На заборе написано: гуттен таг. Мальчик спотыкается на ходу. То, что для вас – пустяк, для него – говорящий знак. Мальчик чувствует трепещущую беду. Дедушка дома, в медалях, рукою трясёт И приговаривает (в сотый раз): гитлер капут. С мамой чужой отец, он красив как чёрт, Они на вечерний сеанс сегодня идут. Эта трофейная, победоносная речь Вспыхнет и вздрогнет у мальчика на языке, Когда, вернувшись, увидит то, что не словами облечь, Не затянуть, не спрятать в крошечном узелке. Чужой отец берёт за руку, суёт конфету: жуй. Топот ног. Глаза матери. Что-то накрывается простынёй. “Слушай, ты был в планетарии? Я тебе покажу.” Всем капут. Господи, что делаешь ты со мной?

Спускаясь по реке, ты замечаешь, Что все переменилось: Охотники уже не ищут зверя, И свита короля не весела. Все пленные свободны. Бал окончен. Весло в твоей руке отяжелело, Ты, впрочем, обойдешься без весла. Горят костры. Туземцы наступают. Вся доблестная армия Повержена. Стрела вонзается в предплечье. Горячо. Ненужный скипетр, поддельная корона Лежат в мешке. Они не пригодятся. Яд действует. Запястье онемело. Щебечет птица. Будто не причем. Все заодно. Природа торжествует. Ты будто гость на празднике. И скоро Заснешь лицом в тарелке. Видишь сон... Всё расступается. Взмывают в небо птицы. Ликуют джунгли. Близится далекий Неясный гул. Тень закрывает землю. На землю опускается дракон.

Мне килограммчик яблочек по двадцать пять. И еще дыньку, да-да, вон ту. Ты сидишь дома. Ты стар. Что ещё сказать? Ах, да: у тебя одышка, тучен ты и сутул. Не молодильных, а этих, да-да, вот-вот. Сочная мякоть трескается на зубах. Когда тебя вынесут отсюда ногами вперёд, Яблочный запах пойдёт впереди в двух шагах. Ты не стремишься назад, ты угрюм и твёрд. Ты набиваешь яблоком полный рот. Где-то комета хвостом задевает сады, И запах печёных яблок вдыхаешь ты.

Мальчик в подзорную смотрит трубу, Резкость наводит он. Видит, за пастбищем, на пруду Маленький чей-то дом. Видит лебедя на пруду, Крылья его черны. Кто-то целится на беду В лебедя с той стороны. Мальчик наводит трубу опять. (Это не надо знать!) Помнишь, учила когда-то мать Смысла ни в чем не искать? Выстрел. А лебедя нет как нет. Старуха полощет бельё. Рядом лежит заржавевший мушкет И башмаки её. По башмаку муравей ползёт И завершает круг. Мир начинался сейчас, вот-вот, Но закончился вдруг. Мальчик складывает трубу - В мастерскую зовет отец. (Домик рушится на пруду, Лебедь мёртв наконец.)

На юге страны гранаты цветут, По югу страны солдаты идут, Весёлые песни поют. Раздавишь гранат – сок течёт по руке. Раздавишь гранат – кровь плывёт по реке. Затихла война вдалеке. И странно и весело просто не быть. В прозрачную воду войти и забыть. Пилотку в траве обронить. Смотри, не спускай с меня ласковых глаз. Смотри на лежащих и радостных нас. Ты спас меня, знаю, ты спас.

В отделе мягких игрушек новое поступление - Мягкий мужчина: вата, синтепон. В детском мире настоящее столпотворение. Неужели кого-то задавили? Нет, это радости стон. Я не вечный. И ты не вечный. Разбилось блюдечко. К счастью, говорят. Кто повесил на дерево Расписной скворечник? Весёлые дни стоят. Сядешь на электричку, уедешь на природу Сигаретку покурить, рыбку половить. Обернёшься: где мои вы, молодые годы? Кукушка, сколько мне осталось? А она: фьюить, фьюить. За столом дедушка, На дедушке медали. Его мы поздравляли, Прожить до ста желали. И чокались стаканы, И пели песни пьяны. Есть ли хоть какой-то смысл в мирозданьи? Как понять, что жизнь твоя не лишена его? Едут по дороге сани, набиты чудесами. Летит по небу птичка, а за рулём – никого.

