Льётся над полем печали песня ясеня слова - знамение ночи извечной, что уготована павшим в предательской сече кровавой. На братьев поднявшие руку, презревшие Одина ярость - позор вам и вечные муки. Льётся над полем печали песня другая: не будет героям ни в чём недостатка в светлых чертогах Валгаллы. Пиво там льётся рекою, пища сытна и обильна, Валькирий воинственных речи доблестный слух ублажают. Каждый возьмёт по заслугам, каждому будет награда: забвение вечное - трусам; вечная слава - героям. Об этом слагают напевы в словах искушённые скальды, и песен их дождь величаво льётся над полем печали.

Мой Лорд! Мой странный и безмолвный гений! Я не хочу просить себе судьбу вождя заблудших поколений. Мне нет нужды до золотых монет и бриллиантов - не для того извлёк на свет я твоё имя из древнейших фолиантов. Но ты не думай, нет, я не смолчу, не затаю заветное желанье в глубине души, пленённый дьявольским очарованьем. О, ведай, есть на свете дар, Мой Чёрный Лорд - о нём мечаю всё сильнее год от года. Под властью моих чар ты не откажешь мне и дашь, что я прошу: свободу!

Всецело окружённый тишиной, забывший без возврата своё имя, я вижу, как проходит стороной жизнь, до конца прожитая другими. Я закричать бы мог, но я молчу: подумаешь, нелепая потеря, награда слабым! Мне же по плечу любая цель - уж в этом я уверен! О, небо! Знаешь, долго я терпел! Пока впустую тратили другие отпущенное время, мой удел - ждать, презирая радости мирские. Я смог проникнуть в суть великих сил и подчинить их безраздельно своей воле. Я всемогущ... Да только вот забыл, на кой чёрт мне могущество такое!

Последний отблеск солнечного света угас навек, гонимый темнотой. Все тайны, все великие секреты в один лишь миг открылись предо мной. Раздавленный внезапным озареньем у стен, покрытых плесенью веков, я разум свой отдал во власть виденьям, лишил его привычных берегов. В какую-то ничтожную секунду я превратился в центр бытия. Я стал ничем, являющимся всюду. Вселенная? И это - тоже я! Мой дух покинул тесную обитель, взлетел чуть выше высочайших скал и с высоты нечаянно увидел, как под стеною труп мой остывал.

Иду один. Вдыхаю влагу моросящего дождя. И превращаюсь в дождь. Фонарь сквозь паутину веток взирает мутным глазом свысока. Пусты аллеи парка. На скамейках уж нет следа волнующих свиданий. Мой октябрь! Всели в меня последнюю надежду! Не может быть, чтоб навсегда ушло из серца прекрасное до боли. Не может быть... Не может ли?.. Дождь с каждою секундою сильнее. Холодный, освежающий поток - подарок неба. Око фонаря размыто. Срывает ураганный ветер последнюю листву с ветвей, в промозглом сумраке в движенье превращая и небеса и то, что ниже них. Как точка полной деформации пространства и времени, как совокупность осознания - объект аннигиляции, - я здесь. Смотрите: я иду один. Я - дождь.

Сомнения последние отринув, закрыв очками мутные глаза, я делаю шаги по тротуару. О, я счастливчик - нечего сказать! Хвалу воздам чему-то в поднебесье. Проснулся. Жив. И даже вот: иду! Я лучшего не выдумал бы точно ни в трезвом виде, ни в хмельном бреду. А вы - те, кто уверен беспричинно в неотвратимости очередного дня; те, кто не радуется новому рассвету, - поймёте ль вы когда-нибудь меня?

