Гребень холмов залит светом. Он будь сладок, если б не взгляд - сталью - сер и упрям. Ладан - запах принёс вскоре - вместе с дымком кофе. Звёзды умрут в зорях - красок кармин - кровь их - льётся в окно кухни. Сами себя спросим: (мир устоит? рухнет?), если в глазах осень? Солнце блестит центом - больше блестеть нечем, если не ты - в центре, и не прямы плечи - тяжесть тоски режет. К блузке твоей зависть - так обняла! Мне же - памяти дым глаз ест...

1. Жил Иван-дурак, года без счёта, в общем, так почти, как в сказке древней. Хлеб жевал, копал, пилил он что-то. Был Иван — дурак для всей деревни. Ваня (знал бы кто!) — любил порядок. Где бы ни был: в доме, на природе - скажет кто: дурак! А Ванька — рядом. — я слыхал — меня вы звали вроде. И от дел таких терпел разор он. Все гоняли Ваньку, как умели. Мол, нельзя начать и разговору - он, де, тут уже — мели, Емеля… А имел Ванёк такую долю от того, что в каждом разговоре поминали волей, иль неволей дурака.

Снова грусть-тоску вечер сватает. Сводит мышцы скул тишь косматая. Неотжатый свод неба с тучами, как пророчество: будет лучше? - Нет... Стены серые. Плащаница штор. Жизнь! Ты стерва, а? *** Удавиться что ль?...

больно мне душу, как будто она на дыбе, лучше б её отравили каким-то газом... а на сетчатке следы от твоих улыбок пляшут канкан и не сбились ещё ни разу... мы разучили большие не в меру роли, кутаясь в них, побрели по годам наощупь. груз реквизита: из шляпы ушастый кролик, дудка факира, цыплёнок, который - в ощип... ты из ребра перешла постепенно в глину, коркою стала любовь - постоянно сохла... рад (коли сотни фальшивы) теперь алтыну. *** трещины в стенах замазаны красной охрой...

Гремело так, что не дохнуть. Сверкало так, что лес был рыжим, как будто струи лили хну... А мне хотелось - просто выжить. Деревья плакали навзрыд, перекрывая ветра голос. А небеса, за взрывом взрыв, казалось - просто раскололись. Перемешались: верх и низ, и, с корнем вырванные, ели. Такое в страшном сне приснись, и то - поверишь еле-еле... Танцуют сполохи огня. Поют редеющие кроны. А дирижёр, судьбу кляня, свернулся в позу эмбриона... Уже практически оглох. И скрючил страх немые члены. Навряд ли хуже быть могло. Как вдруг - затихло всё мгновенно. Не сразу это осознав, прижатый к глинистому комлю, из подсознательного сна я громко крикнул лесу: "Во, мля-ааааа!" Бросает в небо горсть зарниц, восток накрывшее, ненастье. Сегодня путь домой тернист, по правде если, то - ужасен... *** Вновь - тишина. Как мёртвый - мир. И лес (уже от зорьки) - рыжий. Я грязен, мокр, но, чёрт возьми, плевать на это! Я же - выжил!

Натужно лифт скрипел:"Спокуха!" И даже чуточку присел, раззявив раздвижное брюхо, и прогнусавил:"Сядем усе!" "Никто не смазывает тросы, ослом дамасским блок визжит. Хоть обрезинили колёса б, вот это были б виражи!" Набив народа полно чрево сверх всяких норм и рубежей, устало хрястнув дверцей левой, лифт загремел меж этажей. Достигнув спрошенной отметки, решив:"Да что я? Всех дурей?", не дал на лестничную клетку народу выйти из дверей. "Какого чёрта всех их носит то вверх, то вниз? Как жизнь глупа!" Сложил, как крылышки, колёса и в шахту с грохотом упал!

