* * * Белесый туман выплывает из лога, Сквозь тучи сочится лучистая мякоть. Мне видится здесь присутствие Бога, И в грустном восторге мне хочется плакать. Мне хочется в рощах, наполненных светом, Бродить, не ругаясь ни с кем и не споря, Что мир этот создан великим поэтом, И нет в нем ни капельки мрака и горя. Лишь с этих высот – мира светлых окраин, Где суть постигается жизни и тлена, Я к вам возвращусь, примирен и раскаян, Молясь о прощении нощно и денно. И если меня вы услышите прежде, Чем я отвлекусь на иные молитвы, Поймете, что жил я все время в надежде На то, что окончатся вечные битвы Меж небом и адом, меж правдой и ложью, Что некогда нас в этой жизни венчали, И каждому будет по милости Божьей Отпущено в меру любви и печали.

В этой комнате столько уюта! Здесь, в покое, где мысли чисты, незаметно проходят минуты… Но внезапно ударят часы. Мир откроет тяжелые шторы, сложит мягкое кресло-кровать. И от стрелок таинственных взора ты не в силах уже оторвать. И разносятся гулко удары, погружаясь в глубины души. Ты еще не такой уж и старый, может, все впереди, но – спеши, сбрось дремоты и сытости путы, и от мелочных дел отрешись. Незаметно проходят минуты, но за ними скрывается жизнь.

* * * [right]Творить, оставаясь свободным, Иного не надо поэтам. Синь Цицзи[/right] Когда и руки свяжут за спиной, и цепь прикрутят к обручу на шее, – добудь свободу, и любой ценой. А что дороже воли и дешевле? Когда придется жить тебе одной, и пусто станет в сердце ли, в душе ли, – добудь любовь свою любой ценой. А что любви дороже... и дешевле? И если голос – лопнувшей струной, и горлом кровь, как у певцов издревле, – ты песню жизни спой любой ценой. А что дороже жизни... и дешевле?

* * * Еще как будто и не выпит цветущей липы дивный запах, еще я вроде и не выбит из колеи своей, и все ж так мало мир меня тревожит на всех его крутых этапах, и каждый миг, что мною прожит, не вызывает больше дрожь. Дрожь не боязни – сладострастья, когда я песню пел за песней и задыхался – не от счастья, – от веры в то, что есть оно, и ты была такой запретной, такой невинной и прелестной, какой уже мне в жизни этой тебя увидеть не дано. Все те, кого мы так любили, кто в нас влюблен был изначально, полузабыты нами или забыли нас, как бег минут. И потому тебя люблю я с такою мукой и печалью, что Леты призрачные струи во мне давно уже текут.