ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ. ОПУС 20. Часть 1 Но самая, самая рыбалка была осенью, в сентябре. И самая приятная! Ночи сентябрьские длинные и довольно прохладные, особенно в Саянах. Бич и кнут летних рыбалок – гнус, уже не свирепствовал в полную силу. Существа женского пола комаров, слепней, оводов и прочей гнуси, типа клещей, разогреться до кровопивства не успевали. (М ы их зря ненавидим: не их вина, что Создатель их создал так, что они не способны к продолжению рода, не испив кровушки. Не хватило Создателю фантазии опосредствовать это дело каким-то, более благородным способом!) Рыбка, раздобревши на обильных харчах, основную часть которых и представляли эти особи, с их исчезновением не брезговала ничем, что было наруку более крупным хищникам, в нашем лице. Потом трудозатрат было на порядок меньше: мы «плавились» на каком-нибудь плавсредстве, останавливались, когда хотели и где хотели, рыбачили, постреливали птицу, собирали ягоды, грибы, шелушили кедровую шишку. Сложность имела место в том случае, если мы, поддавшись простой человеческой жадности, загружались по самую, самую! Всё это надо было тащить на себе через горы, по бездорожью до трассы, потом загружать в самолёт, или «Ракету» и так далее. Плавсредства готовил каждый себе сам, в зависимости от фантазии и достатка. Мы с Вовкой, готовили себе плот. Нет, не простой из брёвен, а с применением достижений цивилизации. Завод, переходя на новый вид транспорта, никак не мог расстаться со старым барахлом, и Вовка доглядел у гаража за каким-то сараем залежи древних камер, от старой техники. И мы, всякий раз, собираясь осенью на рыбалку, добывали себе автокамеры,которые покрепче, которыми оснащали свои плавсредства, славившиеся лёгкостью и маневренностью на сплаве. Естественно, надо было брать с собой насос, клей, заплатки, надо было тащить эти камеры на вокзал, грузить их в вагон, но это всё окупалось на реке. Плот был лёгким, маневренным, грузоподъёмным. Его не надо было назад тащить. (Зловредный Вовка камеры приводил в полную негодность в конце сплава: рубил их топором, чтобы исключить полностью конкуренцию). Трудность заключалась в доставке немалого груза до дверей вагона. Груз был немалым потому, что с собой надо было брать и немалую толику продуктов, ведь убывали мы на три-четыре недели. Вовка и здесь выход нашёл: сооружал транспорт в виде тележки, всё грузилось на тележку и айда! Брали стандартный набор: сухари, сахар-рафинад, сало, сгущёнку-тушонку. Ну, естественно, лапшу: Вовка был её великим любителем. Конечно же, соль, перец, лаврушку для ухи. А куда же без ухи? Да и в супец из рябчиков сгодится! Чуть-чуть картошки тоже не помешает! Садились мы на поезд на Абакан: он шёл через истоки реки Сисим, не самой большой, впадающей в Енисей со стороны Саян, но весьма своеобразной: с очень большим падением вначале, и с порогами, весьма опасными в середине. И шла она по довольно диким местам (в мои времена). Было там раньше немало поселений, но в середине восьмидесятых они все опустели: староверы, населяющие эти места, кто умер, кто переселился, золотоносные породы истощились и посёлки геологов опустели. Сплавщикам наруку -конкуренции не стало. Раньше на реку доступ был ограничен: река считалась золотоносной. О тех временах остался памятник – горелая американская деревянная драга в верховьях Сисима, да и та была почти разобрана на составляющие туристами всякого пошиба: от золотодобытчиков, до охотников и рыбаков. А на днях заглянул через интернет на свой любимый Сисим, а он, бедняга, кончается: какой-то бойкий «эффективный менеджер», устроил там бизнес – охоту на маралов, а это, считай, копец всему живому на Сисиме! А маралов на Сисиме было в достатке. Как-то в середине пути, вынесло нас из расщелин в долину. Сисим успокоился, течение было умеренным, спокойным. Русло, прокопанное рекой в болотной почве, было траншейного типа, но дно было песчаным, свободным от булыжников, коряжников. Идеальное место для ловли сплавными сетями. Нас прикатило туда уже почти в темноте, и мы решили здесь заночевать. Подобрали местечко при впадении ручья в реку, разожгли костёр, сварили уху и готовились отойти ко