Наталья Сафронова Яга - Я как будто не давала объявление о распродаже сказок, - сказала Яга, впуская молодца в дом. - А я не за дешевизной пришел. Заплачу по самой высокой цене. Только мне нужна новая сказка. Моя собственная, написанная лично для меня, - добрый молодец сел за стол и положил руки на стол, и даже подвинул чашку к самовару и открыл кран. Он не стеснялся, чувствовал себя в гостях, как дома. - Чем же тебе старые сказки плохи? Читай, черпай мудрость, примеряй на себя, - Яга села напротив молодца, смотрела, как он пьет чай, обжигаясь, торопится, словно хочет согреться изнутри. - Не получается, - молодец отставил чашку, задумался. – Примерять не получается. - Каким аршином себя мерить, не знаешь, - усмехнулась Яга. – Думаешь, что он у тебя особенный, не как у всех. Яга налила молодцу еще чаю, подперла ладошкой щеку, смотрела на него. Нечасто к ней в последнее время молодцы заглядывали, словно забыли, что она тоже баба, а только потом уже Яга.

Случались дни, когда она себя жалела. Вспоминала себя маленькую. Мама рассказывала, что маленькая Тося ходила и ныла, горестно вздыхала. Грудная спала по пятнадцать минут на руках, в кроватке орала благим матом. Мать всеми ночами укачивала ее, мерила шагами комнату. Какие могут быть претензии к ребенку? Мама и не предъявляла, только безмерно изумлялась, что ведает о жизни эта кроха, чтобы так вздыхать? Значит, приоткрылась ей какая-то тайна. Может быть, будущее, а может, она вообще не хотела появляться на свет. Мама говорила, что отец ее не ждал. Тося родилась вопреки его желанию. И теперь постанывала под тяжестью этой страшной тайны. Тем более, что мама тоже плакала. Ночью прислушивалась к шагам за окном, ждала отца. А он все не шел. И она выла в подушку. Тося подхватывала. Мама спрашивала: - Где болит? А Тося выла в поддержку матери, уже тогда она чувствовала свою сиротливость. Тося росла. В семье ничего не менялось, правда, мама больше не плакала, привыкла.