Иногда свои стихи читаю. Думаю: "А где в стихах тех суть?" И иллюзий вовсе не питаю. Неумело, примитивно, муть. Но, опять неведомая сила Заставляет строчки рифмовать. Чтоб не написал, все это было. Если было, значит воровать. Я ворую темы, рифмы, строчки. Сам того не ведая порой. Многоточия, кавычки, даже точки. Своровал. И на тебе. Герой. Про любовь, про осень, про природу. Все уже написано давно. Новых тем не отыскать мне сроду. Но писать я буду все равно. Это, как болезнь или привычка. Сам себя я иногда корю. Закурю. Вот догорает спичка. Я, как спичка, тоже догорю.

Неизлечимая болезнь Поэта медленно сжигала. Но, он, собрав остаток сил, Сел на кровати в изголовье. Решил составить послесловье, Хотя уже проблема смерти Ничуть поэта не пугала. Она стояла за спиной, С косой в руке, ждала момента. Он ручку взял, открыл тетрадь, И написал, как завещанье, Потом подумал на прощанье, Что не получит за спиной Ни похвалы, ни комплимента. Она смотрела на часы, Душа из тела ввысь просилась. А он в последний жизни миг Никак не мог поставить точку, С трудом рукой он вывел строчку: "Я ненавижу тебя, смерть. Какого ты? Скажи на мило..."

То, что горькое,горьким и будет. То, что сладкое, сладко всегда. Но никто никогда не забудет Жизни вкус. А забудет-беда. Говорят, что о вкусах не спорят. Вкусовые запросы важны. Извращение вкуса-позорит. А изысканность? Деньги нужны. Выбирайте любое по вкусу. Чтоб изжога не мучила вас. Храбрость пусть прививается трусу. Честность-лживому.Здесь и сейчас. Деньги-бедному. Счастье-несчастным. А здоровье, конечно, больным. Непричастный пусть станет причастным, Неродному стать надо родным. Всем живущим-продление века. Ну, а мертвым- покой только им. И для каждого человека Привкус жизни пусть будет своим.

Пробежался по майской росе, Надышался я летней травою. На песчаной прибрежной косе Свои зАмки песочные строю. Но, настал в моей жизни черед, Журавли поднялись в неба просинь. И за ними я двинул вперед. Ухожу в беспросветную "осень". Под ногами из листьев ковер, Но, не радует эта картина. Пейзажист этот очень хитер. Он меня заманил в паутину. И иду я по "осени" вдаль, И с землею сливается небо. А на сердце тоска и печаль. Зрелищ хватит. Теперь только хлеба. "Осень" в душу проникла мою. И со мною навеки сроднилась. Я завыл. А подумал, пою. Эта "осень" недавно мне снилась.

У человека есть два уха. Хороший слух. А,может,плох? Но,иногда,проверка "слуха" Нужна ему.Вдруг он оглох? Бывает так.Ведешь беседу. О чем-то долго говоришь. Неважно. Другу иль соседу. А он не слышит! Гладь да тишь. Тебя не слышат сплошь и рядом. Мы не в лесу. И где тот лес? "Глухие" насмерть.Что вам надо? Как достучаться до небес? Я знаю, слух у всех отличный. Но, просто выборочный слух. Кто интерес имеет личный. Он слышит. А к чужому глух.

Ему был дан природой дар. Он мог предвидеть, то что будет. И мозг его, будто радар, читал свободно "Книгу судеб". К нему паломники толпой шли нескончаемым потоком. Хоть понимали головой, что это может выйти боком. Он предрекал одним успех, богатство, почести и славу. Но это было не для всех. Не хватит благ на всю ораву. Кому-то смерть он предсказал. Хотели правду? Получите. И точно дату указал. Зачем вы на него кричите? Судьбу не стоит искушать. И знать не надо, то что будет. Что будет, есть кому решать. Нас только Бог один и судит. А прорицатель-шарлатан. К нему ходить совсем не стоит. Обман и в Африке обман. Все предсказания -пустое. Могу я точно предсказать, хоть вовсе я не прорицатель. Что за грехи нас наказать имеет право лишь Создатель. 18.10.2013г.

Всех когда-то туда посылали. В магазин, на учебу, на службу. И ведь шли, потому что мы знали. Свято верили в крепкую дружбу. А теперь посылают куда-то, Не найти это место на карте. Не пойти ли вам с нами, ребята? В январе, феврале или в марте. Если все вдруг пойдут разом вместе. Представляете, сколько народу? Миллионы людей в одном месте, Не поместятся там они сроду. Посылайте нас лучше на море, Острова и курортные пляжи, В Таиланд и в Париж априори. Мы на пляжах отлично заляжем. Но в сердцах нас опять посылают. На работе, в метро, в магазине. Уши вянут и щеки пылают. Вот опять. И легки на помине.

