В легких — дыхание! С легкой одышкой, С Лехой отдыхая, Лезем мы на вышку. Лезу за Лехой, Леха малый шалый, Стала я легкой, С Лехой моим стала. Вышка высóка, Тошноту б унять, Вниз сползаем с Лехой — Нужно погулять. Он за рекою Сильною рукою, Гладя меня, охал И по-волжски окал. Хмыкал Леха, гыкал, Вымогая дань, Получивши, вылакал И блевал в лохань.

Чистота твоя сокрыта, Не узреет взгляд несытый Этой чистоты. Но - особыми очами Видят ангелы ночами С неба высоты. Как излить моё блаженство, Что из всевозможных женщин Верю лишь тебе. Милы знаки благородства, Вкус твой убежит уродства, Верен твой обет. В чём секрет твоей причёски, Ведь она совсем не броска, Нет соблазна в ней, Собрана в античный узел - Ты богиня, я твой узник До скончанья дней. Лик твой ни единой каплей Не допустит ложь мэйк-апа: Аскетичен, строг. А глаза твои – озёра, И глубин бездонных взора Перейдя порог, И нырнув в его бездонье, Вынырну на брег раздольный, Кротость повстречав. Станет светло и понятно, Где рождаются сонаты, Из каких начал. Плод любовный - наши детки, Невеликие планетки, Носятся кружа. Но привязаны к светилу - Ты орбиты их скрепила, От тебя их жар. Не капризны, не ленивы, Воспитанье их как диво, Ветки на стволе. И души твоей порядок Может, выше на порядок Школьных королей. Нашу дружбу не обидит Похотливое либидо, И моя любовь Ото дня ко дню

(К 60-летию со дня смерти И.В. Сталина) Родился он в городе Гори В стране, где долины и горы Прославили гордых джигитов, Их кровию горы политы. И мать, веря в лучшее сына, С полушкой, что тоньше алтына, Ему завещает дорогу К мечте, благородству и Богу. Прикован цепями к кружкам, Служа и смиренью, и пушкам, Тот бог удалился от правды, И сын поменяет кокарды. В судьбе его многое слилось, Предательство кровью пролилось, А юноша с сердцем отважным Взойдет на вершину однажды. Он избран орудием свыше, Вернуть справедливость под крыши Людей трудовых и бездольных, Чтоб сделать их жизни привольней. Продолжит он русскую тайну, Загубленный вечным Хаймом, Заклятый печатью Каина — Трагический образ Сталина.

Нушин, персидской танцовщице, посвящается. Я тебе так рад, Ты мое лекарство, Я древний жилец Погибшего царства, Моя с жизнью связь Кончилась однажды, И подмены вязь Окрутила дважды. Ты спасешь меня От проклятой муки, Грех мой не виня, Мне протянешь руки, Твой живой восторг Мне наполнит сердце, И застывший долг Выйдет тайной дверцей. Ты как звук небес, Речь твоя как арфа… …вдруг глумливый бес Глянет из под шарфа, Он повит узлом На твоей головке… Снова то же зло Той же всё плутовки. ________________________________________ Свободный перевод на немецкий автора (по просьбе Нушин, живущей в Германии) *** Für Nushin Ich freu` mich auf dich, Du bist meine Medizin - Des alten Bewohners Des verlorenen Reiches. Die Kopplung mit dem Leben Ging einst mir zu Ende, Und der Täuschung Muster Fasste mich verdoppelt. Du rettest mich Aus der Qual des Fluches, Nimmst von mir meine Schuld, Streckst zu mir deine Hände. Deine rege Anmut Füll

Никогда не положусь на славу, Зыбкую и ненадежную. Вот, кричат сегодня: браво! Завтра стряпают подложную. Бог Добра нам путь наметил строго, Идолам не станем кланяться, По заветам выстлана дорога, Дом на камне - он не свалится. Бог не создал зла, оно лишь майя, Держится делами черными. Божьей славы нету у тщеславья, Свет ее украден ворами. Не присвою высшего закона, Бог Живой источник вечности, Благо от него, а я у трона Мир Его прославлю песнями.

