Разорвать позолоченный круг И в другом очутиться плену, За пределами маршевых строк, За границами клетки снов. Как же тонок паучий узор, Но огромна липкая власть, И упасть не дает нам туда, Где ручей живой крови шумит. Чешую бы наростов пробить, Источить строгий камень колонн... Зачарованный глянцевый строй Растворит тот искрящийся сок, Что на нижней дуге глаз, Не пролившись еще, дрожит. В обитаемых фраз мир Ускользнет его малая часть, Чтобы мысли теперь не кружить Серой мошкой у пыльных ламп, А вернуться в ветра поток, Под мелодии истинных струн.

А разве это так уж важно, Когда из глубины пространства Вдруг строчкой вырвется отважной Зеленый лучик самозванства; Вдруг вынырнет нахальной птицей Из глубины пустого неба, Чтоб поклевать земного хлеба На площадях и на страницах? Когда сверкнет и вдруг погаснет, Собой, связав лишь на мгновение, Огонь и ламповое масло, Отчаянное вдохновение? Ведь вновь границы установит Густая ткань привычных мыслей: Преобладает импульс крови, А не мистические числа. Но несомненна неслучайность, Когда меняет ритм артерий, Впадая вдруг в другую крайность, Насущнейшая из материй.

Странный мир постепенно сложился Под наростами древнего юга; В глубине очарованной, в круге, Там, где ангел стрекоз притаился. Внутрь дома, отдаленное эхо, Проникает, сквозь шоры и шторы; Как бы отзвуки давнего смеха Или шум неизвестных моторов. Словно тень непонятного цвета Пробегает у самого века; И ресницы, и годы задеты На окраине чувств человека. То, заветное, ищет и манит Нас само. Но не встретятся стрелы, Не сольются с морем лиманы За чертой проведенною мелом, Мелом белым, по черной доске. За чертой, подводящей итоги, Рассыпаясь, осядут в песке Побережий, забытые боги. ***

В прихожей только правый был ботинок. А кровь стучала лишь в один висок. И Солнце освещало половину Квартиры той. И тень наискосок Как мышь бежала, от стенного шкафа, Пугая встречных серых пауков, - Шуршащая обманчивая лапа, Безмозглая попутчица веков. И гибла моль, в своем последнем танце Кружаящаяся сереньким бельмом. Улыбки были - словно иностранцы, И редко заходили в этот дом. И был у пиджака карман лишь правый. И жизнь была несбыточной картиной. И воздух был наскучившей отравой И надоевшей серой паутиной.

Я что-то вижу в темноте: Сквозь стекол, вечный сон, оконных, За полосой туманов сонных, Мерцают огоньки. Не те? - Сквозь тени черное дыхание, Зовут неясные мечты. Сгустились сумерки сознания. Но в них - дороги и мосты. Вокруг руины и провалы, И танец мертвых камышей... Через коряги и завалы, Сквозь писк полуночных мышей И прочих неизестных тварей, Куда зовут меня пути? _ В плену видений, слишком старых, Я нахожусь. Вопрос - "Кто ты, Что ты такое, что за призрак?", - Хочу задать я, но кому? - Невнятным тварям, странным мыслям, Глухому темному пятну? ЧТО это, что в остывших лужах, Колеблет точечки огней? ЧЕМУ мечты так верно служат В разрывах черных, между дней? ЧТО я ищу повсюду, где бы Ни ехал я, куда б ни шел? Сквозь города смотрю и небо, На странный мир, как древний ствол Из бездны лет идущий в бездну Как-бы другого бытия. Но сколько б мест я не объездил, Не нахожу дороги я.

Кварталы погрузились в чернила южной ночи, И птичий звон дневной бесследно растворился Среди ветвей и крыш. И воздух стал прозрачен, Но только не для глаза, а для далеких звуков; И темной глубиной бездонной обернулся, И дикой свежей тенью голодного пространства, Готового изгнать все замкнутые формы. И втягивая воздух, холодный и зовущий, Невольно ощущаешь то жуткое единство, В которое однажды навечно возвратятся Все лица и все годы, миры и города, Что складывал в копилку своих воспоминаний.