Взгляды-огни очень жгутся. Ты тронь. Тронь! К позднему вечеру жара огней - пик. Их погасить не сумеют ни тромб, ни бром. Лишь прерываются шёпотом: пить... пить! Времени маятник слепнет и о-глох. Утро, даже мерещится если - - жаль! Верить не гоже и тысяче Т.Глоб, если нашепчут, что гаснет, мол, по-жар. Просто ответить им надобно: что? Да? И не поверив, сказать им: Ну нет! Блеф! С тем помолиться и вышептать: Бог! Дай жечься и жечься нам так сто лет!

Мороз окреп. Всё мёрзнет. Даже снег. А я лежу под тонким покрывалом. Сошёл с пути. Последним был забег. Эх, не успел! Да ты и не пускала... Я был сутул, немножечко курнос. А... Ну и пусть... Уже совсем остыл я. Разлуки символ - пара жёлтых роз. И белый снег перемешался с пылью. По шву пиджак распорот на спине, иначе бы не уместились крылья. Тебе в укор настиг меня конец. Последний сон. И наполняюсь стылью. Мне нипочём холодная метель. Для гарпий злых я стал теперь мишенью. Ты ночью жди! Я, холоден и бел, приду к тебе. Приду! За утешеньем. ********************************* Холодное утро. Черты всё острее. Серею, как будто некрашеный фетр. Меня измеряет, спеша, побыстрее, агент ритуальный, используя метр. А он симпатичный мужчина. А я-то - тряпичная кукла. Лежу. Виновата, что дырка в озоновом слое проклятом? Что руки дубовы, что губы как вата? Одета. Измерена.

К чему формальности, майор? Возьмите Китти! Да ей и нужно - только парочку монет... Вы так набычились... Что? Китти не хотите? Держу в запасе также Лиззи и Аннет... К чему формальности, майор, зачем пришли вы? Воды фиалковой хотите вам налью? Что говорите вы? Ах, Лизанька соплива? Так то сквозняк. Что? Сколько водка? По рублю... К чему формальности, майор? Гримаса эта? Вы так похожи на умильного жука! Да что вы, право? Разве жирная Аннета? А как по мне, так - только пухлая слегка... К чему формальности, майор? Так вы пройдёте? А может вам таки чего-то поострей? Так я готова, вы-то сами как? Не против? Анютка, кыш! Не стой-ка, девка, у дверей! К чему формальности, майор? Что за бумаги? С чего бы эта капля пота у виска? Пожаринспектор? Тю-у, майор.... Вот, бедолага... А я была уже отдаться вам близка... Багор, вёдро, топор, кошма, сухой песочек. Всё в красно-алом цвете - как заведено... Майор! А что? А может?... Только на часочек! Анюта! Рюмки! Быстро! Лизанька!

Я теперь холоднее льда. Я теперь молчаливей скалы. Я - как тот оловянный солдат - в виде слитка в горсти золы. Я теперь избегаю нот. Я теперь отстраняюсь от рифм. Я - отрывок немого кино. Я - на папке секретной гриф. Я - забытый в кустах рояль. Я - в июле отсутствие гроз. В старых досках гвоздей острия. Плод ненужный. Сорви и брось. Я - азот. Им не дышит грудь. Я - шипы засыхающих роз. Я - ушедший в бесследие путь. *** Шок догадки мне день принёс: Что-то я не допел, видать. И мотив заржавел, захирел. Словно в печень ножом: меж дат - жизнь вмещается - В ВИДЕ ТИРЕ...

Зато - меня запомнят молодым. Никто не крикнет вслед с презреньем: "Старец!" Не нужно думать: даст ли кто воды в гранёной, иль ещё какой-то таре...? Я не узнаю слов: валокордин, стенокардия, пенсия, одышка. Медалью "Ветеран" не наградит меня инспектор кадровый - худышка. Не буду на ночь скорбно вынимать искусственные челюсти с присоской, а днём, среди таких же Вань и Мань, с клюкой гулять по скверикам московским... Нет, решено, останусь молодым! Вчера так долго думал я над этим, что к вечеру набрался в пыль и дым, штормило, будто дул сильнейший ветер... *** Вы думаете, я о смерти? Нет! Читатель, ну-ка быстро стань весёлым! Дожди размыли краску на стене. Там надпись: "...не расстанусь с комсомолом..." :-)

"Стою на росстанях..." - почти как в песне старой... В глазах распахнутых прочти аккорд гитары - до боли сжатое баррэ на грифе гладком... Весна стояла на дворе... А нам не сладко...

