Шампунем смыты игры, Смех срезан, как заусенцы, Остались только тигры На скомканном полотенце. Ненужных споров жижа Шкворча, уходит в воронку. В блестящих глазах вижу Растерянную девчонку. Любви уютный кокон Разъят на клочки вопросов, И боль лимонным соком Жжет губы сквозь злые слезы.

Выбирать несвободу - свобода ли выбора? Жизнь - ни в клеточку, ни в полосочку... Сильно давит на нервы погода - холодно... Сморкаясь в салфеточку, играем в "забытое" - неспешно, старательно, прямо как на иконе. Расслабляемся... Что нам усталость? Убедили. А толку-то? Вот и гоним сомнения к чертовой матери с топотом, с ропотом, шепотом... Только выбора больше у нас не осталось.

Бутылка кальвадоса и пицца на заказ. Мусоля папиросы, ты мыслишь про запас. У плитки шоколада обкусаны края. Чужая жизнь - засада, да где ж тогда твоя? Пить в одиночку - странно, ловить за хвост ответ. Так это - кризис жанра! А, может - средних лет... Но как с такой обузой держаться молодцом? И вот ты снова к музе не то чтобы лицом. Она же - проститутка! - молчит, хоть нет войны. Не так уж это жутко - смотреть чужие сны, да вот беда - как скучно!.. Так скажем без прикрас: предательству обучен, но годен лишь на фарс. На жизнь, как на Голгофу, смотрел ты из дворца, но недостойны строфы тернового венца. Присохли к глади блюда зефир и мармелад. Ты думал, ты - Иуда, а вышло - что Пилат.

Перепрыгнув лето, приземлившись в осень, подминаю зиму под крутой разбег... недостаток света, треск промерзших сосен, лебеди на льдинах, злой колючий снег. Сверхтекучесть жизни холодит мне спину, вяло увлекая вдоль цепочки дней; за судьбу цепляясь, как за пуповину, вслед за криком чаек я бегу к весне...

Наклонившись над гладью реки я вижу в своем отражении лишь тени былых времен отблески праздных сомнений и слабую искру мечты... Мне не знать ли - зачем, кто и где будет помнить взгляды и лица? Мне ли... Я сижу и смотрю, Как вечерняя рябь Старит искорки летнего солнца.

В двух шагах - зимний парк с иностранцами, безупречность бокала под пальцами, пять минут - целый век - до закрытия, и вопрос - между строк - не обидела? Вкус глинтвейна - миндальная радуга, болтовня растекается патокой. Позабыто, прошло, неисполнено... Память? Бросьте! Ну что за диковина?! Утешение в личных иллюзиях - перекрыты желания шлюзами... Алкоголь - старый путь к собеседнику. Что ты видишь в глазах исповедника? Не шуми так - спугнем посетителей... впрочем, нет. Пять минут до закрытия.

Сидя в траве Среди одуванчиков, Улыбнись ищущим счастье. Кто знает, Вдруг найдут?

Не держатся в памяти старые сны, а явь с каждым днем изменяет обличье, и, если мы будем с собою честны - забвеньем горчат соломоновы притчи. Не прячь в безразличие смех и печаль, иначе чем взглянешь ты в зеркало смерти? А что до мгновений - так разве их жаль, плюс-минус судьба, забери ее черти... Украден у времени главный ответ и брошен в толпу, на расхват одиноким, где я - бесталанный усталый поэт пишу на воде равнодушные строки.

Чудеса - это отражение любви окружающих в зеркале нашего одиночества. Любовь - это мгновения, когда в зеркале нашей души отражается взгляд Бога.

Я заплутал меж "завтра" и "вчера", застрял в неуловимом промежутке и, словно жертва неудачноq шутки, растягиваю время до утра. Со мною рядом ты - мой лабиринт, игра для современного Тезея, и тает, ощутив ладонь на шее, угрюмый повзрослевший вундеркинд. Но времени бесчувственная нить нас к выходу влечет неумолимо, а мы в экстазе парной пантомимы забыли, как же просто - просто жить... И я зову на помощь вечность - ночь, и проклинаю солнце, что б угасло, но странный миг, когда все станет ясно, никак не отогнать проклятьем прочь... А под конец, когда осядет грусть, дойдя с тобой до растреклятой двери, услышу вдруг, ушам своим не веря, небрежный шепот: "Что ты? Я вернусь..."

