Ах, где ты там витаешь, милый друг? Когда же я тебя увижу снова? Искать земного было недосуг, да и не нужно было нам земного, не нужно хлеба и не нужен дом, не нужно платья, рук, не нужно тела, и все же у последнего предела жизнь строго настояла на своем, жизнь снова замелькала стороной, куда она влечет меня - не знаю, искать ключи от чувственного рая, мечтать в чужих объятьях о другой? и позабыв в экстазе обо всем, блуждать в полночном сумраке Эреба и верить, будто это мы вдвоем летим обнявшись в голубое небо…

Восстав из бездны позабытых лет и выступив на свет из рамы темной, мне строго улыбается портрет, в смущенье он взирает благосклонно, убора романтический мотив и гордый взгляд, смотрящий исподлобья, прекрасных губ застенчивый извив переполняет трепетной любовью, немного лиц подобных на земле кисть мастеров потомкам сохранила, овал лица и гемма на челе, - таинственно-пленительная сила, - от этих глаз мне взгляд не оторвать; из глубины раскрывшихся столетий мне облик Вечной Женственности светит - жена, сестра, любовница и мать, сокрыты в Ней богиня и химера, ночная нега, откровенье дня, вот так бы посмотрела на меня, проснувшись, тицианова Венера.

Тихий дом в заброшенном селенье, ясность утра, матовость зари, ничего теперь не говори, улови застывшее мгновенье, улови волшебные часы, отряхни слезинки на ресницах, целый мир внезапно отразится в серебристых шариках росы… Слышны всплески легкого весла, над водой туманные виденья, улови застывшее мгновенье, осознай, что молодость прошла… Вихрь желаний стихнет над тобой, злую обособленность разруша, и в твою мятущуюся душу изольются радость и покой.

Дурачество окончилось всерьез, нас сила нежная давно влекла друг к другу, теперь уже не разойтись без слез, не успокоить внутреннюю вьюгу. В свой зимний сад одна уходишь ты, печально бродишь по пустым аллеям, спокойный мир старинной красоты любую душу сделает светлее, как в зимний рай идешь ты в этот сад, задумчива, безгласна и безгневна, среди церквей и каменных оград ты бродишь как опальная царевна… В свой зимний сад уходишь ты одна, и в теплый дом приносишь свежий холод, задумчиво садишься у окна и смотришь на покрытый снегом город…

Овал лица - то самое яйцо, что, одержав желанную победу, отвергнув полководцев и бойцов от Зевса-Лебедя снесла однажды Леда; завесой томных поз и пышных фраз, натянутым и скользким светском глянцем не скрыть застенчивость, сквозящую из глаз и кротость щек, подернутых румянцем. Когда в устах звучит благая весть, я забываю обо всем на свете, и если истина на этом свете есть - из синих глаз твоих Она мне светит.

Любовь - мятежная игра, долина слез и наслаждений, неугомонная пора, когда парит крылатый гений и сводит ждущие сердца на поле радостных сражений, не открывает он лица, и взмахи крыл его беззвучней, он, как в предчувствии конца непредсказуем, словно случай, он прилетает невзначай и может упорхнуть нежданно, его посланничество странно, но ад он превращает в рай. Когда разлука не печалит, не в тягость плен банальных дел, когда тоска сердца не жалит - он, несомненно, улетел; спугнул его во чисто поле морозный блеск холодных глаз, уже не потревожит Вас его искрящаяся воля, он не вернется из-за туч, не осенит волшебным светом, он гаснет, как последний луч вечерним, теплым бабьим летом…

Проносятся тени ночные и тают в тумане густом и синяя птица - Россия летит за зеркальным окном, мы снова как странники едем, нарушив привычный покой, моя синеглазая леди, всю ночь ты пробудешь со мной, нас снова счастливая карта свела в этот тесный приют, к волнам седовласого Балта железные кони несут, чем кончится ночь, мы не знаем, что вспомнится нам поутру? мы снова, вдвоем, начинаем опасную нашу игру, жест ласки мгновенно растает в потоке нечаянных слез, и я осторожно вздыхаю как чудище с острова грез, на Чёрной - отмеченной - Речке чем кончится нынче дуэль? как мало подходит для встречи казенная эта постель, блуждают огни кочевые, и, рея в тумане ночном, дремучая птица - Россия летит за зеркальным окном, за нашим венчальным окном хрустальная птица - Россия.

Я сам себя ловлю на честном слове, я - мошка в прибалтийском янтаре; омегой меланхоликов - две брови и скандинавский профиль на скале, отточенные, долгие ресницы на скачках - только первые призы, стальная воля каменной орлицы и трепетность надломленной лозы, ночная, скандинавская фиалка, твой тонкий яд застыл на языке, то терпкая, упругая весталка, то куртизанка в сером клобуке, сжимает руль в слабеющей руке, не радуют ни города, ни лица, леча тоску пришельцами из шприца, летишь ты по ухабам налегке, сжимая руль в слабеющей руке… И вот опять - очередной вираж, мы целый век живем в чужой квартире, в твоем холодном, заземленном мире я самый виртуальный персонаж, старинный дом, захламленный этаж, разрыв мостов становится все шире, и мы опять теряемся в толпе, она подобна пресному прибою, александрийский вестник на столпе приветствует воздушною рукою, но не меня: я здесь не званный гость, «Спас на крови» в тяжелом русском стиле, фасады, потемневшие как кость полвека отлежавшая в могил

