ВЕСЕННИЙ ЭТЮД Что-то стихи не пишутся! Нет стихотворного зуда! Даже здесь нет душе отдохновения от земных забот занудных! В сыром весеннем лесу, сидя на трухлявой коряге, чувства свои заплесневелые трясу, как рваную тряпку трясёт озорная дворняга! Ветер гудит над моей головой глухо. Какая - то, (может быть, вещая?) птица, скрипит над самым ухом. Пахнет грибно прелою листвою и оттаявшей землёю, уже проткнутой кое-где остренькой, как пика, зелёною травою, но, кажется, не пахнет пока, нет, не пахнет, в весеннем лесу весною! Не-е-е-т, неправда! Вон орешник вывесил на солнышко греть пушистые свои серёжки. А вон там подснежник робко приподнял белую свою головку на тонкой зелёненькой ножке. Жёлтенькие, как первоцвет, какие-то бабочки решают на лету свои дела амурные. Раньше всех очнувшаяся ото сна валериана, растопырила над прошлогодними листьями свои ростки ажурные. Солнышко тёплою волною льётся в ощетинившийся распускающимися почками, ожидающий каких-то чудес, лес. Над поляной, самозабвенно бебекая, носится токовой бекас мелким бесом, (видать манит весну за собою). Дружно ползут, по уже протоптанной ими тропе, вечно спешащие по делу муравьи, рыжею толпою. Не спеша, пока ползут по холодку, куда надо. Издали с опаскою принюхивается к ним, не раз наказанная ими за любопытство, моя собака Лада. Радуется она непритворно лесу, свободе, весне. Гляжу на неё – радостно и комфортно становится и мне! Пролётная гусиная стая восхваляет звонкими криками из голубой выси родимой земли красу. Видать, рады они до упаду, что удалось из чужбины живыми домой вернуться! И мне приятно, радостно и хорошо от того, что в просыпающемся от зимней спячки лесу, удалось в тайны его возрождающейся жизни, окунуться! Пёстренькая вальдшнепиха в сырую прошлогоднюю листву тычет шилом-носом, тем самым положительно решая житейские о пропитании вопросы. Под опавшею листвою, что-то добывая, пыхтя, ёжик копошится. Белобокая сорока с превеликим удовольствием пьёт водичку из лосёнкиного копытца. Спешит, видно, длиннохвостая, в лосёнка превратится! Коль уж так приспичило, пила бы, несмышлёная, из следышка жар-птицы! В овраге, из-под превратившегося в кусок грязного льда, чистый ручеёк робко пробивается. Методично, не спеша, его останки точит. Стоя по колено в этом ручейке, целое семейство нераспустившихся ещё купальниц, отважно свои стройные зелёные ножки в воде холодной мочит. Набухли, как женские груди от экстаза, их изжелта-зелёные бутоны, ещё-еще немного - и они брызнут ярким солнечным светом. И рухнут сразу, кое-где ещё соблюдаемые зимы законы, и на лесную тропу ступит тёплыми босыми ногами ласковое лето! Что не говори, а юная Весна крепко берёт в свои нежные ручки правления бразды: в строку ей всякие былинки и любое семя. Жаль, что не услышал, как поют дрозды: рано, они не поют в неурочное время. Славно отдохнул! Спасибо родимой стороне! Надобно идти, хотя, в общем-то, и некуда торопиться. Рад бы и я сейчас из следа Иванушки-дурачка испить водицы, да куда уж мне! Хватит и того, что удалось от зимней мути и хандры излечиться!