Мы все живем в придуманных мирах, Уверовав в незыблемость иллюзий; Открытость часто нам внушает страх И мы боимся искренних дискуссий. Мы замыкаемся в самих себе, В самих себе тая свои секреты; Упреки посылаем мы судьбе, А песни наши до конца не спеты… Устав от жажды, любим миражи; Среди людей мы - пасынки пустыни. И жизнь любя, мы не умеем жить, Друг к другу поворачивая спины. О, нам не чуждо чувство красоты, Но всем желанней грубые пороки; Предатели для собственной мечты - Мы не умеем жизни брать уроки. Чем мы бездумней прожигаем время, Тем незаметней вдруг подходит срок, Где каждый жалкое влачит по жизни бремя И каждый - бесконечно одинок…

Засыпает одинокого У дороги старый клен; Не буди его до срока, Пусть ему приснится сон. Пусть березки-озорницы Тихо шепчутся вдали; Солнце вытянуло спицы - Вяжет вечер для земли. За туманною рекою Еле слышны голоса - Это ласковой рукою Ветер будит чудеса. Месяц гладит серебристо Речки мокрую косу; Млечный Путь, надев монисто, Звезды держит на весу… Долго-долго смотрит ива В отражение свое; Тени замерли пугливо, Опустившись на жнивье. Расплетя у речки косы, Месяц катится в траву, Превращает в жемчуг росы, Обучаясь волшебству. Бродит сказка осторожно По притихнувшей земле; Месяц корчит звездам рожи… Ночь летит на помеле… На уставших курьих ножках Скособочилась изба: - Постарела ты немножко.. - Что поделаешь — судьба… Выгнув спину черной кошкой Небо ждет начала дня… Я не сплю, смотрю в окошко, Эта сказка — для меня.

Упал на белый снег кленовый лист Мазком осенним на холсте из снега; Природа — самый лучший пейзажист - Рисует из обыденности небыль. Кто сможет так холсты нарисовать?

Как легко нам молиться Тебе, наш Господь, Когда мы обеспечены всем; Когда сытой всегда себя чувствует плоть, Когда нет ни забот, ни проблем! Но когда хоть на день вдруг прервется поток Изобилья Божественных благ, То почувствуешь вдруг, что ты так одинок И с уныньем не сладить никак… И уже ты забыл череду долгих дней, Когда Бог тебе милость являл; Для чего, ты подумай, средь стольких скорбей Он тебя от всего охранял? Неужели ты можешь подумать, что Бог Отвернулся теперь навсегда? Неужели ты веришь, что бросить Он мог, Будто и не любил никогда? Не всегда можно сытым и радостным быть - Нужно веру твою испытать, Чтоб учился Его и в нужде ты любить, И в беде на Него уповать. «Погибаю, спаси! Волны бьют через край; Почему ты уснул, Иисус?» А на сердце одно - «Боже, дай каравай! О, как тяжек несомый мной груз!» Ну, а если не даст ничего еще день? Неужели забудешь о том, Что Христос для тебя пренебрег смерти тень И в любви к тебе слился с крестом? Как же вера мала!

Так мало слов, но сколько много чувства! Суметь бы всем в немногом прочитать, В словах неброских - высшее искусство, Но искренность не всем дано познать. И если Вас уносит вдохновенье К безмерной выси, в чувственной тиши, Прошу — ловите каждое мгновенье Простой и чистой, трепетной души!

Нас так кидают линии судьбы — Я на войне, а ты — в безмолвном плаче, Но ты пойми — я не могу иначе, Я так устал от медленной ходьбы! Ведь на войне — любое горе рядом, И каждый день, как будто бы с нуля, И может все закончится снарядом - И похоронит осыпью земля… А где-то дом и дочка ночью плачет, «А где мой папа?» — маме говорит, Но ты пойми — я не могу иначе, Когда земля — и та огнем горит. И я иду, и помня твои слезы, Я так хочу опять прийти живым…, А где-то дом, сараи и березы И из трубы взвивающийся дым… Как далеко от мира мы, родная, Но мы и здесь живем, назло врагу, Смертельный страх не понаслышке зная, Я говорю — иначе не могу…

Мне так хочется верить, родная, что ты Без меня для себя не находишь покоя, Но все это, конечно, лишь только пустые мечты, Это просто лишь сердце шальное такое. Для него был всегда непривычен житейский покой, Но какая же в этом безмерная мука - Каждый миг на земле быть казнимым тобой, - Без насмешки, без взгляда, без звука. Как заклятье хочу я лишь имя твое Повторять с каждым трепетным сердца биеньем; Невозможно красивое, светлое счастье мое, Для меня ты лишь боль моего вдохновенья. Проживаю бездумно отмеренный Богом мне срок И уже не пугают ничьи обо мне разговоры; Погружаясь как в море в бессмысленность искренних строк, Я стихами рисую фантазий смешные узоры. Может, глупо все это и, может быть, просто смешно, Что опять, как тоску журавлиного клина, С каждым вздохом любви повторяю лишь только одно, Так любимое с нежностью имя – Галина. Не суди меня строго и только не смейся в ответ, Погрусти обо мне в тишине хоть немного; Для безумства любви на земле судей нет, Если это безумство

