С первым лучом солнца просыпается тайга. Где-то вскрикнет кедровка, и вот уже пошёл, полетел над зелёным морем вековых деревьев многоголосый птичий хор! Хрустнет ветка, вторая… Это какое-то животное отправилось на водопой к холодному ручейку. Знаешь, сын, моё утро началось с твоего рождения! Ты смотрел куда-то своими ещё ничего не понимающими глазами, старался ножками откинуть мешающие пелёнки. И кричал, кричал…Сейчас я понимаю, что и для тебя это было утро. Утро твоей жизни! Если б ты знал, как я гордился тобой! Всем рассказывал, что у меня есть сын, говорил о твоём весе и росте, какие слова начал лепетать, хотя это никому, наверно, было неинтересно. И в частых разлуках я тянулся к тебе! Носил в кармане фотокарточку и время от времени рассматривал её в минуты нахлынувшей грусти.

…Есть поступки, за которые испытываешь чувство стыда, но которые уже никогда не сможешь исправить. Это детские поступки. Молодые сейчас уже не знают, что сразу за больницей, по дороге на Ясачный, стоял старый амбар. Он был, как мне казалось, настолько старым, что от него исходил запах трухлявости и стариковского спокойствия. Часто, направляясь к бабушке на Советскую, я старался пройти мимо него быстрее, испытывая чувство робости. А за этим амбаром, там, где сейчас стоят коттеджи, расстилалось бескрайнее море кукурузного поля. На рубеже семидесятых такие поля дружно шумели по всей стране. Мы часто бегали за початками.

--Стоянка поезда двадцать минут! - громко сообщила проводница на весь вагон. Андрей пропустил выходящих пассажиров и выскочил на перрон. Достал сигарету, жадно затянулся. Впереди ещё двое суток пути, мелькание за окном унылых пейзажей, дыхание и шёпот соседей по купе. «Смешные!» - подумал Андрей, увидев двоих ребятишек, которые весело щебетали между собой, вцепившиеся ручонками в сумку, которую их мать несла уже из последних сил. -Помочь?-спросил он женщину и вдруг осёкся.,- Ирина?-спросил неуверенно. -Андрюша…-женщина охнула и опустила сумку. -Как же…Какими судьбами?-язык отказывал повиноваться. Это же Иришка, его Иришка! Ребятишки бегали вокруг них, пытаясь догнать друг друга. Те же глаза, карие, с чуть заметной крапинкой в одном, те же губы, до боли знакомые. Андрей даже почувствовал сладостный вкус этих губ, когда-то целованных.

Рассвет наступает рано. Полоской солнечного света он пробивается по распадкам, продирается сквозь таёжные дебри. Дымка утреннего тумана над речушкой растворяется на глазах. И вот уже солнечные блики играют на холодных и быстрых водах! Утро. По разбитой ухабистой дороге ползёт старенький КАМАЗ. Это артельная вахтовка – кунг. За рулём Саня Бич. Интересный человек – Саня! Кто его знает, сколько ему лет. Можно дать и пятьдесят и шестьдесят…Он интригующе улыбается и машет рукой. Много! В холодное время он топит печурку своего кунга. Аккуратной стопочкой складывает дрова у задней стенки. Они, естественно, рассыпаются от тряски, но он при первой же возможности складывает их обратно. И так до бесконечности. Возит старателей. Утром на участок, вечером обратно. Успевает развозить и ночную смену. « Быстрее можешь?!», - ворчат артельщики, хотя знают, что у Сани норма – «сорок», и всё! Быстрее никогда не поедет. Зато надёжно и удобно, на каждой кочке притормаживает! - Саня, когда домой?

Все мы родом из детства…Точнее этой фразы вряд ли можно придумать! Мы вышли оттуда , ещё не зная , куда поведёт нас судьба , какие испытания готовит жизнь. И , может , поэтому шагали в неё смело , с гордо поднятой головой , уверенные , что нам по – плечу все великие и важные дела . Наивные , смешные. Мы хотели казаться взрослыми , ещё не понимая , что самое лучшее и светлое уже позади! Детство нельзя сравнить ни с юностью , ни с молодостью. В них тоже есть свои прелести , но детство отличается тем ,что ты ещё не думаешь о будущем. Детство просто есть , оно для тебя бесконечно и никогда не закончится!А потом вдруг замечаешь , что тебе перестали нравиться детские игрушки и очень хочется велосипед. О, как я любил ездить на нём по лужам! Однажды отец пришёл домой с работы. Усталый , красивый и добрый человек! Подвыпивший , он молча сидел на табурете и смотрел на меня. В свои десять лет я не понимал его взгляда , просто сидел на диване и болтал ногами.

Устало урча моторами УРАЛЫ идут по «зимнику». Дорога настолько трудна, что даже не верится, что по ней вообще ходят машины. Маршрут по- сибирским меркам недлинный. Как у Высоцкого: «Вперёд пятьсот, назад «пятьсот»… Здесь шестьсот, но с учётом такого пути – это неделя времени. За день едва ли восемьдесят километров… Тайга глухая, какая-то мрачная. Патомское нагорье… За кабиной стоит жуткий холод. Мороз далеко за пятьдесят, хотя над макушками сопок светит солнце. Передний автомобиль останавливается. Из него выпрыгивает лихой паренёк. Я забыл, как его зовут. Знаю только, что он из Иркутска. - Что, граждане!,- весело кричит он и натягивает на уши спортивную шапочку, - может, развеселим желудки?! И хохочет. Здесь машины ходят в паре. Или в тройке. Одному никак нельзя! Места глухие, дремучие. Как говорят, до ближайшей заимки триста километров. Многих отважных одиночек находили на этом «зимнике» прямо в своих кабинах.