Мы плаваем одни Средь яблок дождевых По мутной Эльбе вниз Выкрикивая ртами Слепое h-muet И ногти за карниз Не успевают Кверху животами Мы плаваем одни Неся свои плоды Пустой воды бельё Глотает наши речи И тихие пруды Укутавшись на нет Парят И Бисмарк пеленает плечи Hambourg, 7/01/99

Я это Ты Тень махаона я. Разведчик сигарет, Рысак, ответчик перед мылом мира. Как тягостна тебе моя порфира! Вдох - выдох, церковь - минарет. Сын Януса, лицо моё в траве И резкие черты впечатаны в двустишье: Одной ногой в забытом Перемышле, Другой – приказчик Мёртвой голове. Гуляка, путник, сеятель на нет, Под кронами лежака с Бодхисаттвой, Горячий лоб – мой лунный кабинет, Цветущая зарница перед жатвой. В моих карманах прохладный планетарий, А ногти острижены.

Казарму-крепость вечно моет дождь. Роняй цветы на зеркало канала! Смотри в прицел красотке Ямамото, Шпионке-школьнице со снайперской улыбкой, И кто из вас учитель фотошколы?

Я на вокзале вспомнил о Москве Снуют китайцы, зыркают цыгане, А хлопцы - жмеринские? - возле Колизея Предложат фотосессию в доспехах. Тошнило от спагетти, a вино Прокисшее. И пиво так себе. Отречся от туризма, И умыкнуть на чёрные пески, Сложить в коллекцию Терренские прибои. 98 г.

Перейдёшь через Альпы - Получишь родинку на руке, Выживешь в войну - на щеке. В девятьсот девяноста восьмом году В Роне - спит мой язык -реке. Выдал песню, походку в строю, страну. Рыбу в банке синица ест, А в черничном родины далеке Чернобровый читает лес Мою стопку писем - Кричи ау-у-у! Mailly camp, 06/98

C балкона принцессы Нуф Видна мне её печаль, Её одинокий муж Подарит ей снова шаль. Луна, словно мокрый мяч, Висит между тонких пальм. Принцессы негромкий плач Уносит с собой Мистраль. Golfe Juan, 07/02

«Я входил вместо дикого зверя в клетку…» И.

Один у реки, бесконечно старея, сидит Сплошной человек, его сердце залито водою, И книга тяжёлая песню сама говорит, И с вёдрами девушки мимо идут чередою. Вот спелые соки воронкой сливаются. Сон. И бледное тело пустыни скулит за спиною. Корявые руки тревожат земное ядро И жерло вулкана в свой жаркий очаг зазывает. Dikhil,07/ 98

Гудящий тёмный сад. Тяжёлая волна, Хор нежных голосов в дымящем царстве мёда. И скользкий мрамор, напитав вина, Дрожит как холодец. Окружность хоровода. В краях далёких постоянный снег И хлопок зимних книг сонливый. По саду бесконечный человек Идёт и говорит, поёт, счастливый. А речь сама - дыхания побег - Журчит к большой воде и морю, И ей обязан вечный человек, И счастьем дня и тёмной ночью горя. L’ardoise, 07/ 99

Однажды вечером я решил остановить своё сердце. Отдохни, сказал ему, ты устало биться. Поднимись в экваториальное небо, До земли далеко, в голове пустота и врагов не видно, Только вопли Имама и пустыни шакалье дыхание.

Когда стелишь постель, думаешь: пусть идёт Жизнь и кричит, например, коростель. И затяжка, что в глотку не лезет, в рот, Выдыхается как пастель. Заучить невозможно такую мысль, Даже если кости туги как лук. Вот крадётся одна к лукоморью рысь, В её сердце гудит луг. Кто добрался до ручки, до рук во ржи Рук, качающихся во ржи? Каравай набухает, молчит паук И уходят к себе ежи. Когда пишешь – темнеет тяжёлый глаз, И причина тому видна. Жизнь, конечно, закончится не одна, И сияет ночной алмаз. L'ardoise, 30/09/97

О, рай у дуба во пшенице, Где молодая дева спит, Где Пушкин на ковре сидит И держит пёрышко в деснице! Где шар катится золотой И ночеокий кот гуляет, И мёд вкушает молодой, Да нас туда не допускает... 03/04/04 Tanneron

