…И если б ты пришла в мой старый парк, Ты б поняла, что это значит: кроны Терялись в вышине. Трещали кровли, И город-лес возрос - не город-сад. Блажен тот благодушный бюрократ Потребность населенья в кислороде Так щедро обеспечивший. Природе В провинциальных легче городках Бесчинствовать: асфальт всегда в кусках Здесь существует, как при ледоходе. А поле так участвует в газоне, Что не поймёшь: где поле, где газон. Дк лежит как псевдопарфенон В руинах, но в дорической колонне Незыблемость веков. В моём Синопе Мерцает тишина и белизной Зияет колоннада. Бузиной И снытью зарастает старый дворик, Горчит полынь и солнцем брызжет донник, Горя благоуханной желтизной. Бормочет жирный голубь по карнизам, Расклёвывая сон, толчёт в зобу Его зерно. А в сумрачном углу Пылинок толчея в луче, пролитом Окном.

С утра повисла дождевая пыль и пачкает природу кропотливо, И ветер по лицу наотмашь бьёт, как мокрый парус. Славная погода Для гражданина северных широт, для жителя провинций сиротливых, Где только мерой водки и тоски неделя отличается от года. По скольким листьям еле волочась, я нервно согреваюсь папиросой. Как хорошо, что зонт не взят. Как славно, что всё размокло даже изнутри. Пусть дождь идёт. Единственный свидетель, в конце концов он маскирует слёзы И предлагает неуютный угол на жестких рёбрах парковой скамьи. Уже во тьме забрезжили рекламы и взвизгнули синкопами клаксоны Вечерней жизни улиц где-то в центре. Насыпал в уши колокольный гул Урочный час. Я глохну от разлуки. Мой мозг давно измотан и расколот Упрямой мыслью: всё, что происходит теперь со мною – это дежавю.

(юношеские стихи злого волшебника) *** В холодной луже плещется звезда, Как азиатский праздничный фонарик,- Блестящий лак вечерней пасторали, Заправленная маслом темнота. Отрезки жизни на прямой шоссе. Тягучий дождик. Мокрый ворох мыслей. На потных ветках судороги листьев. Herr Herbst в сырое прячется кашне. Как нетопырь свистит крылом сквозняк – Умолкли сити рваные синкопы; Беззвучно проплывают мимо копы, Совиные глаза, туман, сафт-джаз; В разбитое пенсне глядит пустырь Пустой глазницей вечности без фальши. Под фонарём стоит озябший мальчик И дышит тёплым паром на персты. И мальчик – вечен.

Не мёдом солнце капает гречишным, а оловянным кажется слегка. Сухие тротуары - лишь горчичник от изобилья грубого песка. Гремит бульваров яростное скерцо, и хочется сказать: "скорей лети комочек тёплый, серенькое сердце, печальный чиж в распахнутой клети." А ветр ревёт трубою грамофонной и пыльный вьюн несёт по мостовой. Свистит шоссе всклокоченной валторной. И день спешит, спешит, как вестовой. Шумит и плещет, радостно-безумный, в толпе речей расстроенный оркестр. Земля лежит распаренным изюмом. Жнивьё травы вздымается окрест... Вот переулок, тинистый и синий, в бойнице неба наледь холодка и слышен скрип упругих крыл гусиных, коварно превращённых в облака.*

В нефах толпились ливанцы, матросы, купцы, первосвященники, воины, мудрецы, мытари, греки и важные лица из Каны Пламя светильников слилось с надышанным паром Авла рвало от курдючного сала овцы Трапезный зал был похож на торжественный храм, свет был подобен горящим во мраке кустам, гости сидели пред жаркими грудами снеди, руки ныряли в сосуды из глины и меди, лица сияли и масло текло по устам Банный туман поднимался от множества тел, масляный факел над каждым жующим гудел, лилось вино, расточался запас благовоний, ладан с гальбаном уже восприяли зловонье душных подмышек Проконсул насупясь глядел на иудеев, вполслуха внимал толмачу Тот торопился поспеть, наклоняясь к плечу, вслед за речами, крамолой, неистовой бранью Кто-то в толпе возгласил вдруг об Иноканане Ирод, бледнея, о чём-то шепнул палачу А на балкон, оплетённый златой филигранью, вышла, как псица скользнув меж рычащими львами, Иродиада Замешкалась в спорах толпа и приумолкла Царица молчанье блюла Ирод-Антипа поспешно пол