Я решил - зачем, не знаю, Может, просто от тоски, Рассказать тебе, родная, Как рождаются стихи. О любви скажу едва лишь, За любовь себя казня И, быть может, прочитаешь В этих строчках ты меня. Я беру из сердца нежность, Добавляю неба синь, Утра радостную свежесть, Луч у солнца попросил. Если дождик вдруг припустит - Попрошу я у дождя На ладошку светлой грусти И добавлю для тебя. И потребуется срочно Светлой грусти той в ответ, Разбросать слегка по строчкам Предвечерний тихий свет. И несбывшейся мечтою Я раскрашу этот лист, - Той, где мы вдвоем с тобою Тесно душами сплелись. Всем вокруг сказать готов я - Мне не трудно для тебя О любви писать любовью, Без конца тебя любя.

Жизнь как будто вокзал и судьба как дорога, Бесконечно зовет в неуемную даль; Как хотелось бы мне задержаться немного, Что б твою ненадолго развеять печаль. Я всегда далеко, ты — всегда одинока, Точно так же и я средь людей одинок; Мы с тобою всегда расставались до срока И кто знает, каким должен стать новый срок? Но везде, где бы мне ни случалось остаться, Я с тоскою на юг провожал поезда; На одном бы из них так хотелось умчаться, Чтобы снова увидеть родные глаза! Что же держит меня? Почему я стараюсь Вновь загнать себя в край бесконечных снегов? Чем я дальше бегу, тем сильнее я маюсь И так жду, что услышу звук знакомых шагов. Почему не могу от себя все отбросить, Чтоб почувствовать снова тепло твоих рук? Может, в том виновата души моей осень, Как печать неизбежности новых разлук? Как хотелось бы мне ощутить твою нежность И, в глазах утонув, позабыть обо всем… А вокруг тишина и снегов безмятежность, Бесконечная даль за холодным окном…

Вечер за окном и тишина; Серый кот уснул на теплой печке, Я сижу у темного окна И смотрю, как тихо тает свечка. Слезы восковые катят вниз, Застывая медленно и грустно, Будто бы нечаянный каприз Гения высокого искусства. Огонек, рассеяв темноту, Будто бы в экстазе вдохновенья, Трепетом наполнил пустоту, Сам страшась грядущего мгновенья… Воск расстаял… Умерла свеча И в последний миг — как можно ярче, Огонек вдруг вспыхнул сгоряча И погас в последней капле плача… Темнота, целуя мне глаза, Говорит мне: «Я тебя хочу»… Я, в ответ ни слова не сказав, Зажигаю новую свечу…

За окошком сказочная небыль Обернулась раннею зимой; Тихо наземь опадает небо, Укрывая землю белизной. Может, в эту ночь тебе приснится, Как по снегу мы идем вдвоем, Чтобы в лунном свете раствориться, Больше не жалея ни о чем. Молча мы уходим в бесконечность, Чувствуя тепло любимых рук И за нами снежная беспечность Заметет собою все вокруг...

Может быть, навсегда разделенные далью, Мы сидим у окон, позабыв обо всем; Ты в окошко, как я, смотришь с тихой печалью, Я — на нежность берез, ты — на старенький клен. Я увидел в березке твои длинные косы, Чистоту и стыдливость весенней души; Будто слезы твои — предвечерние росы, Будто нежность твоя — шепот листьев в тиши. Ты же видишь в печально стареющем клене Одиночества грусть, ставшей пропастью лет; Был недавно совсем клен нарядно-зеленым, А теперь будто в саван багровый одет. Нас с тобой разделили года, километры, Но ведь мы все равно будем вечно вдвоем И укрывшись в любовь, как в накидку от ветра, Из источника нежности грусть свою пьем.

О, если б не было Креста! Я мог бы жить, спокойно верить И жизнь своею меркой мерить, Когда бы не было Креста! Зачем он нужен — этот Крест? - Он совести не даст покоя, Не даст мне быть самим собою, Себя возвысив до небес. Всё без Христа так просто, мило, - Ведь без Него я сам — Закон! О, как же я в себя влюблен! Я — Человек! И так бы было Когда бы в мир Он не пришел - Нарушил все и смел запреты Людских законов — как Он мог Пресечь старинные заветы И все в ничтожное извел! Ужели Он законов выше? Ведь без Него — так проще жить - Свечу иль деньги положить И можешь дальше также жить, Имея над собою «крышу». Зачем Ты совесть теребишь? Ведь без Тебя она — как в сказке, Жила по собственной указке, Слегка подрагивая лишь. Зачем воскрес Ты, Иисус? - Тебя не ждут и Ты — не нужен; «Мы любим» - говорят все дружно, - Для них Ты — совести искус. Совсем не много есть таких, Кто ждут Его и сердцем любят И только, только ради них Бог мир пока еще не губит…

