Весна. Подол. Вороньи кучки Клюют оттаявший субстрат. К Лолите ветреной на случку Спешит народный депутат. Назло промышленности вялой, Дымит труба над БПК. На Бессарабке бомж усталый Считает мелочь у ларька. Майдан вздыхает, не дождется – Когда фонтан уже забьет, А Глобус отражает солнце (иль, может быть, наоборот). Владимир крестит неустанно Дома на левой стороне, А, в это время, из кармана Ушло у янки портмоне. Толпа взирает полусмело На одинокого мента, А тот талдычит неумело: "Кам ту… участок!.. гоу… туда!.." Весна идет! Весне дорогу! Хэллоу! - как сказал бы мент. И я пьянею понемногу Под смеха аккомпанемент, И я дурею постепенно, Топча Крещатика содом, И сердце тикает настенно, И бьет напольно: "тили-бом"!.

Тогда, в Карабулаке, Душа орала ямбами, Нутро просило крепкой, Летели прочь штаны, И знали все собаки, Кто голый, между дамбами, Ныряет в метр с кепкой Озерной глубины. Я нес свои червонцы В каморки к сонным горничным, А после до матраца Себя едва-едва, А утром пело Солнце, Да на своем, на солнечном, Но я – готов поклясться – Вникал во все слова. Тогда, в Карабулаке, Глаза просили радуги, Без права на задержку, Без лени и без "но" – В гостиничной клоаке Прижился запах патоки, И, с хлоркой вперемешку, Выталкивал в окно. Я плакал по бумаге – Порывисто, размашисто, И в пасмурной столовке Рвал песнями кадык. Тогда, в Карабулаке, Ушел, сгорел я начисто, Забыв трусы, кроссовки И солнечный язык.

Зеленое море, былинная Волга, Устало глотает крючки. Июльские "сорок", как видно, надолго. Сопрели у волн мужички, И пьют свое пиво из горлышек узких, Швыряя окурки в века, Татары, казахи и парочка русских, Обживших ее берега. Огромный Саратов, алмаз без огранки, Пестрит с Соколовой горы, И в Парке Победы расплавились танки, Ровесники славной поры. Пройду по Радищева прямо-направо И вновь на Валовой споткнусь, И так до утра, выдыхая отраву В ночную, татарскую Русь. Кончается "Туборг". Рождаются фразы. Светает. В карманах норд-вест. И хочется, можется много и сразу Сожрать за короткий присест. И бурой, немытой картошкой в мундире Качусь рассказать о душе Хозяйке-казашке, на съемной квартире, В забытом восьмом этаже.

Порою, так и чешется, Порою, так и колется Уйти со справкой беженца От печки за околицу. Ни милости, ни жалости, Ни кротости, ни щедрости – Лишь чахну от усталости, В тепле вселенской мерзости: Ходячие предвестия Девятого Везувия, Руины благочестия, С гримасами безумия, Слоняются, потомками Батыров Средней Азии, И плачут над котомками, И просят эвтаназии.

У сонного Центра по плану сиеста. Иду босиком (горячо!). Ни норда, ни зюйда, ни оста, ни веста, И лужа – тарелка с харчо. Таксисты-армяне присели за нарды, Швыряя кубизмы в ажур, Блюстители курят и плавят кокарды, В преддверье вечерних халтур. Театра модерны, и тумбы ампиры, А там уже лет пятьдесят Висят объявленья о съеме квартиры И сказке про трех поросят. И мне бы дошлепать, босому, до дома, Без окриков: "эй, гражданин!", По сонному Центру, принявшему брома За день до своих именин.

Вы разгоняли дым в балконной келье, Где можно заблудиться как в лесу, Где удивленной воблы ожерелье, И простыни, забытые в тазу? Вы знали, какова она, причастность К двум твердям, Двум началам и концам, Где ты один - Нелепость, несуразность, Ни там, ни здесь, А между, Сам на сам? И ни взлететь, ни рухнуть. Только ветры Ерошат атавизмы, бьют в глаза, И окна - миллионы в километры, И память - генетическое "за", И тело - генетическое "против", С саднящею фантомами спиной, Когда твой мир до святости юродив В балконной келье, В ночь под выходной.

Забубенный мотив, Забабенное ложе, Забуденновский ус - Вкривь, мимическим "н-да". Заподъездный разлив, Глаз, подбитый в дебоше, Домофоновый блюз - И домой, в никуда. Терном вито гнездо. "Кто ты, что ты?" - вопрос ли, - За ступенью ступень, Добрести, доволочь. Я не помню, что "до", И не верю, что "после" - Я рожден в этот день И умру в эту ночь.

Первый снег. Поднимаю забрало, И сорю в белизну получками. Не знаменье, а просто совпало, Что сегодня мы машем ручками. Не крушенье, а просто развилка, Где коня потерял. Но пешему - Первый снег и вторая бутылка, Остальное, по праву - к лешему. Первый снег. И последнее, "в щечку", Проявленье двуногой слабости. Не волнуйся, я вырву отсрочку Исправленья своей горбатости, Чтоб себя до копейки, до нитки Раздарить по чуть-чуть, но поровну, И с утра, поклонившись калитке - В праву... леву... да ну вас - сторону.

