«За нашу братию я поднимаю тост! С рождения дано нам благородство, Сегодня каждый приглашенный гость Признать имеет право превосходство Над всяким, кто сюда не приглашен, Над всяким, кто не поднял вверх бокала. Прошу принять от равного поклон Всей братии, что равенство признала. Ораторство оставлю на потом, Сейчас для нас станцует балерина, Что ради вас я пригласил в свой дом. Плавна в движеньях – непоколебима, Хрупка, стройна и внешне так невинна, Она станцует танец босиком, Порхая, словно ангел, над стеклом». Произнеся слова народу в зале, Аристократ разбил о пол бокал, И люди, приглашенные на бал Сию секунду также поступали; Ни шепота, ни треска – тишина! И вот вступила в пачке белоснежной Походкой невообразимо нежной, Кажась ребенком, девочкой безгрешной. Так шла по зале медленно она. Глядят на деву, как на жертву – волки, Вся с нетерпеньем знатная толпа. Ждала её расхваленные па, И вот ступила ножка на осколки. Не щурилась, не покривила рта, Так ни одна не дрогнула черта В м

Гранитный разум истощен Веками длившейся осадой. Увы, падет сегодня он – Наш «нерушимый» бастион За «непреступною» оградой. Бросал в нас камни требушет, Стрела с горящею смолою Жгла нас за каменной стеною, Мы слали стрелы им в ответ. Таран не мог пробить ворота, Не устрашал нас копий звон, И шла на нас за ротой рота, За легионом легион. Держалась славная твердыня, Гранитный разум, но гордыня Его защитников была Страшней чем камень иль стрела. Они решили то, что стены Решат военные проблемы. Был стен гранитных монолит Высокомерием разбит. На прах священный наступила Неисчислимая орда Из заблуждений, и тогда Поработила эта сила Гранитный разум навсегда. Всему виной фанаберия Самоуверенных умов. И враг, как грозная стихия, Нес смерть и цепь для кандалов. Сжигали каждую святыню, Огнем объят был каждый храм. Умы взмолились небесам – Но пала грозная твердыня. Для заблуждений лишь рабы Все те, кто ране был свободен; Кто был умен и благороден, Теперь жестоки и глупы. Теперь здесь нет

Я никогда прощенья не просил! Ведь никому обиды не прощая, Я в прочих то же качество ценил. Смотря в глаза, вину осознавая, Я никогда прощенья не просил, Поскольку никогда в него не верил. Тебя, мой друг, хоть кто-нибудь простил? – Нет! – заблуждался или лицемерил. Я никогда прощенья не просил, Не позволял то взгляду сделать молча. Быть циником, сомкнув уста – мой стиль; Быть искренним, но искренним по-волчьи. Я никогда прощенья не просил, Не обращал раскаяний наружу, Но прятал в изувеченную душу, И все их в общей яме хоронил. Я никогда прощенья не просил: В душе навеки совесть сокрушил я, Сломав и вырвав белоснежны крылья – Не пожалей на это, друг мой, сил. Я никогда прощения не просил, Ни людям обвинять меня, ни зверю, Ни Господу, в которого не верю. Все просьбы о прощенье – это гиль, Само прощенье – речь пустая, пыль. Таков в душе – не мудр, не чист, не мил. Дыша лишь одиночеством холодным, Я никогда прощенья не просил, Я не могу быть сам собой прощенным.

- Стихи пиши! - Пишу Стихи. - Ага! А есть ли в них хоть часть твоей души? - Скорее, нет! - Я всё же поищу. - В них нет души, зато они легки. - Не слышал раньше я подобной чепухи. - Вложу не я – читатель душу вложит. - Ты глуп! - А ты, мой друг, на размышленья скуп Похоже. - Что ж, докажи. - Читателю сейчас не хочется души, Она сложна, И не всегда передается в чистом виде Сквозь фильтр ума. Пусть я своих талантов расточитель, Зато Меня, мой друг, простой народ читает – Тебя, мой дуг, совсем никто не знает, Никто! - Простой народ меня не понимает… - Не понимаешь ты простой народ! В литературе действует теперь закон торговли, Читатель всегда прав. Глуп тот рыбак, что в неудачной ловле, Клянет лишь рыбий нрав, Когда его блесна Заржавлена, грязна, И блеска лишена. Пусть будет брошена она, Чтоб больше никогда не быть ей поднятой со дна. Хоть бриллиант им брось! Без глянцевой оправы Глотать его не станет род костлявый. - Да, ты софист!

Лиходей, но играю в святость; Трус, решивший играть в геройство; Меланхолик – играю в радость, Подавляя минорные свойства. Лёд, что в пламени таять жаждет; Персонаж нерассказанных баек; И поэт, что от Феба страждет, Ибо встречен им, как прозаик. Человека минувших столетий, Современностью не вдохновили, И актер, что рожден для трагедий, Остается играть водевили. 02.12.2012.