Моя роспись как молния на экваторе, Удостоверение личности мира. Стать самолётом, Слушать музыку, Любоваться девушками, Слышать, как рычит Aston Martin ; Горе мне, Если мчишься мыть яхту на Saint-Jean Cap Ferrat Легко разбиться, Потому что, Не снимая очков, они улыбаются и, Почти не придерживая подола легких коротких платьев, Которыми играет тёплый бриз, В изящных, длинных пальцах держат мобильники - Акулы на ласковом побережье. Saint-Jean-Cap-Ferrat 15/03/03

«Легко и радужно скользить фигуркам юным...»(Paul Valery) Земную тяжесть утренний покой Под веки запускает. С рассветом медленно уходит тишина. Как ей не дорожить, Как вслед за ней пуститься? Golf Juan, villa Nouf

Где родина моя, что выспалась под снегом? Люблю просторы я! Вот власть, и вот печаль! Любить, бежать и, насладясь побегом, Я узнаю тебя, бегу, люблю, ты – даль. Tanneron, les Barons 16/08/02

Паучьих глаз безмолвное свеченье вибрирует из сердца темноты, Я знаю тишину. Лежу один, распластанный в пустыне, И жду мохнатых лап прикосновенье, Чтоб тайну времени постичь, Но нет её. Таnneron, 24/03/03

Все сокровища спят. Лучшей книги, наверное, больше не будет. Тихо спит Малларме. Витгенштейн, умирая, забыл затворить свои очи. Молодая и гибкая девочка Учит, как легче скользнуть прямо в рай. Дорогие подарки на память Убивают надежду, что можно ещё говорить. Точки нет, слову нужно лишь слово И я - это мой легион кратких смыслов, Ютящихся в ста тридцати языках. Я дышу потому, что, возможно, у смерти глаза ещё больше чем уши.... Тяжела только влага вседневной молочной реки. Открывая себя в этот мир, посмотри, проплывает ли крест, Тот, что пятится в разные стороны мира Распиная тебя, чтобы думал, куда тебе плыть, Распиная меня, чтобы знал, от чего тебе плакать. Castelnaudary, 03/99

Подожди меня в городе Б, В узловатых коричневых срубах, На черничной поляне и леса живой бороде, В переулках-углах и пустых перепончатых трубах, Подожди, где вода вымывает намытое «где». Где в отдушине чёрной пустыни сидят многолазы, И мохнатые руки длиннеют и - просто везде - Шевелятся из ночи глаза, поедая алмазы, И вулканы трещат в жерлогубой стеклянной узде. Где вращается мол, И прозрачные дети не могут заплакать, Подожди меня, вот и я сам проглочу этот кол, И к лицу прирастёт придорожная горькая слякоть, И к седлу своё липкое сердце привяжет монгол Этот кол, или голод-гашиш, или просто аукни, Чтоб расслышалось утром, как с жернова сыплет мука, Чтоб на чистой бумаге привиделись булки и букли, И к подошвам пристыла земля и петлёю река.

Слепая стая чёрных самолётов Летит к себе домой семнадцать лет, И в их кабинах мутно-белоглазых Не трудно умирать, и человек Влипает пальцами в гашетку и насечки, Ведёт в прицел красавицу-акулу, Что держит в пасти кости-саморезы. Смерть будет просто девушкой и рыбой, Почти как в Копенгагене и сказках, Чей всё-же неожиданный приход Как N-часы под небом Байконура Сливаются в воронку: снизу – вверх. И вдруг, лизнув мою морскую кожу, Ты вспомнишь вдруг фрагменты кинофильма О ярой катастрофе самолёта в морской пустыне. Всё невдруг становится прокуренным пространством, Где дети пьют акулье молоко, Играя золотыми плавниками, А в белых лодках, наблюдая горизонты, В одеждах лёгких уплывают вдаль поэты. Djibouti-ville, 4/10/98

После Парижа в Питер или Ниццу? Какого цвета жребий мне подарит птицу? Хочу туда, где выбора уж нет. Один ответ, всего один билет. И встречу ли ещё родные лица, Которых никогда ещё не знал? Угадывал внезапно, не искал. Похоже, жить не стоит торопиться. Сказала Муза: на Атлантике, в глуши Он точит целый день карандаши. Опять арестовали Коhi-noor, И письма клеят прямо на забор? Дожди идут, да здравствуют дожди. Сырые дни и пасмурные думы. Пиши пропало, что-нибудь придумай, И в гости никого к себе не жди. Nanterre, 22 janvier 2012