Спроси у памяти огня, кто самый первый, вгрызался в землю, обрывал стальные нервы. Животный страх зубами рвал, душил руками и жизни плавил в черный год, в грызне с волками. Горячим пеплом рот забит, я задыхаюсь, Я сорок первый, год хрипит, я огрызаюсь. Живым не взять, с земли поднять, я буду драться, Штыком дорогу пробивать, к своим прорваться. Стальную свастику в броне я ненавижу, В гнилом болоте – глотаю жижу. Ревущим воздухом прижат, рву в крике глотку, Перед атакой – пью залпом водку. Нас обложили с трех сторон, я в мясорубке, В крови купаюсь – вторые сутки. Злость выжигается огнем, но я не пленный, Смерть презираю – в год сорок первый. Я задыхаюсь от стыда в позорном смраде, Шагают звери – как на параде. Кольцо гранатное зубами зажимаю, В крови умою, я волчью стаю. Кресты пылают, плачет сталь, не ожидали, Вам нет пощады, мы Вас не звали. Здесь ни Европа, ни Париж, я не блефую, Я в плен не сдамся, оставлю пулю. Соленным потом, от жары, глаза залиты, Мы в рукопашной, мы не убиты. Свинцовым лаем и огнем, нас прижимают, Год сорок первый – в нем умирают. Иссякли силы, нет воды, мы на пределе, Назад ни шагу - меня задели. Рублю прикладом, гоним мразь, мы в штыковую, Смерть кровь смешала – свою, чужую. Волной горячей, темнотой меня накрыло, К земле прижало - не раздавило. Кресты разбросаны в грязи, два дня держались, В том сорок первом, мы унижались. Пустая лента вся в крови от пулемета, Стрельба на левом – там бьется кто то. Один остался в блиндаже, погибла рота, Землей засыпан – пройдет пехота. Я буду жить, уйду к своим, восток пылает, Страна дерется – не умирает. Стреляют рядом, кто то жив, ползу на левый, Нам защищаться – в год сорок первый.