Я бреду по пустым тротуарам переулками дряхлой Москвы, то горбаты они, то кривы, их фасады затейливо стары, в шапках снега машины стоят, тонут арки в февральских сугробах, во дворах - вековечных утробах обыватели древние спят, век за веком, омыты снегами, вы - свидетели давних времен, темный камень истерт каблуками пешеходов всех вер и племен, я скольжу заторможенным взглядом по карнизам, где стынет капель, почему тебя нет со мной рядом, и еще далеко не апрель? Я не чувствую дряхлости тела, как когда-то, полвека назад, вот у дома душа отлетела, и остался старинный фасад, он таинственно смотрит с карнизов, долгих окон, уступов и крыш и как будто доносится снизу: «Ты в сравнении с нами - малыш, ты еще даже века не прожил, что ты знаешь о наших веках? Жизнь твоя промелькнет в пустяках, ты останешься вечным прохожим, ты растаешь, исчезнешь как дым, только мы, отголоски Натуры, дети матери-Архитектуры облик города вечно храним.»

Отзвенело по ветру как эхо, в черной трубке короткий отбой, Боже мой! мне уже не до смеха, для чего я играю с тобой? этот слабый, надломленный голос в пустоту из-под влажных волос, словно что-то разбилось, смололось, словно сбыться ему не пришлось, стойте! время залечит, поправит, все вернется на круги своя, все спокойно на место расставит беспосадочный рейс бытия, где в пространствах ползут скарабеи, стынет явь, уплотняясь из снов, только голос слабее, слабее, он закутался в сеть проводов, потерялся в бескрайних просторах, где снегами устелена даль, звякнет в трубке холодная сталь, обрывается нить разговора, Боже мой! мне уже не до смеха, для чего я играю с тобой? голос тает в пространствах как эхо, в черной трубке короткий отбой…

Стоя у клена тысячу лет нощно и денно ждет Вас поэт, в черном овале в белой дали Вы возникали из-под земли, синие блестки, каменный стук, изморось в лоске холеных рук, белые длани ветел и лип, а под ногами песенный скрип, легкость походки - выстрелы влет, Вы у решетки белых ворот, белые храмы, медленный шаг, щеки у дамы алы как мак, стынет в безлюдье княжеский дуб, вот на распутье северный сруб, стоя вплотную трогаем мы финифть резную русской зимы, лошади бойки, хохот и звон, возят на тройках званных персон, вверх по ступеням взводят леса, храм Вознесенья врос в небеса, в каменном танце, в жестких чертах - доминиканский строгий устав, синие тени, древний фасад, Ваши колени не задрожат, став на портале, смотрите Вы в дымные дали дряхлой Москвы, ловите взглядом чью-то звезду, снова я рядом, снова я жду.

Пора, мой друг, осенняя пора, в кристаллах льда желтеющие стебли, на землю сходит царство серебра, а царство золота - уходит в землю. До новых дней, до взломанного льда уходит свет подземною тропою, стара как мир, но вечно молода Богиня ночи всходит над землею. Она царит, Богиня холодов, Владычица серебряной державы, И застывают венчики цветов, И на ветру звенят сухие травы, Всплывает ястреб в синеву небес И бьет птенца у моего порога, А по ночам насторожится лес И воет волк у брошенного стога. До Покрова в постылых деревнях Расплещется горячая сивуха, Угрюмый пестун бродит в валунах И в омута уходит ведьма-щука, Дрожащий свет ложится на кусты, На валуны и скошенные скаты, Ночные тени строги и просты, Величьем смерти медленно объяты. Она плывет в разрывах облаков По океану сумрачной державы, И застывают венчики цветов, И на ветру звенят сухие травы. Пора, мой друг. Осенняя пора, В кристаллах льда желтеющие стебли, На землю сходит царство серебра, А царство золота - уходит в землю.

Усталость валит в мятую постель, как сноп подрезан, я лежу недвижно, передо мной лесная карусель, то зверобой, то пятна желтой пижмы, пурпур кипрея, звезды васильков, мелькают перед помраченным взором, то стайки светло-синих мотыльков, то мхи, то земляничные узоры, то блики солнца в шелесте берез, то медленная рябь на водной глади, там голубые крылышки стрекоз и шествия лягушек на параде, их головы из-под воды торчат, вдыхая как вино весенний воздух, о чем они восторженно кричат, зачем застыли в судорожных позах? что шепчет им нагретая вода, какую нам наквакают погоду? Под теплой сенью Матери-природы в воде зажжется первая звезда, засеребрится месяц в облаках, и, забывая обо всем на свете, запутавшись в февральских, легких снах, я грежу о весне и ясном лете… Лишь иногда в мой сон приходишь ты с распущенными в гриву волосами, и созерцая землю с высоты, мы вместе пролетаем над лесами…

Озеро (посв. моему другу П.Иванову) За лодкой вьются легкие следы, незримо в утро переходит вечер, как будто очаровано навечно не шелохнется зеркало воды, огромный шар, и только мы внутри, вода и небо сходятся краями, мир в сферу замыкается под нами из семицветий северной зари, лазурь и пурпур, зелень с желтизной, оранжевое с алым - ярким кругом цвета ликуют, расходясь друг с другом, играя, словно радуги весной, цвета бурлят, не видно берегов, хрустальный купол вверх и вниз простерся, едва-едва ушло за горизонт немеркнущее северное Солнце, и мы парим по-птичьи над водой и замираем в старой, утлой лодке, восхищены нетленной красотой, восторжены, возвышены и кротки... 26.06.2009