Яков Есепкин ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА Офорт Солиственное золото веков, Публичку в термоядерном просторе Лелея, от готических оков Замковые цари избавят вскоре. Опять присобираются без век Святые мертвецы в топазных залах, Чтоб глиняные куклы картотек Сыграли на мелованных кимвалах. Земли варварской чудный Парфенон Возносится вне города и мира, И терем кафкианский отражен На цинковой доске его эфира. Давай, Вергилий, адницы свое Оставим на короткое мгновенье, Гранатовое может остие Мерцать еще без нас, отдохновенье Даруется носителям огней Басмовых в темном аде, чаровницы Прекрасные ристалище теней, Смотри, внимают, ведемы червницы Свитые наспех бросили, глядят Ревнительно сюда, а наши дивы И ждут лишь, не пиют и не ядят, Их царские осанки горделивы, Ланиты, мелом красным упиясь, Возвышенно горят, они внимают Собранье, над которым, превиясь Легко, струится нега, поднимают Ее наверх воздушные столпы, Туда, туда, к вершине коллонады, А ниже книгочейные толпы

Яков ЕСЕПКИН УТРО АПОСТОЛА ИУДЫ Девяносто третий фрагмент Открывайте шкатулки пустые, Мелы прячьте в седой малахит, Лижут черви титулы витые И путраментный грозен рахит. Ночи мил галилейский меловник, Со налистий ссыпается рис, Вепри снов объедают рифмовник, Жжет лимонную кисть кипарис. Венских риторов юная слава Не к рябому Каифе нежна, Скипетр ал и сребриста булава Ассирийского царствия сна. Фарисеи ли, дети заснули, Терны гасят Коринф и Ефес, Не асийскую вязь промокнули Смертным шелком – фьеолы небес. Плюшем бледным оденутся ложи, Яды Тарса достигнут ушей, И в базиликах выбелят кожи Мертвых жаб и летучих мышей.

ЯКОВ ЕСЕПКИН УТРО АПОСТОЛА ИУДЫ Сорок третий фрагмент Ложесны закрывайте парчою, По серебру тяните канву, Пред успенной астрийской свечою Нити хорные бьют синеву. У Чумы на пиру хорошо ли Торговать васильками, оне Мертвым суе, гробовые столи О царевнах темнеют в огне. Исцветает дельфийский путрамент, Змеи с чернью шипят за столом, Хмель виется на тусклый орнамент, Вспоминают купцы о былом. Были мы пробиенны Звездою, С богородными речи вели, Но за мертвой послали водою Аонид и сердца соцвели. Выжгут литии нощные серы, Свечки розные воры снесут – Царичей и покажут химеры, Никого, никого не спасут.

ЯКОВ ЕСЕПКИН ДЕКАДАНС ДЛЯ N. Тридцать первый фрагмент Сад портальный украсят зелени, Станем лотосы кровью гасить, Желтосвечные наши и тени, Поздно милостынь мертвым просить. Много скорби о пире небесном, Девы белые алчут сурьмы, Во кармине пылают одесном Золочёные багрием тьмы. У Винсента ль просить божевольных Дивных красок, его ли очниц Не склевали вороны со дольных Областей и варварских терниц. Сколь высоко хоровые нети, Нетлеенные рдеют цвета, Хоть забросим в бессмертие сети, Золота наша смерть, золота. Позовут ангелочки, а туне, Пировайте ж, садовый нефрит Мы пили в червоцветном июне, В каждом лотос кровавый горит.

Яков ЕСЕПКИН ДЕКАДАНС ДЛЯ N. Девяносто второй фрагмент Нет алмазов – терновый несите Свой иродский венец, мел царей Кровь и гасит, Софии иль Ците Будет чем озабавить псарей. Бродит в парке Белькампо, австрийский Сон рождает виденья, а мы Их не зрели, огранник тристийский Смерть за нами водил чрез холмы. Лишь в пирах испытуются яды, Дай, Калипсо, пурпурный сим хлеб, Веселые пусть рдятся наяды, Гипс ли рвут со карминовых неб. И сурово ж окончились балы У тоскующей Коры, девиц Змеевласых вернули в подвалы, Одарили червой меловиц. Виждь, горят шелковичные черви И во золоте черви снуют, И кронпринцев нашейные верви Златью морок свечной превиют.

