ЛУННЫЕ ДЕТИ-1. НАСТЯ.   АНОНС: «Миллионы звездолётов инопланетян, летящих захватывать землю - это не очень умная фантастика. Ничего похожего не будет. Вторжение произойдёт незаметно. Оно уже началось. Началось двадцать лет назад, а сейчас наступает его завершающий этап. Боюсь, что главной силой этого вторжения станем мы - суперы...» Двадцать седьмой век. На Земле - главной планете всего человечества - год за годом появляется всё больше и больше вундеркиндов. Их называют суперами. Для них открываются специальные школы - «Штуки». Обучение начинается в десятилетнем возрасте и проходит более чем жёстко, по принципам нечеловеческой педагогики. Выросшие суперы занимают ключевые административные должности в солнечной системе. Главные действующие лица романа, проучившись в «Штуке» всего год, понимают, что им, как и всем суперам, предназначено стать основной силой вторжения инопланетной расы на Землю.   Самое большое счастье, которое может выпасть в жизни, - это счастливое детство. А.

На втором этаже я с некоторым недоумением рассматривала висящие на стенах картины, цветочные горшки, расставленные по подоконникам, всякие скатерти на журнальных столиках, вазочки и салфеточки под ними. Я понюхала большие жёлтые цветы, они оказались искусственными. Здесь было в меру уютно. Говоря В МЕРУ я имею в виду, что точно такой же уют можно обнаружить в любой уважающей себя гостинице, но никак не в жилом помещении, где обитают постоянно. Когда я присмотрелась повнимательнее, то поняла, что порядок был наведён наспех: под тумбочками оказались свежие разводы от мокрых тряпок, кое-где по укромным углам валялись забытые ненужные мелочи вроде расчёсок и блокнотиков. Мне удалось даже отыскать кристалл с какими-то древними фильмами. Его я оставила для себя, полагая, что прошлому владельцу он вряд ли понадобится. Потом я начала осматривать комнаты, которых всего оказалось двадцать, нас - тридцать девять.

- Ладно, если больше желающих нет, всех остальных я рекрутирую на одно только сегодняшнее утро. Барышни могут уходить. Девочки захихикали, я - тоже. Меня ещё никогда не называли барышней. - И что вы с ними будете делать? - Осведомилась практичная Полина. - Я имею в виду, с теми пацанами, которых вы поймаете? - Дурное дело нехитрое, - сказал Никита. - По башке - и в кусты, всего делов то.  Пусть лежит, соображает, стоит ли с нами дальше связываться. - Их нужно допросить. - Чего? - Изумился Никита. - И что у них спрашивать? Как они докатились до такой жизни? - Я найду, что спрашивать. Нужно только найти безопасное место, чтобы их свои не отыскали. - Есть такое место. Тут совсем недалеко заброшенный домик стоит, прямо в лесу, туда и потащим. - Ты уверен, что он заброшен? - Там плесени - по колено!

- Ты вообще-вообще ничего не знаешь? - Почему же – вообще ничего… мне, например, точно известно, что Красную Шапочку, когда о ней разговариваешь, по имени называть ни в коем случае нельзя. Тогда Программа тут же включает все прослушки и начинает передавать запись всего разговора ей самой. Так она всегда узнаёт, что именно о ней говорят. - Как же вы тогда общаетесь? - Элементарно! Мы вместо её имени называем какие-нибудь числа, каждый раз – разные. Например, кто-нибудь говорит, «Сегодня пятнадцатая полсотни очков с одного пятикурсника сняла». А ему отвечают: «Тридцать шестая совсем обнаглела. Вот ведь не найдётся никого, кто выяснил, кто она такая в реале, чтобы настучать ей по морде». А третий говорит: «Вы, ребята, про свою семьдесят восьмую поаккуратнее болтайте, как бы чего не было. Много было таких крутых» - А почему каждый раз числа разные? – Полюбопытствовала я. – Не проще её каким-нибудь одним числом называть или прозвищем каким-нибудь? - Не проще.

Интересно, что бы на моём месте сделала сейчас Полина? Наверное, уселась бы на главное кресло и толкнула какую-нибудь речь. Кресло возвышалось в самом центре корпуса и очень напоминало таковое же в нашей с Полиной комнате. Я уселась в него. Ребята с интересом воззрились на меня. Я немного посидела и слезла вниз. Очень глупо что-либо говорить, если велика вероятность, что я сейчас в гордом одиночестве, а все люди вокруг - порождения программы. Не говоря ни слова, я отыскала переход в библиотеку, обхватила руками шарик, холодный и тяжелый, словно сделанный из ядреной пластмассы - и тихо по-английски исчезла. Ну и ладно, что невежливо. Это Полина чувствует себя среди подопечных как рыба в воде, а мне: чем меньше вокруг людей, тем лучше. Тем более, таких вот - агрессивно настроенных. Я даже забыла, что попросила Марека быть рядом, да это уже и не имеет значения. После того, как он в последний раз пообщался со мной, у меня исчезла всякая охота видеть рядом его лицо.

САМЫЕ ПРАВИЛЬНЫЕ ЧАСЫ. Мне восемьдесят шесть лет. Я уже почти умер. Я готовился умереть много раз: и в пятьдесят, и в шестьдесят, и в семьдесят. Всерьёз полагал, что дожить до восьмидесяти у меня не получится, и очень удивился, отметив собственный юбилей. А в восемьдесят пять я был почти трупом. Нет, я жил, шевелился, дышал, и из всего букета старческих болезней у меня были только слабые лёгкие (сказалось курение, которым я баловался лет тридцать подряд), тем не менее, с этим миром меня уже ничего не связывало. А это – почти смерть. Умирать не страшно. И это не пустые слова. На самом деле, чего тут бояться? Бояться должны молодые, перед которыми открыты все двери, которые всерьёз полагают, что на этом свете есть что-то новое. Я давным-давно понял, что на самом деле всё одинаково.