1. женщина которая тебя ждет вечерами похожими на зимние ночи когда темень глаза разбивает влет эта женщина меня знать не хочет и осколки брызжут и режут кровь отрицая данность стирая грани и склоны вот такая блин живая любовь с резким запахом «Тройного» одеколона 2. эта женщина будет штопать твои носки заходя на кухню бессмысленно чиркнет спичкой эта женщина не повесится от тоски для нее ожидание стало уже привычкой и она всем бесчисленным детям – мать а из этого чрева уже ростки прорастают ну а мне этой женщиной никогда не стать даже если стараться и ты это тоже знаешь 3. подойдя к окну эта женщина оглядит проспект и не будет искать тебя ей не это нужно эта женщина беззаветно верит в слово «успех» и при этом готовит ужин 4. косоглазое утро в мой серый приходит дом бесцеремонно вламываясь в незапертую квартиру в то время когда она ждет свое утро за прибранным столом и оно приходит румяное с булочками и кефиром ожидание счастья и наш бесконтактный секс никогда не станет для нас с

Только не приезжай, это будет хуже - чувствовать и тебя в этой темной яме, коей становится жизнь, если ты мне нужен... Я перестану жить и поеду к маме. Жить без тебя - это душно невыносимо, нудно жевать бесконечную жвачку ночи. Да и с тобой - это полная Хиросима, эта квартита поверить в тебя не хочет. Топчется страх в шкафу, переводит стрелки, а иногда еще он живет под ванной, часто на кухне переключает горелки, я так боюсь задохнуться от каши манной, переживая мелочи безрассудно, переливая вновь из пустого слепо, это привычка, тебя мне терять не трудно, - трудно отрезать жизнь, как кусочек хлеба...

Говоришь: «Лед тронулся», не подозревая – насколько – прав. Это лишь междустишье (читай междустрочье, читай междуречье). А меня – то и дело – на разных форматах предупреждает Минздрав О вреде табака, о вреде алкоголя и первых встречных. Говоришь: «Подожди», как, наверное, говорил Одиссей, Уходя неизвестно куда, и его провожала супруга, Ныне – слепо затасканная в новых строках Челябы всей, и не только Челябы – различных поэтов от Кемерово до Е-бурга. Это просто весна, между нами – совсем неожиданно – тает лед, Это странное чувство пространства, когда ты везде, я нигде. Это просто – опять же, совсем неожиданно – минул год. Распластав свои мокрые крылья, лежу в этой талой воде. . . 29 марта 2005 г.

..................Но кто-то видит сон, и сон длинней меня. ..............................Иван Жданов *** Я снова сплю одна, и видит сон меня. Тягучею смолой дни истекают в ночи, Не достигая дна. И тишина, звеня- щею струной между абстрактных точек, Как между «от» и «до». Стирая память лет И сеточкой морщин вплетаясь тихо в вечность, Мой сон длинней меня, его как будто нет, Он мне пророчит свет и странную беспечность. Бес-печ-ность, а не то, чем грежу наяву, Впечатывая в блок стены костяшки пальцев, Втирая свой покров в льняную простыню, До судорог живу - до истеричных танцев… И лечит сон меня не наложеньем рук, А капельками слов своей беззвучной речи, Удерживая в них фрагмент, загадку, звук… Я для него – лишь миг. А он - как будто - вечен. 16 февраля 2004 г.

Этот город забудет тебя. Игнорируя письма, он научится жить без твоих отражений, безумий и просьб, он научится не отмечать в календарике числа, он сумеет легко говорить о тебе – не сбылось… Этот город не верит в любовь. Потому что не верить – это легче и проще. И странно читать между строк – этот город всегда для тебя распахнет свои двери… Я люблю этот город. За то, что он так одинок. 12 февраля 2004 г.

Мне собрать бы в мешок аромат твоей нежной кожи, завязать узелком и, на шее тихонько грея, иногда открывать, задыхаясь от сладкой дрожи… . Только будь со мной строже, я грязной зимой болею… Этой грязной зимой болен я и мой странный город, мутным льдом цвета кофе, крошащимся на морозе, ветром, больно вонзающим ногти под теплый ворот, осторожней, родная, диагноз, увы, серьезен… . Этот вирус зимы пострашнее, чем вирус гриппа, – бисеринками лжи замерзает на серых стенах, проникает под ребра и в горло мое до хрипа, и впивается в сердце, затем оказавшись в венах… . Я пытаюсь бороться с тотальною зимней ложью, я пытаюсь ее не нести до твоей постели, . иногда понимая, что если ты скажешь «можно», – я заплачу слезами весенней святой капели… . 20 января – 4 февраля 2004 г.

Какая разница – сто километров между нами или четыре тысячи – мы не видимся каждый день, и даже выходные, перелистываясь бумагой писчей оседают на легких моих никотиновой сажей. Я уже не Наташа, наверно, скорее – Таня, или может чуть-чуть, ну немного, но все же – Ольга. Я пытаюсь наполнить нелепую жизнь стихами, но весь фокус в чем: пустота заполняется пустотой и только. Ты… А я даже имя твое, хоть убей, не помню. Из архивов памяти слишком многое стерто. Кто ты был мне? Наверное, друг. Или просто знакомый. Видно, это неважно. А значит – не нужно. К черту. . 1-2 февраля 2004 г.

