На днях опубликовал: «Я был уж немолод – росли сыновья. Растаял давно моей жизни рассвет. И вдруг полюбила за что-то меня Святое создание – девчушка семнадцати лет!» Пошли вопросы: что, да как? Ребята привыкли отожествлять написанное с личностью написавшего, хотя это не всегда так! Вот и мне приходится объяснять – « что да как?» Приходится объяснять, что это было не со мной, и пр., пр., что я это просто…Ну, как вам сказать? Ну, как у бабы министра обороны: сказать украла – как-то неудобно для такой персоны такой термин; сказать слямзила – обидно будет для девяти, или сколько там миллиардов. Во! Сказать надо - присвоил! Ну, да ладно: что только в творческом раже не бывает, но, главное, случай такой имел место быть на самом деле! Прислали к нам для продолжения службы майора. Майор, как майор: семья – жена, дочка, ничем особо не славен. Правда, хвост пришёл из отдела кадров: на прежнем месте осталась ещё одна его семья – две дочки, и он, вроде того, направлен к нам на исправление. Это нас не могло насторожить: мы все были сосланы в Сибирь на какое-то «исправление», и чтобы определить, что к чему, необходимо какое-то время. С нашей точки зрения – мужик обыкновенный, про которых говорят, что звёзд с неба не хватает. Да мы и все, по большому счёту не хапуги звёзд, иначе бы в Сибири не прохлаждались, но наш парень у нас особым авторитетом не пользовался, но у баб… Перво-наперво, на него налипла одна из наших. Ну, налипла и налипла: ей простительно – мужик в тюряге, а жить-то надо. Мы-то его и её по-человечески поняли, но жене-2, это не понравилось, и она пришла ко мне с претензиями: чегой-то вы здесь бардак развели? То, что она его развела, утащив отца у двух дочек, это в порядке вещей, а вот у неё… Как у америкосов: они кого хочешь бомбят, а ты их бомбить не моги – терроризм! Стандарты двойные, однако! Пришлось попенять Вове для порядку: «Что, трёх дочек и двух баб тебе мало?» Тот: «А я причём? Пристают, а я отказать не могу! А потом: теперь сколько дочек не будет, из зарплаты больше трети брать не положено!» Ну, и что здесь скажешь? Верно: и я больше ничего не сказал! В цехе был начальником БТК Миша - забулдыга и весельчак. Бывший сварщик, по-пьянке выжегший себе глаз. Мишу все любили: лёгкий человек, но это ему не мешало быть хорошим специалистом. Цех у него был многопрофильным: здесь и три вида сварки, и покраска, и испытания. И старший брательник, тёзка мой – директор большого прибрежного совхоза. Поэтому, он (совхоз) у нас на заводе, числился подшефным, со всеми вытекающими отсюда, последствиями. Мы помогали, чем могли, совхозу, а тот, естественно, нам. И вот, как-то перед октябрьскими праздниками уже по-тёмному, прискакал ко мне Миша. «Ехать надо! СанСаныч с курорта прикатил, ночевать не хочет, домой, к дочкам хочет!» А «домой» двести пятьдесят вёрст, а дочек целых три! Я в те времена был лёгок на подъём, тем более, что всё уже было сделано без меня: и шофёра нашли, и машина готова, и все, чем надо, заправлена. В общем, сели и поехали, на ночь глядя, в совхоз – повезли СанСаныча, домой, к дочкам. Миша уже команду сформировал, в количестве шести-семи человек, в том числе и Вову-многожёнца, не забыл. Транспорт был, что надо: вездеход, (в горах уже выпал снег, и неслабо можно было бы добраться до совхоза на ином транспорте), будка на автомобиле была вполне жилой – полки как в купе на железной дороге, две печки – механическая и буржуйка, на пол можно было стелить поролоновый коврик, толщиной сантиметров в сорок. В общем, прихватив на всякий случай, рыбачьи снасти, мы укатили в темноту. Дорога была непростой: валил снег, и надо было зреть в четыре глаза. Что там, в домушке, следить было некогда. Слышался какой-то грохот в кузове, но я этот грохот относил за счёт плохой дороги. Но где-то посреди пути, в горах, поступил сигнал остановиться. Когда я вышел из кабины, то мне показалось, что кузов как-то странно себя ведёт: то ли трясётся, то ли подпрыгивает. И оттуда, вроде бы слышна гармошка и песни. Когда дверь раскрылась, то я уверился, что мне это всё не показалось: на самом деле