Если быть в состоянии левитации, Понимаемом как ампутация гравитации (Некогда составлявшей единое целое С неуклюжим, невнятным и невыразительным телом), Можно ощутить, как молекулы весеннего воздуха Проходят сквозь тебя белыми глянцевыми гроздьями, Оставляя за собой легкий эфирный след И какой-то уморительно-щекочущий свет. И тогда вдруг становятся совершенно неважными Бестолковые тени и драконы бумажные.

В солнечной банке стеклянной, Той, что на пыльном столе, Дней невозможных останки Нежатся в робком тепле Сонно-паучьей квартиры. Наискось луч из окна Падает в полночь сортира. Тонкая ноет струна Тайны тишайшего звона - Вечный пустой звукоряд. В крыльях седого плафона Мечется белый снаряд - Блик отраженного света. Гулких минут суета - В поисках вечного лета Жизни пустой маета. Ты собери их в коробки, Плотно в слои уложи - Лет непрочитанных стопки; Острые ранят ножи Их укоризны упрямой В том, что не смог, не сумел... Странные дальние страны - Твой невозможный удел.

Январский мрак, мороз танцует Холодный мелкий снежный твист, На стеклах белое рисует. Под снегом спит истлевший лист. И снова сны, и в них кошмары Великой северной страны, Где пьет волшебные отвары Железным клювом птица Тьмы. И вот в дыхании заводов, И в стуке стыков и колес, В узорных ледяных разводах, В стеклянном шепоте берез Читай - пророчества глухие О днях бездонных и слепых, Что лягут тучей. И лихие Ветра придут. Из букв скупых Узнаешь часть, коснешься края, Но и того уже довольно, Чтоб видеть, как судьба играет, Играет в кости. Вот контрольный Сухой щелчок... И красный снег... В разрывы туч, как око злое... Последний яростный набег Слепого ветра кроет мглою... И нет ни Родины, ни Бога, А только - серая звезда И вечно стылая дорога Из ниоткуда, в никуда...

Стальные зерна ос рассыпаны округой, И будет семя ждать, и будет время спать. И память о давно ушедшем старом друге, И дряхлая надежда все так же будут лгать. Все так же будет лгать зимой старуха-вьюга, Засыпав синим пеплом потухший мертвый сад, Глухие трактора и брошенные плуги, И остовов немых, ржавеющий отряд. Им будет темнота заветом воскрешения, Они переживут танцующий мороз, - Стальные семена, не знающие тления, Весной они взойдут крылами звонких ос. Глаза - небесный яд, в жужжаньи - песни ветра, И на груди горит персидский барельеф. И будет мерить тень степные километры, По воздуху скользить, - крылатый древний лев.

Серою пленкой прикрыты Томные, луж, глаза Синим бензином пропитан Город. Его слеза - Тусклый янтарь фонарный - Будет дрожать всю ночь. Тени сирен пожарных... Сон, уплывающий прочь... Стены, бензоколонки... Гулко на складе лет. Я раздобуду тонкий, Прошлого, странный свет. Я принесу комочек, Призрачный тот, домой. Из фосфорической точки Будет расти немой Теплой цветной рекою Память - простая быль. Утром... стряхну с тоскою Пепельных строчек пыль.

Тонкие рваные раны Дождь на стекле оставляет. Мысли так тихи и странны, Сонный пейзаж утомляет. В старой больной электричке Мимо руин небосвода... Тёплой зимой по привычке Дряхлая дремлет природа. Чёрные стаи над серой, Странно притихшей страною, Жмутся поближе друг к другу - Холодно тёплой зимою.

Холодным пасмурным рассветом, Как скрипку тронь засохший лист, И в память умершего лета Воронам жадным поклонись. Они искатели, монахи Ревнивой вечной пустоты, И с ними сумрачные страхи И шепот пепельный - на "ты". Они священны и ворчливы, Их резкий голос - будто рана, Они нахально-терпеливы. Сияет мрачная Нирвана В глазах отъявленных отродий - Святых наследников небесных. Для их Высокоблагородий, Свой путь, неназванный, но честный, Идущих с радостною бранью, Танцуют облачные духи; И наш Господь небесной дланью Им отпускает злые слухи. И танцы те увидеть - можно, И понимаешь, как неправ, Как невозможно-осторожно, В обход опасных переправ... А осень - старая привычка На дно ложиться, в желтый прах. И где-то тонет электричка В глухих и дальних пустырях. И только осенью стеклянной Ты понимаешь, как неправ... Ах, это время, - добрый лекарь, - Ужасный старый костоправ.