Говорил сосед мой дядя Моня: "Может хватит на гитаре бренькать? Научись-ка лучше на гармони, Генька!" Я учился, дяде Моне внямши: "Рио-рита", вальс,"шампани брызги". У соседки Клавы-кастелянши - визги... То ли от гармони разошлася, то ли от соседа дяди Гриши. Дядя Гриша вышел. Я и - шасть к ней! Ишь ты! С той поры гармонь всегда корячил! Девки - сразу добренькие вдрызг и - шасть я к ним! Полночи - поросячьи визги... ***** Много лет прошло. Гармонь фальшивит. В голосе былой не слышно стати. Не! Играть не буду, коль паршиво - хватит. ***** Отложил гармошку в долгий ящик. И стишу теперь я помаленьку. Ну а девок пишущий обрящет - Генька!

На кривой берёзе, возле дома (только повнимательней вглядись!), брошены, забыты, не искомы - купол красный и парашютист. Получив задание и сроки, из рогатки выстреленный ввысь, предан командиром был жестоко маленький солдат-парашютист. Злым потоком брошенный к берёзе (стропы и листва переплелись), парашют (приказ!) с себя не сбросив, на ветвях повис парашютист. Никому не жалуясь, не плача, но не в силах перебраться вниз - под дождём ли, под лучом горячим - день за днём висит парашютист. Красный купол вьётся, словно знамя - стоит только ветру разойтись. Сдался командир. Но сдал экзамен, стойкость проявив, парашютист. *** Подступает время льдов и стужи. Снег накроет Минск, Москву, Рязань... *** Оглянись и вспомни! Ну же? Ну же!!! Не бросал ли ты кого в десант?!

Завешанный тучами месяц ужасно похож на кота, и вот, через миг - на верблюда- барханника. Наверно - обед кто-то месит, иль ужин (ну что у них ТАМ?). Небесное(ая) первое блюдо - механика. Усилился к полночи ветер. Луна стала шапкой шута. И слышится медь бубенцово звенящая. Я краешком глаза заметил, что гости (ну кто у них ТАМ?) глаза на шутовку свинцово таращили. Луна с неуёмною прытью, импровизно, прямо с листа, за ликами лик - подражала всей братии: то глазом светила подбитым, то нимбы (иль как у них ТАМ?) колола лучистым кинжалом карательным. Остыло в тарелках второе, горячим богата плита, а гости мрачны и трезвее непьющего. Шутейство попортило кровь им, но кровь ли?

Дни тайфуном страстей донельз[i]я[/i] перекручены, а над Лысой горой кр[i]у[/i]жат воронов стаи... В лодке дней пересохли (не смазать!) уключины... Время года и миг каждый сам выбирает? Змей на яблоне лыбится стыло и криво так… Кто-то руки умыл… Кто-то крикнул: 'Распни-ка!' Это было давно… Книги, даты - отринуты. И за тридцать монет кто-то спутал все лики. Старец грозный у врат - Пётр - сын иудеевский закрывает со скрипом засова личину. За воротами пустошь? Врут книги библейские? Но пригрезилось: - сад - на дрова и лучину... - восьмиклинье креста, мракобесье двуперстое... - вот огнём инквизиции демона крестят... - запах роз, неугодный латинцу-наместнику... - и - пропахшее серою ложе инцеста... *** "Что со мной происходит?", - глагол вопиющего. А глаза - онемевшие. Шоры - как стены. *** Это было давно, массой времени сплющено... *** Нам не встать на колени бы!.. Целыми - вены...

