В распахнутом окне луна сквозь тьму летела, Орали соловьи, в саду сирень цвела, Но мы ж с тобой друзья. Нам дела нет до тела – Нам дай поговорить про важные дела. Абсент тревожил кровь волнением особым, В саду цвела сирень, орали соловьи, Но мы, назло врагам, ночь напролет способны Друг другу не сказать ни слова о любви! И что с того, что ночь прекрасна без изъяна, Включая соловьев и прочую сирень? Все ж баба с мужиком способны быть друзьями, А гендерный вопрос – бессмысленная хрень! Пока под сенью звезд цинично и натужно Орали соловьи и что-то там цвело, Мы поднимали тост за истинную дружбу, И наполняли вновь зеленое стекло. …Что началось потом, я помню, но не очень – Разнузданный вертеп в горячечном бреду. Так дружба умерла красивой майской ночью – Орали соловьи, цвела сирень в саду.

Женское счастье – суровый вопрос. Нервных прошу удалиться. Этот – ботаник, а этот – матрос. Где же приличные лица? Первый был, помню, пригожий такой, С видом вполне невинным. А оказался с тяжелой рукой И перегаром винным… Душка второй – эрудит и эстет, Правда, альфонс и бездельник. Третий вообще оказался поэт – Вечно сидел без денег. Номер четыре – болтун и болван, Мастер трындеть не по делу. Пятый – скотина, самец, павиан! Видел во мне лишь тело. Лучше других показался шестой – Все-таки был бизнесменом. А на поверку опять же отстой: Каждый уикенд – измена! Были красавцы, а стали говно – Бабья судьба зловеща. Нынче они разбежались давно В поисках новых женщин… Так и живу – от невзгоды к беде… Стало быть, есть причина Горько воскликнуть: «Ну, где же ты, где, Славный седьмой мужчина?!» Где же ты бродишь, последний герой Жизни моей треклятой – Внешне как первый, в душе как второй, А в остальном как пятый?