Закупить сигареты оптом, начать курить, и отчего-то забыть настоящее имя Бога. Подавляю желание заговорить на иврите, Т.к. кажется мне, что на русском пишу убого. Только дело, конечно же, вовсе не в языке, а в умении слушать и вовремя слышать небо. Просто – глупо смотрюсь с сигаретой в дрожащей руке, возведя в состояние музыки черствость хлеба… 19 января 2004 г.

..... Я иду на вокзал. Я решила купить билет, ..... чтоб куда-нибудь да отвезти свою третьелишнесть. ..... Ася Анистратенко *** Мне судьба – безнадежно любимой и третьей лишней, беззаветно, безумно, безудержно третье-чужой, лучшим другом, капризным ребенком и зимней вишней, несложившейся и невозможной твоей мечтой. Да, судьба – это город в прозрачном моем бокале, половиною – мой, а другою – увы – ничей… В нем ноябрьские дни фейерверками отсверкали, и оставили в нем запах нежности пять ночей… Но оставили всю эту нежность – открытой раной… (по дороге к тебе я бы стала считать столбы). Мне судьба – одиноким волком по жизни странной, Только верю я незабвенно, что нет судьбы. . 15 января 2004 г.

Время... Оно, конечно, лечит. Но ты остаешься единственным Настоящим, тем, из-за которого все женщины в мире когда-нибудь здорово намнут мне бока, а я, упорствуя, взваливаю на свои хрупкие плечи кучу твоих нерешенных (и не решаемых, чаще) проблем, одновременно пытаясь порхать по жизни с легкостью мотылька. Но это - снаружи, для вроде-друзей, для этих псевдо-участливых лиц как-будто-подруг (где ты видел людей? а, впрочем, я знаю - зайдите в музей фигур восковых), среди этих гробниц – возвысивших мертвые лики свои, их неба не видящих окон-глазниц, я вновь у черты, у последней надежды, но кровь проступает под слоем одежды, под третьим ребром, там, где место любви. . 12 января 2004 года.

Слезы мои ничего обо мне не скажут (можно подумать, что кто-то их стал бы слушать!), я не умею плакать (какая лажа!), я не с тобой отмечу (не будет хуже) новую жизнь, в камыши направляя лодку, чтоб не курить по утрам на пустой постели, даже, пожалуй, не пью больше (типа!) водку, трезвость рассудок болью пускай застрелит. Чтобы другой (уже!) обнимал за плечи и предлагал любви (не твоей!) безбрежность… Чтобы стихами рваными каждый вечер в мир выливать одинокую волчью нежность.

В твоих синих глазах протекал бесконечный Стикс Там встречала Харона, но почему-то без лодки. Он же принял меня за какую-то женщину-икс, Угощая водой из Леты, что крепче водки. И с тех пор я несу в душе всю печаль двух рек, Где же лодка, Харон? На другом берегу не хуже... А оттуда поздравить, любимый мой человек, С новым годом, который нам с тобой вряд ли нужен. 24 декабря 2003 г.

Я из верности выйду и, трогая камни ногою, Не оставив следа, я уйду от твоей доброты – Захлебнуться луной под соленою темной водою, Возродиться из пены морской и себя обрести. И рассеянным утром в лучах обновленного солнца Заискриться улыбкой, не чувствуя боли в груди, И не помнить о том, что она очень скоро вернется, И не ведать о том, что уже от нее не уйти. 07 июля 2003 г.

Обволакивающее молчание нашей встречи Невесомо и в то же время так глубоко, Как зыбучий песок, – того и гляди, увязнешь Я смотрю на твою аккуратную прическу И уже представляю тебя после душа, лохматым И мокрым, но таким близким и любимым… Ты смотришь на мою короткую стрижку, И вспоминаешь, что тогда у меня были длинные волосы, И ты не любил, когда я их завивала… Помолчав немного, расходимся в разные стороны. Мы будем жить в одном городе и никогда не встретимся. 26 июня 2003 г.

Грехопадение, грех - опадание листьями ломкими (тонкими-тонкими) жаждой желания жить в ожидании редкою робкою радостью радовать горечью гордости (грешен - гордынею) грех разложить как одежду по полочкам сладостью слабости скорбью о скорости мутной морокой проснувшейся совести ядом паучьим затылок опутывать дымом дракона до драки окуривать поздно. Соленое море напарили. Грех выжигателем высек узорами смертное тело смердящими спорами спарились - выжили, смерти проспорили яблоко светлое славное спелое перекатилось в другие реалии наркозависимыми коридорами.

Дополняешь собой список ею любимых мужчин новым крупным рубцом, черным маркером по бумаге… Нет, конечно, она наберет тебе массу причин показать, что любовь – это бред, одиночество – благо для нее. Может, кто-то и хочет, имея семью, поводок на мужчину надеть, но она – не такая. И смеется, увидев кривую улыбку твою. И отчаянно врет. Безнадежно тебя понимая…

…А неизбывная тоска – Ломкою. Чужие небу облака Комкаю.

Эта кровь испечет пироги с тонкой корочкой в уголках моих губ рано утром, там надкушен язык, и на поверхности зеркала мир наизнанку, где все левое - право, и твой волчий оскал я готова принять за улыбку, и в зеленых глазах, в хищном блеске увидеть бы радость, но внутри у меня тихо плачет ранимый ребенок, и упорно не хочет признать, что тобою любима.