Яков ЕСЕПКИН МУКИ ФРИДЫ Восьмидесятый фрагмент Убежим от юродиц кургузых, Этих траурных Фрид и Милен, Бесноватых, ещё желтоблузых, Бьющих рвотой сиреневый тлен. Изваяние Сольвейг мерцает, Ныне чудное время не цвесть, А тлееть, ангелков порицает Смерть одна, где учителей несть. Обращайся в кровавую пудру, Во парчевниках жабой таись, Венцедержцу иль розовокудру Славы пой, прекричи и трясись. Нас теперь ожидают ротонды, Лишь замолкли музыки, увы, Трясогузки и големы ронды Внять спешат, ими брезгуют львы. Сокрушатся лепные обсиды, Мрамор выбьется в гофрах пустых – Узрит нощь, как беснуются Иды Пред тенями отроков златых.

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста четырнадцатый опус Полон стол или пуст, веселей Нет пиров антикварных, Вергилий, Ад есть мгла, освещайся, келей, Несть и Адам протравленных лилий. Разве ядом еще удивить Фей некудрых, елико очнутся, Будут золото червное вить По венцам, кисеей обернутся. Наши вишни склевали давно, Гипс вишневый чела сокрывает, Хоть лиется златое вино Пусть во мглу, яко вечность бывает.

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста тринадцатый опус Где путрамент златой, Аполлон, Мы ль не вспели чертоги Эдема, Время тлесть, аще точат салон Фреи твой и венок – диодема. Шлейфы Цин в сукровице рябой, Все икают оне и постятся, Се вино или кровь, голубой Цвет пиют и, зевая, вертятся. Кто юродив, еще именит, Мглу незвездных ли вынесет камор, Виждь хотя, как с бескровных ланит Наших глина крошится и мрамор.

ЯКОВ ЕСЕПКИН МУКИ ФРИДЫ Сорок седьмой фрагмент Шелк несите сугатный, червовый, Сокрывайте холодных цариц, В усыпальницах пламень восковый Паче лядвий и млечных кориц. Эти адские кущи впервые Серафимы не могут забыть, Розенкранц ли с удавкой о вые Полагает принцессам не быть. Что резвятся шафранные феи, Хватит челяди мраморных жал, Мрачен бальник исцветшей Психеи, Упасен, кто аромы бежал. Мы ль златую весну ожидали, В сеннаарских гуляли садах, Всем теперь бутоньерки раздали, Витокровные свечки во льдах. Всех нашли и гортензии в косы Перстной смерти с виньетой вожгли, И горят желтоядные осы На патинах садовой бели.

Яков ЕСЕПКИН К АННАБЕЛЬ Шестьдесят шестой фрагмент Сад не вспомнит шагов опоенных, Виноградов горьки остия, Если пить – из амфор червопенных, Восьмисвечья в серебре тая. Мглы сие и хрусталь преложатся, Белый чай нам заварит Колон, Тут ли фавны слепые кружатся И куррару лиет Аполлон. Будем пестовать гроздия гнева, Нетлеенные кисти с хламид Обрывать и тлести, Женевьева, Сумрак жёлтый древней пирамид. Наши ль статуи плачут наивно, Чу, в музеях канцоны звучат, Покрывало небес благодивно, Гипс кровавый юниды влачат. Широки арамейские сени, Ал ещё их оплаканный тлен, И упали бы здесь на колени Во крови – нет у мертвых колен. Видио на youtube от Leda684

Яков ЕСЕПКИН К АННАБЕЛЬ Пятьдесят второй фрагмент Парки белые трюфели чают, Яств столы ныне гробов не ждут, Вновь пурпурные дивы скучают И альковы сохранность блюдут. Все музыки пьяны и блудницы, Из Ефеса получим ли весть, Содомитские мчат колесницы, Томный шелест кому перевесть. Именитства окончились тризной, Прячут ключники в подпол клико, Бязь коринфскую ветхой старизной Покрывают, сколь время легко. Гасим свечки витые, галаты Нощь не могут прейти, золота Смерть для первых, иные Элаты Мрамром неба возвысит фита. Мало будет скучающим дивам Чермных роз и путраментов сех, Выжжем цветы очами и к Фивам Низойдем, чтоб рыдать обо всех.

