У Земли диагноз: аритмия. Нет врачей, все сосланы на Марс. Небо нас давно уже забыло, Только мы дырявим его «глаз». Где - то дети нациями гибнут, Где - то хлеб хронически гниёт. Равновесие нам не под силу. Высшим разумом нас фауна зовёт. Шкурный бич, азарт и сумасбродство- Наши верные лжеценности в миру. И какое дело до природы? Нам растягивать бы чёрную дыру. Что нас ждёт? Не важно и не надо Нам, живущим только одним днём. Мы, внося губительную лепту, В свой кошмар осознанно идём.

Я развела огонь безумный Под строгим небом декабря. В него швырнула неудачу И, несчастливую, себя. С огнём боролось невезенье, Кричало так, что шум огня Не стало слышно на мгновенье И перекинулось в меня. Я, стиснув зубы, покорилась. Взметнула руки и ждала, Что прошлое с моею болью Сгорит всё заживо, дотла. Непокорённые вершины, Неприходящие мечты, Недолюбившие мужчины И жизни чистые листы- Всё пребывало в пекле этом И я, прожжённая до жил. Пожар устал с лучом рассвета, И он за всё меня простил.

Привет, священник. Я пришла. Верней, приехала на «Porsh»е. Ну, как живёте, как дела? Давайте, говорить попроще. Как имя Ваше?

Задыхалась валторна, визжала труба, Барабан отбивал вещий срок. Первая скрипка сходила с ума, Взлетая под потолок. Контрабас разорвал свои струны, хрипя, И залёг на полу. Философские флейты застряли на «ля», Замедляя борьбу. Одуревшая арфа пыталась поймать Первой доли железный закон, И простывший гобой умолял перестать Выть без пауз угрюмый тромбон. Партитуры, как птицы, летали, резвясь, И минор наезжал на мажор. А в рояле копался, ища, матерясь, Свою палочку Сир Дирижёр.

Сегодня в дверь мою стучало Счастье. Шёл снег, и тихо шли часы. А дверь была закрыта на ночь страсти, И я ключи искала в доме Суеты. Но не нашла ключей и не нашла Тебя, Звонила в память, в адреса, В запястьях туго кровь сплела И всё ждала, ждала, ждала… И, не дождавшись рай, метнулась в ад- В сплошной безумный авангард. И там, на мутном бездном дне Слагала оду о Тебе!

Я простила И приняла. Я застыла И умерла. Я воскресла И дождалась. Я - небесна, А ты - грязь.

Я - ребёнок XX века, Напичканный пенициллином, С наивным мировоззрением, Ждущим социализм. Родители внушили Жить для других. Залили До тошноты и в мозг, и в сердце Совесть. Ведь если мозг откажет лезть, Сердце на подхвате есть- Оно сработает, как надо Для тех, кому это не надо. Все, кто прошли в XXI век С клеймом природы «Человек», Пусть знают, что вот это- Часть эксперимента. И получившие истин унцию, Мутируют в грибы- Эволюция.

И как твои обещанные сроки, И как моя уставшая любовь, И как фонарь на правом перекрёстке,- Все колят в глаз, но метят в бровь. Мой грубый шрам на мраморном запястье И стать моя, пригнутая к земле- Всё доказательства ненастья, Что ты не женишься на мне.

Гротеск природной красоты И силу её мощи Он заключал в скрипичные ключи, В басовые и в прочие. Он брал дыхание грозы И дрожь цветов пионов, Семь капель ласковой воды И моря - биллионы. Срывал с них толику любви И ненависти гору, И до сих пор его мечты На нотных станах стонут. И музыка Его встаёт На грозном небосклоне, А солнце златом оттиск шлёт: Великий Ван Бетховен!

Ты прожила жизнь тлеющих свечей, Шагнув душою в ночь полярную. Твой образ - вечный и ничей. Никто не молится на безобразную. А я прочувствовала все Твои ожоги и ранения И мне давно бы быть, где ты,- Сработал код самоспасения. Кто знает так, как знаешь ты О несмолкающих гонениях, О хриплых стонах тишины, О стадии психико- тления? И о навязанной войне Ближайшими из близких по духовности, И о зомбированной уличной толпе, Готовой разобрать тебя на плоскости? И вот, ты с трона бесконечности Диктуешь мне о своей вечности. А мир меня не принимает: Одной Цветаевой хватает!

Чрез анфиладу, по паркету, Из каломянки в платье, босиком, Я шла к усталому анахорету Почтить книксеном его дом. Была луна на небе полной, Глициний вьющих был дурман. Валежник о прожитой жизни Сурово - горестно молчал. Я шла и шла, тепло шагая, Я шла и думала, что моя жизнь, Приобретённая дуэтом, Переметнулась в абразив. И точит он рестарт порогов, И рвёт шелка моей любви. Жизнь моя, не заблудись в дороге Лабиринта мнимой красоты.

Я в комнате большой и раритетной, Вокруг картин немеркнующий свет. В ковры персидские одену Свой лёгкий плавающий след. На телефоне ретроградом Заветный номер наберу. И мне расскажет голос странный О том, как холодно в плену. Тогда я, не раздумывая праздно, Возьму ключи от всех дверей И побегу искать ворота От первой слабости моей. Найду. Открыть пытаюсь, было, Но сроки сжаты, бьют куранты ночь. О, сила! Где твоя могила? Тебя воскреснуть просит твоя дочь! И ночь молчит, и мне невмочь, И лес заглох, на сон напавший. Мой рыцарь первый, честь забравший, Хоть ты явился бы помочь! Ходила лучше бы я в доме По шёлку мраморных ковров, А мне теперь лишь ждать капканов, Да наглых, спившихся воров. Крик птицы…Дрожь…Иголки в ступнях… Через столетье я пойму, Что мне приснилась эта гонка На леденеющем полу…