Положи под язык таблетку – ну что, горчит? Это всё твоё детство, твой норов, твой скверный нрав. А ведь помнишь беседку, соседа, что жить учил, Он пропал в том году, ты знаешь, он был неправ. Наливал он стакан самогона и пил на вдох. И с напёрсток тебе оставлял: смотри, сынок: Ты бы знал эту жизнь, ах, если бы я не сдох, Я б тебя научил, я б таким поделиться мог. Во дворе собака скулит, надвигается дождь. Телевизор показывает всякую дребедень. Спит в лесу сосед, прорастает цветами ложь. Там где ноги – ручей, головы вместо – свежий пень. Эта злая тоска и неверие в хэппи энд. Недопитый стакан (ты всегда его оставлял). Пляшет мёртвый сосед. Занимается новый день. Ты кладешь под язык таблетку. Виски болят.

для Оли Я всегда возвращаюсь в девять. Даже если зима и волки, Даже если дороги долги. Смотришь ты на часы: девять. Я сейчас не могу поверить, Что со мной: не могу поверить. На часах виноваты стрелки. Виноваты, и ты их ругаешь, Ты кричишь на них и пугаешь. И в коленях сгибаются стрелки. Почему опоздал ты, мелкий? Погоди. Я давно не мелкий. В пять я матом ругнулся крепко, В шесть побит был, но встал и выжил, В семь вошел я всё в ту же реку, В восемь я повзрослевший вышел. Повзрослевший и опоздавший, Снова вставший и снова упавший. Но огнём полыхает: девять. Остается мне только верить, Что ты ждёшь меня в самом деле, На каком-то большом пределе, На какой-то большой планете, Где одни мы на целом свете.

Махни мне рукой, взмахивающий рукой. Топни ногой, улыбающийся кретин. В этих движениях тонкая жизнь и покой: Я теперь не один. Птица летит и садится и снова летит. Рыба выходит стремительно из реки. В воздухе светятся шёлковые пути. Изрекающий слово, слово мне изреки. Пусть это будет смерть или будет свет. Двери открой, светящийся шёлкопряд. Розовым краешком сияет в руке билет. Глядящие люди, не в силах глядеть, глядят. Не помогай мне, непомогающий сын. Время летит и садится и снова летит. Видящий сны, уведи меня в дальние сны. Сирень расцвела – гляди.

Что это случилось? Это было должно случиться. Или может приснилось То, что мне никогда не снилось. Здравствуй, - тебе говорю,- Незаметная серая птица. Ты в окошко мне постучалась. На ковре над кроватью Щиплют траву олени. Но услышали что-то, Встрепенулись и смотрят направо. То ли лев им почудился, Или вспыхнула кровь на травах. Остановись, мгновенье. Ты стоишь у окна И твердишь наизусть, что было. Что должно было быть - И поэтому не забыть. Крыльев шум. Тишина. Одеяло давно остыло. Марш в кровать.

Лодка, а под ней вода. Мама, мама, я моряк. Не ходите вы сюда Просто так. Не ходите вы ко дну В чёрных выпуклых глазах. Я вас лучше окуну - И назад! Здесь большая рыба-кит По весне-зиме Ходит, что-то говорит. Но не мне. Мне не надобно её Пузырей-речей. Дует ветер, дождик льёт. Я – ничей. Не ходите вы к реке, Лучше не ходите. Что нашли вы в моряке? Уходите.

Мячик на белой руке. Невесомая линия. В чьей же ты белой руке? Отпусти и забудь. В белой, неслышной реке, Господи, утопи меня. Но перед этим запомни меня наизусть. Синий платок Бесконечно и медленно падает. Этот платок, Словно небо, накроет меня. Пёрышком, тёплой рукой, разноцветною радугой, словом неслышным, лепестком золотого огня.

Позвонил отец и говорит: Слушай, здесь, на острове, я умираю. Вышли мне по почте тысячи три. - Да, конечно, папа, я понимаю. Я вышлю тебе эти сраные деньги, Обойдусь без пары левисов новых. На меня наступают забытые тени: Что ты всё о деньгах, скажи хоть слово. На лекарства, говорит, очень дорогие лекарства. Позвонил твоей матери - говорит: собирай бутылки. Ты видишь (плачет), где я сейчас оказался. Папа, ты же мужчина, говорю, не хныкай. Меня здесь окружают большие вещи. Я пишу стихи, в узких кругах я популярен. Да, моя жена заменяет мне женщин. Она мне столько волшебного каждую секунду дарит. Видишь, твой сын счастлив, я ведь и правда счастлив. Ты ведь был счастлив, ну, 10, 20 лет назад? Говорят, любовь закатилась, но она никогда не гасла. Послушай, я тебе правда очень, очень рад. Инсульт, в любой момент. Очень плохой диагноз. В трубке всхлипы. Папа!

В означенной осмысленной стране, Где каждое движение – как символ, Как чёрточка на каменной стене, Где всё так значимо и всё – невыносимо, Где зонт раскрытый означает дождь: Не больше - и не меньше. И не больше. И дождь идёт. И ты под ним идёшь И в дом заходишь. И тарелку моешь. А после - вешаешься. Ангела спроси: К чему я здесь? Что знаешь ты об этом? Но ангел промолчит. И нету сил. И ничего в движенье этом нету.