Было время, я «камни» разбрасывал, И налево бросал, и направо. Далеко, высоко их забрасывал. И имел на то веское право. Не считал эти «камни», выкидывал, Не жалел, не копил, не берЕг. Никому никогда не завидовал. Повыбрасывал все, сколько смог. Но, однажды, рукою пошарился. Нет «камней», только жухлые травы. Видно мало «камнями» затарился, Нет их слева, тем более справа. Что же делать? Поплакать? Не плачется. Я не буду о них горевать. Время действовать мне обозначится. Время «камни» теперь собирать.

Разозлилось недоброе «зло», На «добро» разозлилось не в шутку, Видно часто ему не везло, И плясать надоело под дудку. А «добро» было просто «добром», Не умело оно притворяться, Но недоброе, чуя нутром, Приготовилось защищаться. «Зло» поперло, как танк, на «добро». Навалилось своим беспределом, Налепило ярлык и тавро, Стало черным «добро», было белым. От «добра» не ищите добра, А со «злом» не дружите вовеки. День добром начинайте с утра. Люди добрые. Злые-калеки.

Старый холст под названием «Где же тут грация?» Краски блеклые стерлись с течением времени. Отнести бы картину, скорее на реставрацию, Но проблемы уперлись в создании «семени». Не простая картина. Живая, натурная. В ней, как в зеркале, время течет скоротечное. Только вот паутиной покрылась фактурною, Покосилась в углах, как больнично - аптечная. Где б найти реставратора, чтобы исправил, Здесь морщины убрать, здесь закрасить виски. Но смешные попытки исправить оставил, Зря картину марать, неумелые эти мазки. Все картины со временем блекнут, стареют, На чердак их забросят иль в темный подвал. Но я вижу опять, как нетронутый холст вдруг белеет, На котором еще никого и никто не создал.

"Вся жизнь-театр, а люди в ней – актеры". Родился, роль сыграл и на покой. А кто писал сценарий, где гримеры? Кто режиссирует невидимой рукой? Вот дубль первый: «Ясли, Садик, Школа», В театре «Юный зритель» полон зал. Играют роль, как могут, тянут соло, Почти нет фальши, честные глаза. Без перерыва, даже без антракта, Второе действие, осознанная роль. Печать и подпись в исполнении контракта, И выбор роли - нищий иль король? Кипят в театре жизненные страсти, В массовке трудно что-то уловить. В колоде пять тузов козырной масти, И каждый хочет чем-то удивить. Финальный акт, осталось пять листочков, Движенья мало, старческая роль. В спектакле можно смело ставить точку. Король ушел. Да здравствует король.

Дело было морозной зимой, ветер дул и был холод собачий, Помню, шел я, наверно, домой и от холода был не мычачий. Вдруг навстречу, поджав куцый хвост, (неизвестно он взялся откуда), Весь продрогший, ободранный пес. И его я глаза не забуду. Я погладил его по спине и спросил: «Что, не сладко, дружище?», Вдруг собака ответила мне: «Меня пнул человек сапожищем. Я не знаю, родился зачем. Я не помню ни маму, ни папу. Никому я не нужен совсем»,- и дает мне озябшую лапу. Я ответил: « Прости, меня пес, жалко очень тебя мне, не скрою, Восемь лет, как собаку принес и живет она вместе со мною. Жалко мне всех бездомных собак, и щемящая грусть сердце давит, А кто пнул тебя, просто дурак. И его лишь могила исправит». Постоял еще пес и пошел. Трудной, скорбной собачей дорогой. Что искал, он опять не нашел. Человек! Ты собаку не трогай.

Каждый день, из года в год, будто заведенные, По утрам народ идет в места определенные. Попытаемся понять, может и получится, Очень хочется узнать, работать или мучиться? Если дело по душе, и работа спорится, Значит, тело и душа никогда не ссорятся. По утрам вставать - кошмар, ну совсем не хочется, И бежим, как на пожар, чтобы заморочиться. Как на "праздник", на работу, мчимся очумелые, Интересно, до зевоты: «Что же я там делаю?» Обобщать не собираюсь, спорить тоже не хочу, Просто я понять пытаюсь, никого я не учу. И, наверно, все банально, просто жуть и стынет кровь. Вывод просто гениальный: «Деньги - вот и вся любовь».

Уважайте знаки препинания, не считайте это пустяком, От небрежности или не знания можно оказаться дураком. Вроде, закорючкой просто кажется, запятая, точка и тире, Ляпнул не туда, и вдруг окажется вместо фри- картофеля пюре. Если Вам, конечно, все до лампочки, запятые Вам до фонаря, Что сказать Вам, девочки и мальчики? Заголовок написал не зря. Если Вас казнить, нельзя помиловать, подставляйте шею под топор, Казнь чтоб отменить, всего от силы то, по-другому слышишь приговор. Иногда читаешь объявления иль огромные рекламные щиты, Я тащусь от этого явления, будто крыша съехала, и срезало винты. «Пиво розливное» в кружках пенится, а еще бывает «снегапад», «Техасмотр» теперь все больше ценится, ржуянимагу, ваще отпад. И вовсе не смешным мне это кажется, как будто буквы взяты с потолка, Забавной темой кой-кому покажется: «Велик могучим русский языка».

