебе прописку у Александры Ивановны сделаю. Будешь работать по совести – первая же свободная комната твоей станет. С Маринкой сложнее, тут ходить много придется, доказывать. Хотя тоже не безнадега – найдем, кого надо, может, сунуть придется. Но без меня ты ничего не добьешься. Сергей это знал. Гора проблем, с которой он жил последние дни, вдруг плавно переползала на другие плечи. Ради этого он готов был на все. Но что-то она не договаривала. – И какое во всем этом «но»? – Что за «но»? – Я же чувствую, что должно быть какое-то условие. – А условие простое: без фокусов. – Какие уж мне теперь фокусы! – Ну, вчера вечером у елки совсем неплохие были. Шучу, я о других. Никакого криминала. Помни, случись что с тобой, девочка совсем одна. И отдай Игорю костюм, у него завтра елка в ДеКа. – Ты и об этом знаешь… И не донесла… – С ума сошел! Я что, не понимаю что ли, ты же заработать хотел, девчонку накормить. Только бить не надо было – он бы и так дал. Пусть так думает. Пусть. И пусть никогда не узнает про злость, которую так трудно унять. Нет ее, похоронил. А если проснется, закопаю опять. – Ты отдашь ему… эту шубу? Сама понимаешь, мне нести… – В чем проблема? Отнесу, конечно. Сергей подошел к рыжей и просто, сердечно сказал: – Спасибо! И внутренне вздрогнул от забытого звучания этого простого слова. 2001 год