Вот кот, который опустился В сплошную лень, как в воды Стикса, Презрев свое кошачье естество. Ничто уже не трогает его, Ни быстрой мыши шорох полуночный, Ни пенье птиц, ни тявканье собак, - Лежит заплывший жиром, как байбак, И предается практике порочной Лишь жрать да спать. Бесформенный, как слизень, Он день-деньской в коробке обувной Валяется, а истинная жизнь Тем временем проходит стороной. :smiley3:

Я начитался не того и насмотрелся на иное... Я знаю, за моей спиною стоит незримый постовой. И стоит только мне вздохнуть или подумать про другое, своей безжалостной рукою мою он стискивает грудь. И нет возможности кричать, ниспровергать и «жечь глаголом», как будто на затылке голом стоит сургучная печать.

              [em][:text_id=7020:][/em] Я по свету бродил, как по глобусу. Из любого места Земли увозили меня автобусы, самолеты и корабли. Что искал я в далеких губерниях тридесятых несказочных царств? От тоски-печали, наверное, безотказных, надёжных лекарств. Кто я родом, какого я племени на каком говорю языке, вспоминать как-то не было времени, всё мерещился рай вдалеке. Но однажды забрёл я случайно в этот Богом заброшенный край. И в душе засвербело отчаянно, хоть ложись и с тоски помирай. Сразу вспомнилось всё до копеечки: я ж из этих, из нашенских мест! Здесь с гармошкой сидел на скамеечке, развлекая грудастых невест. Здесь я бегал сопливым пацанчиком, в этот лес за грибами ходил, а потом вдруг с одним чемоданчиком неизвестно куда укатил... Закричала вдруг птица болотная, завизжала в деревне свинья, и тоска моя подколодная отпустила на волю меня. И

Я надеждами не питался и надежд никогда не питал. Просто я по свету скитался и скитаться совсем не устал. В тех краях, где я обретался, в тех местах, где я обитал, я нигде навсегда не остался, хоть остаться порой пытал- ся. Но жизнь кочевая, вольная, мне уютов милей. И вновь вся Земля, словно поле футбольное расстилается предо мной. 1985

[em]       Когда б вы знали, из какого сора...           Анна Ахматова[/em] Я стал пророком от безделья, Из глаз моих сочится лень, Прошла еще одна неделя, Ещё один растаял день, Вот час песок последний сыплет, Минута, и еще одна... Как в сейфа параллелепипед Я прочно лёг на плоскость дна Глубокой ямы безвозвратной. Здесь, где уютно и тепло, Мой разум праздный и развратный Измыслил некое крыло, Подобие волшебной дудки Или небесного смычка, Который бульканье в желудке Вдруг превращает в скрип сверчка, А вонь нагретого асфальта - В густые запахи полей... Набравшись дерзкого нахальства Я проведу здесь параллель Из тех, что перпендикулярны. Слепцы, наденьте окуляры!

Озирается время: «Поэты, ау!» - Только вкрадчивый шелест бумаги - То ли ветер колышет густую траву, То ли шастают свиньи в овраге... Ни души. И откуда тут взяться душе, Если душно, как в пекле у чёрта, Если нищие духом довольны уже И свободой четвёртого сорта. Всюду плесень и пыль, всюду темень и мрак По пропахшим сивухою кухням. А какой-то чудак, нарядившись во фрак Исполняет на флейте «Эй ухнем!» Это - первый поэт. Он своё ремесло Изощрил ублажая ублюдков И теперь веселится (от слова «весло»), Помутившись частично рассудком. А за дальней горой притаился второй. Он лелеет в себе пессимиста. Эту жизнь он считает дурацкой игрой, Но, похоже, играет не чисто. И не часто.               Вот третий сидит на столбе, Принимая, как должное муку.

Это было зимой.        По снежку очень бодрой походкой Шел прохожий в пальто.        Проходя за кварталом квартал Он весьма был доволен и жизнью,        и чудной погодкой и, должно быть поэтому,        что-то под нос бормотал. Вечерело.        И улицы вдруг опустели. Ни машин, ни людей.        Только ветер и будто метель...

Прочитал чужие стихи - хорошие. Написал свои стихи - плохие. А потом взял зонт, обул калоши и Вышел под дождь назло стихии. Время в вечность текло, а он все шёл И думал: «Что сделалось с миром? Этот дождь уже десять лет как прошёл, А в воздухе пахнет эфиром...» И все кончилось тем, что закончился путь, Горизонт устал убегать вперед. Он присел на край Земли отдохнуть, - Так гласит молва, а молва не врет. Так сидел он без малого семьдесят лет, Наблюдая движение звезд в небесах. В это время он был настоящий поэт, Потому что стихов никаких не писал.