Открыв глаза пошире, расставив руки, растопырив пальцы, я, как и тысячи других, украдкой пробираюсь в темноте, манимый ласковым теплом и светом божества на троне. Взгляни на нас! Почувствуй: все, кто здесь в надежде свой урвать кусок ползут - вот это сборище людских пороков во плоти, - мы не оставим ни на миг тебя в покое! Всё напрасно: глухо божество. Что же, я предупреждал! Теперь любые обвиненья и укоры я встречу льдом молчания. Да, я предупреждал: не так уж безобидны мошенники, бездельники, альфонсы, себе избравшие подобную стезю. Эй, идол! Слышишь ли ты этот печальный шорох? То башмаки, протёртые до дыр, несут своих неутомимых обладателей к подножью трона твоего. И мы дойдём - о, можешь мне поверить! - и каждый оторвёт от тела твоего, чтоб приобщиться наконец к дарам, что по сей день скрывал ты. Мы дойдём. нет никаких сомнений - тьмы не убоимся. Слушай. Жди. Молчи.

В конце концов молчание утратит смысл, и взорвётся небо криком умирающего завтра. В конце. Не так уж важно, где критическая точка, в которой потеряет всякую надежду мой одинокий Бог. Не так. Но даже если будет некуда деваться от шума, разрывающего мозг - я и тогда, пожалуй, не успею переписать хоть строчку. Каким бы долгим не был день, когда падёт безмолвия печать, я точно знаю, что очнусь в конце его концов. О, да! Я, безусловно, попытаюсь скороговоркой изложить кое-какие мысли - остатки хлама в голове. Когда вселенная свернётся в клубок немыслимой энергии, аннигиляция достигнет абсолютных величин, то, что было моим сознанием, исчезнет навсегда - тогда и будет шанс найти себе пристанище получше. А теперь я всё-таки заткнусь, упрячу своё тело в тёмный угол и тихонько подожду конца концов.

Наполнен радости вином бокал души. Нелепый образ! Всё же, я иначе сказать не смог бы, если б и владел каким-то тайным языком, и понимал бы шелест ветра, пенье птиц и голоса зверей. Нет-нет! В банальности меня вы обвиняйте, ради бога - что мне до того, когда вот так проснулся на рассвете, вдохнул грядущий день и понял сразу: полон мой бокал!

В который раз уже пытаюсь уместить какие-то бессвязные, похожие на листопад слова в ведро своих мозгов. В который раз? А в самом деле, сколько будет длиться мой алкоголический сентябрь? Я не знаю.

Слова не помогают, и не лечит время. Всё больше безысходности и в синеве небес, и в жёлтом диске солнца. Обречён! Ну, если так, о чём рыдать? В который раз уже я расправляю плечи, гляжу вперёд с улыбкой осуждённого на счастье. Слова... Зачем?! Лекарства все - в помойное ведро! Рука давно уж не тверда, и еле держат ноги. Обречён! Так что с того? И пляшут буквы по странице - свидетели нечаянного счастья.

Моё прозрение. И как внезапно всё совпало! День, место, флора, фауна, напитки, наконец! Остановился - только на минуту, - и, как будто с глаз упала пелена, я всё увидел, понял до конца. И тут же понял то, как смог я всё это понять. И это понимание я понял тоже... Ну-ну, чего так разошёлся?!.. Но поздно - всё на элементы разложено умом пытливым. В момент прозрения, там, где стоял я... А что такое "Я"?

Жалобными взглядами немыслимое солнце пыталось привлечь внимание тех, кто ещё оставался внизу. Суетливые шаги по жидкому асфальту. Оранжевые чудеса могли быть желанными, но только не сегодня, только не в этом, раскалённом добела, умирающем в который раз городе. Худшие побуждения испариной выступали на поверхности тел. Никто ничего не скрывал. Можно было бы, конечно, закутаться в ватный халат притворной стыдливости. Можно. Даже нужно... Вот только кому? Пытаясь хотя бы немного прийти в себя, я начал, было, действовать ипочувствовал... Так странно! Словно меня нет. Забавная повесть о ненастоящем человеке. День за днём совершал телодвижения в пустоту. Ха! Только не надо говорить, даже думать не стоит о призвании, о вдохновении, о миллионах поэтов, о чём-либо ещё, обо всех этих мерзостях. Просто очередное существо попыталось подпрыгнуть и прикоснуться к этому немыслимому солнцу.