А любил ли ты, брат, По звонку – От восьми до пяти? А хотел ли ты стать Перелетным, хотя бы на месяц? А нудил ли у врат, Бесконечным глаголом: "пусти!", Чтоб, упав на кровать, Завести перегар околесиц? А рубил ли ты, друг, Тушу жизни наутро, сплеча, Чтоб нажать на "прощай", И угнать у души эти кости? Так бери этот плуг – Эту связку в четыре ключа, И ступай в этот рай, И паши. Я расстроен? Да бросьте.

Евродура - оконная рама, Желтый листик - сырое трепло. Подари мне фломастеры, мама, Чтоб раскрасить апрелем стекло. Я созрел до картинок. И, кстати, Стал разборчив булгаковский пес, - Подари мне фамилию, батя - Ту, что прадед в могилу унес. Не бояться бы яркого света, Сохранить бы сухими портки, - Подари мне буденовку, деда, Чтоб мозги под сукно - и в штыки. Окажите, родимые, милость, Научите без винных баклаг Побеждать эту серость и сырость, Евроокна, Бетон, Саркофаг.

Как скучно нескончаемое "да", На кухонное "будешь?", трижды в сутки. Как муторно без света - от стыда - Трясти диван, на полные желудки. Как трудно видеть чудо, не храпя, Без локтя в бок, без утренних разборок. Run, Forrest run! - туда, где нет тебя, Где радость встреч - не клуб "кому за сорок". Иллюзией каких-то перемен - Чередованье блюд и дней недели, Настенный бой, кукующий рефрен, И вой соседской, кашляющей дрели. И этот рай, за кодовым замком, Все больше задыхается от серы. Run, Forrest run! - по миру босиком, За правдой, убегающей от веры.

Говорят, что в Африке Девки ненасытные, Дюже полигамные, В теле и в соку. Я сжигаю трафики На дела постыдные – Собираю данные И коплю деньгу. В этой Африкании Много интересного: Джунглести и пляжности, Пальмы и слоны, Только видел в бане я Гида разлюбезного. Нет яснее ясности – Бабы мне нужны. Я бы взял гармонику По такому случаю, Я надел бы кепочку С алым козырьком, Показал бы слоникам Фигушку пахучую, И пошел бы к девочкам Сразу, прямиком. Девки африканские, От восторга писая, Выстроятся в очередь, Длинную как Нил. Прочь понты мещанские, Мне сойдет и лысая, Я идейно прочен ведь, И морально мил. Будет чем размахивать, В качестве приветствия: "Гутен таг, товарищи – Жду вас в лопухах!" Родила в рубахе мать, Не умру впоследствии, Если жив пока еще, При моих грехах. Пусть родятся маврики, Кондолизы Пушкины. Я забросил удочки С пивом "Оболонь", Я коплю на Африку Как четыре Плюшкина, И томятся в сумочке Кепка да гармонь.

По гранитам сталинизма, По глазам старушек, Излучаю оптимизмы, Фабрикой игрушек. Я иду себе, Адонис, И склоняют кроны Деревянные по пояс Ивушки и клены. ЦУМ завален ширпотребом, И корейской бранью. Я иду себе за хлебом, И пошли вы в баню. Отгрызая бок пломбиру, Поступью матросской, Я иду к тебе по миру С верой и авоськой.

Он любит покрепче, Сердито и дешево, Чтоб выдохнуть: "ххаааааа!.." - и в отруб. Он слишком доверчив В желанье хорошего - Она утверждает, что глуп. Ей много дано, Кроме счастья мясистого, Но в жизни, увы, все не так. Он тянет на дно - Отрешенно, неистово, Нахрапом сивушных писак. Ему бы без драм, Да работку приличную, Без чертовых "век-человек". Она тетурам Подсыпала в "Столичную", Внимая советам коллег. Он жег потроха За нее и за здравие, И плакал, глотая ломти. Как хочется: "ххаааааа..!" - И в такое бесславие, - Нечасто, но сильно. Прости.

Стынут яблоки в гусях, Богоматерь на сносях. Чешут валенки тропу К развеселому попу. Бабы в пляс – пошло винцо. Выйду с трубкой на крыльцо, Шаркну лаптем, подмигну, Закадрю себе одну. На деревне пир горой, Трижды бегал за второй. Попадья несет попа, А меня несет толпа. Я сегодня – слышь, Марусь – Променял тебя на Русь. Голоси-не голоси – Заночую на Руси.

Ты зашла этой ночью, В половину второго. Дверь - своими ключами В щелку - желтый отсвет. Сбросив негу сурочью, Я промямлил: "здорово", - Зашуршали пакеты. Впрочем - тоже ответ. На разжатье пружина - Вся динамика Гука Между нами восстала Про запас, на потом. У подъезда машина, И кормящая сука - Одинокая правда, С перебитым хвостом.