* * * Ждать, когда подохнет дракон? — У него тоже жизнь одна... А пока всех живее он, Отовсюду: Война! Война! Отовсюду: Враги! Враги! Отовсюду: Хватай! Лови! Никому не подать руки, От стыда не поднять головы. Серебрится в ночи звезда, Пустота как удар под дых. А по рельсам стучат поезда. А дракон всё живее живых... 3.02.2015

Золотое пиво пенится, Водка в рюмке, как слеза. Как же тут не нае&ениться? Нае&енимся ж, друзья! :cheers: :pint: :cheers:

[:style=font-size:1em; :](SELECTED POEMS)[:/style:] Translated by Anatol Zukerman * * * In the dungeon of wishes and dreams of this empty city I raise quiet words to a pedestal of correct thinking, this is so strange… Time oozes out, murderous time, even stones crumble under its trickle, but I am a man, no harder than grass, I have the right to stand on this Earth. No taller than others, but just a bit closer to the sky. * * * I will fill the void of my rooms with you, turn on my midnight lights, let the moon ring out in the sky! Time will spare us - from now on we won’t be day people. Let the tambourine of silence strike, we are saved. The north wind. A bad omen. It’s cozy and quiet here, but there, in the world of colors and sounds, on the streaming streets our pale shadows look for each other in vain… MILLENIUM The age of the active sun. Rays like arrows pierce the soft asphalt through holes in the sky. The stea

Обесцветился мир от бессилия быть Вечно новым, прекрасным и юным. Календарный листок бесприютной судьбы Носит по полю ветер безумный. Видно, всё изначально пошло не туда и не так В безоглядном стремлении к непредсказуемой цели. Проступает роса на поблекших от страха цветах, И незримая смерть оседает на скорбные ели. Серый воздух густой - не поднять головы - Шевелится в седой кукурузе. На баштане заброшенном, в дебрях травы Василиск вызревает в арбузе...

1. Проходят годы смутной чередой... У памяти неведомого края обрывки давних дней перебирая, я вспомнил вдруг безумца с бородой в нелепой робе и дурацкой кепке, что день деньской на городском проспекте, где будка с газированной водой напротив обувного магазина, стоял и проезжающим машинам таинственные знаки подавал... Бессонницей сраженный наповал удушливыми южными ночами я в память, как в заброшенный подвал, дверь отперев случайными ключами, спускался. С удивлением глазея на горы экспонатов давних дней в запасниках незримого музея, в хранилищах предметов и теней, пылящихся без смысла до поры, - там познавал я правила игры, в которую играет с нами время. Мы не спешим подробности судьбы зачислить в категорию событий, но случай давний и почти забытый вдруг может стать разгадкой многих тайн. Страна Вчера огромна, как Китай, и в ней возможны множества открытий.

Я было ткнулся мордой в небо, Но небо мне сказало: «Сгинь! Сюда соваться не тебе бы!» Я огляделся. Тьма. Ни зги Вокруг не видно и не слышно, Лишь чьи-то дальние шаги, Да чья-то тень. Вошла и вышла. Мой ангел! Где твой вещий стих, И где твоё стальное дышло?! Уже почти без десяти Двенадцать. Скоро грянут гимны. И никого уж не спасти. И жизнь не выкупить за гривны. 1989

Смена сезона - таинственный цикл перемен. Перетекают стихии по правилам вечного круга. Закономерность повторов и эквивалентность времён – всё заметает вечности белая вьюга.

У слова есть и вес, и глубина, Оно имеет цвет и вкус, и запах, И звук. В его тишайших сапах Порой такая музыка слышна! Оно умеет быть пустым, как ночь, И падать невесомое на плечи С небес, и обжигая и калеча Течь, словно время нашей жизни, прочь... 1991.03.27

Душу разорвав на сто клочков, Смотришь сквозь отверстия зрачков - Мимо проплывают люди-тени. Тонкое сплетение пустот... Так из ничего судьба растет, Как из почвы - щупальца растений. 1992.04.27

Муза моя пошла по рукам, По борделям и по кабакам. Она устала меня вдохновлять И её теперь не узнать. Eё покупают теперь за пятак, За рюмку водки, за «так». Любой из самых последних жлобов Покупает ее любовь. Но она так прекрасна, она так нежна, И она мне, как прежде, нужна. Ведь её я по прежнему очень люблю, Хоть себя я этим гублю. Мне бы плюнуть ей вслед и сказать себе «нет», Но плетусь я за ней, словно шкет. Даже если она не глядит на меня - Без нее не прожить мне и дня... 1991

Двойное утро, мутное, как сон, еще дрожащий в оболочке глаза. Прохлады серый пар из-за гардин вползает в комнату с балкона. Тишина изрезана ножом секундной стрелки, а в этой тишине, как эшафот, кровать белеет инеем постели, и влажное тепло лежащих тел так быстро тает в утренней прохладе... 1991.03.26