Зашел в кафе под вывескою "Осень", За столик сел, "Меню" я попросил. На воздухе кафе и неба просинь, И дождик еле-еле моросил. Начну с салатов, фирменное блюдо. Я выбрал под названьем "Листопад". На вид красиво, дивно, просто чудо. На вкус не очень, горький невпопад. На первое бульон с еловых шишек, Из желтой хвои и чуть-чуть грибов. А цвет,как у резиновых покрышек. А запах, как у спиленных, у дров. Второе блюдо принесли на блюде, Болотной тиной от него несло. Не стану есть, о блюде мы забудем, Чтоб через пять минут не пронесло. А что попить? Водичка дождевая? Что с неба мне накапала в стакан. Я встал, и плащ на плечи надевая, Ушел. И вслед смотрел мне истукан. Подумал, усмехнувшись, ну и "Осень", Богатые съестные закрома. Меня,как лист осенний, где-то носит. Пойду в кафе под вывеской "Зима".

Убей, не помню, где я был вчера. А утром в вытрезвителе проснулся. Как упоительны в России вечера, Упился вечером, а утром, блин, загнулся. Я помню, начали в кафе, что на углу, Потом в подъезде пыльном, на газете. В России многие подсели на иглу, А водку пьют и взрослые, и дети. В России вечером упиться не грешно, А если пятница, вообще святое дело. Смеяться хочется, но что-то не смешно. Душа горит огнем и ноет тело. Как упоительны в России вечера, Я трезвый и не хочется напиться, Отлично помню, где я был вчера. Охота трезво жить и веселиться.

Мы все бежим куда-то без оглядки, Боимся пропустить и не успеть. Садятся батарейки без зарядки, Переживать не стОит и на треть. Все суета сует, ничто не вечно, Размениваем жизнь по мелочам. Все призрачно, нелепо, скоротечно, Мы это понимаем по ночам. Когда такие мысли к нам приходят, Их гоним от себя, как стаю мух. Прогнал? Они опять тебя находят. И душу рвут на части, в прах и пух. Нельзя же постоянно притворяться, И делать вид, что нет у вас проблем. А если нечем вам совсем заняться. То делайте, как я. Я сплю и ем.

Не надо спрашивать: «О грустном почему? Повеселее темы, что ли нет?» Но ведь Герасим утопил Му-Му, Тургенев тоже не дает ответ. Писатель и поэт здесь не причем, Он пишет то, о чем болит душа. Ему не важно, сколько и почем, Ведь за душою нету ни гроша. Стихи, как отражение души, Они, как состоянье бытия. Я не пишу, когда кричат: «Пиши!», Замру, как изваянье. Я не я. Прошу прощение заранее у всех, Тот, кто не видит, смысла межу строк. Есть ощущение, что кто-то ждет утех. Утехи будут. Дайте только срок.

Никто не признАется в том, что зависть его душу гложет. И тратятся нервы, притом, никто и ничто не поможет. Есть черная зависть в миру, ее необъятны пучины. Эпитеты к ней подберу, раскрою все тайны, причины. Когда нас Господь сотворил, он эту проблему предвидел. Тогда еще нам говорил: « Всем поровну», чтоб не обидел. Но где-то промашку он дал, а, может, само получилось. И кто-то кого-то предАл, и зависть в сердца просочилась. Все беды от зависти той. Все войны, убийства, подлоги. Смертелен «телец золотой». Любые найдутся предлоги. Завидуют все и всегда. За должности, деньги, свободу. И тратится много труда, испорчено столько народу. А ценности эти смешны – машины, бумажные знаки. Все люди пред богом грешны, проросшие зависти злаки. Мы все о любви говорим, о том, что давно потеряли. А сами такое творим. Простит ли Господь нас? Едва ли.

Мы говорим одно, а делаем другое. А то, что думаем, вообще не передать. У каждого есть что-то дорогое, Что свято и чего нельзя предать. Но обстоятельства порой сильней бывают, Мы каемся, краснеем и скорбим. Минутной слабостью мы это называем, Подчас невинного возьмем и оскорбим. Защита? От кого? От нападенья? Да, бросьте. Это попросту смешно. Всего лишь миг от взлета до паденья, Грешить про мелочи? И все равно грешно. Сердца откройте и откройте души, Кому-то помощь, может быть, нужна? Одно лишь слово чью-то боль заглушит. Одна улыбка, но она важна. Мы говорим одно, а делаем другое. А то, что думаем, вообще не передать. Мы плачем, потерявши дорогое. Не сберегли. К чему теперь рыдать?