Лето. Пейте белый чай Из Фуцзяньского фарфора «Есть в стихах Ли-Бо печаль?»… Вариант для разговора. Осень. Пейте красный чай, Если чайник из Исиня, Нужно, будто невзначай, Поминать добром Лу Синя. Вот Зима. К ней - чёрный чай. К чаю – кресло у камина. От простуды назначают Повести эпохи Мин. А весной - Зелёный чай. Церемоний ход древнейший Безусловно означает, Что Ду-Фу прочтут нам гейши.

Вот это – кризис середины жизни. А вот и мы у кризиса на мушке: способны радоваться всякой дешевизне и убедить жену, как повезло ей с мужем… Вот это – базис всяческой надстройки. А это мы у базиса на брюхе: брюзжим геройски (или геморройски), к несчастью – слепы, а к ученью – глухи. Вот это – прозак. Он – «таблетка счастья»! А это мы – у прозака под мухой испытываем гордость от участия в занятьях онанизмом и наукой. Вот это ужас ожиданья смерти. А это мы от ужаса в экстазе, когда над наших страхов круговертью взошла Луна в своей последней фазе.

* * * Если хочешь - я сварю тебе кофе. Чёрный такой, маслянистый... Как, ты не знала, что и в кофе есть масло? Много кофейного масла в зёрнах, которые Жарила ты. Если хочешь - я налью тебе чаю. Терпкого, жёлтого чаю... Как, ты не знала, что жёлтым бывает и чай? Жёлтым, зелёным и красным - как слепые глаза светофора. Если хочешь - я дам тебе книгу с бронзовым львом на застёжке... Как, ты не знала, что и у книг тоже бывают застёжки? Как и на юбке твоей, которую мы расстегнули вместе, и скинули вон, - к туфлям и кофточке белой, чтоб не мешали они продолжать мне твоё просвещенье.

* * * I. здравствуй девочка Арахна ты плетешь свои узоры даже не подозревая что кому-нибудь однажды кружева твои и петли их изысканная слабость их живая шелковистость их обманчивая зримость может показаться сетью может сетью оказаться может сетью стать однажды и невидимою сетью будет липнуть не пуская будет сковывать движенья будет сдавливать дыханье разрешая только выдох позволяя задохнуться в ласковом переплетенье невесомых нежных нитей что плетёшь ты бесконечно повинуясь сердца зову повинуясь плотоядной жадной прихоти богини II. здравствуй девочка Арахна ты плетёшь свои узоры подчиняясь зову сердца не предвидя тех последствий хищных гибельных последствий что настанут неизбежно с окончанием работы ты не знаешь что другая хитроумная ткачиха превзойдёт твоё уменье заплетенья тонких линий в изощрённые узоры и таинственные сети что обманут осторожных и заманят хитроумных так легко и так умело заморочат приласкают приголубят и нашепчут сонмы сказочных историй что они легко

* * * Василиск. Он кричит петухом И бежит по воде. Каких же ещё Недостаёт описаний, Чтобы ты наконец осознал И представил себе ощутимо Его тихо сокрытую мощь, Его грацию и изуверство, Его тускло мерцающий взгляд, Превращающий в мёртвое смертных. А бессмертным дающий надежду Бесконечно сидеть у камина,.. И курить свою длинную трубку,.. И читать свою толстую книгу,.. И внимать ричеркару рояля,.. И поглаживать древней рукою На коленях лежащего тихо, Под себя подобравшего лапы Василиска - домашнего зверя, Что зачем-то кричит петухом И умеет бежать по воде...

* * * Я служил во Вьетнаме, потом воевал в Анголе. Можно подумать, что я был профессионалом. После того, как меня убили, в сто двадцать первой школе, города Прокопьевска, где я жил и учился, класс начальной воен-подготовки моим именем поименовали. Я читал лекции в Тарту, преподавал в Сорбонне. Можно подумать, что я был великим учёным. После того, как меня посадили, дали «Нобеля» и избрали премьер-министром Японии, в одиночную камеру, где я сидел стали водить на экскурсии всех остальных заключённых. Я родился в Назарете, проповедовал в Галилейской Кане. Можно подумать, что я был почти уже Богом. Но после неудачной попытки воскреснуть, меня называют всего лишь последним могиканином, человеком эпохи Вырождения, знающим всё и умеющим всё понемногу.

Цейлонский чай имеет цвет Изысканного яда. И хоть уже надежды нет, Побудь со мною рядом. Побудь, пока я не умру В тисках твоих объятий, Останься, мы уже к утру Найдём противоядье... От яда вечной суеты, От старости и злобы, И будем мы с тобой на-ты, Не отравиться чтобы, Отрава будет нам дана На дне пузатой чаши. Но чаша, - чашка, - лишь одна, И будут губы наши Сливаться много долгих лет Располагаясь рядом... Цейлонский чай Имеет цвет Прекраснейшего яда.

* * * Учителя беседуют о Борхесе. А больше им и не о чем беседовать... Ведь не ругать же клятое правительство, и цены непомерные, и прочие сомнительного качества достоинства их жизни. Не обсуждать же всякие товары,.. и где они дешевле продаются,.. а где - ещё дешевле... Всё равно - не хватит денег. И не хватит их опять... О, Боже! Ни на что не хватит денег! Так может им беседовать о жёнах? (мужьях...) - ненужное зачеркивать настолько жирно, насколько вы друг-другу не нужны... Перебирать по памяти рецепты приготовления чудесных блюд, которых очевидно не попробовал глухой библиотекарь из Айреса... И уж конечно вовсе не о том, как бешено несутся дни... И даже годы... И дети ужасающе растут, своим взросленьем неожиданно пугая... И погружая в неизведанные бездны бесплодных, безнадёжных размышлений о том, как мы... Да что тут говорить... Как раз об этом говорить нельзя. И даже неприлично: разве можно верёвку без конца упоминать там, где...