Солнце кошачьей походкой Тихо крадется вдоль неба. Длинные тени - как мачты, Полдень секут на сегменты. Кошка меж стекол дремлет, На окне, где рама двойная, Каждый ее волосок - Спектральный анализ Солнца. Звуки дробятся в окнах, В рюмках и толстом графине. Деревья в пустоты неба Тычут голые ветви. Над горизонтом - полоска - Место, где плавится время, Шум неизвестного моря... Голос беззвучный, негромкий... Пыль несет над асфальтом. Крылья ворон пугливы. Мир - как мозаика мыслей - В щели между фрагментов Видно что-то другое.

Этот шепот истлевших осенних стрекоз Пробуждает в растениях смуту, желание ветра, Чтобы рвать предпоследний, предсмертный склероз На клочки. Но цветы - без ответа, Без ответа - цвета, голоса Тростниковые дудочки речи (Или речек степных). В волоса Проникают бесцветные струйки-предтечи Седины, старины. Увядают родные места. Стекленеет застывшая звонкая память. Крестовидная повесть желтеет. С листа Истекают устало последние капли-пираньи Недопитой росы. В них дрожат, как осколки Фантастической вазы, закатного Солнца лучи, Невозможное эхо несказанных слов, перепелки, Что когда-то чуть слышно жалели о ком-то в ночи. И зачем говорить, если воздух сентябрьский жадно ловит Веерами ветвей равнодушного мягкого парка Запоздалых прохожих. Цвета солнечной крови, Подмигнет вдруг с конверта небесного, странная марка.

Этой ночью - небо - пыль На подошвах звезд. Истлевающий ковыль, Комья птичьих гнезд В черной лесополосе... Тайный ход времен По предутренней росе - Как болезни стон. Здесь гнилое колесо Катится в овраг. Перевернуто число. Все не так, не так... Не случилось, не сбылось... Колыбель скрипит, Из нее - оборвалось Все внутри - глядит Не зверушка, не малыш, - Тайна, глубина. Стекленеющая тишь... Мертвая струна...

Тонкие серые осы Ползают тихо по крыше, Шепот их маленьких ножек Кожей неспящей я слышу, Слышу их хрупкие крылья. Слышу сухие листочки, Лунной покрытые пылью. Вижу ползущие точки. Осенью странные птицы Ходят за дальнею речкой, Длинные ноги - как спицы, Шеи - как желтые свечи. Что-то хватает за сердце Тусклой неясной петлею - Полупрозрачные дверцы Вновь не дают мне покоя. Гибкие длинные норы Манят, уводят и кружат, Пыльные их визитеры Цели бессмысленной служат. Тусклой кротовою шерсткой Лица слепые покрыты. В дали, в бессветные степи Лазы сквозь почву прорыты Между корней и крупинок Черствой земли неподъемной. Сети подземных тропинок Неуловимо знакомы.

Здесь живут недотыкомки, Здесь живет больная тишь. Страшно выглядят иконки, И шуршит ночная мышь Собирая зерна мрака И таская их в дыру. И поскрипывают знаки, Зодиака, на ветру. И деревьям - гулко, зябко. В увядающей траве - Черный еж - колючек шапка - Как опилки в голове. Ноет серая заноза, И не вытащить никак. То ли мыши, то ли слезы, То ли тени на щеках. Жизнь тройным хитросплетеньем Черных нор вокруг лежит, И над нею, и над тленьем Птица глупая кружит.

Бессонница. Луна и карандаш. И на стене тенистые картины. Давление упало. Ералаш Из пятен и лучистой паутины В моих глазах. Я - радиосигнал. Мне вторит эхо сумрачных предместий. Затронут, голубой прозрачной жестью Ночных сверчков, зиящий провал Окна в стене. Приветствую пустых Вертлявых, тонких, маленьких, рогатых Бесцветных и прозрачных акробатов, Что населяют серые листы, Синеющие ломанные строчки, Заброшенные старые холсты, Созвездия чернильных тонких точек И странные потухшие цветы.