15 лет (из юношеских стихотворений злого волшебника) Несёмся электричкой через топи, по шаткой насыпи, над ивняковой хлябью. А сквозняки в пустых вагонах копят сырой и душный запах разнотравья. При большаке посёлка машет пыльник плетнём осевшим, одичалым садом. Бежит стрела восоковольтных линий сквозь чернолесья кочковатый хаос, что наплывает сумраком тоннеля: вдруг схлынет солнце, и под сердцем - пропасть, и дрожь сучит под чашечкой коленной под дробный гул и свист электровоза. Бежит разлив полей и лопасть солнца, врываясь в мозг, обрушивает память, как будто в детство выписан мне пропуск, как будто кто-то междурамье гладит. пс если кому-то не нравится слово "междурамье", даю другой вариант: "как буто кто междураменье гладит"

Как мне тебя от сердца оторвать, как не любить тебя и как не помнить, когда комок, огромный, как нарвал, сидит в глубинах трепетного горла и ласточкой безумной рвётся мысль и падает к ногам твоим, как камень, а я сама, всех малых меньше птиц, надёжно сжата ловчего руками?..

1. Парок.

Проживаю старые запасы, коротаю сумрачные дни. Даждьбог прогони скорей напасти, зимнее ненастье прогони. Сколько же предчувствовать нам можно эту запоздавшую весну?.. Хиленький наклюнулся подснежник в Зойкином поломанном саду. Только похоронен он под снегом: буря злая грянула на днях - и метель хлестала мокрым стеком, мчалась на безумных лошадях. Ветер выл, свистел и бесновался и трепал деревья за вихры. Он к утру едва-едва унялся, он устал почти до хрипоты. Зазмеился и уполз подранком, диким зверем в тёмную нору. И открылось небо - Злата Сварга, остров Ирий в солнечном жару. И такой лазури, чистой, тёплой, мы давно не видели с тобой; и купались в воздухе глубоком ветви, словно в бездне голубой. И тогда от снега я ослепла. Мне кивали мятлик и полынь - сухостой, торчащий из-под снега, мягкие метёлочки травы. :smiley3:

(из юношеских стихотворений злого волшебника) Шипит в патефоне дорожка умолкшей пластинки, шуршат в чёрном доме вселенной безглазые звёзды, в динамике свиркает полночь, с настенного снимка сползает кусками шагренево-серая кожа. Как тяжкая гроздь нависает луна в изголовье, как грузная грудь над младенцем, в испарине спящем, и слышно, как моль без конца ворошит антресоли и ходики долго сорят механическим кашлем. Энергия долу беззвучно скользящей снежинки тождественна жизни, но, брошена ветром о раму, она оглушает окрестности шелестом взрыва и в ночь обрушает хаос переломанных граней. Так в сонном уме возникает поток сновидений. Туманы у пирса. Тяжёлое хриплое море грохочет в мозгу, подступает под самые стены, солёная галька хрустит до утра в изголовье. И бешеный клёкот, как снег, набивается в окна пустых рестораций. Колени сквозняк обвивает, и слышно, как в море, взывая протяжно и скорбно, гружёная баржа устало в ночи проплывает.

(отроческие стихотворения злого волшебника) Не носись с собой, со своими стихами. Будь спокоен. Зима бескрасочна, как триколор на исполкоме, как консервная банка Балтики с ржавой лайбой, жестяной чешуёй, тучным небом, ползущим лавой. Как в глубинах сна прибой ледовитой каши, по утрам динамик хрипит, разражаясь кашлем мировых событий. Тебе ничего не надо. Твоё одиночество даже умножить на два, равно как повстречаться с собой, ни теперь и ни позже, невозможно, мой друг. И сознанье того - невозможно! Эта жизнь, не имея в себе генерального плана, даже плана вообще, тщится плыть по течению плавно, словно льдина в залив, на порогах треща по суставам.- И она - эпизод, только часть мирового состава.