Прости себе свои измены - Все, что не честно — не любовь; Не возвратятся годы вновь И где-то сзади — перемены. И ничего не изменить, Не стать моложе, не стать краше И где-то то, что было наше, Ушло, осталось где-то гнить… С собой смиряемся послушно - Не сожалея, не любя; К великой тайне бытия Уходим оба равнодушно…

Бурные волны стремятся на берег скалистый Бьются о камни и пеной вздымаются гордо, Ветер, взвиваясь над пенными волнами моря Бьется о скалы, себя не жалея, и плачет. Море как будто бы дышит, вздымаясь волнами, О, велика ты, безудержной страсти стихия! Может ли кто-нибудь спорить стобою надменно, Если себе подчиняешь ты все безудержно? Только стихиям не все подчиняются в срахе - Среди бушующих волн, что вздымаются смело, Парус летит, надуваемый бешенным ветром, Грудью ладья рассекает бестрепетно волны. А у руля – человек, не страшащийся бури, Волны своею ничтожною силою борет, Зная, что буря приходит лишь только на время, Зная, что с бурею надо бороться, чтоб выжить. Ветер нещадный несет утлый челн на прибрежье; Там – только скалы и волны беснуюясь, взлетают… Но и в бушуещей ярости вечного моря Есть иногда среди бури спокойая гавань. О, человек, привяжи себя крепко вервями, И направляй свой корабль среди бури – к покою… Нет без борьбы лучезарного, светлого счастья, С бурей не вс

Я не умер тогда, когда мог умереть, Значит, жизнь не совсем лишена еще смысла, Значит, жизнь закружится опять в круговерть, А пока что она ожиданьем зависла. Ни единой души на сто жизней вокруг, - лишь раскрытые рты и сплетенные руки, Выдавая себя за друзей и подруг, С ликованием вновь встретят новые муки. Я уже не боюсь, я – свободен от боли, Только там впереди я могу еще быть, А вокруг – суета надоедливой моли, Для которой пожрать, это значит – пожить. Я не должен судить, я и сам – осужденный, Но надежда – жива, значит – я еще жив; И таинственой далью навек озаренный, Я пою своей жизни нескладный мотив…

Улыбка на лице так многое хранит – И память о годах, и грусти вдохновенье, Без лишних слов так много говорит О нужных, но утраченных мгновеньях. Улыбка на лице - как зеркало души, Она порой то льстива, то презренна, Она кого-то может сокрушить, Или кого-то воскресить мгновенно. Она то милосердна, то добра, Она то похотлива, то ужасна, Она то появляется с утра, То к вечеру кривляется напрасно. Улыбка – это как письмо души, Написанное сердцем человека; Ты только так письмо свое пиши, Чтобы другому жизнь не исковеркать.

Невозможно отдать то, что сам не имеешь, Только тот может дать, кто любовью богат; И когда ты себя для других не жалеешь - Всё любовью к тебе возвратится назад. И когда тяжело, и когда тебе больно, - Всё равно не жалей, даже если - враги, Но не будь никогда сам собою довольным, И любовью к другим сам себе помоги...

Душа повесила на гвоздь Немую лиру, И понадеясь на авось Пошла по миру. Для неприкаянной души Везде дорога, Ей, право, некуда спешить, И сил немного. Она то плачет, то поет О чем-то тихо, И никого уже не ждет, Лишь только лиха. Она хотела бы летать, Но крылья сбросив, Способна только рисовать Стихами осень. Сама себя порой казнит И бьет нещадно, И что-то людям говорит, Да все нескладно. Но, может быть, устав бродить, Она очнется, Захочет грусть свою забыть И – улыбнется…

Я пришел в этот мир поздним гостем нечаянным, Где в разгаре разгул неприкаянных душ, Кто веселия полн, кто – рыдает отчаянно, Кто-то мерит тоску поэтичностью луж… Вперебой голоса и друг друга не слушая, Каждый что-то свое разъясняет другим, И ничтожный успех, раздобытый по случаю, Почему то считают величьем своим. Я хожу словно гость, этим миром непрошенный, И так трудно понять этой праздности суть, Когда души людей, как травою некошенной, Полегают под ноги в осеннюю муть. Пир во время чумы не снимает проклятия, Но ведь все же на свете не зря мы живем, Потому что никто не отменит распятия, И Того, Кто был распят когда-то на нем. В суете никогда не познать смысла вечного, Невозможно жить верой, крестясь на ходу… Да и в мире безумном ценить, право, нечего – Я иду, мой Спаситель,к Тебе, я иду. Я лишь гость в этом мире и нет сожаления, Что не стал в этом мире я чем-то большим. Для меня драгоценнее мира – прозрение И возможность внимать наставленьям Твоим. Над безумием мира – все то