Выбраться ещё в потёмках при луне в поле, встретить там первый рассвет, радуясь подымающемуся солнышку, и набрать на спеющих колхозных угодьях полные карманы мозгового горошку. Вернуться бегом скорее домой. Отложить все намеченные дела на потом, ввалиться с богатою добычею к себе на кухню, и сварить там кастрюлю наваристого, с молодой, свежей морковкой, горохового супчика! Всё-таки умею я радоваться жизни!

Легко сказать, под впечатлением; Вот сорву сейчас лимон и весь съем. Со всеми его многочисленными косточками. И черешка даже не пожалею! Красиво они, аппетитно свисают на зелёных ветках. Вес благородный в них, в каждом чувствуется. Да и непривычно как-то; Лимоны на ветках. Сами по себе, и без охраны! Сказать-то можно. А как сорвёшь, отдерёшь его от дружных братьев, вздохнёшь кислотою всего взъерошенного куста, подержишь его пузатого в своей руке, этакий экзотический плод; Огромный, иссиня ядовито жёлтый, пульсирующий флуоресцентным сиянием из тропической тьмы, и страшно уже, подумать только, что пробовать ещё такой придётся! Есть в них, в этих лимонах, определённо уж чересчур что-то дьявольское!

Уверенно и твёрдо утверждаю, что это, скорее всего, так и есть! И тени сомнения в этом не имею. Я так думаю. Ну, или, как-то чуть по-другому. Хотя, всякое здесь может быть. Кто его знает? Сразу ведь тут не разберёшь. Одним словом, подумать бы надо! Но, думаю; А что здесь думать-то ещё?! Уверен и всё! И долго думать тут нечего! Я, за!

Сторож стоял и смотрел на свою стену, которую охранял. И чем больше он каждую смену разглядывал эту стену, тем больше она с каждым разом становилась ему любопытна. В ней всякий раз для него обнаруживались всё новые детали. Удивительное дело, иметь на что-то свободное время. Мир становится от этого, просто неисчерпаем. А сторож стоял и смотрел на всю вверенную ему необъятную стену; жадными, стеклянными, немигающими глазами, вновь поражённого увиденным первопроходца. Поразительно однообразной стороной она ему сейчас открывалась.

Калым, дело, в общем-то, неплохое; Приятный прибавок к основному содержанию. Его вроде и не так жалко, и в дело с охотцею идёт. Другое дело; К нему быстро привыкаешь. Ну, а как привыкнешь; Калым и есть естественная часть самого же содержания. Его существенная, не оговариваемая часть. На него уже надеешься, по нему планы строишь. Именно калым, и есть то живое, что отодвигает тебя от ежедневного бездействия. Держит тебя в тонусе, и наделяет смыслом. А что без калыма наша жизнь? Одно содержание!

Иногда вот кажется, мол легко; Взять, пойти и выступить с каким-нибудь оркестром. Под овации с аплодисментами исполнить в Grosser Musikverein что-либо. Просолировать в нём весь праздничный вечер! Но с другой стороны: А где я возьму ноты?! Кто мне их даст просто так? Потом; Этот Венский филармонический оркестр – я их и не знаю там никого! Меня же ведь им никто не представил. Они объявить даже не сумеют! Не знаю! Смогу ли я сыграть у них на рояле? Я ведь на нём ещё пока и не пробовал.

Что-то собаки сегодня не на шутку разошлись между собою. Спорят разгорячено, какой день уже. К непогоде однозначно, наверное. Лают, ругаются, но не кусаются. Всякое конечно бывает; Чуть что на личности даже дружно при возможности переходят, но вот рукоприкладства при этом, как я заметил, ни при каких обстоятельствах никогда не допускают. Каждая сторона имеет здесь свою точку зрения. И на этом твёрдо на своих позициях всегда стоят. По бархану, между тем, мерно пешком передвигается многочисленный караван, молча перешагивая через любые песчаные препятствия. А у арыка, что на пути каравана, сидит Васька, никого не слушает и ест дыню. Головы даже в сторону не повернёт. Вокруг война, караваны движутся.

Нет ничего слаще проклюнувшейся морковки! Молодой, востроносой, любопытной. Только что охапкой вырванной с грядки! Нету соперницы у огородной моркови – до самых первых, поспелых яблок!

Чиновники подсчитали; Что наших женщин хлебом не корми, дай только им всем принародно нагишом раздеться! Инстинкт у них, особенно летом, еле конституционным порицанием перекрывается. Поэтому когда их на расстрел публично голыми ведут, они с удовольствием это делают!

Иногда вот так хочется; Взять всё и выбросить, куда-нибудь к чёртовой матери! Закрыть на всё глаза, чтобы уже ничего не видеть, и уйти самому куда-нибудь подальше в тёмный лес! На Ку-ды-ки-ну гору! Нет, я не жалуюсь! Мне грех пока на что-то ещё жаловаться! Но вот точно уже; Возьму как-нибудь всё с собой и уйду в горы! На самую высокую гору от всех вас спрячусь. На отвесную скалу вскарабкаюсь. Видеть уже здесь ничего не могу. И оставаться, более не смею! Уйду в лес. На гору поднимусь. Выберу для этого самый высокий Пик. Так чтобы далеко внизу было всё видно. Чтобы всех вас как на ладони вот этой хорошо было видно! И вот тогда уж; И говорите все. Все сразу, одновременно можете. А я хорошенько послушаю вас!