Что может быть грустней замерзших листьев? Пойдем со мной - ты слышишь тихий звон? Смотри, как тает иней на ладонях, Как золото блестит огнем в зрачках Усталых белок и бродячих псов... Замерзли уши - это с неба ветер Швыряется в людей клочками туч, Но мы ведь не в обиде, верно? А вот и зеркало - спокойный сонный пруд, Молчит себе, но точно что-то знает... Ну что ж - тебе пора домой... Счастливо. ...Позволь, я провожу - ведь вдруг ты скажешь, Что может быть грустней осенних листьев...

Когда закончится время, и Будда с улыбкой закроет глаза, предавшись забвенью, я знаю: мне будет несложно связать воедино ушедшего тени. Когда закончится время, и Кришна коснется губами свирели и вдохнет вдохновенье, легко и неслышно, я вдруг преисполнюсь сверканьем случайных мгновений. Когда закончится время, Иисус посмотрит печально на небо, даруя прощенье, и я вспомню вкус, звук, запах и облик забытого кем-то рожденья. Когда закончится время.

День за днем - как снежинка за градинкой Ловят центры кругов безвозвратности. Мы играем друг в друга, как в фантики, Собирая в карман сдачу - радости. Странно быть равнодушно-веселыми... Погрустнели? Ну что же вы... Полноте! Что за мысли приходят вам в голову - Черной кошке в пустой темной комнате? Наша жизнь из судьбы с мясом вырвана, Меж висков вялой болью - мгновения. Вскроем карты? Ну, вот и проиграна Ставка яви на исчезновение. К небу светом приковано облако, Запятыми под ним птицы мечутся... Снова тащит меня время волоком По ступеням своей вечной лестницы. Что ж... Станцуем на краешке пропасти. Сколько стоит шажок до беспечности? Каплей ртути играет на плоскости Память сердца - цена человечности.

Она лежит ко мне спиной, лицом к помойке. Мой взгляд - как будто и не мой, похмельно-горький. В оконной раме, как в петлем - убогий город. В бензиново-угарной мгле - рассвет с запором. Под потно-влажной простыней ты тянешь руку. Ты снова хочешь спать со мной, ты шепчешь: "Ну-ка!" Ты снова здесь, родная блядь, тупая сучка. Я не хочу тебя ебать - мне слишком скучно.

перепрыгнув лето, приземлившись в осень, подминаю зиму под крутой разбег. недостаток света, треск промерзших сосен, лебеди на льдинах, злой колючий снег... Сверхтекучесть жизни не дает остынуть, вяло увлекая вдоль цепочки дней. на судьбе повиснув, как на пуповине, вслед за криком чаек я бегу к весне...

Золотом солнце По морю расплылось, Даром, что в небе За тучи укрылось. Ветер цепляет Меня за рубашку, У наглой шпаны Нахватался замашек. Звон колокольный Течет вдоль заката, Грузчики пьют И ругаются матом. Чаек крючочки На искры похожи, Дрянью швыряют В случайных прохожих. Капли дождя Шуршат в кипарисах, Память остыла О летних капризах. Струны исходят Песней печальной, Примите швартовы: Зима у причала.

И все-таки: может?.. Забыть. У памяти толстая кожа, та, что мешает метаться меж стен и дверей, стоять меж погасших огней, мешает. У памяти толстая кожа... Призрачной рябью затянуты искры касаний и шелест дыхания. Затянуты. У памяти толстая кожа... И все-таки: может?..

Гравюрой мир застыл на полушаге - Финальный акт случайной вечной саги; На тишине висит изношенным пальто Полузимы вечернедлинное ничто. Коварно въевшись в свет настольной лампы, Ползут лучи дождливой грязной рампы - Шеренги уличных щербатых фонарей. В уютной келье, за кольчугою дверей, Во сне я вспоминаю пресный запах И скользкий звук, касанье мягких лапок И равнодушный цвет (как странно!) старых снов... В дремотно-плавной геометрии углов, Что властвует моим туманным взором, Прогрызло время сумрачные норы, И в них лишь мне понятным приговором Звучит безмолвный блюз полуистлевших слов.

Я стал похож на вытертый мешок, Лицо мне истоптали мухи, И старой паутины клок Висит тряпьем на левом ухе.

Камушки во рту, за щекой. Места полно... Ведь язык-то откушен давно...