(отроческие стихи злого волшебника) Окно запотело от мелкого дождика, но ветер ни разу не стукнул о раму,- недвижимость белых ночей не из воздуха свой купол возводит - из серого мрамора. Всё так же грузны от соцветий и влажности лиловой сирени поникшие купы на местных бульварах; всё так же не важно, на ком мы задержим и взгляды и губы... А время опять о себе возвещает одним лишь глухим механическим стуком, посредством чего существует случайно, постольку, поскольку уловлено слухом.

Порыжелый бойкий пароходик одолел развалистую реку. Здравствуй, Смолка,- в соснах косогоры,- здравствуй, в солнце выкупанный Венкуль. В перловицах сваи, как в коросте. Заилело у причала днище. Из лупатой бирюзовой точки стрекоза испуганная прыщет. Хорошо песок ногами пахтать на тропинке ласково-прохладной. Кроны - как мохнатые папахи. Корни - как ремённые сандали. Вот пичуги тихой льётся пищик, дятел дробь выстукивает звонко. Из земли, хрустящей и хвоистой, лезет шляпка скользкого маслёнка. Деревенский дом на солнце греет старый бок средь тишины трескучей, оседая вязью чёрных брёвен в золотую сосенную кручу. Ствол шершавый медным пышет карпом, зазернилась липкая живица, и в коптильню жировая капля, как слеза, замедленно катится. Самовар поляны топят стружкой, натирают бок песчаной дресвой, чтобы он пылал ослепшей лужей за сквозной ресницей мелколесья. Ох ты гой-еси лихой язычник, что прижмурил трепетные веки? Поднимись на кручу, крикни зычно: -Здравствуй, в солнце выкупанный Вен

товарищу Зоське от товарища Мяузера :smiley3: Пахнет горько опилками, дымом печным, обезлиственный сад бесприютен и пуст, сонно небо плывёт обертоном ночи, словно слёзы, роняет обглоданный куст талый снег на подснежник, приникший к земле... Вот взбрехали собаки и стихли вдали... Мы живём, мы с тобой благодарны вполне, что во льдах не затёрты навек корабли, что здесь время хотя бы не движется вспять, что мы хоть и едва, но дрейфуем к весне, что мы всё-таки живы и смотрим опять из окна на деревья и тающий снег

Деревьев костьми ветер-висельник играет в мешке темноты. Мерцает окошко на выселках. Туман наседает на тын. Хохочет в лесу птица жуткая, и вывалив труп языка, багровым напруженным жупелом мелькает луна в облаках. Хрипят на болотах чудовища и сосен оснастка скрипит - то нечисти свадьба в ендовище косматой гурьбой веретит. В избе на отшибе не спят ещё. Вой ветра становится злей. Кнут греет ладони озябшие над жаркою грудой углей. Горшками гремит и ухватами хозяйка и громко ворчит: - Ишь, тролли резвятся проклятые, так могут весь скот утащить... Огонь из-под спуда вдруг вырвался - шарахнулись тени к стене, смешались с летящими листьями в зачёркнутом накрест окне. И съёжилось сердце и вздрогнуло - смотреть им кошмарные сны в полунощном сумрачном логове... И долго ещё до весны. :shock: :smiley3:

Осыпается горками с веток куржак - под порывами ветра деревья дрожат. Веют с неба снежинки и солнце глядит, и под свежей порошей не видно пути. Вот взметнулась позёмка, промчалась вьюном, прошуршала по полю, пошла напролом через спящий ивяник, заснеженный лес, над которыми холст грандиозных небес голубые и серые кроют мазки,- их текстура груба, их границы резки... В глубине - тишина, сипло ворон кричит, гол осинник сквозной, бор кондовый плечист, а на лапнике - белыми бурками - снег, словно горцев отряд устремился в набег да застыл в беспорядке, пустившись в намёт... Тишина...тишина... только ветер поёт по-над лесом, снежинок летит кутерьма... До чего хороша напоследок зима. :smiley3:

В лёгкой сетке светотени, на тенистом донышке гулит мирно гость весенний, рыженькое солнышко. Над цветущими садами с речью их невнятной облака идут стадами ширью необъятной: кажется, что кто-то дышит, добрый и огромный, над теплом нагретой вишни, над шатром медовым. И смеясь и утопая в рыхлых этих ветках, цвет весенний обметая, ходит садом ветер. И пчела сминает робко венчик пышный, розовый. И глядит и видит Вовка все эти подробности.