В недавно вышедшей книге архимандрита Рафаила (Карелина) есть такая нелестная характеристика поэтов: «Поэты - гурманы земной красоты. Они не просто предаются страстям: страсти - источник их вдохновения, краски их палитры; они хотят испытать страсти, увидеть их во всех оттенках и нюансах, чтобы воплотить в своих стихах. Поэты в душе язычники: то, что принадлежит Богу, они приписывают миру и человеку; поэтому в их сердцах сочетаются тоска по идеалу и неудержимое влечение к греху, которое они украшают, как золотой парчой - гроб. В поэзии соединяются два начала: слово и музыка; имитацией музыки служат рифма и ритм. Когда мы слушаем музыку, то наш ум бездействует, как бы замирает; он переходит в пассивное состояние» . Конечно, в поэзии есть словесная каббалистика, некая магия мелодики и ритма, которой подчинен смысл, - и это действительно прельщает человека, парализует его ум.

(Из Фридриха Боденштедта) Коль кто-то друга твоего порочит, Не верь тому, хоть чисты его очи! И пусть порочит друга вся Земля, Ты другу верь, его не оставляй. И только тот, кто верно любит друга, Достоин дружбы, Бог ему порука. И шутки друга не купить ценой, Замены ей не сыщется иной. Как редкий клад, а в нем сокрыта сила, Он чудо даст, коль вера не остыла. Но тень сомненья свет его заглушит И, раз придя, отравит дружбы душу. И если Бог подарит дружбы радость, Не омрачи её - и будь то малость - Ее ты не сломай, и пусть весь мир В своем кольце удержит дружбы пир. Ведь этот клад подарит миру цену, А без него он просто грязная арена, И даже если завтрак твой простой, Улыбка друга скрасит твой постой. И кто залез на высший царский трон, А друга нет, смешон тот, жалок он.

Тебя я так и не постиг, Но голос твой во мне не стих, В тебе любил я чистоту, Я в ней невидимо рaсту. Одежды прячут тела стыд, Но взгляд пытлив, коль он не сыт, Ведь пища нам еще нужна, Но и для нас умрет она. Уж снится новая пора, Там в легкой стати детвора, Она с младенческой душой Идет к безбрежности иной.

Когда нечего сказать, молчи, Когда некуда идти, сиди, Когда некого любить, терпи И Небо страстно о любви моли. К чему праздные слова слагать, К чему скользкие пути искать, К чему смыслы миражей любить, Им всем Жизнью никогда не быть. - А где я найду покой, скажи, А где правда, без примесу лжи? ...Молчат ангелы в златых вратах, Чрез них скроется седой монах.

Все странно, нереально — назвали жизнь это, с утра смотрю в зеркало: скажи мне кто, кто ты? Во сне в мирах разных, в себя гляжу, витая, там будто я, чуждый, во внешний сон вплетаюсь, что вроде жизнь, а, может, повторный сон опять. О мой создатель, Боже, смогу ль я жизнь понять? Я в жизни заблудился: Я сплю иль пробудился?..

Время спялится концом, Годы обратятся тенью И исчезнут за рубцом Дней прошедших, переменных, Где заботы и мечты, Отдых на лучистом солнце, Вечно спящие коты На уютном, на оконце. Суета на суету Отвлекает тонко мысли, Словно жизнь на коромысле Тянет в сторону не ту. Всё прошло как будто миг, И, о ужас, сон окончен, Опыт тот, что ты постиг, Непотребен и порочен, И нельзя крутнуть назад, И покинуть ту реальность, Где открылася сакральность Бога, но Ему не рад: Вид Его лишь боль и мука, Бесполезная потуга Убежать сиянья Света, Жжет он душу безответну. Так сгорают от стыда, Если святость с тобой рядом, Если мог бы, ты рыдал И молил бы о пощаде, Но напрасно рвется крик, Как в беззвучной киноленте, Он растянут в вечный миг В этом жутком элементе. Ты же о Христе слыхал, - Говорит мне кроткий ангел, Для чего ж ты жизнь проспал, Суетясь подняться в ранге?