сну. Ночь была темнейшая: Вовка хотел побросать спиннинг, да раздумал. Я сидел у костра лицом к реке, и вдруг вижу: огонёк на реке, да ещё и движется, и движется против течения! Говорю Вовке: «Смотри!» Смотрит, как и я, как баран на новые ворота: откуда здесь такое? Вовка ружьишко к себе под руку. На всякий случай: в тайге, как и в городе, бывает такое, что лучше с медведем встретиться, чем с человеком! Ночь тёмная, хоть глаз коли! И тут из темени являются три здоровенных мужика с чёрными головами и бородами, в штанах из какой-то непонятной ткани, в сапогах. Колоритные мужички, как будто с лубка! А, главное, все трое в красных рубашках навыпуск. А это верный признак того, что мужички - староверы. Вежливо поздоровались, Говорю: «Погрейтесь мужички, отдохните. Куда вас в такую ночь, да ещё против течения?» Присели. Говорят: «Рыбачим тут! Рыбку на зиму готовим. Место хорошее для рыбалки сплавными сетями. Мы разок уже прошлись, сейчас по второму заходу. А место для ночёвки вы выбрали неудачное: здесь медведица с медвежонком: с перепугу может и напасть! Был и медведь, да года два назад пришлось застрелить. С Петьшей вот,( показал на мужика рядом), плывём по течению, а он, гад, стоит на берегу, ухватишись за дерево одной лапой, (там дерево наклонилось над речкой), и норовит другой лапой Петьшу выгрести из лодки. Хорошо, ружжо в лодке под рукою, ну и влупил я в него пулю. Он от нас как попёр по кустам, только треск пошёл! Ну, думаю, надоть иттить - добить: ранетый он опасный! Пошли с Петьшей по следу, а он метров двести отбёг да и подох!» А там, где он указал, действительно, берёза наклонилась над рекой, при сплаве я обратил на неё внимание. Выходит, мужик не врал! Посидели, потравили: ещё пару баек про медведей и ушли. Смотрю, Вовка мой, который раньше ружьишко небрежно вешал где-нибудь не ветку, ложится спать с ним в обнимку. Мне под голову подложил топор. Я подустал, и сразу уснул, под мычанье, начинающих гон, маралов. Вроде знаешь, что это безвредный марал, но эти трубные звуки всё же вызывает какую-то тревогу в душе. Просыпаюсь, а Вовка сидит в обнимку с ружьём. Спрашиваю : «Ты чего?» «А медведь огня не боится!» «Зато марал медведя боится! И там, где медведи, турниры гладиаторские устраивать не будут! Спи, давай!» Не знаю: убедил ли я его, или более действенный аргумент – сон свалил, только, проснувшись, вижу: дрыхнет мой Вовка с ружьём в обнимку! Закралось подозрение, что мужики нас, просто, разыграли! Тогда был запрет на использование песка и гальки из русла Сисима. Драга его намыла, в своё время, целые горы, а сейчас отсыпают из неё шоссейную дорогу, (это с золотыми песками-то!) Правда, в последнее время снова спохватились: восстановили посёлок геологов, допустили бригады старателей, но дураки-дураками: построить посёлок посреди горной тайги стоило немалых денег и трудов, затем обречь его на разорение, а потом снова восстанавливать – это не Homo Sapiens - человек разумный, это Хомо Придуркус! Что копец всему живому, если туда пустить людишек, то есть создать сносные, комфортные условия для существования где-либо, значит создать условия для погибели этого «где-либо" - это ясно!. Знаю не понаслышке. Позволю себе некоторые отступления от обозначенной темы. Как-то наши женщины-сотрудницы попросили меня свозить их за смородиной. Места я знал. За год до того мне их показал один местный паренёк. И показал место, достаточно дикое, но на нашей технике туда можно было добраться. И мы добрались, только поздно: там уже было всё обобрано. В тот раз со мной были цеховые мужики. Получив хорошую премию за выполнение плана, напросились со мной за смородиной. Я не зря напомнил про премию: утром на новое место за смородиной смогли мы отправиться только трое: остальные были не в состоянии. А мы двинули в соседний лог, в направлении которого следов не было. В лог надо было спускаться по росным зарослям травяным, малиновым, красносмородиновым, но нашей целью была чёрная смородина, а она обычно селится в сырых местах. А такие места, обычно, в самом низу долины. Не пройдя и метров триста, обнаружили свежий росный след, причём, поперёк промоины, по какой спускались вниз, и, приглядевшись, обнаружили