Глава первая. Племенное древо «Ибо не все те Китайцы, которые от Китая, и не все дети Лао-Цзы, которые от семени его». Конфуций. ...Бесновалась брюхатая Авдотья и беспробудно хлестала водку до самого последнего дня. Ее муж, низкорослый печник Модест, больно тыкал скрюченным пальцем ей в живот и говорил, что из-за её плясок и буйства новорожденный может уродиться глупым, вредным и некрасивым. Маляр Авдотья непотребно материлась, лупцевала своего Модеста как сидорову козу и зычно орала, чтобы он не прикасался своими грязными лапами к ее утробе, где близился к явлению на свет младенец божий... - Не божий, а мой! – тюкал себя в грудь тщедушный атеист Модест. - Это ты так думаешь! Накося! Выкуси! С маслом! – православная Авдотья совала в морду Модесту сразу две исполинские дули и снова дралась, как мужик.

1. У нее было неправдоподобное имя – Наяда. 2. Ночь. Звезды. Соловьи. 3. Зубами стиснув пилотку, Матвей преодолел ограждение из бетона и колючей проволоки. Глухо хряснув сапогами плашмя впился в грунт и затаился. Отдышался. Переполз парной чернозем вспаханной полосы, перебежал поле и зашарил глазами по темноте чащобы на другом берегу речушки. Виридоновый осколок неба прикорнул в застывшей воде. Наяда таинственно светилась в смоляных зарослях. Дрогнуло под сердцем. Матвей стремительно зашлепал к Наяде, поднимая лунные буруны и взбалтывая вымытые звезды. Глаза Наяды искрились невероятной мерцающей лунью, и вся она была необыкновенной - удивительной, возвышенной, одухотворенной. - Ботичелли! - красотой коротнуло в горле и Матвей опешил от такой неземной красоты: - Ботичелли! Рассыпчато рассмеявшись в ладошку, Наяда взяла Матвея за руку и потянула за собой в трепетный и загадочный сумрак и шелест.