Прощай, мой Август, прощай навсегда, тот, про Который молчит одинокая птица сталь. Спеши, улетая в ладонь оброни перо Тепло забери, но оставь навсегда печаль. Прощай, твои слёзы были как мёд горьки. В четверг я тебя позабуду - опять навек Тебя позабуду. Беги от меня, беги, Быстрее, быстрее, и не замедляй свой бег. Ты кончишься, знаю, как всё, что имело смысл, Как этот последний в твоём присутствии чай, Как я, Пресвятейший, а я – это просто мысль. Печальная мысль о тебе, Император. Прощай.

От того, что снег не тает Кто – то на небе считает Нам до ста Вперемешку с Фрэнком Заппой На устах кошачьей лапой немота столь естественна, что спроба отпустить на волю слово терпит крах и куда лететь не знает, на шурупах повисает и шнурах, всё на проволоке, всё на скрепках, всех красавиц лона на замке, под печатями, в портфелях дипломатских, в мавзолеях, на песке у волны средьземноморской, на краю планеты плоской, где трубя что безумный в дудку ночи понял, всё – же, что заточен под тебя, под одну из многих, что – ли но ни трепета, ни боли ни сучка ни задоринки, ни смеха, канифоль одна утеха для смычка. стать бы сыном ложки старой, сдать себя стеклянной тарой, что бы в срок получив пригоршню меди вторить “азы, буки, веди” на зубок Чей-то скоро нам дорога. Было мало, было много, Аз и есмь Классно было, было худо, Было всяко, и покуда Все мы здесь. Сны мои друг другу снятся, Дни мои во тьму струятся Как пески Воскресенье угасает Даже водка не спасает От тоски

“на каком языке ты со мной говоришь”? Повторишь Ты, и долу со вздохом опустишь глаза. Где – то за Звуковою чертою остались слова И едва Есть такой самолёт, что б её одолеть. Не успеть Прошептать “я люблю”, протрезвонить “прости”… Не спасти, Даже если в порыве щекою к щеке. По руке Хоть гадай, хоть мизинцем води в полутьме В кутерьме Все любови растеряны, все шалаши. Не спеши прививать себе оспу обиды к лицу. Всё к концу, всё к финалу, как в книге, где свой эпилог не далёк; не далёк я умом видно, если кричу “Не хочу больше видеть тебя” и со звоном стекло потекло потекло по сусалам, стекло по усам, по лесам по дремучим по нашим обидам, по снам тем, что сам рад забыть, да сбылись. Каждый в свой день и час… все про нас.

Как каплю – океан воды – Дитя осенней тучи серой Так нас с тобой утешит север – Твои глаза, мои мечты. Всё приберёт остывший лес Своей неслышной, хладной дланью, И тихий шелест умиранья Скользнёт по лезвию небес, Когда с остывших губ одно “Люблю”, сорвавшись, станет мною, твоё, услышав за спиною в него почти поверю, но как в то, что суждено забыть, как помнит слёзы роговица. … и будет день как вечность длиться,

Я шёл по городу, шёл снег В кишке подземной перехода Урчала сотней человек Непроходимость пищевода. Топорщился ларьков гастрит, Сосиска позднего трамвая Вползала в сумрачный Аид лицо искрою обдавая аборигена, чьей мечтой был постный суп и чашка чая у входа сгорбленный святой просил на хлеб, не замечая звезды в дырявом котелке на опрокинутом асфальте стоял с оскоминой в руке от постоянного “подайте”. Гремела музыка, в углу Как мертвяки, при жолтом свете В грязи, подобно барахлу Лежали скомканные дети. Рожденные без матерей, Но с явной допомогой мата Да постоянного “налей”. Дым сигаретный плыл, как вата, Вплетался в разговоры, жил, Творил свои средствА и цели Влюблялся, головы кружил, заимствуя мозги и щели, Трясло бетонное кубло, С налитой кровью красной рожей Покуда мной не пробрало И вырвало на свете Божий. p.s. …и в этот миг, как в сладком сне порою зимнего ненастья любой фонарь казался мне звездой пленительного счастья.