___________Два полустанка в захолустье милом, ___________Стояли на дороге по соседству. ___________Любовь курьерским поездом спешила ___________По рельсам голубым – от сердца к сердцу. ________________________Артём Ведерников (с) Два полуголых и ужасно хилых, чумазых и хмельных лохматых перца большою тряпкою натужно рельсы мыли. От той работы кошки драли сердце. Им снятся из вокзалов куртизанки. Но что поделать, если участковый застиг, когда они тащили санки, и десять суток им впаял сурово! На карандаш к суровому майору мальцы ещё с младенчества попали. Они украли: у раввина - Тору, а у попа - старинные скрижали. С тех пор на местном малом полустанке такое - чуть не каждую субботу: съев по тарелке комковатой манки, друзья ваяют важную работу. Майор, с утра отведавший оладий, по заду хлопнув кругленькую жинку, что вышивает крестиком и гладью, мозгует кары перцам для разминки. Репертуар работ был весь затаскан. Майор подумал: от Курил до Крыма вблизи платформ - оранжевая краска. Ре

Большая… По натуре она была стервой. Не вертлява была — егозлива. Как же сильно мотала мне нервы! Хищный взгляд и мордашка смазлива. Она строила в кухне мне глазки - на беду мою, или на горе. Не жалела ни тела, ни ласки, прижимая, порой, в коридоре. И мужчин по ночам приводила. (Та квартира была коммуналкой). Заходилася и голосила сквозь фанеру. Ох, ёлка-моталка! В ванной долго шуршала одеждой, дверь щеколдою не припирая… И запретной светила надеждой неприкрытая дверца от рая… Всё дразнила. Вот чёртова кукла! И халатик носила короткий. И однажды к ней робко я стукнул. Колотило. И пьян, как от водки. Довела меня бедного стерва! Долго так не могло продолжаться. Стала женщиной мне самой первой. Было тридцать ей. Мне же — пятнадцать. ********************** Маленькая… Гудит квартира коммунальная - сосед с соседкою в запое - пьют самогон суицидальный, дешёвый, злой — почти помои! Они к обеду так наквасятся - дым — коромыслом за стеною! Стук в дверь.

Одиноким наездником лунным в город каменный въехала ночь, бросив тень от ограды чугунной на асфальт. Будто арфовы струны - эта тень меж громад серо-блочных. Барбекю из седого тумана жарит ночь на белёсом огне. Шампуры - это башенки кранов, голорёберных птиц-великанов. Печь - сеть трещин на серой стене. На пикник собираются гости - сотни страхов и болей ночных. Чтобы выпить настоек из злости, чтоб погрызть безысходности кости, чтоб на души игру учинить... О светильник луны оловянный разбивается снов мошкара. А внизу - и азартно, и пряно в карты режется стая из пьяных. На кону - чьих-то душ баккара... В кутеже разошедшись угарном, загнусавят гуляки вразлад: словно воют собаки на псарне - полоумно, безнотно, бездарно... ***** И бесплотно к утру улетят... *** Штык мигрени от края до края мозг буравит - горяч и свинцов... Сонм проигранных душ, догорая, не достигнув ни ада, ни рая, испаряется, пряча лицо...

Ничегошеньки не случается. Пыль планетная. Звёзды - крошево. Обещанья все - молочая сок. Что же может быть в нём хорошего? Десять тысяч раз, в общем - сто на сто, параллелили - кратко, длинно ли... Восьмигранный клин красных знаков Stop с клином путали журавлиным мы... Ноты музыки не озвученной солью ссыпаны меж пюпитрами. И никем ещё не изучено: может звуков соль память вытравить? Тучи, гром, дожди. За дождями - зной. Обнажён хребет несложения: виноград созрел - уксус и вино. Вкусы - разные. Суть - брожение. Небосвода круг. Инверсийный след в горизонт воткнул стрелы белые. *** Несхождений путь на одном весле несовпавшими мы проделали... (послушать можно здесь: http://bard-cafe.komkon.org/Krastoshevsky/mp3music/Nichego.mp3 Музыка и исполнение - Владимир Крастошевский)