Если приблудный ген хворью гнобит лирической, будь себе лекарь и сюзерен, дави микроб поэтический. Бутыль осуши до дна, любовь волочи на плаху. Эй, борзописец, иди ты на со скоростью двадцать махов. Сбрось чувствий несносный груз, скорби отринь познания. Попробуй другой искус - озолотей молчанием. Думаешь мало мест с мёдами и акридами. Вот тебе Южный Крест С белою Антарктидою.

Услышьте,люди! Жизнь - .оно! Сплошное,всюду, повсеместно! Вы по колено в нём давно - орал рифмач с душою честной. Мир свысока он обличал стерильно-страстной чистотою и запах правды расточал над равнодушною толпою. В том шли и жили.Некто,там, сказал, не прибегая к мату; - Чего орёшь? Пойдём, я дам, тебе совковую лопату. Дорогу будешь расчищать. Вставай скорей в передовые. И розы будут обонять во след идущие другие.

Холодное зимнее солнце взошедшее над горбатой горой,похожей на огромного свернувшегося ежа из-за дремучих разлапистых елей покрывающих её крутобокие склоны от самой вершины до каменистого подножия, образующего крутой берег реки,скованной тонким льдом от первых холодов,добралось до своего зенита и проливалось лучистыми волнами скудного тепла на остроконечные еловые пики вонзившиеся в хрустальную,без единого облака, синь небосвода, отчего он напряжённо звенел и этот звон, нисходя с вышины, скатывался от верхушек деревьев, по шершавым стволам и широким лапам, вниз, к припорошенным снегом корням,отражался от застывшей земли, заполняя всё пространство вокруг,проникая в уши,голову,под рёбра человека изумлённо вслушивающегося в тишину,от чего тело его словно вибрировало в унисон этому странному звучанию всеобъемлющего безмолвия.

Меткая стрелка пронзила насквозь стройную циферку восемь. Тёрла планета магнитную ось под високосную осень. Шляпа утёса сползла набекрень от фуэте у галактик. Кедру - колода, гниению - пень, вечной мистерии актик. В этом кружиле есть каждому роль. В циферку стрелка попала, в малую точку скукожился ноль у сингулярности алой.

Всё - повод для стихов "И вот опять пришло. Случилось. Я над собой теряю власть, - То ль небо ниже опустилось, Душа ли к небу вознеслась? Я робко возразил: "Не надо, Напрасно сердце не тревожь". Но поздно, уж томит услада. И грусть тягучая. И дрожь. И вновь изысканным узором Слова вплетаются в строку. Венком из лавра, чёрным флёром Себя прославлю? Обреку? Рожаю стих. Он - плоть из мысли, Он - явь и грёзы, связь тонка ... Чёрт побери! Я так зависим От телефонного звонка." С - Владимир Абросимов. **** Оно пришло, с тобой случилось. И Бог событию - не власть. Любовь внезапно приключилась, петух, что курица - снеслась. Он робко возражал: "Не надо, напрасно тело не тревожь" Чуть попротивился, но слабо. И вот уж сладостная дрожь. В любви, известно, нет позора. Позорней лыко не в строку. Сего пиитового вздора себя на чтенье обреку. Как отошли из лона воды и в мир ворвался с криком стиш... Будь целомудрен в поздни годы, и стих нетленный не родишь.

Крылья истрепал и шкуру, грозный аурума страж, над отрогами Джугджура, старый дрогогор Згаррах. Он летал, утробно ухал, от людей стерёг рыжьё. Но однажды рыжим брюхом налетел на остриё. Зренье старца ослабело, не заметил скальный клык. Всё живое оробело, вдруг услышав жуткий рык. Вышла участь в одиночье, между быстрых речек Май, от жестокого увечья дрогогору - подыхай. Как в агонии ни бился, но затих навеки страж. По отрогам прокатился стон последний,хриплый - Згар-х-х. В щели киноварь стекала на угрюмом месте том. Трогал сумрак побежалость раздвоённым языком. Мертвеца не взяло тленье. Где базальт полёт пресёк, стал он грудою каменьев, вниз курумником протёк. *** Ночь-болотная трясина, в ней блуждают огоньки. Запечалилась крушина возле каменной реки. У драконова паденья, обращённого в поток, в год, на птичий скок, - теченья, устья нет, но есть исток. Не обрыбишься на юшку, речка живностью скудна. Сока волчьих ягод в кружку капнуть что ли ото сна. Не помрём, так станем зорче. В

Обманаме, Шивину подпоручику - посвящается. По клику вник: Вот это шмара! Мадонны лик У Аватара. В сети летит Флюид обратный. Нам предстоит Контакт приватный. Жду.Весь горю! Сомненье гложет. Пришла. Смотрю. Вот это рожа! На нём мундир С одним погоном. Смердит, сатир, одеколоном. - Здорово,лох! Я - подпоручик. Мне званье бог Дал, многоручек. Умом - Сократ. Имею тему - Мне бы гранат, Рвануть систему. -Трезубец где, Твердынь сверзилий? -Был в Катманде, Там кто-то стырил. -Ты просто плут, Не Аватарка. Гранаты тут Не этой марки. :)

Наполнился задором, плету из слов узор. Пронзаю время взором, как полночь метеор. -Не собирайте пепел, для скорби нет причин - сказал по дружбе ветер, всезнающий, один. Зима, краса-злодейка, целуется взасос. Соболья душегрейка в хлам низвела мороз. Метель - извилам вывих и косточкам - излом. Такие, из красивых, согнут в баранку лом. -Ты звал меня, застрельщик,- выделывает па. Танцует с ней метельщик, стекает пот со лба. :)

Шлялся долго по свету и устал ветролов. Он решил на монеты разменять свой улов. Спят в котомке дорожной беспокойно ветра. С ними всякому можно - в несть куда, навсегда. Манит южный, лукавый, в зной, где ждут миражи. Хмурый, северный, старый, в белых вьюг куражи. Льстивый, западный,тихий, Шелестит про покой. Зазывает восточный, восстающей зарёй. Под ветрами,чудесный, тёмный камень лежит. Красоты поднебесной тайну места хранит. Синевою пылает в нём всевидящий глаз. Дом родной забывает, тот, кто глянет хоть раз. С пятачком за душою, приценялись юнцы. Прочь, с тугою мошною, уходили купцы.