ЯКОВ ЕСЕПКИН НАЗИДАНИЕ МИДАСУ Двадцать восьмой фрагмент Онемеют Петрополей арки, Хмель барочные стены увьет, И потушим свечные огарки, Ангелов ли им равный убьет. Не успели на бал к Лорелее, Хоть воздышим эгейской армой, Чу, сильфиды летят по аллее За царевнами с шейной тесьмой. Умерли мы, а властвуют музы И веселием свет обуян, Шестигранник садовые узы Женевьевам дарит и туман. Франсуа пунш маковый алкает, Брадобрея сквозные персты Во альковные яства макает, Зрите, веи, сие красоты. Поминай иродиц в предстоящем, Им зацветших не хватит столбов, Сколь портальные сады обрящем С тленом роз на пергаментах лбов.

ЯКОВ ЕСЕПКИН НАЗИДАНИЕ МИДАСУ Пятидесятый фрагмент Смерть беззвездная алых бутонов Щедро жертвует бойным арму, Выжжет пламень шиповие стонов, Лики мы окунем в сурему. Были розы сие нетлеенны, Расточали колонские мглы, Ныне кипени их алопенны, Веи серебро льют на столы. Отдали ароматы земные Мертвым царственным девам сады, Только дарствия прочат иные Одоносцам светил череды. Вновь горят и горят бутоньерки, Брошей цветь выливает нисан, Сняли ангелы падшие мерки, Чернь коврами претмил Хороссан. Ах, всецветность нейдёт нашим славам, Суе розочки присно цвели, Во зерцалах следи, как по главам С тёмным серебром бьются угли.

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста семнадцатый опус Заливай хоть серебро, Пилат, В сей фаянс, аще время испиться, Где равенствует небам Элат, Сами будем звездами слепиться. Вновь античные белит столы Драгоценный вифанский орнамент, А и ныне галаты светлы, Мы темны лишь, как Божий сакрамент. Был наш век мимолетен, шелков Тех не сносят Цилетты и Озы, Пить им горечь во веки веков И поить ей меловые розы.

Яков Есепкин На смерть Цины Триста пятьдесят седьмой опус Злобный Мом, веселись и алкай, Цины любят безумную ядность, Арманьяка шабли и токай Стоят днесь, а свечей неоглядность. На исходе письмо и февраль, Кто рейнвейны любил, откликайтесь, Мгла сребрит совиньон, где мистраль Выбил тушь, но грешите и кайтесь. Цина станет в зеркале витом Вместе с Итою пьяной кривляться, Хоть узрите: во пунше златом Как и будем с мелком преявляться.

Яков Есепкин На смерть Цины Триста пятьдесят четвертый опус Амстердама ль пылает свеча, Двор Баварский под сению крова Млечнозвездного тлеет, парча Ныне, присно и ввеки багрова. Книжный абрис взлелеял «Пассаж», Ах, напротив толпятся юнетки, Цель ничто, но каменам форсаж Мил опять, где златые виньетки. Аониды еще пронесут Наши томы по мглам одеонным, Где совидя, как граций пасут, Фрея золотом плачет червонным.

Яков Есепкин На смерть Цины Триста тридцать восьмой опус Вдоль сугробов меловых гулять И пойдем коробейной гурмою, Станут ангелы чад исцелять – Всяк охвалится нищей сумою. Щедро лей, Брисеида, вино, Что успенных царей сторониться, Шелки белые тушит рядно, Иль с демонами будем цениться. Золотое начинье тисня Голубою сакраментной пудрой, Яд мешая ль, узнаешь меня По венечной главе небокудрой.

Яков Есепкин На смерть Цины Триста первый опус Над коньячною яшмой парят Мускус тонкий, мускатная пена, Златовласые тени горят, Блага милостью к нам Прозерпена. Винных ягод сюда, трюфелей, Новогодия алчут стольницы, Дев румяней еще, всебелей И не ведали мира столицы. Мариинка, Тольони сие Разве духи, шелковные ёры, Их пуанты влекут остие, Где златятся лишь кровью суфлеры.