Из одиночества с любовью навсегда они проходят по касательной навылет. Мы их глотаем, их глотает пустота, невозвращенцев, в стоки дождевые… Они с ветлы питаются пыльцой, их голоса рассеяны халатно, воспроизводят дети их в лицо и так по-детски возвращаются обратно…

Кто ты, меня заменивший? Любящий всласть пожить в этой жизненной нише пламя свечи дрожит. Вскоре оно потухнет и растворится дух жившего просто слухом с признаками «недуг»…

Нежность на кончиках пальцев капельками дождя, больше дождей-скитальцев не будет. Пришла Зима- зомби с бинарным чревом. Червем источен «нет». Тянется хрупким стеблем непредсказуемый цвет.

Здесь когда-то бежал: после отдыха Кратово, сорок второй километр. Почему я тебя не встретил двадцать пять лет назад? На устах ещё теплилась весть: «Мы победили…»

Ты, конечно, права, ещё что-то осталось там, впереди, например, отказ органов внутренних в местожительстве… Не пошлют мне письмо друг, уставший от слов, и жена, как химчистка, желавшая быть стерильною. При моём попустительстве будет море полнеть, станет суша шагреневой кожею, плюнет дочка в лицо, дёрнет сын за кольцо, парашют, пошутив, не распустится.

Убегаешь? От близости не убежишь, затаившийся зверь в дальнем схроне будет ждать, и не выдержит белая мышь: побежит, пусть никто и не ловит… Зверь же выйдет, надев шерстяные носки, и осенней листвы не поранит. Есть один только способ спастись от тоски: мышью белые стены таранить. Что в вопросе теряться нелепо простом, это снова желанье иль чувство? Мышь вильнёт незаметно-замётно хвостом: «Дурачок, это просто искусство…»

«Из такой семьи не уходят» В тронном зале слова как бусы, ты проспал непростительно роды и годами изгрызен, искусан… Просто жить в направлении странном, шнуровать чувства пыткой, смыслом, то ли быть полевым тараном, то ль смириться с ярмом и дышлом. Восковые сидят и судят, полустёртые прячут лица, только студень, дрожащий студень, сохранит, что вокруг гласится. Был ли здесь человек высокий несомненного гадкого детства, где учителя голос строгий произнёс: «Сам себе ты – средство»? Отзвучав в коридорах-порах, твой язык стал смещён и смешан, под ступнями песок, как порох, подсыпал его всем подсевшим то в авто, то в метро, в плацкарте, в электричке, в бистро, в столовой… Друг, заглядывай чаще в карцер по ночам, не рубил я слово…

Дари мне слёзы, Женщина, не плач, когда сойду с ума от нашей встречи. Я - твой мужчина, значит ли палач? Ты - Женщина, и значит безупречна. Переплетались мы с тобой не зря, переплавляли бережно природу. Теперь мы спим под языком костра, не ощущая годы и невзгоды... ........................07/12/2008

Пескоструйный мотив зверь изголовья в снег сошедший скользящее платье… Дай же в рифму до сна не простив ритм межсезонья проснувшейся гейши желанье заплату любые тарифы. Труп технолог возьмёт врослые горла в тень, в экслибрис в огульные пятна в не тех лицах над пустым пропоёт жар-песок хора и карий Озирис старея невнятно склонится над птицей.

Кажется мне, что Полесье – это такое поверье, и возвращаться к нему - что бы с душой не прощаться. Птах неболётный, я здесь, я - земное коренье: думал, что всё обойму, обнял камни, как счастье.

Нет, мы не падаем, только прощаем паденья каждого «я», порождавшего пенье в лёгких, в зелёном саду восклицавшего сада: «Дети, держитесь!..» Ты руку мне не подавала. Топает и утопает в овациях небо с улыбкой, каждый, хоть раз, да остался мозаичной плиткой. Зайцы, бегите… Горит Новогодняя Ёлка. Нет, не спасает Мазай, выдаёт волчья холка, мимо гребёт под себя, под себя зло веслом подгребает, в лодку тебя без меня на глазах, но это ведь в Марте!.. Галя и Лиза поют, а Титаник тонет и тонет… Прячься, скорей, засыпай, это бабушкин сонник…

Я - у()горазден Гения любить, быть Гению счастливою подмёткой. Подмигивает Вильям: «…ыть, не …ыть», - в его руках и скипетр, и плётка. Вот естество, бери, имей, как «ять», и никакой употреблённой дури. Не утруждайтесь, Вам то не понять, что буря в преждевременной натуре. Все словеса повиснут на весах лохмотьями иссохнувшихся сплетен, когда воскликнет мир: «Любили, Ах!», - и дверь сорвёт-ся в МИР несчастный с пЕтель…

Моя слеза мужская для тебя тебя Же долго дожидалась, сердца чужие теребя, тебе неверной оказалась. Прости… Так жизни нить тонка, повис, лечу, кричу в восторге. Люблю… Срываюсь… Пусто… Та Же бьёт меня за всех по морде…

Позволь войти не в дверь, не в чёрное окно ночное, не в комнату с дурманом пустоты. Издалека всё кажется обманом, но тянет жилы, тянет знать, что ты - живая тень, живая дождевая слеза и смех, и беспощадный грех. Да, мы умрём, друг друга не узнаем хотя один и тот же цвет сорвём…

Мужчина должен… Посадил, построил, родил… Живу в беседке. Должен.

Я поджёг бикфордов шнур, смотрю на огонёк и думаю о «Ба-бах». Если скосить чуть левее глаз, можно заметить вялотекущий Амур, а можно, скривившись, воскликнуть театрально «Ах!». Время от времени различаю по темени: утро - внутри, вечер – обнаруженный холодный ужин. Занимаюсь на досуге, скользя по полу, наскальной живописью.

Знать никому здесь больше не нужны: к зиме готовятся в помывочной деревья. Окончены все птичьи дележи, и что могло, отрифмовалось с кровью. Вот на виду сорвавшийся кобель, спеша, подрагивает на такой же суке. Он убежит, поджав свой куцый хвост, а ей вылизывать щенков и чьи-то руки. и никому здесь правда не нужны.

Последнее желание убить, высматривая лиходея руки. Бросаешь эту воду пить, бросаешь и испытываешь скуку. И слышишь крик ...................истерика: «Запой!», - в ночь откликаясь пением на голос. Когда-то был пленительный прибой, теперь на отвороте ищешь волос и тишину в сосудах по утрам. Голодная сметливая расплата, спокойствие, уверенность: .........................."От/дам!" себе оставишь запах, цвет халата…

В конверт укладываю ночь: с-покойной ночи… Бурундучок ещё хохочет, но завтра…, завтра стиснут холода виски. Безумею и без умею жить, «Какие наши?..» - говорилось нам, - «…года», - а на конверте адрес «Никуда» и адресат по...маркою погашен…

Желания и этак, друг, и так… все позы, между нами, - проза. Да, Вы – Поэт, нет, я – червяк. В моей главе сплошные козы ностра, пусть я в Сицилии ни разу не бывал, как и в других местах довольно злачных. Испытываю чувств девятый вал мелкопоместно, часто, неудачно. Уеду, подлечусь, целебна грязь… Вернусь из грязи выхоходцем в князи. Вновь снится жизнь, её ручная вязь с падением счастливившихся наземь.