Я вновь пишу стремящейся к покою, Бросаюсь в поэтическую речь, Надеясь, что хоть в ней себя раскрою. Я жег стихи, а чувств, увы, не сжечь. Ведь не горят, лишь беспрерывно тлеют, Подобно раскаленным уголькам, Что обжигают сердце, но не греют. Начнут же гаснуть, раздуваю сам И вновь терплю. Боль стала мне привычна; Уж лучше боль, чем просто пустота. Моя любовь – дописанная притча, В которой нет последнего листа. Минули кульминации сюжета, Но навсегда утерян мной финал. Смешна судьба творения поэта: Читали все, лишь я не дочитал… 18.10.2012.

Стремлюсь стихами передвинуть горы И выровнять бескрайние холмы. Так, где безмолвной памяти суфлеры, Когда вы так душе моей нужны!? Рассудок жаждет самоубежденья, Душа – полета: где же вы, кто б смог Вернуть устам забытый монолог, Способный укротить её стремленья!? Ведь крыльев нет, лишь маленький порыв. Смотрю наверх, но падаю на землю; Смеется тишина – я молчалив, Но всех её насмешек не приемлю. Я встану вновь, смеясь над тишиной, А пред прыжком почту её поклоном. Стремясь душой сравниться с Аполлоном, Я примирюсь и с Марсия судьбой. 13.09.2012.

Предо мною лежит тетрадь. Не начертано в ней ни строчки, Ни одной запятой, ни точки. Пролистав, отложу опять. В бессловесности скрыта сила, Чистота изъясняет мысль И навек сохраняет смысл, Что в мгновенье сотрут чернила. Она жаждет раскрыть секрет: Открываю – смотрю как бел лист, Пролистаю – услышу шелест, Но разгадки, как прежде, нет. Вновь раскрою… чего же ради!? Просто верю. Раз вера есть, Буду снова стараться прочесть Содержанье пустой тетради. 04.09.2012

Ты, кто был другом Гвидо Кавальканти, Ты, кто был другом Чино да Пистойя, Великий гений! О, бессмертный Данте, Надеюсь, я писать тебе достоин. Ты, кто продлил Вергилия сиянье, Ты, кто воспел несущую блаженство: Свою любовь к ней, страсть, свои терзанья Раскрыл в стихах – влюблённый в совершенство. Ты тот, кто изгнан из родной отчизны, Ты тот, кого Флоренция отвергла, Великий гений! Автор новой жизни, Звезды, что даже ныне не померкла. Ты жил в эпоху жуткого разлада, Задет был политической войною, Прошел круги чистилища и ада, Достигнуть дал Эмпирия с тобою. Сливая философию и мифы С высокою идеей богословья, Прошел, как шхуна, все шторма и рифы, Что ставило в пути средневековье. Пусть светит нам луч твоего созвездья, Пусть проживут ещё тысячелетья До наших дней дошедшие творенья, Даруя всем поэтам вдохновенье. Твоим стихам всегда открыты двери В моей душе, о, Данте Алигьери. 2011 г.

Я шагал по заснеженным улицам, Жадно делая вдохи глубокие, Заполнял зимним воздухом лёгкие, Слушал сердце, как чувства рифмуются. Растворяется пар перед глазками, Что глядят на Хрущева строения Простоявшие два поколения Сотрясаясь народными плясками. Снег хрустел под ногами, был бел, сиял, Отражая луч желтенькой звездочки, Согревал мои юные косточки, Согревал в минус тридцать по Цельсию. И, распахнут, не чувствуя холода, Презирая ветров нападения, Я стоял, ожидал слова гения, Сердце коего, как моё, молодо. Кто он!? Где он!? Нет, только молчание, Он не выдержал холода русского. Видно был он из ряда тех, Русь кого Оставляет зимой на скитание. 2012 г.

Я наполнял стакан гранённый Сорокоградусной водой И пил до дна! Глотнув ядрёной, Я наполнял стакан другой. Впуская жар морозной водки? Я напевал родной мотив: Слова лились, как вой из глотки, Бессвязный мой речитатив. Но понимал, кто рядом, каждый, Что о России пьяный выл. Ведь всякий выл за Русь однажды, Тем боле тот, кто пьяным был. А кто был трезв, но пел, смелее И безрассудней. Кто презрев И страх и стыд, ревел, как лев, Но мы пьяней чем, тем смешнее. Мы рождены трясти поджилки, Мы рождены смотреть на мир Сквозь призму водочной бутылки Не вылезая из квартир. А что!? Прекрасная идея. Давным-давно бухает Русь, И с каждым днём сильней пьянея Она спускает всё на «пусть». И я разбил стакан гранённый, Я запил водку из горла И вновь запел стране хвалёной О том, какой она была. Закончив петь, засну надолго, Ну, а когда опять проснусь, Пойму, от слова мало толка, И выпью вновь за нашу Русь. 2012 г.

Я слёзы лью на мраморные плиты Чтоб смыть с них пыль невежества и лжи, Чтоб обрели спокойствие души Те, чьи труды потеряны, забыты. Те, кто исчез из жизни, как и я – Они теперь немые привиденья На тихом-тихом кладбище забвенья, Безвестные, вдали от бытия. Нет ни имён, ни памяти, ни воли, Нет прошлого и будущего нет, Их век уже давным-давно пропет Устами той, что раздавала роли. Они на свет звезды предназначенья Пошли, но не достигли тех вершин, На коих голос в вечности храним – Они теперь немые привиденья. То больно видеть сердцу моему: Холодный мрамор, общие могилы, Истлевший дух, истраченные силы, И песнь, что нарушает тишину. 2012 г.