Ветры времени, горнами, призывают в набег. Жёлтым листиком, сорванным, отлетает наш век. В постиженьях сомнительных, ощущение дня. Эх ты, век мой пронзительный, словно пуля в меня.

Стало голодно немножко, Разогрею суп. Под рукой моею - ложка, Сделал немец Крупп. Поистёрлась, но готова Снова ложка в бой. Батя ел когда-то, новой, На войне, на той. В сорок третьем или пятом Взята, как трофей. Нет на старой ложке даты, Лишь клеймо – ROSTFREI Как кровавую окрошку, Из потерь и мук, Черпал прадед твой не ложкой, НЕ забудь – Мой внук. 07.2011г

Зачем, хотелось бы узнать, во внутрь щитка жильцам бросать прокладки,банки из под пива, окурки и презервативы? Пришёл на шины коротец и феерический звездец. Электрик очень огорчён! Не понимает действа он. Зачем и кем, с какого дура была убита здесь культура а вместе с ней в жилищах свет? Кто вразумительный ответ мне,непонятливому, даст, кварадамалхарабарас!?

Порхает в ночи синекрылым мотыльком ветер астральный - странник в холодном плену белоглазой пустыни. *** В далях пустынных приют одинокости неутолимой. Во взгляде незнакомки безвозвратная бездна.

Звезды астральное дыханье касалось полюса планеты, отображалось полыханьем непостижимой гаммы света на фоне тёмного холста. Не грела эта красота, но пробуждала в сердце холод, желанье волчье выдать соло восторга действом световым. Ночное небо над пустыней, оранжево-зелёно-синим, пылало пламенем чудным неведомо куда маня волшбой холодного огня.

Колёсные пары трамвая, про дни, когда был молодым, по таврам стальным отбивают: -"Тугдум.Тук-тудын.Тук-и-дым." Напев усыпляет колёсный. Дремлю, словно сытый питон. Из давнего случай курьёзный явился в питоновый сон. -Пальто и душа - нараспашку. Шапчонку ломлю набекрень. С друзьями кутим, на дорожку, Второй упоительный день. Сушняк изгоняем шампанским, пришедший с отмщеньем за спирт. Поступок,слегка хулиганский, привёл в сногсшибательный флирт. До фантов дошли забулдыги. Кто слова не держит, - нишкни. В бумажке, предвестьем интриги, приходит: - "Трамвай тормозни". В обеих руках с "полусдадким", воздвигся меж рельсов крестом живым и немножечко шатким, а сбоку, зеваки - гуртом. Всё ближе трамвай громыхает. Боднёт,и пропал хулиган! Но ход у махины сбавляет, трамвайная нимфа, шарман. Исправа сошла на верблюда, которому чёрт не родня. Глазастое, рыжее чудо глядит сквозь стекло на меня. Вагоновожатая дива летательный шлёт поцелуй, головкой кивает игриво; -Входи,прокачу,обалдуй... Идёт до ко

Светло и ветрено на полустаночке. Мчат мимо скорые - "тугдум-тугдым". Заворожила взор одна гражданочка, стоим мы рядышком и говорим. Блестят на солнышке пути-разлучники. В груди тревожное; тук-тук, тук-тук. С тобой, красивая, мы не попутчики. На север ехать мне, тебе на юг. Зелёно-карие смотрели в синие. Хоть в распашоночку душой сыграй! Осталась песнею - про тайну имени, про сладко-горькое: "Прости-прощай."

Друг поры ушедшей, давней, С прикипевшей кличкой – Птах, Средний сын у тётки Дарьи, Без следа пропал в лесах. Не сыскать старшёго сына, Заманила, увела Сладкой долею чужбина, Мать головушкой бела. Младший был не слаб, детина, Стать имел, не малый рост. Бьёт без промаха судьбина, Обжил питерский погост. Бога Дарья не гневила В простоте, в трудах жила. Жизнь троих сынов сгубила, Мужа в гроб тоска свела. Выпал путь не через поле, Через вывих да излом, Вдоль по горю, да по боли А в конце – сиротский дом! Отчего так горько, братцы!? Нет войны, иль есть она? Смерть – карга листает святцы, Метит чёрным имена. http://www.my-works.org/text_75108.html

Стрельнула с параллельного... Попала. Готов. В точь угодила Евина дочь. Снайперски могут немало девиц дуплетом бабахнуть из под ресниц. Списали гусара. Старик Мендельсон отбацал для пары славный музон. Бокалы звенели, пустели и вновь, полнились, чтоб опустеть за морковь.

Темноглазый хитник-ветер гонит краденых коней, в спины всаживая плети листопадов и дождей. Рыжехвостая лисица тащит за кон птицу-жар. Перелётных, вереницы, потянулись из Тартар. Посулила коловертель снег спроворить на покров. Журок ниловая дельта приютит до вешних снов. Птичий бог родные сини им нескоро возвратит. Белоглазая пустыня стужей из ночи грозит. В роще голой, опустелой переходит роскошь в прель. Поскорей на танец белый пригласи, меня, метель.

Меха. Гармонь. Лады. Фасолька. Неясыть. Несыть. Суть. Кранты. Гастролька.