С лошадью своей на поводу Я пройду и радость, и беду. У меня в кармане сахар есть. Пять кусочков – только для тебя. Угощайся. Мы уже не здесь. Птицы незнакомые летят. Ты всхрапнёшь, как будто кто чужой Над твоей пронёсся головой. Мне привычна перемена мест. Удивленье борется с тоской. Мы проходим озеро и лес И закат встречаем голубой. И, ступая медленно, впотьмах, Забываем, что такое страх. Страх остаться в бездне, одному, В познанной и гулкой тишине. Я тебя за шею обниму: Ты на ухо что-то шепчешь мне...

В книге одной, на вырванной странице Улыбались и кривились лица. Разевали рты, таращили глаза: Что вам дать, ненасытные, что с вас взять? А то вдруг плясали белым пламенем, Развевали шуршащим знаменем. А я не мог, я никак не мог Ни знамя достать, ни раздуть уголёк. Ни книгу закрыть, ни окошко открыть, Ни папиросочку засмолить. А лица своё продолжали житьё. А книга пропала. Не было её. Вечер в окно стучался сам не свой, С измученной и треснувшей головой. Как так – не было! Я же её держал! Трясущимися руками обыскиваю пиджак. Обшариваю полки. Полки – в тонкой пыли. Все книги год назад под зонтиками ушли. Милая, я не выдержу. Слово падает с губ. Лежит, белое, милое, на кашляющем полу. В руки возьму тебя, милое. Я забыл - что ты есть? С тех пор, как ты ушла – мне так бессмысленно здесь. На подоконнике – самолетик. Испуганный, но живой. Я вспомнил, я точно вспомнил, что случилось со мной. Ты забирала книги. И с книгами вышла вся. Я тайно страничку вырвал.

Оставьте "метафизику маслят". Такие темы – не для разговора. Маслята зачарованно глядят. А полдень скоро. Разложимся на сказочном бревне. (Бревно и лес куда-то уплывают.) И щурятся грибы. И мнится мне, Что смерти не бывает. Грибник пройдет, случайный, холостой. Как выстрел, глаз сверкает из-под кепки. Дождь зашумит. Как девочка, простой. И капли редки. Поедет лес. Еловый перестук. И женщина с платформы улыбнётся. Дождь кончился. Встаёт с бревна мой друг. В зените солнце.

На землю лёг скрипучий мороз, Тьма опрокинула ковш в лицо. Спит на шинели полковник Хорс, И в выражении сжатого рта Проглядывает тонкая пустота. На пальце тускло блестит кольцо. В соседнем окопе лежит солдат, Осколком порванная щека. Он чистил каску два дня назад, И улыбался весёлый рот. Шея прострелена. Тих и мёртв. Звездочка падает свысока. Вставай, Хорс. Встань и иди. Птица ночная ведёт крылом. В этом кромешном, как ночь, пути Каждый из нас вполовину свят. Но не оглядывайся назад: Всё случившееся – потом. Будет тот бой. Будет первый крик. Будет горячая смерть в руках. Порванный строй, шальное «пли!», Клочья, летящие в синеве, В дуле – вопрос, а в глазах – ответ. Это всё будет. Иди пока. Что мне сказать? Роковое «да» - На отворённый в груди вопрос? Тихо ступает во тьме солдат. Каска начищенная горит. Птица бесшумно над ним летит. Следуй к началу, полковник Хорс. Всё обращается. Жизнь и смерть. В зёрнышко складывается война, Падает под ноги.

Человек крутится колесом: Бешеное крученье. Он от скорости красен и невесом. Прыгают, бьются тени. Или вот ещё: серый квадратик Делится на четыре. Все быстрее, быстрее, быстрее – хватит! Тысяча двадцать четыре! Эти детские сумрачные кошмары В маленьком, теплом тельце. Падали в них мы и пропадали - И никуда не деться. Что это было? Не знаем сами. Дьявола бег на месте? Нежными, сахарно-сладкими снами Нас искушало детство. Мы опоздали. Настало утро. Наши глаза открыты. Мы не торопимся. Мы – повсюду. Небо в окошко видно.

Моё лицо ужасно красно, Я весь какой-то не такой. Огнеопасное ужасно: Я закрываю нос рукой. Моё лицо, как лебедь, бело. А почему? А потому, Что жар расплавленного тела Пошёл ко дну. Огнеопасное на белом - Как лебедь в подленькой крови. Я был когда-то очень смелым, С цветами визави. А вот сейчас, сижу и плачу. Всё перепуталось во мне. Цвету – и ничего не значу В незрячей стороне.