Стояла Нимфа средь лесной поляны Сатира зазывая наготой. Смотрел он взглядом томным, полупьяным и опьянялся этой красотой! Смотрел на Ёе мраморную шею, точеные резцом незримым ноги, и думал в тишине, благоговея: «Какое чудо изваяли Боги!...» Мгновенье!.. И Сатир обвил руками прохладное и сладостное тело! Прильнув к нему иссохшими губами, Он пил, ... но жажде не было предела! Что это с Ним? Он словно прикоснулся к какому-то живому божеству и мчится к небу!.. А когда очнулся, не верил в то, что было наяву! Всю ночь без шороха и звука, боясь уснуть, удобно лечь, Они терпели страх и муку, чтоб гнев Всевышних не навлечь! Различив Нимфы в синей рани Осунувшиеся черты, Он, все предусмотрев заранее, сошел под сени темноты. Глядела любопытная Луна в окно закрытое балкона. Мне в лунном свете виделась Она таинственной, из тьмы веков рожденной….

Мне кажется порою, что солдаты с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей…. Р. Гамзатов Я слышу песню майскою порою в умытом парке, под дождя мотив. Седой стоит мужчина под листвою, плащом мальчонку с головой накрыв. Прижал, покрепче, затаив дыханье, хоть песню эту слышал он не раз. И, может, от былых воспоминаний слеза скупа вырвалась из глаз. А чуть в сторонке школьницы шумели, напоминая гам весенних птиц: жевали, веселились, что-то пели, и их веселью не было границ! Зачем им знать, что падали солдаты средь красных и невспаханных полей; что мой отец средь поля пал когда-то: не плакать им от «Белых журавлей» …

Ты помнишь, было, небо голубое… Вдруг тучи, как из ада, наползли И ураган пронесся над Тобою, Что корни Твои вырвал из земли! С тех пор годами кровоточит рана И даже время для Тебя не врач. Но те, что пали жертвой урагана, уж не воскреснут: плачь не плачь. Не убивайся, милая, не надо; Зачем в слезах отчаянье топить? Нам всем Судьба подносит чашу с ядом И мы ее обязаны испить!...