Когда уже устанут все И жизни соки иссушатся, То захотят скорее сдаться, Не видя смысла в жизни сей. Но не она в том виновата: Стрела из лука полетела, Она летит и нет ей дела До той космической утраты. И где она падет, Там новый смысл взойдет.

Разрозненные части, несшитые лоскутья сшибающихся лбами родников, под темной вязкой властью разгромного безпутья не ведают, как убежать оков, как отвратить беду повергнутого дома - невидим разрушающий его, на глас его иду - он стылый, словно кома, как эвтаназии укол. Отравит древних связей живительные соки, порубит корни отческих веков, закон скроит из грязи, залив ее потоком подавленный небесный зов. Унылое терпенье уснувшего народа в безпечном ожиданьи отцветет, повергнувшись на тленье и не обретши брода, в безвременную Лету утечет.

Давно уж, Россия, народ твой больной Всё ждет, чуть живой, указаний и знаков. Растерзан, разрознен сокрытой виной, Положен под спуд в коловерть зодиака - В нем вертится тайна времен. И туман На сердце вождей, на твой зов не пришедших. Запутал стези охуждений дурман, В дремучую темень изгоя заведши. И встала стена между небом и им, И Бога молить воспротивились силы. Неужто исход твой предвечный, Россия, На страшном пороге забвенья судим!

Мы всё становимся умнее И поняли, что Бога нет. Чтоб наша жизнь была полнее, Поверим всякой ахинее, Пусть нам наука даст совет. На место Бога стал ученый, Докажет всё, что сам наврет, Мораль он сделает крученой, Крутнет за фантик золоченый, Куда политика махнет. Он обоснует извращенье, Когда ему посулят грант, Законов снимет он прещенье - Бояться нечего отмщенья, Коль он повсюду эмигрант. Свободу приравнял к абсурду, Критерием назначил кайф, Захочешь, колоти посуду, Распни Христа, восславь Иуду, Нет Бога, есть животный драйв. Он сможет оправдать убийство Невинных маленьких детей, Он внешне чист, а значит чисто, Что было прежде неказисто В ряду убийственных затей. Он холоден и прагматичен, Резон, ресурсы подсчитав, Назвал закон вполне приличным - Излишних лиц состав наличный Напутствовать в загробный стан. Но вот он сам превысил возраст, И юный волк явит оскал, Решат, что потерял он образ, Волóс стал непрестижен óкрас, И должен он пойти в отвал. Приедут ночью на квартиру, Прощаль

Все порушилось и перегнулось, И пошло все куда-то вспять, Погребла вековую мудрость, Как волною накрывши, напáсть. Утопила согласия чин, Залила соплетенье наказов, Дух соладья поблек и почил Под напором раздоров проказы. Одичали умы, боль разлада Утверждает свой жесткий пример, И паденья глубинный замер Достает до кромешного ада. Потеряет оно ориентир, И восстанет во мгле брат на брата. Вот она, от начала расплата: Вместо Бога, вражда выйдет в мір.

Мой друг, я твой талант ценю, И вкус, и стиль твоей строки, Но ты родился в склизком авеню - Характер, верность в нем редки. И мелки, как эпохи дух, Желанья, скорби и мечты, И Люцифер - их призванный пастух, Расставит там свои посты. И веры чистой не найдешь ты впредь, И словно мухи над душой, Спеша в гламурном счастии успеть, Примчатся на пирог большой, С их феминистким куражом Кружа и падая в еду - Пустышки, тыкая тупым ножом На сердце в гибнущий редут. Но ты на холод не пеняй, И чтоб ты в нем не оробел, Как Фёдору Михалычу, пускай Господь даст ангела* тебе! ______________________________ * Анна - вторая жена Ф.М.Достоевского, верная спутница его и самоотверженная служительница его творчеству