след сорок шестого, примерно, размера, но с отпечатками когтей. Показал косолапый, кто тут хозяин: не предыдущие ягодники, ни наша более, чем шумная компания, не подвигнули его на переселение. А мы, по сути, безоружные, только у меня охотничий нож, изготовленный саморучно и с таким расчетом, чтобы его можно было использовать и в качестве топора. (Завидев такой нож, окружающие смеялись: это у тебя не нож, а римский меч). Ну и Бог с ними, пусть смеются: «смеётся тот, кто смеётся последним!» Нужно было мне взять патент на это сооружение: можно было им и дерево срубить, и консервную банку открыть, не говоря уже о том, что можно было хлеба отрезать. Поленился толковые ножны сделать и потерял, пробираясь по снегу через бурелом, несколько лет спустя – до сих пор жалко! След этот нас не остановил и мы, рискнув собственной шкурой, (Мишка не любил, когда в его царстве посторонние!), двинули дальше. Рискнув, мы были вознаграждены: в пойме ручья заросли уже спелой, чёрной смородины. Причём, на ветвях почти почему-то не было листьев, что очень упрощало сбор. Ящик заплечный, (тоже изготовленный собственноручно, объёмом в два с половиной ведра!), был наполнен часа за два! Единственная трудность – притащить эти два с половиной ведра вверх, к автомобилю. Своя ноша не тянет и мы, конечно же, дотащились! Оставшиеся у машины, ещё не «просохли» и мы перед обратной дорогой малость прикорнули тоже. Женщины наши про этот поход, конечно же, знали, и потому напросились съездить за смородиной. Ну, и завёз я их, в известные мне уже места. Шофер Матвеич, мужичок лет пятидесяти, смотрю, полез на соседнюю кедру, с обломанной вершиной. Слезши, потихоньку меня подозвал, и сказал: «Мишка озоровал! Это он макушку обломил, и она вон, в кустах!» Подошли: макушка с большим количеством кедровых шишек, «молочной» спелости, была обгрызена мишкой с одной стороны. Не очень догадлив мишка: не перевернул макушку другой стороной! Делать нечего, надо вести эту бабскую компанию в ягодники! Нет, не зря я с собой взял ружьишко с пулями, и свой меч-кладенец! Дамам мы решили ничего не говорить, а те, завидев меня с таким вооружением, подняли смех: «Как Тартарен из Тараскона!» Довёл я их до места: ягод и в этот раз было навалом. Дам я предупредил, чтобы они от меня далеко не отходили. Да где там, как полезли в ягодники – кто куда! А я слышу сорока «токует» невдалеке и токует тревожно: так она токует по хищнику. Тревожно и у меня на душе: устраиваю переклички. Вдруг одна зовёт: «Сан Саныч, здесь кто-то был! Кто-то из малины сок выжимал! Подошёл – мишка вывалил, то что осталось лишнее от малины. Говорю: «А теперь, посмотри кто», и показываю след отпечатавшийся на глине у ручья. А там след шестидесятого размера, да с когтями! Завопила, всех девок всполошила! Те собрались в кучку, рассматривают. Смеюсь: «Ну, кто здесь из Тараскона?» Помалкивают, но от меня больше ни на шаг! В общем, по-быстрому затарились, причём молча, и ходу! Года через два один товарищ напросился за ягодами. Предложил транспорт: мотоцикл с коляской, и я решил сводить его туда же. Дорога была накатанной, как к деревне, (чего раньше не было!), и лезть в гору мы не стали: дорога привела нас прямо к этому ручью, (правда, с другой стороны). Место я не узнал: трава и кустарник вытоптаны, ручей забит всякой дрянью. Особенно меня возмутили кучи консервных банок посреди ручья. На левом склоне горушки, (по которой мы спускались в лог два года назад), лес выжжен. Попавшийся навстречу грибник, сказал, что по ручью проложена туристская тропа, что смородины и медведей нет и в помине! Мы так и уехали, не солоно хлебавши. Правда, немного затарились в других местах, но такого изобилия уже нигде не нашли. С Сисимом, наверняка, сейчас тоже самое! А в нашу бытность... Садясь в поезд,который должен был доставить нас на сплавную рыбалку, мы договаривались с машинистом, чтобы он остановил состав у драги. Драга эта была деревянной и в начале войны была действующей. Потом ни с того, с ни с сего, сгорела. Экипаж в полном составе отправили на фронт. А потом месторождение признали неперспективным из-за низкого содержания золота в породе и закрыли. ( Продолжение следует)