На полях колосились вовсю апельсины, А в лугах к георгину тянулся жасмин, Рвали пасть на яру злоехидные псины, – В этот миг ты, открыв дверь, сказала: «Come in! Проходи и снимай поскорей мокасины, Посмотри, как пылает электрокамин, Обогрею тебя – ты ж прошел все трясины, Пей коньяк, вот лимон – как-никак витамин». Бушевал хор котов под развесистой клюквой, Вальс пилил на двуручной пиле муравей, И романсом рвал сердце седой соловей. Над столом наклонившись изящною буквой, Ты взахлеб мне читала стихи про любовь – И в тарелке от страсти дрожала морковь.

Не грусти, что умру молодым. В мир опять я приду, но растением. Васильком прорасту голубым Под окном у тебя в твой последний день. Лишь к окошку ты взглядом больным Припадешь, и тебе в утешение Полыхну лепестком озорным, И прошепчешь ты мне: "С воскрешением". Вот и все. Вот и звякнул трамвай, Твой трамвай в неизбежность. Прощай! В мире этом все слишком уж зыбко. Через тысячу тысяч веков Принесу в дом букет васильков И твой лик озарится улыбкой.

Он бился головой о стену, Скуля, как одряхлелый волк: «Друзья, пургену мне, пургену!» – Как будто есть в пургенах толк. Он извергал на землю пену, В траву струился биоток. Взгляд устремив вдаль – знать, к Эдему, – Он вдруг взбрыкнул ногой и... смолк. Путь к Богу прост для человека: В обед сожрал полчебурека И вот уже в раю душа. Мне друг сказал тогда: «Вовеки Я есть не буду чебуреки», – И... откусил полбеляша...

Я полз, истекая от крови, По выжженной гарью земле. Вослед хохотали коровы И выла баньшИ в ковыле: «Вперед, Поглотитель Моркови! Режь мразей, живущих во зле!» – И кролик, урча, хмурил брови И нервней льнул к бензопиле. Взвыл реквием хор коростелей, И, взвизгнув, я рухнул с постели В кишащую страхами тьму. С тех пор не включаю я телек, А нА ночь, соснув карамелек, Читаю бестселлер «Му-Му».

До предела Сжалась мгла, Отвердела В каплю зла. Полетела, Догнала – Душу с телом Обожгла. Едким жалом В сердце алом Проросла. Цветом сорным, Черным-черным Расцвела.