(страница из Дневника) Пусть будет жарко. Пусть дождик будет. А я на велике; Прямо под проливным дождём. Нет ничего более захватывающего, как промчаться сквозь тёплые струи слепого дождя, разбрасывая из-под колёс вокруг фонтаны брызг над жарким, парящим асфальтом. Нет, я не на кого ни жалуюсь – Мне не на что пока обижаться. Езжу всегда вдоль поребрика. Зря нигде ни лихачу. На дыбы, на заднее колесо, посреди оживлённой трассы никогда не встаю.

(страница из Дневника) Сегодня 4 июля Лета. Жарко очень. Живу один. С тех пор как основная часть семьи, 19 июня этого же Лета, села в самолёт. И улетела. Обещали во второй половине августа вернуться назад. Нет, я не жалуюсь. Жить можно совершенно в любых условиях. Во всём есть свои определённые неоценимые преимущества. Жизнь у одного летит просто незаметно. Сам темп увеличивается. Что и не удивительно; только сегодня утром неожиданно заметил – чай в заварнике, оказывается, стал уже совсем белым. Промылся видать окончательно. Но это ведь вполне естественно; Сколько его кипятком продолжать обрабатывать. Надо бы не забыть, как-нибудь, заменить в нём существующую начинку. Хотя, и осталось-то, чуть-чуть ещё подождать.

Пусть всем и известные, но вновь открытые для себя, наблюдения эти так же по-прежнему всегда интересны. Если всё внимание сосредоточить исключительно на сборе ягод, грибов уже точно ты не заметишь. Птиц уже не услышишь. Пением цикад не налюбуешься.

Вот есть же; Простые, не сложные, доверительные семейные отношения. Бескорыстные, добрые, и с запахом молочка на затылке! А есть ещё; Банки, Страховые компании, приставы, Коллекторские агентства и адвокаты!

В целях совершенствования развития малого и среднего бизнеса; взять самолично и освоить всю необъятную энергию сильного ядерного взаимодействия! Не ждать никого. Посадить своего кассира, и пусть потихонечку торгует!

А ну-ка песню нам пропой весёлый ветер, весёлый ветер, весёлый ветер. Моря и горы, и леса, и всё на свете…. Слышишь ветер; А давай-ка спой нам песнь весёлую, радостную и жизнеутверждающую, чтобы на душе стало сразу легче. А мы тебе все вместе дружно подпоём. Спой от радости нам, весёлый ветер. И запел тогда ветер; зашевелился, зашелестел листвою говорливой берёзы. Обежал её со всех сторон, вскружил и обдал мелким речитативом в звонкой отрывистой прозе. Затем бросился к могучему дубу, обнял его порывистым натиском и на весь лес складные сонеты завёл.

Конь был маленький, щупленький, но расторопный. Коммуникабельный был конь. Носил везде с собой ноутбук, смартфон, портативный GPS-навигатор, и ещё «ридер» пошелестеть. А потому ходил конь всегда в пальто с накладными карманами.

Сколько Халву не корми, не увещевай, не в коня корм; Всё равно в лес убежит и слаще от этого никому не будет. Характер дурной, но ведь и он на небесах куётся. Говори ему, не говори, всё одно – уйдёт, и свищи потом его в бескрайнем поле; Объясняй, почём фунт нынче. Лихо не покажется. Так вот и про Халву; не надо слишком переусердствовать, с Небом состязаться. Раз уж природа создала, как говорится, всяк на земле и пригодится. Каждому овощу своя припарка нужна. Или у всякой пташки свои эксклюзивные замашки. И не надо вот здесь настойчиво поперёк гнуть свою линию. А сладкого и так, без него хватает.

Утро за окном. Рано ещё. Солнце поднимается, но пока с длинными, прохладными тенями. Время где-то к пяти. Проснулся от свежести и лежу просто так, рассматриваю кувшин с мелкими лиловыми колокольчиками. Цвет уж у колокольчиков больно сорный; грязный, фиолетовый. Самый безпородистый. Не небесно-голубые, как казалось бы, а смешанные, запачканные краснотой. Сами же цветки не крупные, не навязчивые. Но, с полутонами, резко очерченные. С формой. И от этого простота цвета где-то возможно простительна. А особенно в большом количестве и в букете, на фоне нежной ботвы – восхитительны. Прелести колокольчикам придают, небрежная россыпь лютика едкого. Тоже, та ещё придорожная сыпь. Вместе они просто очаровывают. Утро. Лето.

Есть, конечно, ещё и бриллиантовая мечта: Из чистейшего, насквозь прозрачного, гранёного бриллианта, с крупной алмазной, природной крошкой. С изумрудной посыпкой по всей поверхности и толстым сапфировым напылением. И мечта эта совсем очень простая; Чтобы рука у меня одна, созидательною десницею была. Направо ею поведу – леса подымались. Сады расцветали и рощи из спелого фундука зеленели. Налево указующе направлю – горы под облака заснеженные дыбились. И реки как слеза, с плодовитой форелью с их вершин истекали. А подле, чтобы многочисленные подхалимы вокруг суетились; Льстецы, угодники и преданные подлизы. Руку правящую услужливо на своих склоненных спинах поддерживали. Другая же рука – была карающая! Испепеляющая, всевидящая и всех настигающая.