Непроницаемая мгла. Все силы я призвал на помощь, в надежде вырваться из каменных оков мистического наважденья. Брёл, как слепой, не ведая пути. И, даже если б знал, куда шагать, то и тогда б не стало легче. Отравлен ядом воздух - не вздохнуть. Давно уж стала смерть не отдалённым и желанным избавленьем. К чему ни прикоснусь, всё - ложь, бесплотность призраков, галлюцинаций плен. И только. Голову подняв туда, где раньше было небо, я закричал... Я мог бы закричать, когда б в груди осталось немного воздуха. Нет, я уж не успею. Разрушена, разбита до молекул цепь рассуждений. Что и из чего? остатки знания теряю с каждым шагом. Уже никто. Но кто бы мог подумать?! Теперь не я уж - точно. Осколки не собрать. О! Кто здесь?! Я? Возможно ли такое? Тринадцать тысяч лиц - одно лицо. Печальный схизис... Или, может, синтез? Впрочем, корабли ещё не все ушли, ещё стоят на рейде. Зачем? Да, да, уж я-то знаю!

В густом лесу, что у подножья Великих Скал раскинулся, есть грот. Здесь беззаботных птиц назойливое пенье не потревожит слух, и только лишь журчанье ручья чуть нарушает тишину. Лучи безжалостного солнца изначально не согревали эти камни, и ничто живое здесь приюта не нашло, один лишь мох ковром лежит повсюду. Вот здесь, в минуты сумрачных томлений, я, мира суету забыв, закрыв глаза, сижу и жду свиданья с существами древнейшими из тех, кому способен был ущербный человеческий язык придумать имя. Я жду, в душе мешая леденящий ужас с любопытством пополам. Да, было так - я видел их, я слышал. Лишь стоило чуть приподнять завесу разума и чувствам дать свободу - они уж тут как тут в восторге вплоть до исступления свой танец исполняют, превращая в пыль всё, на чём держался мой рассудок. И тогда я умираю, но затем лишь, чтобы, пройдя сквозь муки и блаженство, вернуться в жизнь. Забыть. И вспомнить снова.

Так близко, как только возможно. Но ты ведь большего хочешь. Стремишься войти в моё осознание, или меня поглотить без остатка. Так близко. Ну же, давай! Вот я: частью твоей стать готов. Хотя бы на десять минут. Никто ничего не поймёт. Никто не осудит. В сущности, всем наплевать. Так близко. Я чувствую твой огонь каждой клеткой. Молчание. Жажда. Ты знаешь, ведь мы бы могли неплохо развлечься сегодня. И умереть.

Один звонок. И непонятно, откуда весь этот поток ненужных слов... А впрочем, всё равно приятно: вот кто-то вспомнил, позвонил... Да, я готов выслушивать хоть чёрта, мне не привыкать - и приходилось внимать речам паршивейшего сорта. Так уж вот сложилось. Я не рад и сам. Да, что сказать, в уединении моём проблематично отыскать такое что-нибудь, что бы смогло порадовать... Ах, да, звонок! - Алло?!..

Вода повсюду. Всё вокруг меня скрыто июльским ливнем. Ничего не осталось - только серая пелена.

Такое небо, что кажется, вот сейчас можно подпрыгнуть, нырнуть в эту синеву и даже доплыть до дна.

Вникуда опять всё уходит, утекает дождём по стеклу. Провода. Ночной скорый поезд. Выпиваю ещё одну. Не понять, в чём ошибка системы, в чём программы досадный сбой. Мог бы взять и решить все проблемы. Как-то странно тягаться с судьбой. Но назло, чтобы всем стало тошно, я скривил в улыбке лицо. Мне везло, насколько возможно, хоть и был я всегда подлецом. Что же, пусть к чертям всё уходит, утекает дождём по стеклу. Вновь сажусь в ночной скорый поезд. Выпиваю ещё одну.