там играет баян, на самом деле, там идут пляски. Но Сан Санычу после курортных харчей очень захотелось варёной картошечки. Ну, что ж, почему бы не порадеть доброму человечку? Распалили на снежке костёрчик, поставили котелок с картошкой. Ночь, снег, костёр, звуки баяна посреди тайги – полная романтика! (Всё это без отрыва от пляски.) А мы с шофёром Вовой в это время малость вздремнули. Когда всё закончилось, двинули дальше. Короче говоря, когда мы остановились у крыльца дома Сан Саныча, в кузове была полная тишина. Заглянув туда, я увидел мирную картину: на полу расстелен поролоновый ковёр, на котором в картинной позе, (кого, как настиг сон), расположились обитатели кузова. Сан Саныч, правда, головой к двери, видно собирался выходить. Слава Богу, не вышел, а то бы пришлось возвращаться и искать. Я его пробовал поднять: говорил : «Давай, выбирайся, ты уже дома!» Тот поднимал голову, ошалело глядел в дверь, говорил «Не п…ди!», и засыпал опять. Пришлось найти в этом круговороте Мишку, и заставлять поднимать это сонное царство. Тот, попробовав безрезультатно кого-нибудь расколыхать, быстро сообразил: он подался в дом и поднял домочадцев. Супруга Сан Саныча сходу нашла на него управу, нащелкав по щекам. Тот очень обрадовался, узнав что-то известное, ему и супруге. Всё население тот час было мобилизовано на организацию встречи: из кладовки притащили большую фанерину с готовыми замороженными пельменями, появились солёные огурчики, грибочки и прочее, чем обычно богат сибирский праздничный стол, из моего котелка, в котором на костре варили по дороге картошку, извлекли с трудом эту картошку, которая превратилась в печёную, вместе с моим дюралевым котелком. Появились местные друзья Сан Саныча: главбух, директор школы с супругой, хирург с хирургиней и ещё кто-то, коих я уже успел забыть. Сан Саныч послал супругу за «чекушкой» в кладовку, (Чекушка двухлитровая, бутылка – трёхлитровая, в местном обиходе), и понеслась! Я, перекусив, собрал снасти и на лёд, благо он в двухстах метрах. Накрутил лунок, сижу (без толку). Один, больше желающих не нашлось. По истечении некоторого времени, смотрю, двигает по льду ко мне хозяйка. В обиде: «Чего ушёл? Сан Саныч сердится!» Да я и сам вижу – толку не будет. Топаю в дом, а там скандал: Вова любвеобильный мой, потянул из постели старшенькую дочурку Сан Саныча. Такого свинства я не вытерпел: потащил его на улицу, хотел малость в снегу повалять, чтобы остыл, но хозяйка ничуть не обескураженная этим, Вовочку у меня отобрала и усадила за стол, а мне стакан гранённый «штрафную». В общем, за три дня мы у Сан Саныча всё выпили и сожрали, что было приготовлено на праздники, (да и не на праздники тоже!) Да и у нас было немало: у Мишы была немаленькая фляжка спирта, да и еды мы порядком запаслись. Сан Саныч нами был доволен вполне, и не хотел нас домой отпускать. А его женской части очень понравился Вова. И эта поездка имела довольно неожиданные последствия: на Вову запала жена хирурга и дочка Сан Саныча. И закружила Вову и хирургиню любовь, да ещё и какая: «роковая». Она к нему ездила на свиданки и доездилась: принесла Вове ещё дочку. Хирург бабу выгнал, а Вове обещал кастрацию. Не знаю: выполнил ли он своё обещание, или нет – пришлось мне менять место службы. Больше всех досталось шишек семнадцатилетней дочке Сан Саныча: не удивлюсь, если и она притащит Вовочке пятую дочку - больше трети зарплаты на алименты не возьмут! Из этого повествования и растут ноги моего опуса. Да и ещё из кинофильма «Анна на шее», который мне удалось просмотреть недавно. Когда я его смотрел впервые, у меня было мнение: «Так ему и надо, старому п..ну!» А в последний просмотр родилось мнение: старый человек – тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо! И не всякому дано умение по одёжке протягивать ножки! Удивляет отношение наших участников сайта к творчеству: здесь же не автобиографии, здесь – творения! Выходит, Михаил Юрьевич отравил свою бабу, Лев Николаевич переехал её поездом, а Гюго сжёг свою на костре? Я не исключаю, что им это сделать хотелось, но всё же, всё же…