Который год душа моя трепещет, За новым веком страшно не поспеть, Когда не манит пряник и не хлещет По спинам окровавленная плеть. Всё – суета, всё происходит резче! Боюсь, что планку высоко держа, Я разучусь любить простые вещи, Лишится страсти юная душа. Моя мечта – стать признанным поэтом, Мечта даст цели, веру и мотив. Исчезнет страсть – мечта исчезнет следом, Живое тело сущности лишив. Пустым всё станет за одно мгновенье: Останется столь маленькая часть Моей души, что сгинут все стремленья – Нет смысла жить, когда уходит страсть. 2012 г.

Бывает, что стихи, вытягиваешь силой И руку заставляешь взять ручку и писать. Когда эмоций нет, отброшен образ «милой», И не способно сердце в такт творчеству стучать. Тогда я много злюсь, бью в стену кулаками, Хожу туда-сюда… Я становлюсь горяч, Хватаю табурет, бросаю, словно мяч – А после наслаждаюсь возникшими стихами. 2012 г.

Лети, душа, к просторам поднебесным: На высоте найди мне уголок, Где б сохранять спокойствие я мог, Откуда б мир казался интересным, Где вдохновенье не было пресным; Чтобы я леность плоти превозмог И смог создать неповторимый слог, И насладился творчеством словесным. 2012 г.

За что люблю вас, каменные дамы, Души лишённых!? Музы без сердец: Горды, безмолвны, искренны, желанны – Вы обожанья жалкого венец. Горя в своей непостижимой страсти, С которой разум справиться не смог, Поэт всю жизнь желает вашей власти, Стремится пасть к граниту ваших ног И ощущать стеклянный взгляд на теле, Что словно цепи; жаждет ощущать, Что вы ещё сильнее охладели, Ко мне, рабу, что должен обожать. Я не достоин маленького счастья Поцеловать гранит холодных ног, Поцеловать гранитные запястья И подчинённо лечь под каблучок. Я не достоин даже подчиненья. На ваш гранитный тоненький каблук, Со столь огромной силой вожделенья Найдётся сотня мене жалких слуг. 2012 г.

Как обманчивы юные глазки, Пред которыми я сам не свой; Я как мальчик уверовал в сказки, Что услышал от девы нагой. Нежный шепот, ласкающий уши, Сладкий запах кудрявых волос И покой, что никто не нарушит – Я те игры воспринял всерьёз. Заслужил ль я чужое призренье, Заслужил, заслужил!?

Мы часто бродим в поисках идеи, Ориентиры ищем – ищем цель – По миру бродим тысячи недель С надеждой обрести её скорее. Кто ищет цель свою в библиотеке Среди страниц покрытых пылью книг, Написанных в давно минувшем веке Рукою тех, кто цель свою постиг; Кто ищет цель в писании библейском, В писаниях Корана, Торы, Вед; Кто ищет цели в опыте житейском, Среди рутинных и мирских сует; Кто ищет цель в самом себе, скитаясь, Пытаясь глубину души познать, В её мятежном хаосе теряясь Ныряют глубже, ищут дно опять. Их всех всегда одно объединяет: Их поиск цели обратился сам Собою в цель и этим превращает Жизнь в лабиринт неведомый глазам, Без выхода и входа, необъятный, Дай бог найдется маленькая щель, Есть Минотавр, но нет в нём Ариадны, И есть одна бессмысленная цель… 2012 г.

Я люблю тебя, Русь, но не как гражданин; Я люблю города твои, сёла и реки; Я люблю тебя так же, как мать любит сын, Хоть лишен был её и любви, и опеки. Я простой человек из хрущёвских трущоб, Я простой человек без богатства и чина, Я простой человек, безымянный холоп – Я простой, но покорный любимой мужчина. Я люблю тебя, Русь. Ты из гордой груди Вырви сердце моё: оно жаждет спасенья, Но лишь этим способно его обрести. От тебя я прошу только благословенья. Пред тобою одною навек преклонюсь. В час признанья, забвения или опалы Буду громко кричать, что люблю тебя, Русь, А тебе остаётся лишь дело за малым: То услышать, осмыслить, возможно, понять, Ну, а лучше всего, слову сына поверить, Полюбить его, как настоящая мать, Той любовью, что ни объяснить, ни измерить. 2012 г.

Мы садимся на скорый экспресс, Чтоб уехать и не возвращаться, Мчаться под покрывалом небес, Не сходить с бесконечности рельс, По дороге любви нашей мчаться Лишь вперёд, позабыв обо всём И отбросив былые сомненья, Что томили меня день за днём, Мы с тобою умчимся вдвоём, А куда? – не имеет значенья. Неизвестно, куда нас несёт. Я в одном на сегодня уверен – Если любишь, тебе повезёт. Наш экспресс мчится только вперёд И сходить я с него не намерен. 2009 г.